- Наверное, нет. Но я попробую рассказать, какой она
была. Или…
- …какой она тебе казалась?
- Да. Это будет моё впечатление от собственной
жизни…
«Крымские струки»
…Мне кажется, я родилась совсем
недавно. Самого начала я, конечно, не помню. Первое, что всплывает в памяти, -
ноги над пропастью. Не страшно. И не пропасть это вовсе, а так – крутой берег
реки. Обрыв. Сидим, болтаем ногами. Разговариваем, смеемся. Почему-то не
боимся, что кто-нибудь подойдет сзади и толкнет. Почему? Наверное, потому что в
детстве боишься совсем другого…
… В тот день родители вернулись
с ярмарки. Как всегда, привезли много всякой всячины. Все больше по хозяйству.
Но и лакомства, конечно. Самое вкусное – «крымские струки». Сладкие, во рту
тают. Кажется, ничего вкуснее придумать невозможно. Батя знает, что я люблю,
всегда привозит. Вообще-то, они с мамой вместе ездят на ярмарку, но почему-то
кажется, что «крымские струки» привозит отец…
Что-то пастух задерживается.
Уснул, что ли, где-нибудь под кустом? Мама говорит, Санька – пьяница, того и
гляди, коров растеряет. Но больше никто стадо пасти не хочет. У всех хозяйство,
дел невпроворот. Вот и у нас тоже: коровы, козы, поросята… Пока всех покормишь
да огород польешь – глядишь, и обед: батя идет, а за ним и Минька. Усталые,
голодные. У нас ведь своя кроватная мастерская. Раньше Володя с Леней помогали,
а теперь женились. Батя им «выделил кусок». Наверное, даже два куска – их же
двое… Так они теперь в мастерской не появляются, отцу не помогают. Зато и на
обед не приходят. Это хорошо. А то раньше набегаешься с кастрюлями да мисками.
Володя пока два раза добавки не попросит, не успокоится. Только и скачи: то в кухню,
то в сени! Мама-то от стола не отходит, следит, чтобы папаня не перебрал за
обедом… Он может! Раз до того допился, что на спор побрился наголо – даже брови
сбрил! Утром глянул в зеркало… и руками со страху замахал:
- Все, Тамара Матвеевна,
чертики мерещатся! Видать, белая горячка у меня!
- Да нет, Григорий Яковлевич,
это ты собственной рожи испугался.
Но гляди, сокол,
добром твои попойки точно не кончатся…
Они всегда так: Тамара
Матвеевна да Григорий Яковлевич…
Батя маманьку побаивается. А мама подсмеивается над ним,
перцовкой отпаивает.
…Да где
же Санька-пастух со стадом? Вся улица ждет. Вон Семеновна раскудахталась. Чего
причитает! У нее одна корова, а мне-то двух доить. Пока управишься – девчонки
расходиться начнут… Хорошо тем, у кого сестры. А у меня одни братья. Да еще и
старшие. Не помогут. Важные. Все им подай – принеси. Сейчас только Минька в
доме, так еще ничего. А как Володя с Леней в женихах ходили, так спасу не было!
Только и дергали: то рубашку погладить, то сапоги принести… А Минька – ничего.
Хороший он, добрый и спокойный. Книжки читает. «Учись, говорит, Зоя! Не будешь
сама учиться – жизнь силком заставит!» Чудной он, Минька, и говорит все как-то
мудрено. И не женится…
…Слава
богу, идут! На соседней улице мычат. Пойти ведро ополоснуть… Уж и темнеет как
будто. Скорее бы подоить – и на обрыв! Темнеет… Пока еще до нашего дома дойдут!
Мы ведь не в деревне какой-нибудь живем, а в городе, хоть и на окраине. Вон
сколько домов! Пойти, что ли, навстречу? Хлеба взять с солью…
Ну вот,
наконец-то! Все дела переделала. А теперь - заветный кулек с «крымскими
струками» подмышку – и бегом к реке! Растолкала девчонок, плюхнулась между
ними, свесила ноги над обрывом – и только тут перевела дух. Успела! Потихоньку
протискиваю руку в завернутый - замятый кулек и медленно погружаю в рот
вожделенное лакомство. Сейчас язык почувствует сладость и необыкновенный, на
всю жизнь запомнившийся вкус… Почему-то провожу рукой по щеке и дальше, по
волосам. Все. Тяжелый день закончился, по телу разливается вечерняя истома…
Но что
это?! Что происходит?! Рот горит, полыхает правая щека, щиплет ухо! Слезы
застилают глаза. Ничего не вижу! Горю!
…Ну,
конечно! Второпях я схватила кулек со стручками горького перца. Очень весело!
Вот так денек!
Сквозь
горячие слезы проявляется размытая картина мира – мои ноги, болтающиеся над
пропастью…
Помочь сайту
Поздравления
