УТОПЛЕННИК

Глава  первая

Жарко во дворе. Знойное лето нынчевыдалось. Даже втени большой, раскидистой груши, что растёт в нашем саду, думаю, будет градусов сорок с лишним. Не спасала от этого пекла и журчащая, прохладная вода арыка, протекавшего через весь наш двор.

В доме, тоже стоялатакая духота, что дышать нечем. Мухи и те, прилипнув к стенам и потолку, опасались пошевелить лапками нето, что там сжужжаниемлетать по комнатам. Бери мухобойку и хлопай в своё удовольствие. Куры, вырыв  в земле ямки под деревьями, тоже попрятались и, раскрыв клювы, тяжело дышали, наверно думали, так будет прохладнее. Ни один листочек в саду не шелохнётся – всё замерло от зноя. Ти-ши-на… жара…

Дома никого…кроме меня, конечно,  нашей собаки, Цыгана  и живности. Родители на работе. Я лежу в тени груши и листаю книгу. Изредка, ну так… парураз в час, я переползаю с одного места на другое, следую за  тенью от грушевого дерева. Затем, когда уж совсем становится невмоготу, иду к арыку и,опустив голову в прохладнуюводу, тренируюсь на задержку дыхания. Моя мечта – стать водолазом!

Откудаона взялась, такая мечта? – спросите вы. Сам не могу понять. Нашгородсугубо сухопутный, доморя-океана тысячи километров, а вот появилась же она – моя мечта!   

Наш городской транспорт – верблюды и ослики. Изредка, подняв несусветную пыль, проедет старенький, весь помятый и побитый ЗиС-5 или, что случается чаще, протарахтит допотопная военная
полуторка, давно уже списаннаяиз армии и годная лишь для перевозки картошки или дров. Ну, откуда, скажитена милость, здесь, в нашем городе – корабли, подводные лодки и другая морская техни-
ка? Правда, смешно?

В очередной раз, опустив голову в воду, язажал пальцами, какприщепкой, нос и, закрыв глаза, стал считать. В голове, после сказанной про себя цифры – тридцать пять- зашумело, а потом и вовсе зазвенели колокольчики. Когда я сам себе сказал -  «Сорок!», голова, без разрешения, совершенно не подчиняясь моей воле, выскочила изводы. Да… подумал я огорчённо, нужно больше тренироваться. А то, что же получается: голова сама по себе, а я так – приложение к ней? Ну, никакого тебе порядка в танковых войсках!

 Недовольный собой я вернулсяпод грушу, чтобыпродолжить чтениеи изучение ненавистного учебника по арифметике. Ивсё это из-за мамы… всёиз-занеё! Вот ведь какая хитрая! Все ребятанаслаждаютсялетним «ничегонеделанием», а я – повторяй арифметику и решай задачки! Ну,правда, ведь совершенно нечестно! Разве я не прав? Она и сегодня, уходя на работу, с какой-то, или мне так почудилось, тайной подковыркой спросила - ты хочешь стать водолазом?..

Конечно, хочу, ляпнул я в ответ, совершенно  не подумавши, но почувствовав в её словах какой-то подвох,сразу насторожился.

Тогда займись арифметикой, сказала она. Без знания её, тебя не примут в водолазную школу.

И, когда это я умудрился проговориться о своей мечте? Наверное, во сне.

Однажды, папа, при задушевном разговоресомной, так и сказал - «Тытакмного разговариваешь во сне, что из тебя никогда не получится разведчик. Все государственные тайны выболтаешь!»  

Вот тогда-тоу меня, наверное, и появилась мечта  стать водолазом. Подводой, сами понимаете, много не поговоришь! Разве, что с рыбами? Так говорят,рыбы в воде не разговаривают.Хотя… хотя, я как-тосовершенно нечаянно услышал, как один дяденька сказал другому - «Ты болтлив, как селёдка!» Вот! Ну, а теперь сами подумайте: кому, скажите, пожалуйста, верить?

Только явзялся за учебник и открыл десятую страницу, чтобыповторить решение, до зубной боли надоевшей задачки, как со стороны калитки послышался свист, и кто-то громко позвал меня.

- Эй! Серёга! Ты дома? – голосом Вовки Моисеенко позвали меня.

Вовка – мой дружок... настоящий… Мы ходим в одну школу.Только он на целый год старше меня и учится в другом классе.

Залаял Цыган – нашадомашняя "сторожевая" собака. Таким именем назвала его мама, наверно зато,что он весь чёрный.

«Чёрный, маленький, от горшка двавершка и лайя», - так сказал о нём папа.

 Но, злой - до ужаса! – это я вам точно говорю. Я емуоднажды для проверки в рот  заглянул, чтобы по цвету нёба определить егозлость, тактам у него – черным-черно! Я рассказал об этом Вовке, так он знаете, что мне сказал - "Раз у собаки нёбо чёрное, значит она злая, ужас!". Он-то опытнее меня, знает что говорит. У них во дворе аждве собаки!

Наш Цыган, при видечужих у калитки, всегда заливаетсяколокольчиком – особенно, когдамама и папа дома. Я так думаю, он хочетэтим показать:вот видите,какой я добросовестный пёсик -даром продукты не перевожу, нето что, некоторые. Интересно, на кого это он намекает?

Я как-то, ради интереса, понаблюдал за ним. Так вот, он полает-полает и оглянется назад, потом передохнёт и опять залает. Я-то сразу догадался: он смотрит – невышел ли кто-нибудь издома,
чтобы решить, не пора ли перестатьнадрываться. А,когдадолго не выходят, он начинает пуще злиться и лаять, как-бынамекая – «Долго  мне ещё понапрасну горло надрывать, глухие что ли? Выходитемол, явамтоже не заведенный».Хит-рю-га, каких поискать! Ох, и хитрюга!

Сейчас он тоже старался! Однако от будкидалеко не отходил, готовый в любойнеблагоприятный для него момент юркнуть в неё и уже оттуда продолжать лаять. Я подошёл к калитке, чтобы открыть её, а Вовка ужеводворе – через забор перелез.

- Ты, чем занимаешься? - поинтересовался он. Родители домаилина работе?..

Я ещё только приготовился «достойно» ответить, аон, как из пулемёта, опять затараторил:
«Давай, бросай всё ипошли купаться!Витёк и Колян, наверное, половину дороги уже прошли. Я им сказал, что мыдогоним, а если нет, то встретимсяна нашем всегдашнем месте».

