ВЕСЫ

- Лёшка, Тимофеев! – восторженно кричал полковник, тряся Лёшкину руку и хлопая по плечу, - Как же я рад, что тебя встретил! Чего молчишь, не узнаёшь что ли?
Полковник снял фуражку, сверкнув обширной лысиной, и замер в ожидании узнавания. Но Тимофеев молчал, и полковник нахлобучил фуражку на круглую голову.
- Да, сильно же я изменился, - огорчённо произнёс полковник и вытянувшись в струнку и приложив руку к козырьку, отрапортовал: - Разрешите представиться – полковник Хромов, Сергей Леонидович.
Тимофеев ахнул, смутился и зачастил какой-то нечленораздельной скороговоркой:
- Серёга, Серый, прости, не признал, двадцать пять лет, этот мундир, эти усы …
- И эта лысина, - счастливо рассмеялся Хромов, - а ты почти не изменился, молодец. Слушай, ты куда шёл, торопишься или как?
- Домой торопился – кота кормить надо.
- Ничего с твоим котофеем не случится, если на двадцать грамм похудеет, пойдём, посидим где-нибудь, покалякаем, ведь с самой школы не виделись.
- Да я не ожидал и денег с собой не взял, - лепетал Тимофеев, но Хромов, не слушая возражений, властно повёл его в ближайшее кафе.
- Я, Лёшка, ещё в школе решил военным стать. Все эти физики-химии мне плохо давались, так что в институт мне дороги не было, - рассказывал Хромов, выпив за встречу, - а в военное училище чуть не красная дорожка постелена: только иди. Вот уже четверть века топаю. Я в Москве редко бываю – недосуг по столицам шастать, а страну всю изъездил. Где только не служил. Вот до полковника дослужился, а теперь в кадры вызвали, что-то предложат, слух был, что Москву. Что ещё? Женат, двое потомков – сорванцы двойняшки. Про себя я всё доложил, а ты как? Лет десять назад  я прямо как тебя на улице Светку Горюнову встретил, так она сказала, что ты большим начальником стал. Так или ошиблась? Прости, но что-то на большого начальника ты не больно смахиваешь. Или турнули? Давай, колись.
- Турнули, - согласился Тимофеев,  - да не просто, а с оглушительным треском. До сих пор шум в ушах не проходит. – Они выпили, и он продолжил, - На первом курсе института примкнул я к СНТО - это такое студенческое научно-техническое общество. Был там Юрик, четверокурсник, с которым мы сделали несколько совместных исследований и докладов, даже пару статей написали. На этой почве и подружились. После института он пошёл в аспирантуру и к моменту моего окончания Юрик стал кандидатом наук. Получил я диплом, а в придачу к нему проблему в виде твоей, Серый, армии. Извини, но отношение к службе у меня такое же, как у тебя к наукам. Альтернативой службе была аспирантура, но пробиться в неё можно было только за очень большие деньги: идти в армию, а попасть в Чечню, никто не хотел. Денег у меня никогда не водилось, и я стал ждать повестку. Времена тогда были весёлые: сегодня ты завлаб в захолустном НИИ, а завтра министр. За какие заслуги? Ни за какие, просто оказался в нужный момент в нужном месте и попался на глаза нужному человеку. Каким-то таким образом какой-то знакомый Юрика стал большой шишкой в министерстве и позвал Юрика к себе, а Юрик сделал мне предложение, решившее все мои проблемы. Стал я помощником Юрия Николаевича, обзавёлся бронью от армии и стабильной зарплатой. Так началась моя гражданская служба на благо новой России. Ротация кадров тогда происходила очень быстро, и через три года Юрий Николаевич был уже замом министра, а я достиг таких вершин, что стал распределять миллиардные контракты. Подписывал их Юрий Николаевич, но без моей визы он свою подпись не ставил, а с моей закорючкой подписывал особо не вникая. Доверял мне полностью. Поверь мне, Серёга, работали мы абсолютно честно, руководствовались исключительно интересами отрасли и имели поровну уважения и ненависти.
