Пионеры.

26 января 2021 - Егорий Юриков
В нашей бывшей коммуналке, располагающейся на первом этаже серой кирпичной пятиэтажки, после того как последние её жильцы были расселены по разрастающейся Москве, вначале расположилась прачечная, а начиная с перестроечных времён - магазин. Этакая непритязательная торговая лавка с едой и выпивкой на все три комнаты. А вот и я сам, заплывший салом тридцатилетний болван, стою в середине нашей комнаты, обвожу взглядом изменившееся пространство, вижу прилавок, витрину и холодильник, пожимаю плечами и взглядываю мимо продавщицы в окно на улицу. За ним виден кусок проезжей части, деревья и хрущёвка через дорогу. Надо же, рама осталась прежней, крашенной - перекрашенной, с растрескавшейся замазкой. Вон та памятная выщерблена на правой створке у стены. Это я проверяя остроту кухонного ножа сковырнул от свежепокрашенной рамы большую шепку. Даже и стёкла, наверное те же. Решётка вот только теперь, со стороны улицы. Еще виднеется краешек распахнутой створки чёрной железной двери. Теперь, это вход в магазин, а раньше, эта широкая дверь покрытая крашеным листовым железом была всегда закрыта. Но иногда я видел как бабушка размыкает большой навесной замок и там за дверцами оказывалась гора сухого, желтого песка насыпанного прямо на ступени. Бабушка брала стоящую там же лопату и накладывала песок в ржавое корыто закреплённое на самодельной, четырёхколёсной тележке. Потом она тщательно закрывала замок и держась за верёвочные постромки куда то тележку увозила. Если ей случалось увидеть меня в окне, а я стоял на коленях на придвинутом к подоконнику стуле, её морщинистое лицо озарялось улыбкой. Она поправляла белый платок, неизменно повязанный на голове и махала мне рукой. Я так радовался этому нехитрому приветствию, что в ответ махал уже обеими руками и даже немного подпрыгивал на шатком стуле, радуясь так, будто мы очень давно не виделись. А когда мы оставались одни, и сидели в нашей комнате на диване, (как раз там, где сейчас стоит магазинный холодильник с пивом) я задавал бабушке свои вопросы, перекатывая на языке странное её имя - Акулина. Акулина Степановна. Вместе с отчеством, имя звучало необычно, волнующе и как то очень основательно. Но почему Акулина? Что это за диковинное имя? Нет ли здесь тайного смысла? И не имеет ли оно отношение к акулам? Мне нравилось, что когда я доходил до акул, бабушка начинала так мило сердиться и отмахиваться от меня, что мне становилось тепло и радостно. Я прижимался к ней, и просил прощения... В один из солнечных дней, оказавшись дома вместе с бабушкой (вот в этой самой, теперешней комнате с прилавком и витриной) привлечённый ярким мельканием и резкими, музыкальными звуками идущими с улицы, я с грохотом потащил свой стул к окну и взобравшись на него увидел пионеров. И это было диво. Это было так красиво, громко и необычно, что не сдержавшись, я закричал в полнейшем восторге: "Бабушка, пионеры!" Я помню это как сейчас - стихающее эхо моего возгласа; медленно поднимающая голову от вязания бабушка; отблеск на стене от тусклого зеркала трюмо и блеснувшие в луче разновеликие пузырьки нём; маленькая птичка мелькнувшая за окном и радостный писк стрижей; боль в правом колене от неровности стула на котором я стоял; сухой ветер скользнувший по низкому кустарнику и ударивший, через открытое окно мне в лицо… Они шли по другой стороне улицы нескончаемой вереницей. На шевелящемся зелёном фоне листвы, двигались белые пятна рубашек, пламенели красные галстуки и пилотки, лепилось множество лиц излучающих, как мне казалось, радостный свет; мелькали вразнобой переступающие ноги, развивались и опадали полотнища алых транспарантов плывущих над их головами, а неровный строй барабанов, вместе с фальшиво прорезающими воздух резкими звуками горнов, грохоча и рассыпаясь дробно обозначал ритм. Я замер у окна. Я так завидовал им всем, шагающим в этой прекрасной, шумной и весёлой толпе, какой я ещё не видывал. Что же это за ребята такие, зачем они столь великолепны и куда же они направляются? В какие светлые дали? К новым играм, друзьям и радостным событиям? Новым карандашам и альбомам для рисования? К большому брикету с мороженным или к трём стаканам молочного коктейля сразу? А может это у них такая игра? Вот так шагать по улице, трубя и грохоча барабанами, вовлекая в свои ряды каждого встречного и задорно останавливая трамваи и автобусы? И, наконец, почему же я не среди них? Но даже находясь здесь, за окном и по другую сторону улицы, я ощутил себя свидетелем настоящего чуда, столь обширного и необычного, что можно было бы щедро поделиться им среди всех своих дворовых друзей. И я уже ярко представлял себе то, как взахлёб рассказываю, пропустившим захватывающее зрелище пацанам, о столь необычном событии... Бабушка тихо подошла к окну, и встав рядом погладила меня по голове. "Пионеры" - восхищенно выдохнул я. "Молодой человек, что вы хотели?" Я взглянул на продавщицу. Она смотрела на меня из-за прилавка выжидательно и настороженно. "... два портера, пожалуйста". Потом, позвякивая бутылками в пластиковом пакете я тихо спустился по трем ступенькам лестницы, где когда то, давным-давно, в другой вселенной, на иной планете, в начале времён, лежал сухой песок и стояла в углу лопата. Остановившись возле двери, я оглядел противоположную сторону улицы и сделав шаг, сгинул в туманной мороси и вое сирен.