Здрасьте, пожалуйста! – подумал я расстроено. Предложение, конечно, очень заманчивое, но… как же Мунька? (Мунька – это наша корова-кормилица)… Мне мама строго-настрого наказала,чтобы я накормил её и ещё, помахав туда-сюда пальцемперед моим облупленным отсолнца носом, добавила - «Ни в коем случае, слышишь, ни в коем случае – ещё разповторила она строго - не вздумай оставить её без воды. Узнаю! Уши оборву!»

У меня и раньше случались такиепромахи. Так Мунька в прошлый раз уже невыдержала наверно, наябедничала наменя. Когда мама пришла с работы и подошла к ней, она какзамычит, как замычит, а потом, как заплачет, не как человек, конечно, навзрыд, а молча:из глаз слёзы как покатятся, крупные-крупные, величиной сгорошину! Мамаобняла её за шею, гладит и приговаривает - «Опять этот бездельник с друзьями, целый деньна арыке проболтался!Ну, я ему, паразиту, задам!..»

Мунька постепенноплакать перестала и нет-нет, да посмотрит в мою сторону, как-бы говоря этим – «Ну, что, дождался, не будешь меня без водыоставлять. Я ещё не то про тебя могу порассказать. Мама ахнет!»

Я, так, чтобы мамане увидела, показал ей кулак, ночтобы онаменяокончательно невыдала, решил исправить свою оплошность с водопоем. Пришлось быстренько принести Мунькетри ведра воды. Так она всю воду выпила до дна и ещё наверно хотела, но мама сказала: «Хватит Мунька, а толопнешь!Онтебе, попозже, ещё принесёт», и так это строго посмотрелана меня, что я даже чуть-чуть испугался - а вдруг меня накажут!  Но ничего,обошлось!

Вовка! – говорю я, мне корову надо накормить, а потом ещё инапоить. Кроме того…  я почесал в затылке… у меняарифметика под грушей лежит-прохлаждается и вообще – я, наказанный! Потом немного подумал и добавил дляпущей убедительности -мне, к твоему сведению, содвора строго-настрого запретили выходить.

- Подумаешь! Арифметика у него!Впереди ещёполовина лета. Никудатвоя любимая арифметика неденется! – стал уговаривать он меня…

Я, в душе конечно, а не на виду, так надеялся, так надеялся, что он уговорит меня, а я соглашусь пойти с ним, что... Втайне я даже помогал ему себя уговаривать...

…А за корову не боись. Мы коровегруш натрясём, пусть наслаждается. - Ваша коровалюбит груши? –продолжал он искушать меня. Мы всего-тона часик сбегаем, искупаемся, и бегом назад. Твои дажене узнают. Гарантирую! Кто им скажет? Не, ты же?.. Я-то, точно – нет! Между прочим, короветоже хоть раз в жизни грушпоесть хочется...

Последние Вовкины слова,особенно о любви коровы к грушам, сломили моёне такое уж твёрдое сопротивление. Я был бессилен перед его доводами, как крепость «Измаил» перед Суворовым. Я недавно об этом прочитал в книжке. Ин-те-рес-ная!

Мы быстренько залезли на дерево, натрясли груш, а потом я вывел изпрохладного сарая
 Муньку. Вначале онаупиралась, ну, скажите, пожалуйста, какой здравомыслящей корове, так я подумал, когда выводил её, захочетсяиз прохлады выходить и париться на жаре?

Тогда я сунул ей под носгрушу – онапонюхала её,  а потом с превеликим удовольствием начала похрумкивая жевать. Коровытоже, оказывается, как и люди любят полакомитьсявкусненьким. Агруши-то у нас вкусные-превкусные! Я бы и сам с удовольствием съел пару штук, но  было уже не
кудаих запихивать. Живот и так трещал от переполнения.Я даже иногда слышал, как что-то внутри живота то ли потрескивает, толипогукивает. В общем, в нём происходил какой-то непонятный для меняпроцесс пищеварения.

Вопрос с кормом,как сказал мой друг, на сегодняшний момент был решён.

Выскочив на улицу и заперев калитку, я оглянулся насоседский дом – незаметилалинас Райка Дмитриева – ябеда и задавака.Мы с ней, одноклассники и, однажды, целую неделю дружили, апотом раздружились. Раздружились напрофессиональной почве, как сказал её отец моему папе. Ну, что в самом-то деле? Я ейговорю - «Пойду в водолазы!Буду корабли со дна моря, поднимать и, может быть, найду огромный-преогромный клад и тогда натебе женюсь».

А, она – «Зачем мне водолаз! Я лётчицей буду! Полечу вокруг земли и стану героиней!» И ещё нос задрала. Тоже мне, лётчица! Я же говорю - самая настоящая задавака!

Я, конечно, нанеё обиделся за такое неуважение к моей будущейпрофессии и перестал с ней
дружить и даже в гости перестал книмходить.

Пробежав четыре кварталаотулицы Ташкентской, мы с Вовкой выскочили на «Сеннойрынок», а там, если ещё немного пробежать – окажешься на берегу Головного арыка - места нашего всегдашнего купания. Товарищей мы, конечно же, не догнали. Ещё затратили пятнадцать минут на преодоление оставшегося пути и мы – на месте!

Головнойарык берёт воду через затвор изречки Талас, берущей своё начало вгорах Киргизии. У Таласа очень холодная вода и быстрое течение, да и находился он в километре, а может в полутора от города. По моему пониманию – далековато. На речку мы ходим только рыбачить, а  купаемся мы всегда в Головном арыке. Внём вода теплее и течение не такое быстрое.

 

                                                                                            *   *   *

Шириной около пяти-шестиметров, он, входя в город, разветвляется на несколько более узких арыков, а в самом городе переходит в сеть узеньких-узеньких  арыков, подведённых к каждому двору.

На обоих берегах головного арыкарастут пирамидальные тополя и джида. Они  давалитень и закрывалинас своей кроной от палящих лучей солнца. Это было нашелюбимое место отдыха и забав в воде. Это было нашесобственное "Море-океан"! Вот только по этому морю-океану неплавали корабли и подводныелодки.