Курсе на третьем познакомился я с очень славной девушкой – первокурсницей театрального института. Приехала она из далёкой глубинки, где оставила отца с матерью и младших брата с сестрой, была чистой, наивной и очень талантливой. Завод, где работали её родители, дышал на ладан, денег почти не платили, и она билась как рыбка об лёд, пытаясь совместить учёбу с приработками в массовках на телевидении, которые почти целиком отправляла семье. В том году я осиротел и жил один в маленькой, но трёхкомнатной «хрущобе». В общежитии её угнетала обстановка пьянки и свободных нравов и я предложил ей бесплатную комнату в своей квартире. Тося с радостью согласилась и перебралась ко мне.
Однажды на телевидении её приметил какой-то режиссёр и предложил роль второго плана в сериале. Она согласилась. Начались репетиции, но тут режиссёр всё переиграл и назначил её на главную роль. Дебют был очень успешным, и к окончанию учёбы Тося снялась в двух сериалах, получила приглашение в третий, и поступила в труппу московского театра. К этому времени мы уже пару лет жили гражданским браком.
- Чего же гражданским-то жили, чего не расписались, – с осуждением спросил полковник, - или ты её не до конца устраивал? Прости за прямоту, Лёха, но я этих отношений не понимаю, может ты не предлагал?
- Предлагал, не соглашалась: - Любовь, - говорила, - одно, а семья, - это совершенно другое. Не готова ещё. Мне нужна свобода.
- Для чего свобода замужней женщине, Лёша? Объясни мне, неразумному солдафону.
- Был у меня знакомый боксёр. Как-то в разговоре я назвал его визави в ринге соперником. «Нет,- поправил меня он, - соперник, это тот, кто вне ринга, а в ринге он противник, враг, я должен его смертельно ненавидеть. Иначе не победить. Надо настроить себя на бой, выдумать, что он хочет убить твою мать, изнасиловать твою жену, покалечить твоего ребёнка. Тогда ты будешь сражаться и победишь». Обычным женатым людям свобода тоже бывает нужна, а уж артистам подавно. Играют они любовь, а в душах пусто. Как чувства играть? Они начинает их выдумывать, убеждать себя, что чувства есть, выращивать их, что ли. Бывает, что заигрываются и женятся прямо на съёмках. Съёмки заканчиваются, а с ними и чары исчезают, тряхнут головами и подают на развод. Потому и женятся по десять раз. А семья вяжет по рукам и ногам, не даёт душе раскрепоститься. Это потом с опытом мастерство приходит, только искренность пропадает, а зритель это чувствует и не принимает. Где-то так, примерно. Что-то я разболтался не по теме.
Живём мы хорошо, дружно. Тося по съёмкам мотается, я в министерстве штаны протираю. Возвращается – вижу, что соскучилась. Популярна, а нос не задирает, звёздностью своей не болеет. Не женщина, а ангел во плоти. Стал я замечать, что звёздочка моя тускнеть стала. Говорит, что устала слегка, что скоро съёмки закончатся, тогда отдохнёт и снова будет в форме. Ещё стал я замечать, что Тося как задумается, так непроизвольно ладошку к одному и тому же месту прикладывает. Съёмки закончились, и я настоял, чтобы она в нашей ведомственной больнице обследовалась. Приглашает меня зав. отделением и сообщает, что обнаружили у Тоси болезнь страшную.  Стадия начальная, но тянуть с операцией нельзя: развитие болезни может быть вялотекущим, а может вспыхнуть костром и в месяц сжечь. Предсказать невозможно. Но есть ещё беда. В России такие операции почти не делают, а когда делают, то положительных результатов крайне мало, причём дело не столько в умении хирурга, сколько в очень сложном послеоперационном выхаживании и последующей реабилитации.
