Жизнь собачья

13 августа 2023 - Василий Реснянский

            Дворовый пёс Тайфун лежал на прохладной земле, в тени будки, положив тяжёлую голову на вытянутые лапы, наблюдая, как разгорается летний день и тени становятся всё короче и короче. Было ему от роду двенадцать лет, по собачьей метрике возраст солидный, даже хозяин двора, Иван Иванович, сказал как-то, погладив его между ушей: «Стареешь, брат, стареешь, как и я, - вон и спина горбатится и в загривке седина выбилась. Пора замену тебе подыскивать…»
.            Сам он крупный, поджарый, лапы крепкие, грудь широкая, статью и окрасом немного в прапрабабушку, немного в тамбовского волка, по собачьим меркам самый что ни наесть мачо. До сих пор живёт в нём ген свободы и воли, доставшийся ему от предков, порождая порой в нём страсть к путешествиям. Тогда он покидал свой двор, который обязан был охранять, и уходил бродить по посёлку в поисках приключений, пугая своим видом обывателей. Тайфун обычно свободно бегал по двору без всякой привязи. Ему всё позволялось, а он охотно участвовал во всех делах и устанавливал свои законы: это он решал будут воробьи клевать из куриного корыта, или у них сегодня постный день.
            А тут, на днях, прибыла в посёлок расстрельная шайка собачников. Начальник зачитал постановление, в котором доводилось до сведения всех жителей, что по области зафиксирована вспышка какой-то страшной болезни, переносчиками которой могут быть и собаки. Поэтому, всем владельцам оных предписывалось своих Тузиков и Шавок посадить на цепь, а всякая псина, замеченная на улице, будет безжалостно отстреливаться. Тайфуну одели намордник, Иван Иванович держал, а пьяный ветеринар вмандюрил бедному псу укол в бедро по самое не могу. «Терпи, Тайфун, - приказал хозяин – для твоего же здоровья».
            И вот теперь он лежит возле своей будки закованный в цепи, по-стариковски грустно и трезво, как всякая собака, рассуждая о смысле бытия и перебирая в памяти крохи мудрости, застрявшие в лабиринтах сознания.
            Что такое есть наша собачья жизнь, зачем она нам даётся? Что этим хотел выразить Творец? Кто-то сказал, что жизнь – игра, и я с этим полностью согласен. Это похоже на картинки калейдоскопа, который вертит перед нашими глазами Мироздание, дурача и забавляя наш мозг, а мы всего лишь белковая субстанция, разложенная по нишам на ступени развития. Трудно осознать всю замысловатость этого Мира когда у тебя в башке всего две извилины. Лошади легче, у неё голова большая или человеку, у него полтора килограмма серого вещества, хотя, тоже не намного умнее нас, собак, – тычется по жизни, как слепой кутёнок. Однако, хочется заглянуть в первоистоки творения Мира. Всем известно, что человека создал Бог, а уже потом человек осознал Бога по образу и подобию своему. Так вот, когда Творец увлёкся резьбой по кости, он вырезал Адаму из его ребра подругу. Но ведь рёбра парные, а второго ребра нет! Куда же оно делось, если только его не унесла ворона? И тут я открою вам истину: из второго ребра Господь сделал собаку! Именно собаку, потому что женщина друг и собака тоже друг человека, получается – два сапога пара. Пёсий род всегда был рядом с людьми, спасая их от смерти, если не свои естеством, то собственным мясом. А кто бросался под танки с поясом джахида, защищая свою Родину, кто вытаскивал раненых под свинцовым шквалом? Мы и на границе, и на таможне, потому что мзду не берём, служа Отечеству. Вот говорят, Роберт Пири первым дошёл до Северного полюса. Так это же сущая несправедливость, ведь впереди него бежала собачья упряжка! И на Южном полюсе первыми на земную ось помчались собаки, чтобы она легче крутилась, а потом уже Рауль Амундсен со товарищи. То же самое и с покорением космоса. Не Советский человек был первоходцем, а Советская дворняжка Лайка! Правда и человека запускали для эксперимента на ровне с собаками. Яйцеголовые думали: «Пущай в невесомости покувыркается. Вернётся – значит: – Ура! Ура! А не вернётся – хрен с ним, памятник поставим». В общем, человек вернулся, а Лайка – то до сих пор летает и хоть бы кто-нибудь додумался покормить собаку! Опять же обратимся к науке, кругом одни Шарики и Бобики, взять, к примеру, хотя бы того же Павлова с его условным рефлексом. Правда, не мы ему горло резали, а он нам, но партия и правительство всегда доверяли больше собакам, чем Павлову. Да и сам кинематограф! Ведь это благодаря собакам появились кинологи, а уж потом важнейшее из всех искусств! Да много, много есть вопросов к человечеству! К кому обратиться, с кем посоветоваться? У нас же любая инициатива наказуема. Что ни спроси, на всё один ответ: «Не твоё собачье дело!» А главный аргумент у них – держак от лопаты. Одним из первых правозащитников свободы собак выступил великий Высоцкий со своим обращением к элите:
Товарищи учёные, доценты, кандидаты…
Собак ножами режете, а это бандитизм!
            С тех пор многое поменялось: поставили памятники, придумали награды, записали в конституции, что нельзя больше бить псину по спине черенком лопаты, а убийство приравняли по тяжести к изнасилованию крупнорогатого скота и к грабежу со взломом. Один депутат в думе, говорит, как ратовал за то, чтобы уравнять всех собак в правах, хотя бы с женщинами, что даже в конце обписал трибуну. И я его полностью поддерживаю! Оратор из меня не важный, могу и гавкнуть что-то лишнее, а вот обоссать трибуну после некоторых выступлений готов хоть сейчас. И, вообще я считаю, что пора создавать свою собачью фракцию под лозунгом: Каждому сукиному сыну – тёплую конуру и миску супа! Вот, говорят, в Австралии собаки Динго давно живут обособленно под советом стаи. У нас тут тоже нашёлся один поп Гопон, предложил собак кастрировать и отпускать в естественную среду. Хочется сказать такому умнику: «Не суй свой нос туда, куда собака суёт свой пенис!» Поймать бы его, да отгрызть ему то, что кастрируют! Это где же он увидел среду? Тут сплошной понедельник! У нас ведь кенгуру по улицам не скачут, а кролики закрыты в клетки у хозяев; нам положен полный пансион по конституции! Так что, много ещё несправедливости в нашей собачьей жизни. Как говорят французы: Шерше ля фам, что в переводе с французского на собачий означает – ищите сучку! Ну с этим у нас проблем нет. Я тут, на посёлке одну «волынку» знаю, та никому не откажет, любит побаловать под хвост, Линдой кличут, и кто бы её не жарил, щенков никогда не бывает. Люди зовут таких – гулящая сука, а я её не осуждаю, поскольку терять ей нечего, а живём один раз. А вообще, у меня есть постоянная подружка, Альфа, из Цветочного переулка та никого к себе не подпускает, ждёт меня. Жаль, что течка у неё раз в год! Насчёт щенков я никогда не интересуюсь по той простой причине, что не царское это дело. Наша задача поучаствовать в посевной компании, поставить галочку, а потом - хоть трава не расти!
            По весне как-то заглянул к нам во двор хозяин Альфы, дядя Сергей, «Слухай, Ванюшка, что сказать хочу. Опять застукал твоего Тайфуна со своей Альфой, в саду под сиренью скрестились. Метлу об них, бесстыжих, обломал! Ты говорил на работе, что Тайфуну пора замену искать, так вот, летом приходи, выберешь себе кутёнка, его закваска!»
            Когда открывается гон, вся кодла нашего посёлка собирается на пустыре, обсуждаются новости, вопросы, жалобы. Тут уже действует закон стаи. Как говорят люди: это вам не у Проньки за столом, тут не пёрднешь! Каждый знает своё место и за каждое «гав!» надо отвечать.