В водебарахтались Витёк с Коляном и другие наши знакомые ребята, завсегдатаи этогоместа. Увидев нас,они замахали нам руками и на разные голоса, завопили: «Давайте скорее сюда!Вода тёплая,можно купаться! Кра-со-ти-ща! - Вовка, Серёга… ныряйте с берега! Не боись, пацаны, прорвёмся! «Не утонем, не умрём и в арыкепроживём!»»

Мы разделись под тополем и побежали к месту нашего ныряния. Вовка,разбежавшись, подпрыгнул и с визгом полетел в воду. А я не стал нырять. Что-тозаколбасило меня. До сих пор не пойму, что! Может, потому, что я ещё очень плохо плавал?

 А плавал ятолько по-собачьи и только у берега. В общем, не успев разогнаться дляпрыжка в воду,  я затормозил, медленно, вразвалочку, подошёл кберегу и остановился в раздумье.

- Серёга, ты чего остановился? – крикнул мне Вовка, барахтаясь в воде. Небойся – вода нормальная, тёплая, как парное молоко из-под вашей Муньки!Ты же умеешь плавать, я видел прошлый раз...

- Ты чо – трусишь? – стали кричать остальные.

Я знал, что под водой, у самого берега, есть приступочка, по которой мы выходили изводы и решил с неё спуститься в воду. Став на неё, япочувствовал, какаяона скользкая. Вода, как всегда, доходила мнедоколеней и была прохладной и такой ласковой, что я от наслаждения закрыл глаза…

Что случилось потом, я как то сразуи не понял.Прошло всего лишь одно мгновение, дажеменьше мгновения... Я даже глаза не успел открыть, я даже глазом не успел моргнуть, не то, что подумать или сообразить или, хотя бы приготовиться...

Я находился в воде! Дажене так. Я был под водой!Стараясь не дышать, как у себядома в арыке, чтобы ненаглотаться воды – вот, что значит закалка-тренировка - явсё-таки, почему-то, весь сжался, или мне почудилось, что я сжался, а глаза мои сами по себе открылись.

Моему взору открылся«богатый» подводный мирарыка, ну,точь в точь, как в кино, это, как его... Вот забыл название, ну,это...да,вы же видели его, проводолазов...помните, ещё на той неделе показывали, как они в дыру корабля заплывали... Вспомнили? Даа... этовам не то, что дома в
арыке...

Мимо меня проплывала какая-то росшая на дне очень уж зелёная трава. Она покачивалась…  покачивалась, а в ней, словно по улицам и переулкам города, сновалималенькиерыбки и жучки. Аогромные лягушки, выпучив от удивления круглые глаза, провожали меня взглядом и, вероятно, спрашивали друг у друга, что это зачудо-юдо появилось в их владениях…

Почему-товсё это появлялось то, справой стороны то, с левой стороны, а иногда, по какой-то прихоти природы, то вверху, то внизу. Окружающие меня картины, медленно вращаясь, то удалялись, то приближались. Всё просматривалосьсловно через зелёное, чуть мутноватое стекло.

… А вот проплыло подо мной старое, ржавое ведро без дна, а чуть подальше – погнутое колесо от велосипеда. Потом оно почему-то оказалось надо мной – висело в зелёном небе и непадало…

В головепоявился шум, как на счёте - тридцать пять. А потом…, потом… он стал усиливаться всёбольше и большеи, наконец, перешёл в звон и япочувствовал - всё! Всё, больше безвоздуха я не смогу и, если сейчас же, сию же секундочку неначну дышать, то задохнусь от удушья… и, я стал дышать!..

Воздух был такой густой и с таким трудом наполнял мои лёгкие, что я дышал, дышал, и никак не мог надышаться. Я чувствовал – мне егоне хватает! Очень нехватает!

Тогда, я стал усиленно дышать, втягивая его всей грудью и со всей силой, которая у меня была. Потом… потом чувство нехватки воздуха в какой-то момент ушло и мне сталотак тепло и уютно, что глаза у меня сами собой закрылись, и яуснул в покачивающей менязелёной колыбели.

 

                                                          Глава  вторая

Резко, то ли очнувшись, то ли проснувшись, я открыл глаза и ничего не понял. Почему-то ялежал боком натраве, авокруг менятолпилисьвсе мои друзья,знакомые товарищи и какой-то чужой дяденька: в мокрой одежде (снеё, даже вода капала). Он, закрыв глаза и облокотившись рукой о землю, как мне показалось - счастливоулыбался. Я попытался сесть, но какая-то слабость и головокружение мне помешали это сделать.

Первым увидел, чтоя пришёл в себя Вовка и помог мне сесть. А дяденька, наверно  почувствовав, как я пытаюсь сесть, открыл глаза и ласково, как папа, когда он в хорошем настроении, спросил:

- Ну как, малец,ожил? А, затем,  улыбнувшись, добавил – Долго жить будешь!

Я всё ещё ничего непонимал и в растерянности только «хлопал глазами». На мне была мокрая одежда, и хотяна улице стояланесусветная жара, мне былопочему-то холодно.

Дяденькавнимательно посмотрел наменя, потом поднявшись на ноги, взял валявшийся чуть в стороне на земле, велосипед (я его, вначале, дажене заметил) и, сказав напрощание - «Пока, пацаны!Выуж тут, поосторожнее… в воде» -покатил по тропке,вьющейсявдоль арыка.

Тут, пацаны, все разом, как стая потревоженных галчат, загалдели и перебивая, вспоминаяподробности и поправляя друг друга, стали рассказывать, что жепроизошло сомной:

 Ты стоял нанашей ступеньке, говорил один, а я тебе крикнул, чтобы тыне трусил и лез в воду. Потом я нырнул, продолжал он, а когда вынырнул, тебя ужетам небыло. Я решил, что ты где-то рядомплаваешь…

А я видел, какты нырнул! – перебивая, стал рассказывать другой, и ждал, когда вынырнешь. Ждал-ждал, а тебя всё нет. Решил, что ты хочешь под водой к нам подплыть…

 А я! – вступил в разговор Вовка, случайно увидел, как что-то под водой проплыло мимо меня, а над водой руки торчат и пальцы шевелятся. Я, какзакричу пацанам - «Утопленник! Утопленник!» Ну, все, знамо дело, кинулись наберег, продолжил он рассказывать, всевыскочили, а тебянет!