У нас ни лекарств, ни специального персонала, ни соответствующих приборов нет. Надо ехать в Германию, там есть всё и результаты около восьмидесяти двух процентов. Даёт он мне координаты немецкой клиники и рекомендует не затягивать. Представляешь моё состояние? Моя Тося, моя звёздочка смертельно больна! Связываюсь с этой клиникой, отсылаю все анализы и заключения и получаю ответ, что да, это их случай, и они готовы принять больную в любое время. А заодно присылают договор и стоимость всего курса лечения. Платить надо за всё от куска пластыря до ватного тампона. Набегает порядка пятисот тысяч евро и то, если без воспалений, осложнений и прочих  неприятностей. Мы последнее время материально неплохо жили на мою зарплату и её гонорары, но накоплений не имели, подкармливали Тосину семью, и ей самой наряды да цацки нужны. А тут пол лимона да в евро, да срочно! С ума сойти можно.
Сижу на работе, решаю, кому контракт на три миллиарда отдать. Претендуют три фирмы. Наиболее подходит фирма Самедова – и не первый раз дело имеем, и оборудование у него почти всё есть, и делает всё более-менее качественно. Решаю отдать контракт ему. А тут он сам заявляется, «провентилировать» свои шансы на контракт. Начинает издали: мимо проходил, решил навестить и чего такой смурной? Я ему всё и рассказал. Он задачу сходу решил: визируй контракт, а я за десять дней соберу тебе пятьсот тысяч без всяких расписок, просто выручу не тебя, а Тосю, которую очень люблю и с удовольствием смотрю все её сериалы. Ты, Серый, пойми мои чувства: взяток никогда не брал, откатов не требовал, а тут… Деньги нужны? Очень! И не для себя, для звёздочки, которую вся страна любит. Это взятка? Нет, решение я раньше принял безо всяких условий. Откат? Тоже нет. А что? Гуманитарная помощь благодарного богатого зрителя. Уговорил себя и при нём завизировал контракт на три миллиарда. Через восемь дней Самедов приглашает меня к себе на фирму, чтобы продемонстрировать докупленное для выполнения контракта оборудование. Приезжаю. В кабинете он интересуется, когда его пригласят на подписание контракта, и протягивает мне пачку евро со словами, что здесь всё, что ты просил, ровно пятьсот тысяч и можешь не пересчитывать.
Паспорта у нас есть, вызов из клиники на руках, визу получили, оформили отпуска и через несколько дней мы уже в Германии. В клинике немецкая педантичность и на четвёртый день операция. Хирург сообщает, что по его части всё отлично, теперь всё зависит от выхаживания и организма пациентки. Тося в стерильном боксе, к ней не пускают, общаемся по телефону, иногда разрешают посмотреть на неё сквозь стекло и помахать рукой. Отпуск закончился, и я улетел в Москву. Через несколько месяцев вернулась здоровая и посвежевшая Тося, на которую сразу обрушились новые роли, и мы снова зажили как прежде в любви и согласии.
Прошло года два. У меня на столе снова лежал очень дорогой контракт. Среди претендентов снова был Самедов, но уже не в качестве фаворита. Одной из работ был мост, а Самедов никогда мосты не строил, к тому же он сорвал сроки выполнения двух последних контрактов. Я порекомендовал отдать контракт другому исполнителю. Слава Богу, тогда ещё не было нынешней  глупости под названием «тендер» и заказ отдавался не тому, кто пообещает сделать дешевле, а тому, кто выполнит качественно и в срок. Прибежал Самедов и буквально потребовал, чтобы заказ отдали ему. Я отказал. Он пригрозил большими неприятностями и убежал, бешено вращая чёрными глазами. Через месяц меня арестовали. Самедов написал, что два года назад я вымогал у него взятку в пятьсот тысяч евро и подкрепил заявление видеосъёмкой передачи денег у него в кабинете.
- Ну и гад, ну и сволочь, - возбуждённо закричал полковник и влил в себя очередную рюмку водки, - как таких подлецов земля носит?
- Не шуми, Серёжа, - Тимофеев тоже выпил и продолжил, - Привели меня на допрос. Следак: - Было? Говорю: - Было, но не так. И рассказываю ему всё, как на духу, и счета немецкие показываю, за каждый еврик отчитываюсь, доказываю, что к рукам ничего не прилипло. А следователю что? Всё записал, «Прочти и распишись. В камеру его». Накоплений у нас как всегда нет. Тося кредит под бешеные проценты взяла и наняла адвоката. Посмотрел адвокат на то, что я наподписывал и за голову схватился:
- Отказывайся, - говорит, - от всех показаний, данных под психологическим давлением и без адвоката, ссылайся на 51 статью Конституции и не давай больше никаких показаний.