            Собирается обычно голов десять. Рулим мы вчетвером: я, Кардан, Вулкан и Фобос, остальные – мелочь блохастая, типа – Рыжик, Пыжик и Трезор. Все личности интересные, про каждого можно отдельную книгу написать. Кардан, например, на случку всегда является с обрывком цепи на шее, суки считают, что это круто, а он гремит ею, как беглый каторжник кандалами. Вулкан, скандалист и задира, до хрипоты готов спорить, что чёрный он от того, что к его предкам примешалась кровь негров, которых они охраняли, а его родственники, якобы, до сих пор живут на Миссиписи. Хотя, верить ему нельзя, потому что он порой несёт такую пургу, что эту брехню надоедает слушать даже его хозяину, Лёньке Косому, и он одёргивает Вулкана своим костылём. Фобос в случках не участвует, а только смотрит как это делают другие и каждый раз рассказывает одну и ту же историю: Как они с хозяином жили где-то на Севере, под Минусинском и он, в шестидесяти градусный мороз, схлестнулся с ездовой Лайкой и отморозил себе весь половой набор джентльмена. А мне кажется, что его элементарно кастрировали, но я с ним никогда не спорю, дабы не ущемлять его достоинства кобеля.
            На сходках так же обсуждаются всякие интересные вопросы. Например, прошлый раз выступал Тобик, очень начитанный и продвинутый пёсик. Дело в том, что он живёт вдвоём с одинокой бабушкой и они вместе сидят на диване и смотрят Интернет. Он говорит, что в городах собакам стали вешать на уши жёлтые бирки, а с этой «индульгенцией» можно кусать любого и всё прощается. Теперь он задал вопрос: имеет ли право бездомная собака, если она привитая, чипирована и кастрирована, укусить Папу Римского за филейную часть? Таким образом можно приобрести известность и оставить свой след в истории в виде отпечатка зубов на святой заднице понтифика. Идея конечно заманчива, но как попасть в Италию?
            Впрочем, не только с местными, но и с иногородними особами приходилось сталкиваться. Вот, не далее, как прошлым летом, приезжала к соседям из Питера одинокая дама с собакой, тётя Поля. Эта самая собака, какой-то не нашенской, редчайшей породы, звать Солли. Тётя Поля горой стояла за её родословную, никого к ней не подпускала, ищет ей для случки прынца с «фирменным наконечником». И Солли и Полли, обе холостые и ставят из себя чёрте что, каких-то аристократок, как будто они ни разу в жизни и не пёрднули! Сорока весть принесла, и что, мол, на посёлке появилась шибко крутая пара. Ну, сходил, посмотрел… Что ты! Какие только фокусы не делают деньги с божьими тварями! Эта Солли вся надушена, напомажена, покрашена, пострижена, уши и хвост купированы, а под хвостом выбрито. И нет в ней ничего особенного, обыкновенная сучка крашеная! Хотя простые яйца от крашеных по вкусу ни чем не отличаются, думаю, надо всё же проверить. Пометил я им забор в трёх местах , приветы Солли оставил, и ушёл. Выждал дня два, когда эти особы пошли на речку купаться. Только тётя Поля нырнула в воду, а Солли осталась на берегу, я вышел из кустов и предложил ей сыграть в поддавки, а эта фифа сразу и согласилась! Честно скажу: работал без всякого удовольствия, при свидетелях, посреди пляжа стиснув зубы и отвернув морду в сторону, только из принципа, мол, знай наших, хуторских! Но «отдуплился» на совесть, без туфты, бедная Солли потом три дня зализывала место стыковки, да куда там – что написано пером, не вырубишь топором! Да они все такие женские особи! Сначала согласятся, а потом опомнятся: «И зачем же я этому кобелю дала, ведь у меня же нет ни своей конуры, ни твёрдого продпайка!» Вот и бегает потом по помойкам в поисках пособия, доказывает всем, что она мать одиночка. А раньше ты о чём думала? Ведь ты же сама видела, что это кобель, а кобель он и в Африке кобель, разве что в Италии «кобелино», что сути не меняет.
            Тут вынырнула тётя Поля и с ней приключилась истерика: «Ах наша Солли, наша Солли! Ах родословная, ах родословная! Да это не секс, а Божья кара, уж лучше бы этот кобель меня изнасиловал!» Не спорю может быть и лучше, сравнить не с чем, хотя эта тётя Поля, сучка ещё та – трёх мужей похоронила и никто не знает от чего они умерли. А насчёт родословной она зря беспокоится, я, не покладая лап, тружусь над улучшением собственной породы, чтоб щенки были, если уж не такими умными, как я, то хотя бы красивые, как Бильмондо (не знаю кто это, но кликуха – классная !). Короче, есть что вспомнить. Как поётся в одной песне – «Вот так проходит наша молодость и жизнь».
            Тайфун поудобнее переложил лапу, раненую шприцем и снова погрузился в воспоминания. В молодости я был шустрее, смелее. Помню, как-то объявились в наших местах два волка, якобы ушли из заповедника. Встретили их мы с Карданом, он тогда со мной дружил, за посёлком, у оврага, где у нас свалка. Я им говорю: «Пацаны, зря вы сюда притаранили. Это наша вотчина, здесь мы с Карданом в верхах рулим. У нас всё тут схвачено, всё по понятиям, стае залетные фраера не нужны и ваше нам не светит!» Они постояли, послушали, старший клыки показал, мы тоже. Те прикинули хвост к носу, чуют, дело пахнет керосином, ловить нечего и подались курсом на Тамбов. Больше мы их не видели, а, ведь, могли бы и порвать!
            Кстати, Кардана последний раз видел зимой, всё в том же овраге, во время оббега границы. Я сразу его узнал по масти, по ошейнику и обрывку цепи. Лежал рядом с кучей мусора неприкопаный, снежком припорошенный, больно уж как-то по-собачьи, но никак не по-людски. Хоть бы ошейник сняли, он же волю любил…А ведь мы с ним одногодки… Вот так и каждый из нас закончит свой бег по жизни, кто в грязи придорожной канавы, кто на бархатной подушке в орденах, но конечная точка здесь, овраг большой, места всем хватит.
            А волков я уважаю! Не потому что во мне их гены, а потому что это братва вольная и дружная. А как они поют! Не хуже, чем грузины – один запевает, остальные подхватывают. Мелодия такая душевная, что просто сердце замирает и кровь в жилах стынет. Я как-то в молодости, на полнолуние, решил тоже попробовать свои вокальные способности. И только я значит запел акапэлло, выходит на крыльцо хозяин и говорит: « Ты у меня повой ещё, повой! Я тебе сейчас подережирую…», и берёт палку. Ну, я думаю, зачем мне дерижор, если нет музыкального сопровождения и ушёл в будку. Так вот, может, и загубили во мне второго Тайфуно Лоретти!
            А воет наша братия на Луну вовсе не от тоски, а потому что по нашим повериям все тени тварей Божьих после смерти уходят туда, кроме людей, конечно, у них есть где-то свой Рай. И бегают вольные души по лунным долинам, никого не обижая, и их никто не тревожит, а мы поём им песни во славу.
            Только я смотрю не на Луну, а на звёздное небо и задаю себе вопрос: есть ли жизнь на других планетах? Вот, как-то раз, попалась мне на мусорке книга по палеонтаологии . сейчас же все книги везут на помойку, валят в одну кучу и классиков и современников, и стихи и философию. А эта книга была про динозавров, зубы у них не хилые, и я по клыкам определил, что это наши предки! Только мы измельчали, а люди наоборот, приподнялись. Вот я и думаю: нет ли где в космосе планеты, на которой пёсье племя создало свою цивилизацию?
            Собаки ходят там на задних лапах, стройные, высокие, средней шерстистости, все важные, без намордников и с газетами в лапах. Сучки поголовно в шляпах, ездят на дорогих лимузинах, а кобели стреляются из-за них на пистолетах. На этой планете нет кошек и блох, а люди маленькие бегают на четвереньках и собаки водят их в намордниках на поводках. И тут же, в вечёрке «Собачьи вести», огромная статья на первой полосе, о проблемах с людским поголовьем. Экологи возмущаются, что люди обоссали все памятники, засрали парк и пляж; предлагают ввести штрафы для владельцев людей и запрет на выгул своих любимцев в местах массового отдыха собак. А какой-то пёс, по кличке Гапон, предложил в думе закон, по которому все злые особи отстреливаются, а которые помельче, но без определённого места жительства, бомжи, отлавливаются. Их кастрируют, чипируют и отпускают в естественную среду…   Впрочем, это всё бред собачий и фантазии, земная жизнь совсем другая и с ней приходится считаться даже собакам.
