Зима подтверждает суровость климата, людских отношения и кризис на селе. Глухая провинция, почти деревенский посёлок не ведает, не ощущает, что Первая мировая война полыхает в Европе, лишь отсутствие двух ленивых крестьян может намекнуть на неё, если из памяти соседей не выветрился их облик в солдатской шинели, гнилой, сырой, безобразной по причине в то время не явной: поставки сукна, продовольствия, бинтов и йода прихватила банда капиталистов-русофобов под водительством Гришки Распутина и его дежурной любовницы Вырубовой. Ввиду того, что народ присутствующего в Петрограде императора обозвал Кровавым из-за Ходынской давки при его коронации и Кровавого Воскресенья, все в армии, зная честь и достоинство Великих князей, валили именно все беды на последнего русского императора. Но в этом городке, точнее посаде, знать не знали о войне, о развратной Алисе, о пустых магазинах в Москве и Калуге, о сухом законе, о большевиках и эсерах. Об этом не знал, конечно, и артельщик Василий Васильев (отец у него тоже Василий), которого волновала совсем не суровый декабрь, а пьянство рабочих на его руднике по добыче золотоносной руды. А вчера, к ещё большей печали, пропали из бронированного сейфа крупповской стали золотые слитки почти в треть пуда. Вот беда! Чем же мне выдавать зарплату, ведь тогда этот обленившийся в водочном угаре люд и часа не будет работать. Где же они берут эту дрянь, не понятно…. За сорок вёрст нет «монопольки», а ребята к обеду уже лыка не вяжут. Хоть бы государь-император вмешался в это дело – мне же золотой запас империи при таких условиях не пополнить, не обогатить казну. Пойду-ка я под бочок Машкин, физия жены совсем надоела при её вечной головной боли. Молоденькая любовница Мария жила по соседству с посадом в деревне Васильевка (а что тут странного), ведая обо всём, что происходит в посаде и даже в заречной деревне за одиннадцать вёрст. В магазине, где Василий закупал гостинцы, продуктов больше и, понятно, свежее, чем даже в Петрограде. Так. Вот это надо брать – Машка эту противную икру почему-то любит. Полфунта сметаны, пирог подовый и китайский чай – больше мне ничего не надо. Стоп, постой: вот медовухи бы…. Нет, дорого. Василий пошарил в заднем, единственном кармане и улыбнулся: золотой лишний имеется. Загрузил продукты в мешок, сверху четверть медовухи, элегантно закинул поклажу на плечо и, слегка ускоряясь, двинул в родную деревню. Эта ветвь Васильевых выше первого класса в приходской школе не поднималась, но нюх, начиная с прадеда, на золото был отменный. Да не об этом речь, а о нюхе весьма красивой и манкой Марии. Прелюдия, понятно под медовуху, после жалоб артельщика, обширный постельный праздник и Василий буквально провалился в сон не бывалый, почти летаргический. От смуты рабочих, от нервных перегрузок и, главное, наглого воровства Василий выбрался из подполья сна лишь через сутки без малого. Проснулся. Бу! Где я? Откуда эти слитки? Где-то я их видел…. Ну, дурак, ну, дурак – это же моё золото, грош в грош. Долго слушал он Марию, периодически целуя ей руки неумело, но с чувством. Почему неумело? Да он этого никогда не делал, думать не думал и кино с лобзаниями, понятно, не смотрел. Через две сладкие ночи, избив двух мужиков-самогонщиков, погрозив им острогом, отправился на двуколке организовывать по новой работу. Дело нехитрое, ведь русский мужик благодарным долго быть не умеет: не переехал Василий к Марии, несмотря на своих уже взрослых детей, хотя наезжал к ней плоть растрясти от накала.
Помочь сайту
Поздравления