Как же спрашиваю отказываться, когда видео есть?
-  Оно незаконно и к делу приобщено быть не может. Слушай меня и, может быть, всё обойдётся.
Я заупрямился: - Нет моей вины во взяточничестве, а осудят, так следователь сказал, что в худшем случае два года условно дадут.
- Дурак ты, парень, хоть и в министерстве работаешь, - подытожил адвокат.
Разругались мы, и я от его услуг отказался. Тосе велел кредит вернуть. Дали мне казённого адвоката, а тот: - Правильно поступаете, что со следствием сотрудничаете, на суде зачтётся.
- Зачлось?
- Зачлось. Впаяли мне четыре года общего режима, правда без конфискации и штрафа. Тося стала требовать, чтобы мы расписались, тут я воспротивился.
- Что так, Лёша, а свидания, посылки.
- Посылки Тося и так три года исправно посылала, а свидания … Она ведь на пике успеха была, подумай, зачем ей муж уголовник? Нет, Серёжа, не такая судьба ей была начертана, не такая.
- А почему посылки только три года посылала, тебя по УДО выпустили?
- Нет, полковник, умерла Тося, в месяц сгорела. Врачи считают, что на нервной почве та страшная болезнь её догнала. Давай помянем светлого человека, звёздочку мою.
Мужчины выпили и долго сидели молча, размышляя каждый о своём.
- Тяжело там было? – нарушил молчание Сергей.
- Тяжело, - хрипло ответил Тимофеев, - и физически и морально. Начальник колонии, гнида, всё поверить не мог, что у меня ничего нет, и требовал поделиться. На самые тяжёлые работы гонял, выговоры ни за что объявлял, карцеры, ШИЗО … «Хрен тебе, а не УДО, если не заплатишь», - открытым текстом говорил. Так от звонка до звонка и оттрубил. А морально, так сидельцы меня презирали за то, что лох. Так Лохом и звали. Один спрашивает:
- Сколько миллиардов через твои руки прошло, сто будет?
- Наверно будет, - отвечаю.
- Ну, ты и лох! Играл бы по общим правилам, брал бы свои два процента, миллиардером был бы, и от суда откупился бы и везде жил бы, как король. А так … Лох он везде лох.
Лежу ночью на шконке, а в голову мысли разные лезут: может быть правы они, может и впрямь неправильно жил? Был бы миллиардером и сам был бы на свободе, и Тося была бы жива. Как думаешь, полковник, когда на небесах начнут грехи мои взвешивать и положат на одну чашу весов взятку, а на другую спасённую от смерти Тосю, какая чаша перевесит?
- Конечно, Тося, зачем спрашиваешь?
- Вот и я так думал, только не всё так просто. Говорят, чужая душа потёмки, а здесь в своей заплутаешь, как в тумане. Иногда накатит что-то, и начнёт скрести душу когтями: а ты уверен, что спасал Тосю ради неё, а не ради себя, любимого? А ты дашь голову на отсечение, что рассказал Самедову о своей проблеме бескорыстно, а не в тайной надежде, что он тебе предложит деньги? И много ещё таких мыслей грызут изнутри.
- Мудришь ты, Лёшка, ох, мудришь! Наговариваешь на себя. Всё ты правильно сделал, жаль только, что адвоката не послушал. Сейчас-то чем занимаешься, бизнесом, небось?
- Не, - мотнул головой Тимофеев, - товароведом в магазине.
- А чего не директором? С твоим-то опытом …
- Предлагали. Не хочу. Смотрю, как к директору нашему кровососы толпой бегут, так противно становится. От участкового до работников префектуры все с пустыми кошёлками бегут. У меня, Серый, аллергия на взятки – ни брать, ни давать не хочу. Давай посошок на дорожку и потопаем, а то кот мне трёпку задаст.

