Помочь сайту
Поздравления
Сила-гора. Два рассказа.
28 сентября 2014 -
Сергей Чернец
«Сила-гора»
(зарисовка к рассказу, повести)
Жил еще при царе, в уральской глуши, старик один – Семенычем его звали, а как по фамилии не упомню. Старик этот из бывших солдат был. Раньше-то, сказывают, медь в рудниках уральских добывал, мастером шахтером был, да согрубил что-то приказчику, тот его и велел выпороть. А этот Семеныч не стал поддаваться, проворный был, и которым слугам рожи поразбивал. Но все-таки обломали. Слуги-то тогда здоровущие подбирались. Выпороли, значит Семеныча и за буйство в солдаты и сдали.
Через двадцать пять годов он и пришел в село вовсе стариком, а домашние у него за это время все поумирали уже. Избушка заколоченная стояла. Хотели уже ее разбирать. Шибко неказисто смотрелась на селе. Тут он и объявился. Подправил свою избу, и жить начал потихоньку, один-одинешенек. Куда уж старому деваться.
Только стали соседи замечать – неспроста дело. Книжки какие-то у него завелись. И каждый вечер он над ними сидит, огонек в окне видно, то лучина, то и лампа с керосином. Думали, - может, умеет людей лечить, раз книжки имеет. Стали с этим вопросом подходить. Отказал решительно: «Не знаю, - говорит, - этого дела. И какое тут может леченье быть, коли работа ваша такая, от шахты да руды, да от тяжести работы – болеете». Думали, опять же, - может, веры какой особой стал Семеныч. Тоже не видно. В Церкву ходит о пасхе да о рождестве и на праздники, как обыкновенно мужики, а приверженности не оказывает. И тому опять дивятся люди – работы нет, а чем-то живет Семеныч. Огородишко, конечно, у него был. Ружьишко немудрящее имел, рыболовную снасть тоже. Только разве этим проживешь? И не торговал он ни рыбой ни дичью, ни огородной зеленью.
А деньжонки, промежду прочим, у него были. Бывало, кое –кому и давал в помощь даже. И чудно так давал-то. Иной просит-просит, заклад дает, надбавку сулит, какую хошь, - а Семеныч ни в какую не дает. И тут к другому сам придет: «Возьми- ка, Иван или там Михайло, на корову. Ребятишки у тебя маленькие, а подняться, видать, не можешь».
Одним словом, чудной старик – Семеныч. Которые в селе уважали его, почти вся «деревня», так край села прозывался, где он жил. А которым отказал в помощи – чернокнижником его считали, не любили.
И бывало, ребятишки пойдут в "ночное" с лошадями на речку. Рыбки, пескарей и окунишек наловят и у костра сидят уху варят пустую. Котел-то большой, а в нем рыбка да кто принесет одну-две картошки и все. Голодал бедный люд в те времена, все барину работали.
А только видят ребята, - из лесу идет Семеныч, с ружьем, будто с охоты припоздал. Ребята радехоньки, зовут его к себе: «Садись, дедушко, похлебай ушицы с нами». Он и не упорствует, садится к костру. Попробовал ухи и давай нахваливать – до чего-де навариста да вкусна. Сам из сумы хлебушка каравай мягонький достанет, ломоточками порушит и перед ребятами грудкой положит. Те видят – старику уха-то поглянулась, давай уплетать хлебушек-то. А Семеныч одно свое – ушицу нахваливает, давно, дескать, так-то не едал. Ребята под разговор и наедятся, как следует. Чуть не весь стариковский хлеб съедят. А тот, знай похмыкивает: «Давно так-то не едал».
А наедятся ребята, старик и спрашивает их про их дела. Да и умно, по доброму, советы надает каждому, добрым словом всегда помогает. Так вся молодежь в селе и знала Семеныча, полюбили доброго старика.
И была у нас перед селом гора. Дорога к селу проложена как раз через гору. По обеим сторонам лес, так что гору ту не объедешь и не обойдешь. Гора горе, конечно, рознь. Иную никто и в примету не берег, а другую не то что в своей округе, а и дальние люди знают: на слуху она, на славе. Так и нашу гору знала вся округа.