По тропинке, вдоль берега, какой-то дяденька на велосипеде ехал, заговорил, перебивая Вовку, незнакомыймнемальчик, мы кинулись к нему и стали говорить про утопленника и показывать руками…

- Ага, и совсем нетак! – перебил его Витёк, - я первый увиделдяденьку и стал звать его, атобы он мимо проехал...

Из всего этого гама я, ещёне совсем хорошо соображая, понял одно: я тонул, а какой-то посторонний человек,проезжая мимо нас навелосипеде, бросился вводу, вытащил меня из воды и откачал… - Откачал – слово-то какое! Можно подумать, что он включил насос электрический (я видел, как в городе из арыка воду таким качают) и из меня воду выкачивал… Интересно, сколько же вёдер он из меня откачал? Никто же в такой панике не посчитал, а зря? Если бы другого мальчика откачивали, а не меня, я бы обязательно посчитал.

 Прощаясь с нами, он неназвал своего имени, о нём, впоследствии, не писали в газетах, но он совершилгеройский поступок! Поступок - достойный Человека!ЧЕЛОВЕКА – с большой  буквы!

   После всей этой кутерьмы с моим спасением и разговорами про то, как я «чуть не утонул», оставалось только договориться,как так сделать, чтобымоиродители не узнали об этом происшествии. Ну, общим хором-приговором, мы решили держать язык за зубами!

  О продолжении купания разговор никто незаводил. Небыло беззаботного смеха и безобидного, пацанячьего "подначивания".Все были напуганыпроисшедшимсо мной, наверное.

Мы молчаливо распрощались - то есть, молча, не говоря ни слова, лишь покивав головой, потихоньку разошлись по домам.

 Попрощавшись со своими товарищами, мы – двое -Вовка и я, тоже пошли домой. Всяодежда намнебыла мокрой и грязной, но янадеялся, что она высохнет за времяпути домой, а потом я легко её очищу.

Подходя кдому, я услышал обиженное мычание Муньки. Она бессовестно ревела на всю улицу: ещё одна неприятность, теперь уже  в лице Муньки, поджидаламеня!

Вовка проводил меня до калитки и, попрощавшись, ушёл.Незаметно скосив глаза в сторону Райкиного дома (её нигде не было видно) я, решив, чтохоть здесь мне повезло, грустно вздохнул и
вошёл в калитку.

Быстро напоив корову,я загнал её в сарай и принялся за чистку брюк. Они  почему-то плохо отчищались.Оставались пятна. Тут в голову мне пришла прекрасная идея - а, что, если брюки и рубашку намочить в арыке, а потом постирать? К приходу родителей они должны высохнуть, решил я.

Развесив постиранную одежду на солнышке – сушиться, я совсем уж собрался приняться за арифметику, какводвор быстрым шагом, почти бегом, вошла мама. Почему- то сегодня онапришла с работы рано, какникогда. Я никак не думал, что с работы можно пораньше уходить. Надо будет взять маму в пример себе на будущее, решил я, вдруг пригодится, мало ли. А потом неожиданно испугался - чего это она так рано?

Подойдя ко мне, она прерывающимся от волнения голосом, спросила:

  - Ты, что,  опять без разрешения ходил купаться?!

Я моментально догадался – кто-то из друзей-товарищей не удержался и выдал наш секрет. Оставалось одно – ни под каким соусом не признаваться, даже если будут жечь на костре, как Жанну
д’Арк. О ней, с восхищением, аж глаза горели огнём возбуждения, как-то рассказал мне Вовка. Не признаваться – ни в какую! - решил я твёрдо. Иначе наказания не избежать! Сделав честные-пречестные глаза, я ответил:

- Ну, что ты, мама! Видишь, я по арифметикезадачки решаю, -  и с обидой в голосе, добавил, -  некогдамне по разным купаниям ходить.

- А почему твояодежда мокрая наверёвкевисит? – продолжила допрос мама. Ты Муньку покормил? А не забыл напоить?

- С Мунькой всё в порядке. Можешь спросить у неё. Онаврать не станет! – продолжал выкручиваться я, а одежда?.. Тут я лихорадочно стал придумывать, как поправдивееответить и не попасться и, наконец, брякнул, - это я поскользнулся и упал в арык!

Проговорился! –  блескучей молнией сверкнула мысль. Что теперь бу-де-т?!

- В какой арык, - строго посмотрев наменя, спросиламама. – Ты всё-таки ходил на Головной арык?

- Да, нет. Это я в наш… наш… арык… упал, -пробормотал я, ужене надеясь избежать трёпки.

Мама, посмотрела на меня внимательно-подозрительным взглядом и продолжила:

 – Прибежала ко мне на работу тётя Зина Амосова, тызнаешь её…

- Это… которая через двадомаотнас живёт? – перебил я маму,уже чувствуя, что гроза, наверное, минует меня.

- Да, она… Она прибежала ко мне на работу и говорит, что ты утонул в Головном арыке,и что тыбыл там со своими дружками. - Я отпросилась у директора и вместе с ней, с тётей Зиной, побежалидомой…

И, тут же, не сходя с места, мне прямёхонько в лоб, как из двуствольного ружья: «Так, ты, ходил купаться?»

Не ожидаятакой атаки, я захлопал глазами и даже как-то, вначале растерялся.Потом «забрал» себя в руки – я же будущий водолаз – и, как мог спокойным голосом, ответил: «Ну, чтоты мама, какой арык? Я же дома арифметику повторял!»

Вечером, когдався семья легла спать и ко мне начала подкрадываться сладкая дрёма, из комнаты мамы раздался голос - «Серёжа, признайся! Ты ходил купаться наГоловной арык и чуть не утонул?  Не будет же, тётя Зина придумывать…Я тебя наказывать не собираюсь, но ты всё же признайся».

- Это…это, другой… мальчик тонул, - покачиваемый лодкой сна, пробормотал я.

 - А, ему…  этому... другому мальчику, было страшно? -услышал я донёсшийся издалека, словнодуновение ветерка, чей-то голос.

Уже совсем засыпая, я прошептал - «Так страшно, так страшно... там такие огромные, пучеглазыелягушки...»