© Copyright: Андрей Владимирович Глухов, 2019

Регистрационный номер №0435905

от 2 января 2019

[Скрыть] Регистрационный номер 0435905 выдан для произведения:

- Лёшка, Тимофеев! – восторженно кричал полковник, тряся Лёшкину руку и хлопая по плечу, - Как же я рад, что тебя встретил! Чего молчишь, не узнаёшь что ли?
Полковник снял фуражку, сверкнув обширной лысиной, и замер в ожидании узнавания. Но Тимофеев молчал, и полковник нахлобучил фуражку на круглую голову.
- Да, сильно же я изменился, - огорчённо произнёс полковник и вытянувшись в струнку и приложив руку к козырьку, отрапортовал: - Разрешите представиться – полковник Хромов, Сергей Леонидович.
Тимофеев ахнул, смутился и зачастил какой-то нечленораздельной скороговоркой:
- Серёга, Серый, прости, не признал, двадцать пять лет, этот мундир, эти усы …
- И эта лысина, - счастливо рассмеялся Хромов, - а ты почти не изменился, молодец. Слушай, ты куда шёл, торопишься или как?
- Домой торопился – кота кормить надо.
- Ничего с твоим котофеем не случится, если на двадцать грамм похудеет, пойдём, посидим где-нибудь, покалякаем, ведь с самой школы не виделись.
- Да я не ожидал и денег с собой не взял, - лепетал Тимофеев, но Хромов, не слушая возражений, властно повёл его в ближайшее кафе.
- Я, Лёшка, ещё в школе решил военным стать. Все эти физики-химии мне плохо давались, так что в институт мне дороги не было, - рассказывал Хромов, выпив за встречу, - а в военное училище чуть не красная дорожка постелена: только иди. Вот уже четверть века топаю. Я в Москве редко бываю – недосуг по столицам шастать, а страну всю изъездил. Где только не служил. Вот до полковника дослужился, а теперь в кадры вызвали, что-то предложат, слух был, что Москву. Что ещё? Женат, двое потомков – сорванцы двойняшки. Про себя я всё доложил, а ты как? Лет десять назад  я прямо как тебя на улице Светку Горюнову встретил, так она сказала, что ты большим начальником стал. Так или ошиблась? Прости, но что-то на большого начальника ты не больно смахиваешь. Или турнули? Давай, колись.
- Турнули, - согласился Тимофеев,  - да не просто, а с оглушительным треском. До сих пор шум в ушах не проходит. – Они выпили, и он продолжил, - На первом курсе института примкнул я к СНТО - это такое студенческое научно-техническое общество. Был там Юрик, четверокурсник, с которым мы сделали несколько совместных исследований и докладов, даже пару статей написали. На этой почве и подружились. После института он пошёл в аспирантуру и к моменту моего окончания Юрик стал кандидатом наук. Получил я диплом, а в придачу к нему проблему в виде твоей, Серый, армии. Извини, но отношение к службе у меня такое же, как у тебя к наукам. Альтернативой службе была аспирантура, но пробиться в неё можно было только за очень большие деньги: идти в армию, а попасть в Чечню, никто не хотел. Денег у меня никогда не водилось, и я стал ждать повестку. Времена тогда были весёлые: сегодня ты завлаб в захолустном НИИ, а завтра министр. За какие заслуги? Ни за какие, просто оказался в нужный момент в нужном месте и попался на глаза нужному человеку. Каким-то таким образом какой-то знакомый Юрика стал большой шишкой в министерстве и позвал Юрика к себе, а Юрик сделал мне предложение, решившее все мои проблемы. Стал я помощником Юрия Николаевича, обзавёлся бронью от армии и стабильной зарплатой. Так началась моя гражданская служба на благо новой России. Ротация кадров тогда происходила очень быстро, и через три года Юрий Николаевич был уже замом министра, а я достиг таких вершин, что стал распределять миллиардные контракты. Подписывал их Юрий Николаевич, но без моей визы он свою подпись не ставил, а с моей закорючкой подписывал особо не вникая. Доверял мне полностью. Поверь мне, Серёга, работали мы абсолютно честно, руководствовались исключительно интересами отрасли и имели поровну уважения и ненависти.