Поднималась дорога сначала полого, все вверх и вверх с версту, да такой тяжелый подъем, что и крепкая лошадка, хоть и налегке идет, и та в мыле, - а дальше еще надо взлобышек (бугорок) одолеть, самый трудный подъем. Что и говорить, приметная была наша горка. Один раз человек пройдет либо проедет, надолго запомнит и другим рассказывать станет.
С вершины горы нашей и ту и другую сторону видно далеко, - кто поднимается, кто спускается. И вот, во время "ночного", у костерка, спросил один мальчонка у Семеныча: «Деда, я вот что приметил. Поднимается человек, хоть с той, хоть с другой стороны на нашу гору, - и непременно оглядывается, а дальше разница выходит. Один, будто и силы небольшой и пожилой уже, но пойдет вперед веселехонек, как в живой воде искупался. А другой, случается, по виду могучий, - вдруг, голову повесит и под гору плетется, как ушиб его кто. Почему такое случается с людьми?».
Вот как примечают чистые детские взоры. И вот как объяснил старый наш Семеныч, очень философски и очень мудро.
«Если спросить у них, чего они позади себя ищут, когда оглядываются. И ответят по-разному: Те, кто идёт дальше веселым, говорят: «ну, как не оглянуться, не поглядеть. Экую гору одолел, дальше и боятся нечего. Все одолею. Потому и весело мне». Другой же грустный – опять скажет: «вон на какую гору взобрался, самая пора отдохнуть, а еще идти надо…».
Вот, видишь, - выходит, что гора-то на дороге – силу людскую показывает. Так и в жизни бывает. Иной по ровному месту, может, весь свой век пройдет, а так и не узнает своей силы. А другой достигнет в жизни мастерства в ремесле или добился чего, - ровно, поднимется как на гору. Да как поглядит он назад, тогда и поймет, что он сделать может. От этого, глядишь, такому человеку в работе подмога и жить веселее. Но и слабого человека гора показывает в полную меру: трухляк, дескать, на подметки не годится, ничего добиться не мог.
Вот и надо бы нам оглянуться на свою-то жизнь. Чего я достиг? Если ничего, то встряхнись, - тебе наука – достигай, учись, работай!»
Так вот и учил старый Семеныч молодежь сельскую нашу. А те ребятишки своим передавали. И до того укоренилось такое поучение нашего старика Семеныча, - что гора показывает силу человеческую, что и гору называть стали – «Сила-гора».
Парни нарочно туда бегали, прятались, подкарауливали своих невест. Узнают, скажем, что девки ушли за гору по ягоды либо по грибы, - ну и ждут, чтобы посмотреть на свою невесту на самом гребешке горы: то ли она голову повесит, то ли весело пойдет. Невесты тоже в долгу не оставались. Каждая при ловком случае старалась поглядеть, как ее суженный себя покажет на гребешке Силы-горы.
Гора та и посейчас стоит и дорога та же к селу нашему идет. Вот только помнят ли люди поучения старика Семеныча.
Можно приложить это поучение не только для рассказа про старое, а прямо к теперешнему времени:
Вот война была – 9 мая юбилей отмечали. Это такая «Гора», что и смотреть страшно, а ведь народ одолел ее! Сколько силы есть в народе нашем!
И после войны, как быстро и с энтузиазмом восстанавливали разрушенное хозяйство. И Днепрогесс и новое строили – и атомные станции, и космические корабли, и БАМ и Камаз построили. Есть сила в нашем народе и сегодня. Оглянемся и увидим, что мы многое можем преодолеть – никакие «кризисы» нам не страшны. Надо встряхнуться и с веселым духом устремиться покорять новые вершины «Силы-горы».
Сергий чернец.
Яшка Кочетов.
(зарисовка рассказа. Повести).
Проживал в селе нашем мужичок Яшка Кочетов. По местному-то говору: груздок из маленьких, а ядреный, крепкий. Глядел весело, говорил бойко и при случае постоять за себя мог. От выпивки тоже не чурался. Прямо сказать, с этой стороны хоть и не рассказывай, не будь худо помянута покойна головушка.