 

                                                           ---<<<>>>---

© Copyright: Лев Голубев, 2014

Регистрационный номер №0237769

от 8 сентября 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0237769 выдан для произведения:

Глава  первая

Жарко во дворе. Знойное лето нынчевыдалось. Даже втени большой, раскидистой груши, что растёт в нашем саду, думаю, будет градусов сорок с лишним. Не спасала от этого пекла и журчащая, прохладная вода арыка, протекавшего через весь наш двор.

В доме, тоже стоялатакая духота, что дышать нечем. Мухи и те, прилипнув к стенам и потолку, опасались пошевелить лапками нето, что там сжужжаниемлетать по комнатам. Бери мухобойку и хлопай в своё удовольствие. Куры, вырыв  в земле ямки под деревьями, тоже попрятались и, раскрыв клювы, тяжело дышали, наверно думали, так будет прохладнее. Ни один листочек в саду не шелохнётся – всё замерло от зноя. Ти-ши-на… жара…

Дома никого…кроме меня, конечно,  нашей собаки, Цыгана  и живности. Родители на работе. Я лежу в тени груши и листаю книгу. Изредка, ну так… парураз в час, я переползаю с одного места на другое, следую за  тенью от грушевого дерева. Затем, когда уж совсем становится невмоготу, иду к арыку и,опустив голову в прохладнуюводу, тренируюсь на задержку дыхания. Моя мечта – стать водолазом!

Откудаона взялась, такая мечта? – спросите вы. Сам не могу понять. Нашгородсугубо сухопутный, доморя-океана тысячи километров, а вот появилась же она – моя мечта!   

Наш городской транспорт – верблюды и ослики. Изредка, подняв несусветную пыль, проедет старенький, весь помятый и побитый ЗиС-5 или, что случается чаще, протарахтит допотопная военная
полуторка, давно уже списаннаяиз армии и годная лишь для перевозки картошки или дров. Ну, откуда, скажитена милость, здесь, в нашем городе – корабли, подводные лодки и другая морская техни-
ка? Правда, смешно?

В очередной раз, опустив голову в воду, язажал пальцами, какприщепкой, нос и, закрыв глаза, стал считать. В голове, после сказанной про себя цифры – тридцать пять- зашумело, а потом и вовсе зазвенели колокольчики. Когда я сам себе сказал -  «Сорок!», голова, без разрешения, совершенно не подчиняясь моей воле, выскочила изводы. Да… подумал я огорчённо, нужно больше тренироваться. А то, что же получается: голова сама по себе, а я так – приложение к ней? Ну, никакого тебе порядка в танковых войсках!

 Недовольный собой я вернулсяпод грушу, чтобыпродолжить чтениеи изучение ненавистного учебника по арифметике. Ивсё это из-за мамы… всёиз-занеё! Вот ведь какая хитрая! Все ребятанаслаждаютсялетним «ничегонеделанием», а я – повторяй арифметику и решай задачки! Ну,правда, ведь совершенно нечестно! Разве я не прав? Она и сегодня, уходя на работу, с какой-то, или мне так почудилось, тайной подковыркой спросила - ты хочешь стать водолазом?..

Конечно, хочу, ляпнул я в ответ, совершенно  не подумавши, но почувствовав в её словах какой-то подвох,сразу насторожился.

Тогда займись арифметикой, сказала она. Без знания её, тебя не примут в водолазную школу.

И, когда это я умудрился проговориться о своей мечте? Наверное, во сне.

Однажды, папа, при задушевном разговоресомной, так и сказал - «Тытакмного разговариваешь во сне, что из тебя никогда не получится разведчик. Все государственные тайны выболтаешь!»  

Вот тогда-тоу меня, наверное, и появилась мечта  стать водолазом. Подводой, сами понимаете, много не поговоришь! Разве, что с рыбами? Так говорят,рыбы в воде не разговаривают.Хотя… хотя, я как-тосовершенно нечаянно услышал, как один дяденька сказал другому - «Ты болтлив, как селёдка!» Вот! Ну, а теперь сами подумайте: кому, скажите, пожалуйста, верить?

Только явзялся за учебник и открыл десятую страницу, чтобыповторить решение, до зубной боли надоевшей задачки, как со стороны калитки послышался свист, и кто-то громко позвал меня.

- Эй! Серёга! Ты дома? – голосом Вовки Моисеенко позвали меня.

Вовка – мой дружок... настоящий… Мы ходим в одну школу.Только он на целый год старше меня и учится в другом классе.

Залаял Цыган – нашадомашняя "сторожевая" собака. Таким именем назвала его мама, наверно зато,что он весь чёрный.

«Чёрный, маленький, от горшка двавершка и лайя», - так сказал о нём папа.

 Но, злой - до ужаса! – это я вам точно говорю. Я емуоднажды для проверки в рот  заглянул, чтобы по цвету нёба определить егозлость, тактам у него – черным-черно! Я рассказал об этом Вовке, так он знаете, что мне сказал - "Раз у собаки нёбо чёрное, значит она злая, ужас!". Он-то опытнее меня, знает что говорит. У них во дворе аждве собаки!

Наш Цыган, при видечужих у калитки, всегда заливаетсяколокольчиком – особенно, когдамама и папа дома. Я так думаю, он хочетэтим показать:вот видите,какой я добросовестный пёсик -даром продукты не перевожу, нето что, некоторые. Интересно, на кого это он намекает?

Я как-то, ради интереса, понаблюдал за ним. Так вот, он полает-полает и оглянется назад, потом передохнёт и опять залает. Я-то сразу догадался: он смотрит – невышел ли кто-нибудь издома,
чтобы решить, не пора ли перестатьнадрываться. А,когдадолго не выходят, он начинает пуще злиться и лаять, как-бынамекая – «Долго  мне ещё понапрасну горло надрывать, глухие что ли? Выходитемол, явамтоже не заведенный».Хит-рю-га, каких поискать! Ох, и хитрюга!

Сейчас он тоже старался! Однако от будкидалеко не отходил, готовый в любойнеблагоприятный для него момент юркнуть в неё и уже оттуда продолжать лаять. Я подошёл к калитке, чтобы открыть её, а Вовка ужеводворе – через забор перелез.

- Ты, чем занимаешься? - поинтересовался он. Родители домаилина работе?..

Я ещё только приготовился «достойно» ответить, аон, как из пулемёта, опять затараторил:
«Давай, бросай всё ипошли купаться!Витёк и Колян, наверное, половину дороги уже прошли. Я им сказал, что мыдогоним, а если нет, то встретимсяна нашем всегдашнем месте».