Курсе на третьем познакомился я с очень славной девушкой – первокурсницей театрального института. Приехала она из далёкой глубинки, где оставила отца с матерью и младших брата с сестрой, была чистой, наивной и очень талантливой. Завод, где работали её родители, дышал на ладан, денег почти не платили, и она билась как рыбка об лёд, пытаясь совместить учёбу с приработками в массовках на телевидении, которые почти целиком отправляла семье. В том году я осиротел и жил один в маленькой, но трёхкомнатной «хрущобе». В общежитии её угнетала обстановка пьянки и свободных нравов и я предложил ей бесплатную комнату в своей квартире. Тося с радостью согласилась и перебралась ко мне.
Однажды на телевидении её приметил какой-то режиссёр и предложил роль второго плана в сериале. Она согласилась. Начались репетиции, но тут режиссёр всё переиграл и назначил её на главную роль. Дебют был очень успешным, и к окончанию учёбы Тося снялась в двух сериалах, получила приглашение в третий, и поступила в труппу московского театра. К этому времени мы уже пару лет жили гражданским браком.
- Чего же гражданским-то жили, чего не расписались, – с осуждением спросил полковник, - или ты её не до конца устраивал? Прости за прямоту, Лёха, но я этих отношений не понимаю, может ты не предлагал?
- Предлагал, не соглашалась: - Любовь, - говорила, - одно, а семья, - это совершенно другое. Не готова ещё. Мне нужна свобода.
- Для чего свобода замужней женщине, Лёша? Объясни мне, неразумному солдафону.
- Был у меня знакомый боксёр. Как-то в разговоре я назвал его визави в ринге соперником. «Нет,- поправил меня он, - соперник, это тот, кто вне ринга, а в ринге он противник, враг, я должен его смертельно ненавидеть. Иначе не победить. Надо настроить себя на бой, выдумать, что он хочет убить твою мать, изнасиловать твою жену, покалечить твоего ребёнка. Тогда ты будешь сражаться и победишь». Обычным женатым людям свобода тоже бывает нужна, а уж артистам подавно. Играют они любовь, а в душах пусто. Как чувства играть? Они начинает их выдумывать, убеждать себя, что чувства есть, выращивать их, что ли. Бывает, что заигрываются и женятся прямо на съёмках. Съёмки заканчиваются, а с ними и чары исчезают, тряхнут головами и подают на развод. Потому и женятся по десять раз. А семья вяжет по рукам и ногам, не даёт душе раскрепоститься. Это потом с опытом мастерство приходит, только искренность пропадает, а зритель это чувствует и не принимает. Где-то так, примерно. Что-то я разболтался не по теме.
Живём мы хорошо, дружно. Тося по съёмкам мотается, я в министерстве штаны протираю. Возвращается – вижу, что соскучилась. Популярна, а нос не задирает, звёздностью своей не болеет. Не женщина, а ангел во плоти. Стал я замечать, что звёздочка моя тускнеть стала. Говорит, что устала слегка, что скоро съёмки закончатся, тогда отдохнёт и снова будет в форме. Ещё стал я замечать, что Тося как задумается, так непроизвольно ладошку к одному и тому же месту прикладывает. Съёмки закончились, и я настоял, чтобы она в нашей ведомственной больнице обследовалась. Приглашает меня зав. отделением и сообщает, что обнаружили у Тоси болезнь страшную.  Стадия начальная, но тянуть с операцией нельзя: развитие болезни может быть вялотекущим, а может вспыхнуть костром и в месяц сжечь. Предсказать невозможно. Но есть ещё беда. В России такие операции почти не делают, а когда делают, то положительных результатов крайне мало, причём дело не столько в умении хирурга, сколько в очень сложном послеоперационном выхаживании и последующей реабилитации.