            Тайфун оторвался от дум и поднял голову. Его ноздри уловили какой-то тревожный запах, он не смог его распознать, мешал цветущий куст шиповника в палисаднике. Чувство беспокойства нарастало в нём, атмосфера угнетала. Что-то на посёлке не так, что-то не правильно! Надо сделать срочный дозорный обход всей территории. Но с привязи уйти не так-то просто, это у Кардана цепь рвалась легко, потому что старая, вся на скрутках – хозяин жадный, а у Тайфуна цепь новенькая, хромированная. Однако, можно попробовать другим способом, решил Тайфун. Он потянул свои оковы и стал пятиться задом от конуры, вертя головой и стараясь снять ошейник через уши. С третьей попытки фокус удался. Тайфун хорошенько встряхнул загривок и сделал по двору круг почёта. Теперь он свободен, но уйти со двора нельзя, забор слишком высок! А вот в саду, за кустами смородины штакетник пониже и планки пожиже. Тайфун рыкнул курам, чтоб во время его отлучки не было никакого баловства, нырнул в приоткрытую калитку сада, ракетой прошил кусты смородины, преодолел забор и вышел «на орбиту». Теперь надо добежать до конца сада ,к озеру, потом вдоль оврага, а дальше переулками и закоулками можно попасть в любую часть посёлка. Сорока на берёзе без остановки строчила новости: «Тра-та-та, тра-та-та и собаку, и кота! И двуногих надо тоже!» На пустыре Тайфун принюхался к тревожным нюансам. Пахло свежей кровью, собачьей кровью! Запах тянулся со стороны парка по ветру, и он, поймав ноздрями эту струйку, пошёл по ней, как по верёвке.
            Возле парка, в тени деревьев, стояла старая, облезлая легковушка с будкой, так называемый «пирожок», предположительно белого цвета. В кабине маячили две головы. Одна старая, седая и кудрявая, вторая моложе, с усами в синей бейсболке. Между ними торчал винчестер дулом вверх, с глушителем.
            — Не велика же у нас сегодня добыча, – безразлично сказал старый, – пол дня стоим, а попалось всего две моськи. А говорили, что тут, в парке, бездомные собаки ходят стаями.
            — У страха глаза велики! – поправил кепку молодой. – Однако же война войной, а обед по расписанию. Ты как насчёт того, чтоб перекусить?
            — Дело мыслишь, Петров. Я всегда говорил, что из тебя выйдет толковый дед.
            Они поставили вверх дном большую картонную коробку между сидениями, получился импровизированный стол. На него выкладывали провизию, появился цветной термос. Вдруг молодой замер, дёрнул за рукав своего напарника.
            — Гляди, Седой какой клиент к нам пожаловал, прямо к машине метит…
            По дорожке вдоль парка трусил крепкий кобель серой масти с подпалинами.
            — На ловца и зверь бежит! Тихо, не шуми, я его сейчас через окно сниму…
            Седой, с ловкостью профессионала, вскинул винчестер, прижал приклад. Выстрел, укрощённый глушителем, прогремел коротко и глухо, словно лопнула басовая струна на грифе судьбы. Тайфун упал, натолкнувшись на невидимую преграду, неловко подвернув лапу.
            — Давай, Петров, твой ход! – прохрипел старый, пряча оружие за спинку сидения.
            Молодой покинул кабину, одел рабочие перчатки подошёл к собаке, пнул ногой её тело и затем потащил его за заднюю лапу к машине. Открыв дверцу фургона, забросил обмякшую тушку в кузов, уложил рядом с двумя такими же, накрыл брезентом и захлопнул дверь. Потом они долго мыли руки, поливая друг другу из пластмассовой бутылки, молча. Наконец «бейсболка» спросила:
            — Тебе их не жалко… стрелять?
            — Жалко, Федя, жалко! – с готовностью отозвался седой, вытирая руки салфеткой. – Работа наша такая, деньги нам за это платят, значит работать надо хорошо! Палач вон, может, тоже каждый день в храм ходит, плачет и молится, но работу свою исполняет добросовестно. Не каждый сможет с одного удара голову срубить. Вот и я с одной пулей в сердце укладываю, не мучаю своих бедолаг.
            Сели в кабину вокруг картонного стола, взяли по огурцу.
            — А какая между нами и собаками разница, коли у них сердце есть и кровь красная? – не унимался молодой – Если мы все твари Божьи, значит и лепили всех нас из одной глины, следовательно для Творца мы все равны, по сути! Раз из собак можно мыло сварить, почему из людей нельзя? Чем лежать в могиле, разлагаясь на атомы, уж лучше послужить на последок во благо людей, чем мы хуже собак?
            — Ну да! Есть же одеколон «Саша», а это будет мыло «Федя» с парфюмом твоих носков, а если мыло сварить из моей тёщи, оно и руки разъест! Хотя, если на всё смотреть с мыловарни, тут все мы равны и ещё неизвестно из кого оно лучше выйдет.
            — А вот я и хочу спросить у тебя, как у старшего, – чем наша жизнь отличается от собачьей?
            — Да ни чем! - засмеялся охотник. – Ей–богу! Жизнь собачья, а законы – волчьи.
            — Нет, я не об этом, не понял ты. Я спрашиваю: зачем мы существуем, для чего живём на этом свете?
            — Как для чего? – удивлённо развёл руками седой, – Для детей своих и внуков!
            — Это всё верно, всё правильно, так в книжках написано. А дети наши для чего?
            — А наши дети для своих детей!
            — Теперь смотри что выходит. – Молодой погладил усики. – Значит мы живём для детей дети – для внуков, внуки для правнуков и так далее. Получается пирамида жизни, а вершина пирамиды, как известно, стремится к нулю. Прейдёт время, все умрут, Земля рассыпется, а Солнце потухнет, нет же ничего вечного! Так зачем же всё это пот, кровь, страдания и всё кругом?
            — Ну, ты даёшь, Петров! Глубоко, брат, копаешь! – седой задумался. – Не нами замечено: как нельзя объять необъятное, так нельзя нашим умишком постичь замысел Творца. Живи, Федя, проще, на Мир глядя веселее, на наш век солнца хватит, а от таких вопросов люди сходят с ума.
            — Ты знаешь, я задал этот вопрос своему соседу по даче. Живёт там у нас один старик, верующий. Говорю: «Зачем Творец создал это свет? Для чего всё вокруг? Может он так не хотел, а в расчеты вкралась ошибка и всё пошло в разнос?» А он мне ответил: « Это не твоё собачье дело! Ты, щенок, ещё на свете не жил, а уже Бога хаешь, за бороду поймать хочешь!» Так я же не против Бога, не осуждаю Великий Замысел, я истину найти хочу!
            — А вот тут я тебе помогу и мы её сейчас найдём! – кудрявый открыл бардачок, вынул из него бутылку портвейна и щёлкнул ногтем по дну – Все мудрецы и мыслители утверждают, что она здесь!
            — Тогда наливай! – стукнул кулаком по коленке усатый.
            — А как насчёт руля?
            — Ради истины не грех и согрешить. Да и что мне будет с одного стакана, а до вечера ещё – ого го!
           Чмокнула пробка, алое вино, как жертвенная кровь на алтарь, плеснуло в бумажные стаканы.
            — За что пьём, Кузьмич? – взбодрился в бейсболке.
            Кузьмич посмотрел на зелёную траву, на высокие тополя, проткнувшие синее небо, сквозь листву которых прыгали колкие зайчики солнца, прислушался к всхлипам иволги и вздохнул:
            — Давай за то, чтоб жизнь не казалась мёдом, а то, ведь, к хорошему быстро привыкаешь, да потом подыхать будет страшно…
            В это миг под брезентом очнулся Тайфун… пуля прошла рядом с сердцем навылет. Организм очнулся от шока, сконцентрировал все ресурсы и сделал последний выхлоп адреналина. Смерть уже включила свою анестезию, ничего не болело, сознание оставалось холодным и ясным. «Так вот, значит, какая она – смерть! Этот не больнее, чем удар по спине черенком лопаты. Мы боимся говорить о ней, произносить это слово, а ведь, она – благо. Жизнь это цепь, удерживающая нас в вихре страстей и катастроф, между горем и радостью, заложниками борьбы добра и зла, а смерть обрывает оковы обречённости и дарит нам абсолютную свободу!» Тайфун вытянул лапы, распрямил спину и, оскалившись в собачьей усмешке, понёсся сквозь седой сумрак вечности навстречу лунному свету туда, где среди кратеров и горных цирков распростёрлась бескрайняя долина сказочного Эльдорадо, залитая золотом солнца.