Здрасьте, пожалуйста! – подумал я расстроено. Предложение, конечно, очень заманчивое, но… как же Мунька? (Мунька – это наша корова-кормилица)… Мне мама строго-настрого наказала,чтобы я накормил её и ещё, помахав туда-сюда пальцемперед моим облупленным отсолнца носом, добавила - «Ни в коем случае, слышишь, ни в коем случае – ещё разповторила она строго - не вздумай оставить её без воды. Узнаю! Уши оборву!»

У меня и раньше случались такиепромахи. Так Мунька в прошлый раз уже невыдержала наверно, наябедничала наменя. Когда мама пришла с работы и подошла к ней, она какзамычит, как замычит, а потом, как заплачет, не как человек, конечно, навзрыд, а молча:из глаз слёзы как покатятся, крупные-крупные, величиной сгорошину! Мамаобняла её за шею, гладит и приговаривает - «Опять этот бездельник с друзьями, целый деньна арыке проболтался!Ну, я ему, паразиту, задам!..»

Мунька постепенноплакать перестала и нет-нет, да посмотрит в мою сторону, как-бы говоря этим – «Ну, что, дождался, не будешь меня без водыоставлять. Я ещё не то про тебя могу порассказать. Мама ахнет!»

Я, так, чтобы мамане увидела, показал ей кулак, ночтобы онаменяокончательно невыдала, решил исправить свою оплошность с водопоем. Пришлось быстренько принести Мунькетри ведра воды. Так она всю воду выпила до дна и ещё наверно хотела, но мама сказала: «Хватит Мунька, а толопнешь!Онтебе, попозже, ещё принесёт», и так это строго посмотрелана меня, что я даже чуть-чуть испугался - а вдруг меня накажут!  Но ничего,обошлось!

Вовка! – говорю я, мне корову надо накормить, а потом ещё инапоить. Кроме того…  я почесал в затылке… у меняарифметика под грушей лежит-прохлаждается и вообще – я, наказанный! Потом немного подумал и добавил дляпущей убедительности -мне, к твоему сведению, содвора строго-настрого запретили выходить.

- Подумаешь! Арифметика у него!Впереди ещёполовина лета. Никудатвоя любимая арифметика неденется! – стал уговаривать он меня…

Я, в душе конечно, а не на виду, так надеялся, так надеялся, что он уговорит меня, а я соглашусь пойти с ним, что... Втайне я даже помогал ему себя уговаривать...

…А за корову не боись. Мы коровегруш натрясём, пусть наслаждается. - Ваша коровалюбит груши? –продолжал он искушать меня. Мы всего-тона часик сбегаем, искупаемся, и бегом назад. Твои дажене узнают. Гарантирую! Кто им скажет? Не, ты же?.. Я-то, точно – нет! Между прочим, короветоже хоть раз в жизни грушпоесть хочется...

Последние Вовкины слова,особенно о любви коровы к грушам, сломили моёне такое уж твёрдое сопротивление. Я был бессилен перед его доводами, как крепость «Измаил» перед Суворовым. Я недавно об этом прочитал в книжке. Ин-те-рес-ная!

Мы быстренько залезли на дерево, натрясли груш, а потом я вывел изпрохладного сарая
 Муньку. Вначале онаупиралась, ну, скажите, пожалуйста, какой здравомыслящей корове, так я подумал, когда выводил её, захочетсяиз прохлады выходить и париться на жаре?

Тогда я сунул ей под носгрушу – онапонюхала её,  а потом с превеликим удовольствием начала похрумкивая жевать. Коровытоже, оказывается, как и люди любят полакомитьсявкусненьким. Агруши-то у нас вкусные-превкусные! Я бы и сам с удовольствием съел пару штук, но  было уже не
кудаих запихивать. Живот и так трещал от переполнения.Я даже иногда слышал, как что-то внутри живота то ли потрескивает, толипогукивает. В общем, в нём происходил какой-то непонятный для меняпроцесс пищеварения.

Вопрос с кормом,как сказал мой друг, на сегодняшний момент был решён.

Выскочив на улицу и заперев калитку, я оглянулся насоседский дом – незаметилалинас Райка Дмитриева – ябеда и задавака.Мы с ней, одноклассники и, однажды, целую неделю дружили, апотом раздружились. Раздружились напрофессиональной почве, как сказал её отец моему папе. Ну, что в самом-то деле? Я ейговорю - «Пойду в водолазы!Буду корабли со дна моря, поднимать и, может быть, найду огромный-преогромный клад и тогда натебе женюсь».

А, она – «Зачем мне водолаз! Я лётчицей буду! Полечу вокруг земли и стану героиней!» И ещё нос задрала. Тоже мне, лётчица! Я же говорю - самая настоящая задавака!

Я, конечно, нанеё обиделся за такое неуважение к моей будущейпрофессии и перестал с ней
дружить и даже в гости перестал книмходить.

Пробежав четыре кварталаотулицы Ташкентской, мы с Вовкой выскочили на «Сеннойрынок», а там, если ещё немного пробежать – окажешься на берегу Головного арыка - места нашего всегдашнего купания. Товарищей мы, конечно же, не догнали. Ещё затратили пятнадцать минут на преодоление оставшегося пути и мы – на месте!

Головнойарык берёт воду через затвор изречки Талас, берущей своё начало вгорах Киргизии. У Таласа очень холодная вода и быстрое течение, да и находился он в километре, а может в полутора от города. По моему пониманию – далековато. На речку мы ходим только рыбачить, а  купаемся мы всегда в Головном арыке. Внём вода теплее и течение не такое быстрое.

 

                                                                                            *   *   *

Шириной около пяти-шестиметров, он, входя в город, разветвляется на несколько более узких арыков, а в самом городе переходит в сеть узеньких-узеньких  арыков, подведённых к каждому двору.

На обоих берегах головного арыкарастут пирамидальные тополя и джида. Они  давалитень и закрывалинас своей кроной от палящих лучей солнца. Это было нашелюбимое место отдыха и забав в воде. Это было нашесобственное "Море-океан"! Вот только по этому морю-океану неплавали корабли и подводныелодки.