У нас ни лекарств, ни специального персонала, ни соответствующих приборов нет. Надо ехать в Германию, там есть всё и результаты около восьмидесяти двух процентов. Даёт он мне координаты немецкой клиники и рекомендует не затягивать. Представляешь моё состояние? Моя Тося, моя звёздочка смертельно больна! Связываюсь с этой клиникой, отсылаю все анализы и заключения и получаю ответ, что да, это их случай, и они готовы принять больную в любое время. А заодно присылают договор и стоимость всего курса лечения. Платить надо за всё от куска пластыря до ватного тампона. Набегает порядка пятисот тысяч евро и то, если без воспалений, осложнений и прочих  неприятностей. Мы последнее время материально неплохо жили на мою зарплату и её гонорары, но накоплений не имели, подкармливали Тосину семью, и ей самой наряды да цацки нужны. А тут пол лимона да в евро, да срочно! С ума сойти можно.
Сижу на работе, решаю, кому контракт на три миллиарда отдать. Претендуют три фирмы. Наиболее подходит фирма Самедова – и не первый раз дело имеем, и оборудование у него почти всё есть, и делает всё более-менее качественно. Решаю отдать контракт ему. А тут он сам заявляется, «провентилировать» свои шансы на контракт. Начинает издали: мимо проходил, решил навестить и чего такой смурной? Я ему всё и рассказал. Он задачу сходу решил: визируй контракт, а я за десять дней соберу тебе пятьсот тысяч без всяких расписок, просто выручу не тебя, а Тосю, которую очень люблю и с удовольствием смотрю все её сериалы. Ты, Серый, пойми мои чувства: взяток никогда не брал, откатов не требовал, а тут… Деньги нужны? Очень! И не для себя, для звёздочки, которую вся страна любит. Это взятка? Нет, решение я раньше принял безо всяких условий. Откат? Тоже нет. А что? Гуманитарная помощь благодарного богатого зрителя. Уговорил себя и при нём завизировал контракт на три миллиарда. Через восемь дней Самедов приглашает меня к себе на фирму, чтобы продемонстрировать докупленное для выполнения контракта оборудование. Приезжаю. В кабинете он интересуется, когда его пригласят на подписание контракта, и протягивает мне пачку евро со словами, что здесь всё, что ты просил, ровно пятьсот тысяч и можешь не пересчитывать.
Паспорта у нас есть, вызов из клиники на руках, визу получили, оформили отпуска и через несколько дней мы уже в Германии. В клинике немецкая педантичность и на четвёртый день операция. Хирург сообщает, что по его части всё отлично, теперь всё зависит от выхаживания и организма пациентки. Тося в стерильном боксе, к ней не пускают, общаемся по телефону, иногда разрешают посмотреть на неё сквозь стекло и помахать рукой. Отпуск закончился, и я улетел в Москву. Через несколько месяцев вернулась здоровая и посвежевшая Тося, на которую сразу обрушились новые роли, и мы снова зажили как прежде в любви и согласии.
Прошло года два. У меня на столе снова лежал очень дорогой контракт. Среди претендентов снова был Самедов, но уже не в качестве фаворита. Одной из работ был мост, а Самедов никогда мосты не строил, к тому же он сорвал сроки выполнения двух последних контрактов. Я порекомендовал отдать контракт другому исполнителю. Слава Богу, тогда ещё не было нынешней  глупости под названием «тендер» и заказ отдавался не тому, кто пообещает сделать дешевле, а тому, кто выполнит качественно и в срок. Прибежал Самедов и буквально потребовал, чтобы заказ отдали ему. Я отказал. Он пригрозил большими неприятностями и убежал, бешено вращая чёрными глазами. Через месяц меня арестовали. Самедов написал, что два года назад я вымогал у него взятку в пятьсот тысяч евро и подкрепил заявление видеосъёмкой передачи денег у него в кабинете.
- Ну и гад, ну и сволочь, - возбуждённо закричал полковник и влил в себя очередную рюмку водки, - как таких подлецов земля носит?
- Не шуми, Серёжа, - Тимофеев тоже выпил и продолжил, - Привели меня на допрос. Следак: - Было? Говорю: - Было, но не так. И рассказываю ему всё, как на духу, и счета немецкие показываю, за каждый еврик отчитываюсь, доказываю, что к рукам ничего не прилипло. А следователю что? Всё записал, «Прочти и распишись. В камеру его». Накоплений у нас как всегда нет. Тося кредит под бешеные проценты взяла и наняла адвоката. Посмотрел адвокат на то, что я наподписывал и за голову схватился:
- Отказывайся, - говорит, - от всех показаний, данных под психологическим давлением и без адвоката, ссылайся на 51 статью Конституции и не давай больше никаких показаний.