Энгельс

Регистрационный номер №0519526

от 13 августа 2023

[Скрыть] Регистрационный номер 0519526 выдан для произведения:
            Дворовый пёс Тайфун лежал на прохладной земле, в тени будки, положив тяжёлую голову на вытянутые лапы, наблюдая, как разгорается летний день и тени становятся всё короче и короче. Было ему от роду двенадцать лет, по собачьей метрике возраст солидный, даже хозяин двора, Иван Иванович, сказал как-то, погладив его между ушей: «Стареешь, брат, стареешь, как и я, - вон и спина горбатится и в загривке седина выбилась. Пора замену тебе подыскивать…»
.            Сам он крупный, поджарый, лапы крепкие, грудь широкая, статью и окрасом немного в прапрабабушку, немного в тамбовского волка, по собачьим меркам самый что ни наесть мачо. До сих пор живёт в нём ген свободы и воли, доставшийся ему от предков, порождая порой в нём страсть к путешествиям. Тогда он покидал свой двор, который обязан был охранять, и уходил бродить по посёлку в поисках приключений, пугая своим видом обывателей. Тайфун обычно свободно бегал по двору без всякой привязи. Ему всё позволялось, а он охотно участвовал во всех делах и устанавливал свои законы: это он решал будут воробьи клевать из куриного корыта, или у них сегодня постный день.
            А тут, на днях, прибыла в посёлок расстрельная шайка собачников. Начальник зачитал постановление, в котором доводилось до сведения всех жителей, что по области зафиксирована вспышка какой-то страшной болезни, переносчиками которой могут быть и собаки. Поэтому, всем владельцам оных предписывалось своих Тузиков и Шавок посадить на цепь, а всякая псина, замеченная на улице, будет безжалостно отстреливаться. Тайфуну одели намордник, Иван Иванович держал, а пьяный ветеринар вмандюрил бедному псу укол в бедро по самое не могу. «Терпи, Тайфун, - приказал хозяин – для твоего же здоровья».
            И вот теперь он лежит возле своей будки закованный в цепи, по-стариковски грустно и трезво, как всякая собака, рассуждая о смысле бытия и перебирая в памяти крохи мудрости, застрявшие в лабиринтах сознания.
            Что такое есть наша собачья жизнь, зачем она нам даётся? Что этим хотел выразить Творец? Кто-то сказал, что жизнь – игра, и я с этим полностью согласен. Это похоже на картинки калейдоскопа, который вертит перед нашими глазами Мироздание, дурача и забавляя наш мозг, а мы всего лишь белковая субстанция, разложенная по нишам на ступени развития. Трудно осознать всю замысловатость этого Мира когда у тебя в башке всего две извилины. Лошади легче, у неё голова большая или человеку, у него полтора килограмма серого вещества, хотя, тоже не намного умнее нас, собак, – тычется по жизни, как слепой кутёнок. Однако, хочется заглянуть в первоистоки творения Мира. Всем известно, что человека создал Бог, а уже потом человек осознал Бога по образу и подобию своему. Так вот, когда Творец увлёкся резьбой по кости, он вырезал Адаму из его ребра подругу. Но ведь рёбра парные, а второго ребра нет! Куда же оно делось, если только его не унесла ворона? И тут я открою вам истину: из второго ребра Господь сделал собаку! Именно собаку, потому что женщина друг и собака тоже друг человека, получается – два сапога пара. Пёсий род всегда был рядом с людьми, спасая их от смерти, если не свои естеством, то собственным мясом. А кто бросался под танки с поясом джахида, защищая свою Родину, кто вытаскивал раненых под свинцовым шквалом? Мы и на границе, и на таможне, потому что мзду не берём, служа Отечеству. Вот говорят, Роберт Пири первым дошёл до Северного полюса. Так это же сущая несправедливость, ведь впереди него бежала собачья упряжка! И на Южном полюсе первыми на земную ось помчались собаки, чтобы она легче крутилась, а потом уже Рауль Амундсен со товарищи. То же самое и с покорением космоса. Не Советский человек был первоходцем, а Советская дворняжка Лайка! Правда и человека запускали для эксперимента на ровне с собаками. Яйцеголовые думали: «Пущай в невесомости покувыркается. Вернётся – значит: – Ура! Ура! А не вернётся – хрен с ним, памятник поставим». В общем, человек вернулся, а Лайка – то до сих пор летает и хоть бы кто-нибудь додумался покормить собаку! Опять же обратимся к науке, кругом одни Шарики и Бобики, взять, к примеру, хотя бы того же Павлова с его условным рефлексом. Правда, не мы ему горло резали, а он нам, но партия и правительство всегда доверяли больше собакам, чем Павлову. Да и сам кинематограф! Ведь это благодаря собакам появились кинологи, а уж потом важнейшее из всех искусств! Да много, много есть вопросов к человечеству! К кому обратиться, с кем посоветоваться? У нас же любая инициатива наказуема. Что ни спроси, на всё один ответ: «Не твоё собачье дело!» А главный аргумент у них – держак от лопаты. Одним из первых правозащитников свободы собак выступил великий Высоцкий со своим обращением к элите:
Товарищи учёные, доценты, кандидаты…
Собак ножами режете, а это бандитизм!
            С тех пор многое поменялось: поставили памятники, придумали награды, записали в конституции, что нельзя больше бить псину по спине черенком лопаты, а убийство приравняли по тяжести к изнасилованию крупнорогатого скота и к грабежу со взломом. Один депутат в думе, говорит, как ратовал за то, чтобы уравнять всех собак в правах, хотя бы с женщинами, что даже в конце обписал трибуну. И я его полностью поддерживаю! Оратор из меня не важный, могу и гавкнуть что-то лишнее, а вот обоссать трибуну после некоторых выступлений готов хоть сейчас. И, вообще я считаю, что пора создавать свою собачью фракцию под лозунгом: Каждому сукиному сыну – тёплую конуру и миску супа! Вот, говорят, в Австралии собаки Динго давно живут обособленно под советом стаи. У нас тут тоже нашёлся один поп Гопон, предложил собак кастрировать и отпускать в естественную среду. Хочется сказать такому умнику: «Не суй свой нос туда, куда собака суёт свой пенис!» Поймать бы его, да отгрызть ему то, что