В одном у него строгая мера была: ни пьяный, ни трезвый своего заветного из рук не выпустит. А повадку имел такую: все денежки, какие добудет, на три доли делил – 1 едовую (на пропитание значит), 2 гулевую, и 3 душевную. В душевную, конечно, самая малость попадала. Все что попадало в едовую долю, все до копейки жене отдавал и больше в них не вязался: «хозяйствуй как умеешь!» Гулевые деньги, от калымов, левых заработков, себе забирал, а душевную долю никому не сказывал,- как и тратил, и сказывать не любил. «Душа не рубаха ,что ж ее выворачивать. Под худой глаз попадет, так еще пятно останется, а мне охота ее в чистоте держать. Да и на дело это требуется».
Начнут спрашивать, какое такое дело для своей души у него есть, а он в отворот и говорит: «душевное дело – сродни искусству, творчеству. В крепком камушке драгоценном сидит, хранится. К нему подобраться не столь просто, это не как табачку на трубочку спросить».
Одним словом, чудаковатый немного мужичок – Яшка Кочетов.
А дело его душевное проглядывалось. По столярному и плотницкому мастером был Яшка. И ворота у его дома резные, разукрашенные, одни на всю округу – красота. А уж наличники на окнах – те с резными картинками были на загляденье. И там – птички на веточках и кисти виноградные окна обвивали, каждый листочек, как живой гляделся.
Вот один раз собрались мужики около стройки сельского магазина. Тогда расширялось село наше и строили новый магазин. Сидели на бревнах многонько народа, о чем-то разговаривали. И подошел к ним и Яшка послушать.
Мужики как раз говорили о своих делах. Жаловались больше, что время скупое подошло. Разговор не бойко шел. Все к тому клонится, как у мужиков заведено, особенно день выходной, - выпить бы по случаю праздника, да денег нет. Тут видят: подходит еще новый человек. Один из мужичков и говорит: «Вон Яшка Кочетов идет. Поднести, поди, не поднесет, всех расшевелит, да еще спор заведет». – «Без этого не обойдется, - поддакнул другой, а сам навстречу Якову давай наговаривать в шутливой форме, - Как, Яков Иваныч, живешь-поживаешь? Что там по хозяйству? Не окривел ли петушок, здорова ли кошечка? Как спал-почивал, какой сон легкий видел?»
И Яков в ответ шутит с сарказмом:
«Да ничего живу – по-хорошему. Петух тебе поклон посылает по-соседски, а кошечка жалуется: больно много сосед мышей развел – справляться сил нет». – «А сон, и точно, занятный видел. Будто в соседнем селе Бог по дворам с сумкой денег ходил, всех уговаривал: «Берите мужики денежки, кому сколько надо. Без отдачи! Лучше дармовые-то, чем полтиннички по одному непосильным трудом добывать».
«Ну и что, чем кончилось?» - засмеялись мужики, желая услышать продолжение занятного сна.
«Отказались мужики от денег дармовых: Что ты, Боже, - куда это гоже, - говорят,- чтоб незаработанное брать! Непривычны мы к этому. Так и не сошлось у них во сне том».
«Да ладно, ты скажешь, кто ж от дармовых откажется» - не согласились мужики.
«Легко сказать, -говорит Яшка – язык без костей!»
Тут который сперва-то с Кочетовым говорил, - он, видно, маленько обиделся за поклон от «петуха по-соседски, - он и ввернул словцо в зазор Яшке. «Вот и то, мелешь себе, у тебя одно пустобайство».
Яшка Кочетов к этому и привязался:
«По себе чтоль судишь! Неужели все на дармовщинку позарятся? Не все люди такие. К барышникам приравнял! Совесть-то, наверное, не у всех застыла!»
И тут другие мужики ввязались, и пошло-поехало, спор поднялся, потому что дело близкое, у всех навиду. Хоть Бог ни к кому с казной не приходит, а богатство под руку может и попадет. Бывает.
