Горька, беспросветна мужская доля в подлунном, бренном мире сём… Горька?! Беспросветна?! – чуть не забыл главный, коренной всему эпитет – бессмысленна! Вы подайте знак, незаметно подмигнув, тайком приложив палец к губам, мягко, предупредительно наступив под скатертью на ногу, той гениальной поэтессе, что, аки лев рыкающий, застольной молитвою, случайным талантом своим прославляет горечь женской доли. Как это в ее стиле – сотворить, изобразить из богом данного удовольствия осмысленного женского бытия сакральное несение креста. «Доля ты русская, долюшка женская, вряд ли труднее сыскать…». Ах, это Некрасов, говорите? А вон, вишь-ты, горше Цветаевой скулит… Грех, фарисейство это, жаловаться на жизнь, когда тебе понятен смысл ее, а он тебе, женщине, безусловно понятен. Я здесь только о женщине русской…, и не потому, что, скажем, американская либо европейская вряд ли вполне женщина, учитывая патологически мужские ее потенции и претензии, а просто я их не знаю вовсе, но только ущербная и слепая, приговоренная судьбою к бесплодию дура станет бороться за равенство в правах и возможностях с ущербным и слепым, осужденным судьбою на вечную бессмысленность мужчиной. Если женщина, её предначертание к материнству есть альфа и омега бытия, то, пользуясь греческим же алфавитом, мужчина тянет лишь на букву зета или кси, уж больно те, в прописном виде, напоминают сперматозоид, - песни из них не сложить, но и без них не спеть.
Мужчина, рождаясь вроде бы зрячим, каждым шагом бестолкового существования своего все ищет и ищет оправдание этому существованию и…, так и не найдя ответа, умирает отчаявшимся, во мгле Эдиповой слепоты. Почему Эдиповой? Да потому, что несчастный Фиванский царь, сделавшийся заложником дельфийских пророчеств, выколол себе глаза за поступки, которые совершал в слепом неведении, лишь по скучающей капризной воле олимпийских богов. Его самоосуждение на слепоту физическую – лишь горькая метафора фигуральной его слепоты перед судьбою. Не так ли и мужчина вообще, не токмо царь, но и плебей последний, он не ведает, что творит, зачем творит, ради каких таких чужих идей и планов творит? Слишком, чересчур для тщеславия его сознавать, что всей функции его на земле лишь пара семенных впрысков, а всё остальное для него – Соломонова суета сует и томление духа, но только для него…, ибо для матери, с момента зачатия и лишь с него, суета как раз и заканчивается, а начинается осмысленная от копчика до макушки жизнь. С акта рождения ребенка обрыдлый вопрос «зачем жизнь?» навсегда исчезает из женской головы как бессмысленный, ненужный и просто глупый, тогда как в мозгу мужчины он начинает расти скоростями раковой опухоли. До середины жизни вопрос этот, метастазы его еще не столь ощутимы, - мы ищем себя, самореализуемся в спорте, науках, искусствах, потугах в бизнесе и политике, но:
«Земную жизнь пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу, Утратив правый путь во тьме долины. Каков он был, о, как произнесу, Тот дикий лес, дремучий и грозящий, Чей давний ужас в памяти несу! Так горек он, что смерть едва ль не слаще…»
«Смерть едва ль не слаще…». Именно! Именно слаще и именно после середины жизни, когда останавливаешься передохнуть, отдышаться и, оглядываясь, видишь, что все сотворенное тобою есть тлен, прах, мертворожденный плод ничтожного тщеславия. Если продолжать читать, найти в себе силы дочитать скучнейшего Данте до конца, то можно увидеть, что в аду-то только и есть, что мужчины, а вот в Раю, в Эмпирии, за Девятым Небом, над всем в мире лишь один светлый образ – образ девы Марии, матери Марии:
«Я дева мать, дочь своего же сына, Смиренней и возвышенней всего, Предызбранная промыслом вершина…»
«Дочь своего же сына…». Хм… Алигьери все-таки сын своего века. Тот факт, что над всем миром если кто и стоит, то только Мать, а никакой не Отец, ибо осеменитель еще не есть творец, мне был понятен и без Данте, но вот прочитав парадоксальный оксиморон про дочь своего же сына вдруг задумаешься: а не отсюда ли, не из этой ли строки (а вовсе не у Софокла) взял беспокойный Фрейд идею одного из основополагающих понятий своего психоанализа? Возможно, с точки зрения диагностики невротических патологий, Эдипов комплекс мальчика, подсознательно желающего свою мать и рассматривающего отца как своего полового соперника, и имеет под собой хоть какой-то смысл, но мне видится проблема Эдипова комплекса в совсем ином ракурсе. Эдип выколол себе глаза не потому, что убил своего отца и женился на своей матери (он ведь не ведал этого в момент совершения как одного, так и второго преступления ни сознательно, ни подсознательно), а в следствие того, что убил незнакомца и женился на его вдове исходя из святого побуждения не сотворить подобного со своими приемными родителями, коих искренне считал настоящими. Трагедия Фиванского царя не столько в бессмысленности сопротивления судьбе, сколько в прямом вреде любого такого сопротивления. Ключевое слово здесь – судьба. Горечь, беспросветность мужской доли (судьбы) на земле в том, что он не умирает сразу после осеменения, испытав в последний миг божественный восторг оргазма, как это разумно происходит лишь у некоторых видов насекомых, а продолжает жить, по глупости или сознательно закрывая глаза на очевидность бессмысленности дальнейшей своей жизни, ибо не носить ему плода под сердцем, не родить жизни новой, а вот уничтожить... И даже если ты гениален, как Рихард Вагнер, то всегда придет Адольф Гитлер и станет сжигать под твою божественную музыку людей в печи; а ежели ты яйцеголов, как Эрнест Резерфорд, то всегда найдется Роберт Оппенгеймер, что сотворит из твоего открытия бомбу, и Гарри Трумен, который ее взорвет.
Вы подайте знак, незаметно подмигнув, тайком приложив палец к губам, мягко, предупредительно наступив под скатертью на ногу, той гениальной поэтессе, что, аки лев рыкающий, застольной молитвою, случайным талантом своим прославляет горечь женской доли, ибо женская доля прекрасна, мужская же…
Помочь сайту
Поздравления
