- Полагаю, теперь ты спросишь меня о том, как я выжил, - насмешкой истекает такой знакомый, уже не таящийся в тенях чужих интонаций голос, - о том, какие сильные в лесах нежити не только оборотни, но и некроманты, знаешь ли…- он завораживает. Усыпляет. Заставляет поверить, что юноша, росший рука об руку с ней, мальчик, оставлявший возле спальни королевской дочери букеты полевых цветов, собранных второпях, на рассвете, и цветов, купленных за скопленные монеты в городе, получил изрядное образование. Что да, он рос в городе, в знатной семье, не поскупившейся на обучение приёмного сына, и…
- Не всё ж только дуракам места занимать, - точно в ледяную воду окунают просторечные, грубые обороты. Он хмыкает, переплетает пальцы, и вдруг разражается искренним, недобрым смехом. Маска замирает в отсвете настенных огней. Король-Чародей молчит.
Нет ни одной причины для того, чтобы сдерживаться, чтобы по-прежнему делать вид, что признание, последовавшее за её чудовищной догадкой, но Королеве каким-то не то неимоверным усилием, не то силою чуда, удается медленно поднять голову и ровным, ни капли не вздрагивающим голосом, произнести:
- Я не стану просить ни о чем…но скажи, теперь ты, очевидно, хочешь, чтобы я стала твоею супругой?
Она способна говорить, не пропуская в голос чувств – не так уж это и трудно, однако же выше сил – её, как и любого из членов королевской семьи вымолвить, спуская с губ, крестьянско-застиранное слово «жена».
Пульсация замершего в беспамятстве сердца. Непроницаемые лица гостей и под стать им – не смеющие шелохнуться языки пламени…
Король-чародей оглушительно хохочет, запрокинув голову и вздрагивая всем телом. Осмелевшие свечи щедро осыпают застёжки его платья бликами – так, что он весь сияет, так, что он весь походит на выточенное из черного металла изваяние, собравшее свет со всех краев земли.
Он смеется.
Гости осколками скал по-прежнему стоят вдоль пиршественного стола, Королева молчит, не дрогнув. Одно небо ведает, что делается у неё на сердце, когда проникая меж рёбер, каменными осколками впиваются в него тягуче-насмешливые, бьющие точно в цель, слова Короля-Чародея:
- Ты, видно, по-прежнему держишь меня за дурачка. Не так ли? Оно и видно, ваше высочество. Взять тебя в жены, что может быть глупее! Взять тебя в жены, - повторил он, - чтобы однажды не проснуться или подавиться за пиршественным столом? Чтобы все земли, ставшие моими, в одночасье перешли к тебе и твоим детям? О нет. Вам будет довольно и тех, что остались в ваших владениях. Ты не ослышалась, я не собираюсь лишать тебя их. Правь, сколько распорядится судьба, правь, пока костлявая не заберет, - он больше не продолжает. Смех вновь захлёстывает его, довольного своей шуткой, впивается в горло, и булькает, выплёскиваясь наружу. Король-Чародей делает шаг назад, от Королевы, раскидывает руки, точно хочет, перевернувшись через себя, обнять всех тех, кто остался позади. Он кружится по пиршественному залу, кружится в этом безумном танце, кружится, ловя мертвенно-белой маской отблески свечей, яростно пишущих на его искалеченном, изуродованном лице то будущее, что ждет дочь Старого Короля.
Хозяин вечера в живом, страстном ликовании вскидывает вверх сжатую в кулак руку, и она больше не думает о том, что он – всего-навсего безродный выскочка, которому повезло. Перед глазами устало опустившей потерпевшие-таки поражение плечи Королевы залитый солнцем королевский двор, и маленький темноволосый мальчик, впервые победивший в сложной игре более взрослых и ловких соперников. Он подпрыгивает, выкрикивая какие-то одному ему известные заклинания. Он широко раскидывает руки и кружится, кружится на одном месте, ничуть не стесняясь такого проявления чувств.
Солнечные блики путаются в его волосах. Лето ласково касается его плеч. Победа.