© Copyright: Егорий Юриков, 2021

Регистрационный номер №0488067

от 26 января 2021

[Скрыть] Регистрационный номер 0488067 выдан для произведения: В нашей бывшей коммуналке, располагающейся на первом этаже серой кирпичной пятиэтажки, после того как последние её жильцы были расселены по разрастающейся Москве, вначале расположилась прачечная, а начиная с перестроечных времён - магазин. Этакая непритязательная торговая лавка с едой и выпивкой на все три комнаты. А вот и я сам, заплывший салом тридцатилетний болван, стою в середине нашей комнаты, обвожу взглядом изменившееся пространство, вижу прилавок, витрину и холодильник, пожимаю плечами и взглядываю мимо продавщицы в окно на улицу. За ним виден кусок проезжей части, деревья и хрущёвка через дорогу. Надо же, рама осталась прежней, крашенной - перекрашенной, с растрескавшейся замазкой. Вон та памятная выщерблена на правой створке у стены. Это я проверяя остроту кухонного ножа сковырнул от свежепокрашенной рамы большую шепку. Даже и стёкла, наверное те же. Решётка вот только теперь, со стороны улицы. Еще виднеется краешек распахнутой створки чёрной железной двери. Теперь, это вход в магазин, а раньше, эта широкая дверь покрытая крашеным листовым железом была всегда закрыта. Но иногда я видел как бабушка размыкает большой навесной замок и там за дверцами оказывалась гора сухого, желтого песка насыпанного прямо на ступени. Бабушка брала стоящую там же лопату и накладывала песок в ржавое корыто закреплённое на самодельной, четырёхколёсной тележке. Потом она тщательно закрывала замок и держась за верёвочные постромки куда то тележку увозила. Если ей случалось увидеть меня в окне, а я стоял на коленях на придвинутом к подоконнику стуле, её морщинистое лицо озарялось улыбкой. Она поправляла белый платок, неизменно повязанный на голове и махала мне рукой. Я так радовался этому нехитрому приветствию, что в ответ махал уже обеими руками и даже немного подпрыгивал на шатком стуле, радуясь так, будто мы очень давно не виделись. А когда мы оставались одни, и сидели в нашей комнате на диване, (как раз там, где сейчас стоит магазинный холодильник с пивом) я задавал бабушке свои вопросы, перекатывая на языке странное её имя - Акулина. Акулина Степановна. Вместе с отчеством, имя звучало необычно, волнующе и как то очень основательно. Но почему Акулина? Что это за диковинное имя? Нет ли здесь тайного смысла? И не имеет ли оно отношение к акулам? Мне нравилось, что когда я доходил до акул, бабушка начинала так мило сердиться и отмахиваться от меня, что мне становилось тепло и радостно. Я прижимался к ней, и просил прощения... В один из солнечных дней, оказавшись дома вместе с бабушкой (вот в этой самой, теперешней комнате с прилавком и витриной) привлечённый ярким мельканием и резкими, музыкальными звуками идущими с улицы, я с грохотом потащил свой стул к окну и взобравшись на него увидел пионеров. И это было диво. Это было так красиво, громко и необычно, что не сдержавшись, я закричал в полнейшем восторге: "Бабушка, пионеры!" Я помню это как сейчас - стихающее эхо моего возгласа; медленно поднимающая голову от вязания бабушка; отблеск на стене от тусклого зеркала трюмо и блеснувшие в луче разновеликие пузырьки нём; маленькая птичка мелькнувшая за окном и радостный писк стрижей; боль в правом колене от неровности стула на котором я стоял; сухой ветер скользнувший по низкому кустарнику и ударивший, через открытое окно мне в лицо… Они шли по другой стороне улицы нескончаемой вереницей. На шевелящемся зелёном фоне листвы, двигались белые пятна рубашек, пламенели красные галстуки и пилотки, лепилось множество лиц излучающих, как мне казалось, радостный свет; мелькали вразнобой переступающие ноги, развивались и опадали полотнища алых транспарантов плывущих над их головами, а неровный строй барабанов, вместе с фальшиво прорезающими воздух резкими звуками горнов, грохоча и рассыпаясь дробно обозначал ритм. Я замер у окна. Я так завидовал им всем, шагающим в этой прекрасной, шумной и весёлой толпе, какой я ещё не видывал. Что же это за ребята такие, зачем они столь великолепны и куда же они направляются? В какие светлые дали? К новым играм, друзьям и радостным событиям? Новым карандашам и альбомам для рисования? К большому брикету с мороженным или к трём стаканам молочного коктейля сразу? А может это у них такая игра? Вот так шагать по улице, трубя и грохоча барабанами, вовлекая в свои ряды каждого встречного и задорно останавливая трамваи и автобусы? И, наконец, почему же я не среди них? Но даже находясь здесь, за окном и по другую сторону улицы, я ощутил себя свидетелем настоящего чуда, столь обширного и необычного, что можно было бы щедро поделиться им среди всех своих дворовых друзей. И я уже ярко представлял себе то, как взахлёб рассказываю, пропустившим захватывающее зрелище пацанам, о столь необычном событии... Бабушка тихо подошла к окну, и встав рядом погладила меня по голове. "Пионеры" - восхищенно выдохнул я. "Молодой человек, что вы хотели?" Я взглянул на продавщицу. Она смотрела на меня из-за прилавка выжидательно и настороженно. "... два портера, пожалуйста". Потом, позвякивая бутылками в пластиковом пакете я тихо спустился по трем ступенькам лестницы, где когда то, давным-давно, в другой вселенной, на иной планете, в начале времён, лежал сухой песок и стояла в углу лопата. Остановившись возле двери, я оглядел противоположную сторону улицы и сделав шаг, сгинул в туманной мороси и вое сирен.
 
Рейтинг: +1 289 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!