Стали перебирать богатеев, кто от какого случая разъелся. Выходило, что у всех без фальши богатство не пришло: кто от своих кооперативов утаил, кто-то чужое захватил, а больше всего те кто на перекупке нажился. Купит за пятерку, а продаст за сотню, а то и за тысячу. Эти барышники тошней всего казались работягам- мужикам.
И про то судачили, а есть ли такие, что трудом своим разбогатели, и можно ли кому позавидовать из богатеев. Оказалось всех наказывает – или Бог или Судьба. У одного богача сын дурак дураком вырос, у другого бабенка на стороне поигрывает, того и гляди в могилу мужика загонит и сама от тюрьмы не минует. Этот опять с перепою опух, на человека не походит. А девчонки у всех так гуляют, что хоть уши затыкай, не слушай что творят, когда и так видно, как голозадые, раздетые ходят. А отцам богатеям некогда воспитывать своих взрослеющих девчонок, все время за свое богатство дрожат и все бегают доглядывают за ним.
Поспорили этак мужики, посудачили, к тому и пришли: нет копейки надежнее, которая потом полита, заработана. Но как бы этих копеек побольше, да без барышников! Известно, трудовики – по трудовому и вывели свою философию жизни.
Меж тем темнеть уже стало. Спор давно на мирную беседу повернул. О дин Яшка Кочетов не унимался. «Все это разговор один! – говорит, - А помани кого дармовой казной, да случаем – в миллион рублей, всяк руки протянет и возьмет!»
Так и подвел черту. Хоть и знают все, что трудом надо жить, но от халявы никто не откажется, все мечтают богатство заиметь. Так и сказал: «подвернись случай с богатством и я не откажусь. Крышу вон мне давно перекрыть надо, ребятишки разуты-раздеты. Да мало ли забот». Другой из сельчан тут же подхватил: «А я бы лошаденку завел. Гнедую». – «А мне баню поставить – первое дело» - отозвался еще один. За ним остальные про свое сказали. Оказалось, у каждого думка к большому фарту припасена. Знают, ведь, знают что неправедным богатством счастье не наживешь, но все равно – о богатстве мечтает каждый.
Сергий чернец.
(зарисовка к рассказу, повести)
Жил еще при царе, в уральской глуши, старик один – Семенычем его звали, а как по фамилии не упомню. Старик этот из бывших солдат был. Раньше-то, сказывают, медь в рудниках уральских добывал, мастером шахтером был, да согрубил что-то приказчику, тот его и велел выпороть. А этот Семеныч не стал поддаваться, проворный был, и которым слугам рожи поразбивал. Но все-таки обломали. Слуги-то тогда здоровущие подбирались. Выпороли, значит Семеныча и за буйство в солдаты и сдали.
Через двадцать пять годов он и пришел в село вовсе стариком, а домашние у него за это время все поумирали уже. Избушка заколоченная стояла. Хотели уже ее разбирать. Шибко неказисто смотрелась на селе. Тут он и объявился. Подправил свою избу, и жить начал потихоньку, один-одинешенек. Куда уж старому деваться.
Только стали соседи замечать – неспроста дело. Книжки какие-то у него завелись. И каждый вечер он над ними сидит, огонек в окне видно, то лучина, то и лампа с керосином. Думали, - может, умеет людей лечить, раз книжки имеет. Стали с этим вопросом подходить. Отказал решительно: «Не знаю, - говорит, - этого дела. И какое тут может леченье быть, коли работа ваша такая, от шахты да руды, да от тяжести работы – болеете». Думали, опять же, - может, веры какой особой стал Семеныч. Тоже не видно. В Церкву ходит о пасхе да о рождестве и на праздники, как обыкновенно мужики, а приверженности не оказывает. И тому опять дивятся люди – работы нет, а чем-то живет Семеныч. Огородишко, конечно, у него был. Ружьишко немудрящее имел, рыболовную снасть тоже. Только разве этим проживешь? И не торговал он ни рыбой ни дичью, ни огородной зеленью.