[Скрыть]Регистрационный номер 0319181 выдан для произведения:
- Полагаю, теперь ты спросишь меня о том, как я выжил, - насмешкой истекает такой знакомый, уже не таящийся в тенях чужих интонаций голос, - о том, какие сильные в лесах нежити не только оборотни, но и некроманты, знаешь ли…- он завораживает. Усыпляет. Заставляет поверить, что юноша, росший рука об руку с ней, мальчик, оставлявший возле спальни королевской дочери букеты полевых цветов, собранных второпях, на рассвете, и цветов, купленных за скопленные монеты в городе, получил изрядное образование. Что да, он рос в городе, в знатной семье, не поскупившейся на обучение приёмного сына, и…
- Не всё ж только дуракам места занимать, - точно в ледяную воду окунают просторечные, грубые обороты. Он хмыкает, переплетает пальцы, и вдруг разражается искренним, недобрым смехом. Маска замирает в отсвете настенных огней. Король-Чародей молчит.
Нет ни одной причины для того, чтобы сдерживаться, чтобы по-прежнему делать вид, что признание, последовавшее за её чудовищной догадкой, но Королеве каким-то не то неимоверным усилием, не то силою чуда, удается медленно поднять голову и ровным, ни капли не вздрагивающим голосом, произнести:
- Я не стану просить ни о чем…но скажи, теперь ты, очевидно, хочешь, чтобы я стала твоею супругой?
Она способна говорить, не пропуская в голос чувств – не так уж это и трудно, однако же выше сил – её, как и любого из членов королевской семьи вымолвить, спуская с губ, крестьянско-застиранное слово «жена».
Пульсация замершего в беспамятстве сердца. Непроницаемые лица гостей и под стать им – не смеющие шелохнуться языки пламени…
Король-чародей оглушительно хохочет, запрокинув голову и вздрагивая всем телом. Осмелевшие свечи щедро осыпают застёжки его платья бликами – так, что он весь сияет, так, что он весь походит на выточенное из черного металла изваяние, собравшее свет со всех краев земли.
Он смеется.
Гости осколками скал по-прежнему стоят вдоль пиршественного стола, Королева молчит, не дрогнув. Одно небо ведает, что делается у неё на сердце, когда проникая меж рёбер, каменными осколками впиваются в него тягуче-насмешливые, бьющие точно в цель, слова Короля-Чародея:
- Ты, видно, по-прежнему держишь меня за дурачка. Не так ли? Оно и видно, ваше высочество. Взять тебя в жены, что может быть глупее! Взять тебя в жены, - повторил он, - чтобы однажды не проснуться или подавиться за пиршественным столом? Чтобы все земли, ставшие моими, в одночасье перешли к тебе и твоим детям? О нет. Вам будет довольно и тех, что остались в ваших владениях. Ты не ослышалась, я не собираюсь лишать тебя их. Правь, сколько распорядится судьба, правь, пока костлявая не заберет, - он больше не продолжает. Смех вновь захлёстывает его, довольного своей шуткой, впивается в горло, и булькает, выплёскиваясь наружу. Король-Чародей делает шаг назад, от Королевы, раскидывает руки, точно хочет, перевернувшись через себя, обнять всех тех, кто остался позади. Он кружится по пиршественному залу, кружится в этом безумном танце, кружится, ловя мертвенно-белой маской отблески свечей, яростно пишущих на его искалеченном, изуродованном лице то будущее, что ждет дочь Старого Короля.
Хозяин вечера в живом, страстном ликовании вскидывает вверх сжатую в кулак руку, и она больше не думает о том, что он – всего-навсего безродный выскочка, которому повезло. Перед глазами устало опустившей потерпевшие-таки поражение плечи Королевы залитый солнцем королевский двор, и маленький темноволосый мальчик, впервые победивший в сложной игре более взрослых и ловких соперников. Он подпрыгивает, выкрикивая какие-то одному ему известные заклинания. Он широко раскидывает руки и кружится, кружится на одном месте, ничуть не стесняясь такого проявления чувств.
Солнечные блики путаются в его волосах. Лето ласково касается его плеч. Победа.