кастрируют! Это где же он увидел среду? Тут сплошной понедельник! У нас ведь кенгуру по улицам не скачут, а кролики закрыты в клетки у хозяев; нам положен полный пансион по конституции! Так что, много ещё несправедливости в нашей собачьей жизни. Как говорят французы: Шерше ля фам, что в переводе с французского на собачий означает – ищите сучку! Ну с этим у нас проблем нет. Я тут, на посёлке одну «волынку» знаю, та никому не откажет, любит побаловать под хвост, Линдой кличут, и кто бы её не жарил, щенков никогда не бывает. Люди зовут таких – гулящая сука, а я её не осуждаю, поскольку терять ей нечего, а живём один раз. А вообще, у меня есть постоянная подружка, Альфа, из Цветочного переулка та никого к себе не подпускает, ждёт меня. Жаль, что течка у неё раз в год! Насчёт щенков я никогда не интересуюсь по той простой причине, что не царское это дело. Наша задача поучаствовать в посевной компании, поставить галочку, а потом - хоть трава не расти!
            По весне как-то заглянул к нам во двор хозяин Альфы, дядя Сергей, «Слухай, Ванюшка, что сказать хочу. Опять застукал твоего Тайфуна со своей Альфой, в саду под сиренью скрестились. Метлу об них, бесстыжих, обломал! Ты говорил на работе, что Тайфуну пора замену искать, так вот, летом приходи, выберешь себе кутёнка, его закваска!»
            Когда открывается гон, вся кодла нашего посёлка собирается на пустыре, обсуждаются новости, вопросы, жалобы. Тут уже действует закон стаи. Как говорят люди: это вам не у Проньки за столом, тут не пёрднешь! Каждый знает своё место и за каждое «гав!» надо отвечать.
            Собирается обычно голов десять. Рулим мы вчетвером: я, Кардан, Вулкан и Фобос, остальные – мелочь блохастая, типа – Рыжик, Пыжик и Трезор. Все личности интересные, про каждого можно отдельную книгу написать. Кардан, например, на случку всегда является с обрывком цепи на шее, суки считают, что это круто, а он гремит ею, как беглый каторжник кандалами. Вулкан, скандалист и задира, до хрипоты готов спорить, что чёрный он от того, что к его предкам примешалась кровь негров, которых они охраняли, а его родственники, якобы, до сих пор живут на Миссиписи. Хотя, верить ему нельзя, потому что он порой несёт такую пургу, что эту брехню надоедает слушать даже его хозяину, Лёньке Косому, и он одёргивает Вулкана своим костылём. Фобос в случках не участвует, а только смотрит как это делают другие и каждый раз рассказывает одну и ту же историю: Как они с хозяином жили где-то на Севере, под Минусинском и он, в шестидесяти градусный мороз, схлестнулся с ездовой Лайкой и отморозил себе весь половой набор джентльмена. А мне кажется, что его элементарно кастрировали, но я с ним никогда не спорю, дабы не ущемлять его достоинства кобеля.
            На сходках так же обсуждаются всякие интересные вопросы. Например, прошлый раз выступал Тобик, очень начитанный и продвинутый пёсик. Дело в том, что он живёт вдвоём с одинокой бабушкой и они вместе сидят на диване и смотрят Интернет. Он говорит, что в городах собакам стали вешать на уши жёлтые бирки, а с этой «индульгенцией» можно кусать любого и всё прощается. Теперь он задал вопрос: имеет ли право бездомная собака, если она привитая, чипирована и кастрирована, укусить Папу Римского за филейную часть? Таким образом можно приобрести известность и оставить свой след в истории в виде отпечатка зубов на святой заднице понтифика. Идея конечно заманчива, но как попасть в Италию?
            Впрочем, не только с местными, но и с иногородними особами приходилось сталкиваться. Вот, не далее, как прошлым летом, приезжала к соседям из Питера одинокая дама с собакой, тётя Поля. Эта самая собака, какой-то не нашенской, редчайшей породы, звать Солли. Тётя Поля горой стояла за её родословную, никого к ней не подпускала, ищет ей для случки прынца с «фирменным наконечником». И Солли и Полли, обе холостые и ставят из себя чёрте что, каких-то аристократок, как будто они ни разу в жизни и не пёрднули! Сорока весть принесла, и что, мол, на посёлке появилась шибко крутая пара. Ну, сходил, посмотрел… Что ты! Какие только фокусы не делают деньги с божьими тварями! Эта Солли вся надушена, напомажена, покрашена, пострижена, уши и хвост купированы, а под хвостом выбрито. И нет в ней ничего особенного, обыкновенная сучка крашеная! Хотя простые яйца от крашеных по вкусу ни чем не отличаются, думаю, надо всё же проверить. Пометил я им забор в трёх местах , приветы Солли оставил, и ушёл. Выждал дня два, когда эти особы пошли на речку купаться. Только тётя Поля нырнула в воду, а Солли осталась на берегу, я вышел из кустов и предложил ей сыграть в поддавки, а эта фифа сразу и согласилась! Честно скажу: работал без всякого удовольствия, при свидетелях, посреди пляжа стиснув зубы и отвернув морду в сторону, только из принципа, мол, знай наших, хуторских! Но «отдуплился» на совесть, без туфты, бедная Солли потом три дня зализывала место стыковки, да куда там – что написано пером, не вырубишь топором! Да они все такие женские особи! Сначала согласятся, а потом опомнятся: «И зачем же я этому кобелю дала, ведь у меня же нет ни своей конуры, ни твёрдого продпайка!» Вот и бегает потом по помойкам в поисках пособия, доказывает всем, что она мать одиночка. А раньше ты о чём думала? Ведь ты же сама видела, что это кобель, а кобель он и в Африке кобель, разве что в Италии «кобелино», что сути не меняет.
            Тут вынырнула тётя Поля и с ней приключилась истерика: «Ах наша Солли, наша Солли! Ах родословная, ах родословная! Да это не секс, а Божья кара, уж лучше бы этот кобель меня изнасиловал!» Не спорю может быть и лучше, сравнить не с чем, хотя эта тётя Поля, сучка ещё та – трёх мужей похоронила и никто не знает от чего они умерли. А насчёт родословной она зря беспокоится, я, не покладая лап, тружусь над улучшением собственной породы, чтоб щенки были, если уж не такими умными, как я, то хотя бы красивые, как Бильмондо (не знаю кто это, но кликуха – классная !). Короче, есть что вспомнить. Как поётся в одной песне – «Вот так проходит наша молодость и жизнь».