А деньжонки, промежду прочим, у него были. Бывало, кое –кому и давал в помощь даже. И чудно так давал-то. Иной просит-просит, заклад дает, надбавку сулит, какую хошь, - а Семеныч ни в какую не дает. И тут к другому сам придет: «Возьми- ка, Иван или там Михайло, на корову. Ребятишки у тебя маленькие, а подняться, видать, не можешь».
Одним словом, чудной старик – Семеныч. Которые в селе уважали его, почти вся «деревня», так край села прозывался, где он жил. А которым отказал в помощи – чернокнижником его считали, не любили.
И бывало, ребятишки пойдут в "ночное" с лошадями на речку. Рыбки, пескарей и окунишек наловят и у костра сидят уху варят пустую. Котел-то большой, а в нем рыбка да кто принесет одну-две картошки и все. Голодал бедный люд в те времена, все барину работали.
А только видят ребята, - из лесу идет Семеныч, с ружьем, будто с охоты припоздал. Ребята радехоньки, зовут его к себе: «Садись, дедушко, похлебай ушицы с нами». Он и не упорствует, садится к костру. Попробовал ухи и давай нахваливать – до чего-де навариста да вкусна. Сам из сумы хлебушка каравай мягонький достанет, ломоточками порушит и перед ребятами грудкой положит. Те видят – старику уха-то поглянулась, давай уплетать хлебушек-то. А Семеныч одно свое – ушицу нахваливает, давно, дескать, так-то не едал. Ребята под разговор и наедятся, как следует. Чуть не весь стариковский хлеб съедят. А тот, знай похмыкивает: «Давно так-то не едал».
А наедятся ребята, старик и спрашивает их про их дела. Да и умно, по доброму, советы надает каждому, добрым словом всегда помогает. Так вся молодежь в селе и знала Семеныча, полюбили доброго старика.
И была у нас перед селом гора. Дорога к селу проложена как раз через гору. По обеим сторонам лес, так что гору ту не объедешь и не обойдешь. Гора горе, конечно, рознь. Иную никто и в примету не берег, а другую не то что в своей округе, а и дальние люди знают: на слуху она, на славе. Так и нашу гору знала вся округа.
Поднималась дорога сначала полого, все вверх и вверх с версту, да такой тяжелый подъем, что и крепкая лошадка, хоть и налегке идет, и та в мыле, - а дальше еще надо взлобышек (бугорок) одолеть, самый трудный подъем. Что и говорить, приметная была наша горка. Один раз человек пройдет либо проедет, надолго запомнит и другим рассказывать станет.
С вершины горы нашей и ту и другую сторону видно далеко, - кто поднимается, кто спускается. И вот, во время "ночного", у костерка, спросил один мальчонка у Семеныча: «Деда, я вот что приметил. Поднимается человек, хоть с той, хоть с другой стороны на нашу гору, - и непременно оглядывается, а дальше разница выходит. Один, будто и силы небольшой и пожилой уже, но пойдет вперед веселехонек, как в живой воде искупался. А другой, случается, по виду могучий, - вдруг, голову повесит и под гору плетется, как ушиб его кто. Почему такое случается с людьми?».
Вот как примечают чистые детские взоры. И вот как объяснил старый наш Семеныч, очень философски и очень мудро.
«Если спросить у них, чего они позади себя ищут, когда оглядываются. И ответят по-разному: Те, кто идёт дальше веселым, говорят: «ну, как не оглянуться, не поглядеть. Экую гору одолел, дальше и боятся нечего. Все одолею. Потому и весело мне». Другой же грустный – опять скажет: «вон на какую гору взобрался, самая пора отдохнуть, а еще идти надо…».
Вот, видишь, - выходит, что гора-то на дороге – силу людскую показывает. Так и в жизни бывает. Иной по ровному месту, может, весь свой век пройдет, а так и не узнает своей силы. А другой достигнет в жизни мастерства в ремесле или добился чего, - ровно, поднимется как на гору. Да как поглядит он назад, тогда и поймет, что он сделать может. От этого, глядишь, такому человеку в работе подмога и жить веселее. Но и слабого человека гора показывает в полную меру: трухляк, дескать, на подметки не годится, ничего добиться не мог.