Как же спрашиваю отказываться, когда видео есть?
-  Оно незаконно и к делу приобщено быть не может. Слушай меня и, может быть, всё обойдётся.
Я заупрямился: - Нет моей вины во взяточничестве, а осудят, так следователь сказал, что в худшем случае два года условно дадут.
- Дурак ты, парень, хоть и в министерстве работаешь, - подытожил адвокат.
Разругались мы, и я от его услуг отказался. Тосе велел кредит вернуть. Дали мне казённого адвоката, а тот: - Правильно поступаете, что со следствием сотрудничаете, на суде зачтётся.
- Зачлось?
- Зачлось. Впаяли мне четыре года общего режима, правда без конфискации и штрафа. Тося стала требовать, чтобы мы расписались, тут я воспротивился.
- Что так, Лёша, а свидания, посылки.
- Посылки Тося и так три года исправно посылала, а свидания … Она ведь на пике успеха была, подумай, зачем ей муж уголовник? Нет, Серёжа, не такая судьба ей была начертана, не такая.
- А почему посылки только три года посылала, тебя по УДО выпустили?
- Нет, полковник, умерла Тося, в месяц сгорела. Врачи считают, что на нервной почве та страшная болезнь её догнала. Давай помянем светлого человека, звёздочку мою.
Мужчины выпили и долго сидели молча, размышляя каждый о своём.
- Тяжело там было? – нарушил молчание Сергей.
- Тяжело, - хрипло ответил Тимофеев, - и физически и морально. Начальник колонии, гнида, всё поверить не мог, что у меня ничего нет, и требовал поделиться. На самые тяжёлые работы гонял, выговоры ни за что объявлял, карцеры, ШИЗО … «Хрен тебе, а не УДО, если не заплатишь», - открытым текстом говорил. Так от звонка до звонка и оттрубил. А морально, так сидельцы меня презирали за то, что лох. Так Лохом и звали. Один спрашивает:
- Сколько миллиардов через твои руки прошло, сто будет?
- Наверно будет, - отвечаю.
- Ну, ты и лох! Играл бы по общим правилам, брал бы свои два процента, миллиардером был бы, и от суда откупился бы и везде жил бы, как король. А так … Лох он везде лох.
Лежу ночью на шконке, а в голову мысли разные лезут: может быть правы они, может и впрямь неправильно жил? Был бы миллиардером и сам был бы на свободе, и Тося была бы жива. Как думаешь, полковник, когда на небесах начнут грехи мои взвешивать и положат на одну чашу весов взятку, а на другую спасённую от смерти Тосю, какая чаша перевесит?
- Конечно, Тося, зачем спрашиваешь?
- Вот и я так думал, только не всё так просто. Говорят, чужая душа потёмки, а здесь в своей заплутаешь, как в тумане. Иногда накатит что-то, и начнёт скрести душу когтями: а ты уверен, что спасал Тосю ради неё, а не ради себя, любимого? А ты дашь голову на отсечение, что рассказал Самедову о своей проблеме бескорыстно, а не в тайной надежде, что он тебе предложит деньги? И много ещё таких мыслей грызут изнутри.
- Мудришь ты, Лёшка, ох, мудришь! Наговариваешь на себя. Всё ты правильно сделал, жаль только, что адвоката не послушал. Сейчас-то чем занимаешься, бизнесом, небось?
- Не, - мотнул головой Тимофеев, - товароведом в магазине.
- А чего не директором? С твоим-то опытом …
- Предлагали. Не хочу. Смотрю, как к директору нашему кровососы толпой бегут, так противно становится. От участкового до работников префектуры все с пустыми кошёлками бегут. У меня, Серый, аллергия на взятки – ни брать, ни давать не хочу. Давай посошок на дорожку и потопаем, а то кот мне трёпку задаст.

 

ДЛЯ СМЕРТИ ВСЕ РАВНЫ

ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА ГАЛИЧА