            Тайфун поудобнее переложил лапу, раненую шприцем и снова погрузился в воспоминания. В молодости я был шустрее, смелее. Помню, как-то объявились в наших местах два волка, якобы ушли из заповедника. Встретили их мы с Карданом, он тогда со мной дружил, за посёлком, у оврага, где у нас свалка. Я им говорю: «Пацаны, зря вы сюда притаранили. Это наша вотчина, здесь мы с Карданом в верхах рулим. У нас всё тут схвачено, всё по понятиям, стае залетные фраера не нужны и ваше нам не светит!» Они постояли, послушали, старший клыки показал, мы тоже. Те прикинули хвост к носу, чуют, дело пахнет керосином, ловить нечего и подались курсом на Тамбов. Больше мы их не видели, а, ведь, могли бы и порвать!
            Кстати, Кардана последний раз видел зимой, всё в том же овраге, во время оббега границы. Я сразу его узнал по масти, по ошейнику и обрывку цепи. Лежал рядом с кучей мусора неприкопаный, снежком припорошенный, больно уж как-то по-собачьи, но никак не по-людски. Хоть бы ошейник сняли, он же волю любил…А ведь мы с ним одногодки… Вот так и каждый из нас закончит свой бег по жизни, кто в грязи придорожной канавы, кто на бархатной подушке в орденах, но конечная точка здесь, овраг большой, места всем хватит.
            А волков я уважаю! Не потому что во мне их гены, а потому что это братва вольная и дружная. А как они поют! Не хуже, чем грузины – один запевает, остальные подхватывают. Мелодия такая душевная, что просто сердце замирает и кровь в жилах стынет. Я как-то в молодости, на полнолуние, решил тоже попробовать свои вокальные способности. И только я значит запел акапэлло, выходит на крыльцо хозяин и говорит: « Ты у меня повой ещё, повой! Я тебе сейчас подережирую…», и берёт палку. Ну, я думаю, зачем мне дерижор, если нет музыкального сопровождения и ушёл в будку. Так вот, может, и загубили во мне второго Тайфуно Лоретти!
            А воет наша братия на Луну вовсе не от тоски, а потому что по нашим повериям все тени тварей Божьих после смерти уходят туда, кроме людей, конечно, у них есть где-то свой Рай. И бегают вольные души по лунным долинам, никого не обижая, и их никто не тревожит, а мы поём им песни во славу.
            Только я смотрю не на Луну, а на звёздное небо и задаю себе вопрос: есть ли жизнь на других планетах? Вот, как-то раз, попалась мне на мусорке книга по палеонтаологии . сейчас же все книги везут на помойку, валят в одну кучу и классиков и современников, и стихи и философию. А эта книга была про динозавров, зубы у них не хилые, и я по клыкам определил, что это наши предки! Только мы измельчали, а люди наоборот, приподнялись. Вот я и думаю: нет ли где в космосе планеты, на которой пёсье племя создало свою цивилизацию?
            Собаки ходят там на задних лапах, стройные, высокие, средней шерстистости, все важные, без намордников и с газетами в лапах. Сучки поголовно в шляпах, ездят на дорогих лимузинах, а кобели стреляются из-за них на пистолетах. На этой планете нет кошек и блох, а люди маленькие бегают на четвереньках и собаки водят их в намордниках на поводках. И тут же, в вечёрке «Собачьи вести», огромная статья на первой полосе, о проблемах с людским поголовьем. Экологи возмущаются, что люди обоссали все памятники, засрали парк и пляж; предлагают ввести штрафы для владельцев людей и запрет на выгул своих любимцев в местах массового отдыха собак. А какой-то пёс, по кличке Гапон, предложил в думе закон, по которому все злые особи отстреливаются, а которые помельче, но без определённого места жительства, бомжи, отлавливаются. Их кастрируют, чипируют и отпускают в естественную среду…   Впрочем, это всё бред собачий и фантазии, земная жизнь совсем другая и с ней приходится считаться даже собакам.
            Тайфун оторвался от дум и поднял голову. Его ноздри уловили какой-то тревожный запах, он не смог его распознать, мешал цветущий куст шиповника в палисаднике. Чувство беспокойства нарастало в нём, атмосфера угнетала. Что-то на посёлке не так, что-то не правильно! Надо сделать срочный дозорный обход всей территории. Но с привязи уйти не так-то просто, это у Кардана цепь рвалась легко, потому что старая, вся на скрутках – хозяин жадный, а у Тайфуна цепь новенькая, хромированная. Однако, можно попробовать другим способом, решил Тайфун. Он потянул свои оковы и стал пятиться задом от конуры, вертя головой и стараясь снять ошейник через уши. С третьей попытки фокус удался. Тайфун хорошенько встряхнул загривок и сделал по двору круг почёта. Теперь он свободен, но уйти со двора нельзя, забор слишком высок! А вот в саду, за кустами смородины штакетник пониже и планки пожиже. Тайфун рыкнул курам, чтоб во время его отлучки не было никакого баловства, нырнул в приоткрытую калитку сада, ракетой прошил кусты смородины, преодолел забор и вышел «на орбиту». Теперь надо добежать до конца сада ,к озеру, потом вдоль оврага, а дальше переулками и закоулками можно попасть в любую часть посёлка. Сорока на берёзе без остановки строчила новости: «Тра-та-та, тра-та-та и собаку, и кота! И двуногих надо тоже!» На пустыре Тайфун принюхался к тревожным нюансам. Пахло свежей кровью, собачьей кровью! Запах тянулся со стороны парка по ветру, и он, поймав ноздрями эту струйку, пошёл по ней, как по верёвке.
            Возле парка, в тени деревьев, стояла старая, облезлая легковушка с будкой, так называемый «пирожок», предположительно белого цвета. В кабине маячили две головы. Одна старая, седая и кудрявая, вторая моложе, с усами в синей бейсболке. Между ними торчал винчестер дулом вверх, с глушителем.
            — Не велика же у нас сегодня добыча, – безразлично сказал старый, – пол дня стоим, а попалось всего две моськи. А говорили, что тут, в парке, бездомные собаки ходят стаями.