Вот и надо бы нам оглянуться на свою-то жизнь. Чего я достиг? Если ничего, то встряхнись, - тебе наука – достигай, учись, работай!»
Так вот и учил старый Семеныч молодежь сельскую нашу. А те ребятишки своим передавали. И до того укоренилось такое поучение нашего старика Семеныча, - что гора показывает силу человеческую, что и гору называть стали – «Сила-гора».
Парни нарочно туда бегали, прятались, подкарауливали своих невест. Узнают, скажем, что девки ушли за гору по ягоды либо по грибы, - ну и ждут, чтобы посмотреть на свою невесту на самом гребешке горы: то ли она голову повесит, то ли весело пойдет. Невесты тоже в долгу не оставались. Каждая при ловком случае старалась поглядеть, как ее суженный себя покажет на гребешке Силы-горы.
Гора та и посейчас стоит и дорога та же к селу нашему идет. Вот только помнят ли люди поучения старика Семеныча.
Можно приложить это поучение не только для рассказа про старое, а прямо к теперешнему времени:
Вот война была – 9 мая юбилей отмечали. Это такая «Гора», что и смотреть страшно, а ведь народ одолел ее! Сколько силы есть в народе нашем!
И после войны, как быстро и с энтузиазмом восстанавливали разрушенное хозяйство. И Днепрогесс и новое строили – и атомные станции, и космические корабли, и БАМ и Камаз построили. Есть сила в нашем народе и сегодня. Оглянемся и увидим, что мы многое можем преодолеть – никакие «кризисы» нам не страшны. Надо встряхнуться и с веселым духом устремиться покорять новые вершины «Силы-горы».
Сергий чернец.
Яшка Кочетов.
(зарисовка рассказа. Повести).
Проживал в селе нашем мужичок Яшка Кочетов. По местному-то говору: груздок из маленьких, а ядреный, крепкий. Глядел весело, говорил бойко и при случае постоять за себя мог. От выпивки тоже не чурался. Прямо сказать, с этой стороны хоть и не рассказывай, не будь худо помянута покойна головушка.
В одном у него строгая мера была: ни пьяный, ни трезвый своего заветного из рук не выпустит. А повадку имел такую: все денежки, какие добудет, на три доли делил – 1 едовую (на пропитание значит), 2 гулевую, и 3 душевную. В душевную, конечно, самая малость попадала. Все что попадало в едовую долю, все до копейки жене отдавал и больше в них не вязался: «хозяйствуй как умеешь!» Гулевые деньги, от калымов, левых заработков, себе забирал, а душевную долю никому не сказывал,- как и тратил, и сказывать не любил. «Душа не рубаха ,что ж ее выворачивать. Под худой глаз попадет, так еще пятно останется, а мне охота ее в чистоте держать. Да и на дело это требуется».
Начнут спрашивать, какое такое дело для своей души у него есть, а он в отворот и говорит: «душевное дело – сродни искусству, творчеству. В крепком камушке драгоценном сидит, хранится. К нему подобраться не столь просто, это не как табачку на трубочку спросить».
Одним словом, чудаковатый немного мужичок – Яшка Кочетов.
А дело его душевное проглядывалось. По столярному и плотницкому мастером был Яшка. И ворота у его дома резные, разукрашенные, одни на всю округу – красота. А уж наличники на окнах – те с резными картинками были на загляденье. И там – птички на веточках и кисти виноградные окна обвивали, каждый листочек, как живой гляделся.
Вот один раз собрались мужики около стройки сельского магазина. Тогда расширялось село наше и строили новый магазин. Сидели на бревнах многонько народа, о чем-то разговаривали. И подошел к ним и Яшка послушать.
Мужики как раз говорили о своих делах. Жаловались больше, что время скупое подошло. Разговор не бойко шел. Все к тому клонится, как у мужиков заведено, особенно день выходной, - выпить бы по случаю праздника, да денег нет. Тут видят: подходит еще новый человек. Один из мужичков и говорит: «Вон Яшка Кочетов идет. Поднести, поди, не поднесет, всех расшевелит, да еще спор заведет». – «Без этого не обойдется, - поддакнул другой, а сам навстречу Якову давай наговаривать в шутливой форме, - Как, Яков Иваныч, живешь-поживаешь? Что там по хозяйству? Не окривел ли петушок, здорова ли кошечка? Как спал-почивал, какой сон легкий видел?»