В водебарахтались Витёк с Коляном и другие наши знакомые ребята, завсегдатаи этогоместа. Увидев нас,они замахали нам руками и на разные голоса, завопили: «Давайте скорее сюда!Вода тёплая,можно купаться! Кра-со-ти-ща! - Вовка, Серёга… ныряйте с берега! Не боись, пацаны, прорвёмся! «Не утонем, не умрём и в арыкепроживём!»»

Мы разделись под тополем и побежали к месту нашего ныряния. Вовка,разбежавшись, подпрыгнул и с визгом полетел в воду. А я не стал нырять. Что-тозаколбасило меня. До сих пор не пойму, что! Может, потому, что я ещё очень плохо плавал?

 А плавал ятолько по-собачьи и только у берега. В общем, не успев разогнаться дляпрыжка в воду,  я затормозил, медленно, вразвалочку, подошёл кберегу и остановился в раздумье.

- Серёга, ты чего остановился? – крикнул мне Вовка, барахтаясь в воде. Небойся – вода нормальная, тёплая, как парное молоко из-под вашей Муньки!Ты же умеешь плавать, я видел прошлый раз...

- Ты чо – трусишь? – стали кричать остальные.

Я знал, что под водой, у самого берега, есть приступочка, по которой мы выходили изводы и решил с неё спуститься в воду. Став на неё, япочувствовал, какаяона скользкая. Вода, как всегда, доходила мнедоколеней и была прохладной и такой ласковой, что я от наслаждения закрыл глаза…

Что случилось потом, я как то сразуи не понял.Прошло всего лишь одно мгновение, дажеменьше мгновения... Я даже глаза не успел открыть, я даже глазом не успел моргнуть, не то, что подумать или сообразить или, хотя бы приготовиться...

Я находился в воде! Дажене так. Я был под водой!Стараясь не дышать, как у себядома в арыке, чтобы ненаглотаться воды – вот, что значит закалка-тренировка - явсё-таки, почему-то, весь сжался, или мне почудилось, что я сжался, а глаза мои сами по себе открылись.

Моему взору открылся«богатый» подводный мирарыка, ну,точь в точь, как в кино, это, как его... Вот забыл название, ну,это...да,вы же видели его, проводолазов...помните, ещё на той неделе показывали, как они в дыру корабля заплывали... Вспомнили? Даа... этовам не то, что дома в
арыке...

Мимо меня проплывала какая-то росшая на дне очень уж зелёная трава. Она покачивалась…  покачивалась, а в ней, словно по улицам и переулкам города, сновалималенькиерыбки и жучки. Аогромные лягушки, выпучив от удивления круглые глаза, провожали меня взглядом и, вероятно, спрашивали друг у друга, что это зачудо-юдо появилось в их владениях…

Почему-товсё это появлялось то, справой стороны то, с левой стороны, а иногда, по какой-то прихоти природы, то вверху, то внизу. Окружающие меня картины, медленно вращаясь, то удалялись, то приближались. Всё просматривалосьсловно через зелёное, чуть мутноватое стекло.

… А вот проплыло подо мной старое, ржавое ведро без дна, а чуть подальше – погнутое колесо от велосипеда. Потом оно почему-то оказалось надо мной – висело в зелёном небе и непадало…

В головепоявился шум, как на счёте - тридцать пять. А потом…, потом… он стал усиливаться всёбольше и большеи, наконец, перешёл в звон и япочувствовал - всё! Всё, больше безвоздуха я не смогу и, если сейчас же, сию же секундочку неначну дышать, то задохнусь от удушья… и, я стал дышать!..

Воздух был такой густой и с таким трудом наполнял мои лёгкие, что я дышал, дышал, и никак не мог надышаться. Я чувствовал – мне егоне хватает! Очень нехватает!

Тогда, я стал усиленно дышать, втягивая его всей грудью и со всей силой, которая у меня была. Потом… потом чувство нехватки воздуха в какой-то момент ушло и мне сталотак тепло и уютно, что глаза у меня сами собой закрылись, и яуснул в покачивающей менязелёной колыбели.

 

                                                          Глава  вторая

Резко, то ли очнувшись, то ли проснувшись, я открыл глаза и ничего не понял. Почему-то ялежал боком натраве, авокруг менятолпилисьвсе мои друзья,знакомые товарищи и какой-то чужой дяденька: в мокрой одежде (снеё, даже вода капала). Он, закрыв глаза и облокотившись рукой о землю, как мне показалось - счастливоулыбался. Я попытался сесть, но какая-то слабость и головокружение мне помешали это сделать.

Первым увидел, чтоя пришёл в себя Вовка и помог мне сесть. А дяденька, наверно  почувствовав, как я пытаюсь сесть, открыл глаза и ласково, как папа, когда он в хорошем настроении, спросил:

- Ну как, малец,ожил? А, затем,  улыбнувшись, добавил – Долго жить будешь!

Я всё ещё ничего непонимал и в растерянности только «хлопал глазами». На мне была мокрая одежда, и хотяна улице стояланесусветная жара, мне былопочему-то холодно.

Дяденькавнимательно посмотрел наменя, потом поднявшись на ноги, взял валявшийся чуть в стороне на земле, велосипед (я его, вначале, дажене заметил) и, сказав напрощание - «Пока, пацаны!Выуж тут, поосторожнее… в воде» -покатил по тропке,вьющейсявдоль арыка.

Тут, пацаны, все разом, как стая потревоженных галчат, загалдели и перебивая, вспоминаяподробности и поправляя друг друга, стали рассказывать, что жепроизошло сомной:

 Ты стоял нанашей ступеньке, говорил один, а я тебе крикнул, чтобы тыне трусил и лез в воду. Потом я нырнул, продолжал он, а когда вынырнул, тебя ужетам небыло. Я решил, что ты где-то рядомплаваешь…

А я видел, какты нырнул! – перебивая, стал рассказывать другой, и ждал, когда вынырнешь. Ждал-ждал, а тебя всё нет. Решил, что ты хочешь под водой к нам подплыть…

 А я! – вступил в разговор Вовка, случайно увидел, как что-то под водой проплыло мимо меня, а над водой руки торчат и пальцы шевелятся. Я, какзакричу пацанам - «Утопленник! Утопленник!» Ну, все, знамо дело, кинулись наберег, продолжил он рассказывать, всевыскочили, а тебянет!