            — У страха глаза велики! – поправил кепку молодой. – Однако же война войной, а обед по расписанию. Ты как насчёт того, чтоб перекусить?
            — Дело мыслишь, Петров. Я всегда говорил, что из тебя выйдет толковый дед.
            Они поставили вверх дном большую картонную коробку между сидениями, получился импровизированный стол. На него выкладывали провизию, появился цветной термос. Вдруг молодой замер, дёрнул за рукав своего напарника.
            — Гляди, Седой какой клиент к нам пожаловал, прямо к машине метит…
            По дорожке вдоль парка трусил крепкий кобель серой масти с подпалинами.
            — На ловца и зверь бежит! Тихо, не шуми, я его сейчас через окно сниму…
            Седой, с ловкостью профессионала, вскинул винчестер, прижал приклад. Выстрел, укрощённый глушителем, прогремел коротко и глухо, словно лопнула басовая струна на грифе судьбы. Тайфун упал, натолкнувшись на невидимую преграду, неловко подвернув лапу.
            — Давай, Петров, твой ход! – прохрипел старый, пряча оружие за спинку сидения.
            Молодой покинул кабину, одел рабочие перчатки подошёл к собаке, пнул ногой её тело и затем потащил его за заднюю лапу к машине. Открыв дверцу фургона, забросил обмякшую тушку в кузов, уложил рядом с двумя такими же, накрыл брезентом и захлопнул дверь. Потом они долго мыли руки, поливая друг другу из пластмассовой бутылки, молча. Наконец «бейсболка» спросила:
            — Тебе их не жалко… стрелять?
            — Жалко, Федя, жалко! – с готовностью отозвался седой, вытирая руки салфеткой. – Работа наша такая, деньги нам за это платят, значит работать надо хорошо! Палач вон, может, тоже каждый день в храм ходит, плачет и молится, но работу свою исполняет добросовестно. Не каждый сможет с одного удара голову срубить. Вот и я с одной пулей в сердце укладываю, не мучаю своих бедолаг.
            Сели в кабину вокруг картонного стола, взяли по огурцу.
            — А какая между нами и собаками разница, коли у них сердце есть и кровь красная? – не унимался молодой – Если мы все твари Божьи, значит и лепили всех нас из одной глины, следовательно для Творца мы все равны, по сути! Раз из собак можно мыло сварить, почему из людей нельзя? Чем лежать в могиле, разлагаясь на атомы, уж лучше послужить на последок во благо людей, чем мы хуже собак?
            — Ну да! Есть же одеколон «Саша», а это будет мыло «Федя» с парфюмом твоих носков, а если мыло сварить из моей тёщи, оно и руки разъест! Хотя, если на всё смотреть с мыловарни, тут все мы равны и ещё неизвестно из кого оно лучше выйдет.
            — А вот я и хочу спросить у тебя, как у старшего, – чем наша жизнь отличается от собачьей?
            — Да ни чем! - засмеялся охотник. – Ей–богу! Жизнь собачья, а законы – волчьи.
            — Нет, я не об этом, не понял ты. Я спрашиваю: зачем мы существуем, для чего живём на этом свете?
            — Как для чего? – удивлённо развёл руками седой, – Для детей своих и внуков!
            — Это всё верно, всё правильно, так в книжках написано. А дети наши для чего?
            — А наши дети для своих детей!
            — Теперь смотри что выходит. – Молодой погладил усики. – Значит мы живём для детей дети – для внуков, внуки для правнуков и так далее. Получается пирамида жизни, а вершина пирамиды, как известно, стремится к нулю. Прейдёт время, все умрут, Земля рассыпется, а Солнце потухнет, нет же ничего вечного! Так зачем же всё это пот, кровь, страдания и всё кругом?
            — Ну, ты даёшь, Петров! Глубоко, брат, копаешь! – седой задумался. – Не нами замечено: как нельзя объять необъятное, так нельзя нашим умишком постичь замысел Творца. Живи, Федя, проще, на Мир глядя веселее, на наш век солнца хватит, а от таких вопросов люди сходят с ума.
            — Ты знаешь, я задал этот вопрос своему соседу по даче. Живёт там у нас один старик, верующий. Говорю: «Зачем Творец создал это свет? Для чего всё вокруг? Может он так не хотел, а в расчеты вкралась ошибка и всё пошло в разнос?» А он мне ответил: « Это не твоё собачье дело! Ты, щенок, ещё на свете не жил, а уже Бога хаешь, за бороду поймать хочешь!» Так я же не против Бога, не осуждаю Великий Замысел, я истину найти хочу!
            — А вот тут я тебе помогу и мы её сейчас найдём! – кудрявый открыл бардачок, вынул из него бутылку портвейна и щёлкнул ногтем по дну – Все мудрецы и мыслители утверждают, что она здесь!
            — Тогда наливай! – стукнул кулаком по коленке усатый.
            — А как насчёт руля?
            — Ради истины не грех и согрешить. Да и что мне будет с одного стакана, а до вечера ещё – ого го!
           Чмокнула пробка, алое вино, как жертвенная кровь на алтарь, плеснуло в бумажные стаканы.
            — За что пьём, Кузьмич? – взбодрился в бейсболке.
            Кузьмич посмотрел на зелёную траву, на высокие тополя, проткнувшие синее небо, сквозь листву которых прыгали колкие зайчики солнца, прислушался к всхлипам иволги и вздохнул:
            — Давай за то, чтоб жизнь не казалась мёдом, а то, ведь, к хорошему быстро привыкаешь, да потом подыхать будет страшно…
            В это миг под брезентом очнулся Тайфун… пуля прошла рядом с сердцем навылет. Организм очнулся от шока, сконцентрировал все ресурсы и сделал последний выхлоп адреналина. Смерть уже включила свою анестезию, ничего не болело, сознание оставалось холодным и ясным. «Так вот, значит, какая она – смерть! Этот не больнее, чем удар по спине черенком лопаты. Мы боимся говорить о ней, произносить это слово, а ведь, она – благо. Жизнь это цепь, удерживающая нас в вихре страстей и катастроф, между горем и радостью, заложниками борьбы добра и зла, а смерть обрывает оковы обречённости и дарит нам абсолютную свободу!» Тайфун вытянул лапы, распрямил спину и, оскалившись в собачьей усмешке, понёсся сквозь седой сумрак вечности навстречу лунному свету туда, где среди кратеров и горных цирков распростёрлась бескрайняя долина сказочного Эльдорадо, залитая золотом солнца.