И Яков в ответ шутит с сарказмом:
«Да ничего живу – по-хорошему. Петух тебе поклон посылает по-соседски, а кошечка жалуется: больно много сосед мышей развел – справляться сил нет». – «А сон, и точно, занятный видел. Будто в соседнем селе Бог по дворам с сумкой денег ходил, всех уговаривал: «Берите мужики денежки, кому сколько надо. Без отдачи! Лучше дармовые-то, чем полтиннички по одному непосильным трудом добывать».
«Ну и что, чем кончилось?» - засмеялись мужики, желая услышать продолжение занятного сна.
«Отказались мужики от денег дармовых: Что ты, Боже, - куда это гоже, - говорят,- чтоб незаработанное брать! Непривычны мы к этому. Так и не сошлось у них во сне том».
«Да ладно, ты скажешь, кто ж от дармовых откажется» - не согласились мужики.
«Легко сказать, -говорит Яшка – язык без костей!»
Тут который сперва-то с Кочетовым говорил, - он, видно, маленько обиделся за поклон от «петуха по-соседски, - он и ввернул словцо в зазор Яшке. «Вот и то, мелешь себе, у тебя одно пустобайство».
Яшка Кочетов к этому и привязался:
«По себе чтоль судишь! Неужели все на дармовщинку позарятся? Не все люди такие. К барышникам приравнял! Совесть-то, наверное, не у всех застыла!»
И тут другие мужики ввязались, и пошло-поехало, спор поднялся, потому что дело близкое, у всех навиду. Хоть Бог ни к кому с казной не приходит, а богатство под руку может и попадет. Бывает.
Стали перебирать богатеев, кто от какого случая разъелся. Выходило, что у всех без фальши богатство не пришло: кто от своих кооперативов утаил, кто-то чужое захватил, а больше всего те кто на перекупке нажился. Купит за пятерку, а продаст за сотню, а то и за тысячу. Эти барышники тошней всего казались работягам- мужикам.
И про то судачили, а есть ли такие, что трудом своим разбогатели, и можно ли кому позавидовать из богатеев. Оказалось всех наказывает – или Бог или Судьба. У одного богача сын дурак дураком вырос, у другого бабенка на стороне поигрывает, того и гляди в могилу мужика загонит и сама от тюрьмы не минует. Этот опять с перепою опух, на человека не походит. А девчонки у всех так гуляют, что хоть уши затыкай, не слушай что творят, когда и так видно, как голозадые, раздетые ходят. А отцам богатеям некогда воспитывать своих взрослеющих девчонок, все время за свое богатство дрожат и все бегают доглядывают за ним.
Поспорили этак мужики, посудачили, к тому и пришли: нет копейки надежнее, которая потом полита, заработана. Но как бы этих копеек побольше, да без барышников! Известно, трудовики – по трудовому и вывели свою философию жизни.
Меж тем темнеть уже стало. Спор давно на мирную беседу повернул. О дин Яшка Кочетов не унимался. «Все это разговор один! – говорит, - А помани кого дармовой казной, да случаем – в миллион рублей, всяк руки протянет и возьмет!»
Так и подвел черту. Хоть и знают все, что трудом надо жить, но от халявы никто не откажется, все мечтают богатство заиметь. Так и сказал: «подвернись случай с богатством и я не откажусь. Крышу вон мне давно перекрыть надо, ребятишки разуты-раздеты. Да мало ли забот». Другой из сельчан тут же подхватил: «А я бы лошаденку завел. Гнедую». – «А мне баню поставить – первое дело» - отозвался еще один. За ним остальные про свое сказали. Оказалось, у каждого думка к большому фарту припасена. Знают, ведь, знают что неправедным богатством счастье не наживешь, но все равно – о богатстве мечтает каждый.
Сергий чернец.
Рейтинг: 0
477 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