По тропинке, вдоль берега, какой-то дяденька на велосипеде ехал, заговорил, перебивая Вовку, незнакомыймнемальчик, мы кинулись к нему и стали говорить про утопленника и показывать руками…

- Ага, и совсем нетак! – перебил его Витёк, - я первый увиделдяденьку и стал звать его, атобы он мимо проехал...

Из всего этого гама я, ещёне совсем хорошо соображая, понял одно: я тонул, а какой-то посторонний человек,проезжая мимо нас навелосипеде, бросился вводу, вытащил меня из воды и откачал… - Откачал – слово-то какое! Можно подумать, что он включил насос электрический (я видел, как в городе из арыка воду таким качают) и из меня воду выкачивал… Интересно, сколько же вёдер он из меня откачал? Никто же в такой панике не посчитал, а зря? Если бы другого мальчика откачивали, а не меня, я бы обязательно посчитал.

 Прощаясь с нами, он неназвал своего имени, о нём, впоследствии, не писали в газетах, но он совершилгеройский поступок! Поступок - достойный Человека!ЧЕЛОВЕКА – с большой  буквы!

   После всей этой кутерьмы с моим спасением и разговорами про то, как я «чуть не утонул», оставалось только договориться,как так сделать, чтобымоиродители не узнали об этом происшествии. Ну, общим хором-приговором, мы решили держать язык за зубами!

  О продолжении купания разговор никто незаводил. Небыло беззаботного смеха и безобидного, пацанячьего "подначивания".Все были напуганыпроисшедшимсо мной, наверное.

Мы молчаливо распрощались - то есть, молча, не говоря ни слова, лишь покивав головой, потихоньку разошлись по домам.

 Попрощавшись со своими товарищами, мы – двое -Вовка и я, тоже пошли домой. Всяодежда намнебыла мокрой и грязной, но янадеялся, что она высохнет за времяпути домой, а потом я легко её очищу.

Подходя кдому, я услышал обиженное мычание Муньки. Она бессовестно ревела на всю улицу: ещё одна неприятность, теперь уже  в лице Муньки, поджидаламеня!

Вовка проводил меня до калитки и, попрощавшись, ушёл.Незаметно скосив глаза в сторону Райкиного дома (её нигде не было видно) я, решив, чтохоть здесь мне повезло, грустно вздохнул и
вошёл в калитку.

Быстро напоив корову,я загнал её в сарай и принялся за чистку брюк. Они  почему-то плохо отчищались.Оставались пятна. Тут в голову мне пришла прекрасная идея - а, что, если брюки и рубашку намочить в арыке, а потом постирать? К приходу родителей они должны высохнуть, решил я.

Развесив постиранную одежду на солнышке – сушиться, я совсем уж собрался приняться за арифметику, какводвор быстрым шагом, почти бегом, вошла мама. Почему- то сегодня онапришла с работы рано, какникогда. Я никак не думал, что с работы можно пораньше уходить. Надо будет взять маму в пример себе на будущее, решил я, вдруг пригодится, мало ли. А потом неожиданно испугался - чего это она так рано?

Подойдя ко мне, она прерывающимся от волнения голосом, спросила:

  - Ты, что,  опять без разрешения ходил купаться?!

Я моментально догадался – кто-то из друзей-товарищей не удержался и выдал наш секрет. Оставалось одно – ни под каким соусом не признаваться, даже если будут жечь на костре, как Жанну
д’Арк. О ней, с восхищением, аж глаза горели огнём возбуждения, как-то рассказал мне Вовка. Не признаваться – ни в какую! - решил я твёрдо. Иначе наказания не избежать! Сделав честные-пречестные глаза, я ответил:

- Ну, что ты, мама! Видишь, я по арифметикезадачки решаю, -  и с обидой в голосе, добавил, -  некогдамне по разным купаниям ходить.

- А почему твояодежда мокрая наверёвкевисит? – продолжила допрос мама. Ты Муньку покормил? А не забыл напоить?

- С Мунькой всё в порядке. Можешь спросить у неё. Онаврать не станет! – продолжал выкручиваться я, а одежда?.. Тут я лихорадочно стал придумывать, как поправдивееответить и не попасться и, наконец, брякнул, - это я поскользнулся и упал в арык!

Проговорился! –  блескучей молнией сверкнула мысль. Что теперь бу-де-т?!

- В какой арык, - строго посмотрев наменя, спросиламама. – Ты всё-таки ходил на Головной арык?

- Да, нет. Это я в наш… наш… арык… упал, -пробормотал я, ужене надеясь избежать трёпки.

Мама, посмотрела на меня внимательно-подозрительным взглядом и продолжила:

 – Прибежала ко мне на работу тётя Зина Амосова, тызнаешь её…

- Это… которая через двадомаотнас живёт? – перебил я маму,уже чувствуя, что гроза, наверное, минует меня.

- Да, она… Она прибежала ко мне на работу и говорит, что ты утонул в Головном арыке,и что тыбыл там со своими дружками. - Я отпросилась у директора и вместе с ней, с тётей Зиной, побежалидомой…

И, тут же, не сходя с места, мне прямёхонько в лоб, как из двуствольного ружья: «Так, ты, ходил купаться?»

Не ожидаятакой атаки, я захлопал глазами и даже как-то, вначале растерялся.Потом «забрал» себя в руки – я же будущий водолаз – и, как мог спокойным голосом, ответил: «Ну, чтоты мама, какой арык? Я же дома арифметику повторял!»

Вечером, когдався семья легла спать и ко мне начала подкрадываться сладкая дрёма, из комнаты мамы раздался голос - «Серёжа, признайся! Ты ходил купаться наГоловной арык и чуть не утонул?  Не будет же, тётя Зина придумывать…Я тебя наказывать не собираюсь, но ты всё же признайся».

- Это…это, другой… мальчик тонул, - покачиваемый лодкой сна, пробормотал я.

 - А, ему…  этому... другому мальчику, было страшно? -услышал я донёсшийся издалека, словнодуновение ветерка, чей-то голос.

Уже совсем засыпая, я прошептал - «Так страшно, так страшно... там такие огромные, пучеглазыелягушки...»

 

                                                           ---<<<>>>---

 

МЫ ИДЁМ НА РЫБАЛКУ

ПОЛНОЧНЫЙ САД