Энгельс

Житие грешника Тихона

Тени

Рейтинг: +3 210 просмотров

Кому понравилось произведение? >>

Комментарии (5)

Денис Маркелов # 13 августа 2023 в 21:57 +2

Прекрасный рассказ. Автор мастер простого взгляда на сложную жизнь

Irakli Khojashvili # 14 августа 2023 в 00:34 +2

Интересные размышления.
Собачьи как-то раскрыты глубже и шире.

Людмила Ойкина # 6 ноября 2023 в 12:31 +1

Прочитала с интересом. Хорошо передали размышления по поводу жизни и смерти!

Алексей Баландин # 12 декабря 2023 в 22:11 +2

Читается на одном дыхании. И философии именно столько, сколько нужно, чтобы сделать вещь глубокой и в то же время нескучной. По поводу собачьего рая сразу же вспомнился Лафткрафт с его лунными кошками. Но там чистая мистика. А здесь блестящая реалистическая ирония с трагическими нотками Неразрешимого и Неизбежного. У Борхеса был афоризм : "Жизнь - одна из ипостасей смерти", и жизнь у Фрейда, как обиходный пусть к смерти, к "точке Нирваны", как минимизации жизненной энергии, к тому блаженству, в которым отмечены последние мгновенья Тайфуна на этом свете.

Василий Реснянский # 19 февраля 2024 в 21:51 0

Алексей. Большое спасибо

RSS-лента комментариев