Помочь сайту
Поздравления
Паук и Комар
7 августа 2012 -
Владимир Степанищев
Паучья жизнь скучна и однообразна, чего никак и не подумаешь, глядя на его паутину. Ну не может живое существо с пустым внутренним миром создавать такие неповторимые шедевры. Это ведь очень даже сродни людям - я имею в виду искусство изготовления оружия. Человек ведь не просто делает нож или там ружье, он делает оружие красивым, то ли покаянно извиняясь, то ли цинично усиливая его изяществом эффект убийства, как бы превращая смерть в искусство. Но паук делает свое орудие охоты красивым совсем не из стыда или цинизма, он делает его таковым из любви к женщине (термин самка прозвучал бы здесь слишком вульгарно). Соловей, чтобы привлечь партнершу, восхитительно поет, тигр вырабатывает всяческие там изысканные (с точки зрения сексуальной привлекательности) благовония, паук же создает неподражаемую картину из шелка не только и даже не столько, чтобы кого-то там поймать на завтрак, но более в надежде, что тронет она сердце его будущей возлюбленной. Сердце, кстати, у паука четырехкамерное, а мозг распределен по всему телу, включая лапки и может занимать до тридцати процентов его головогруди, поэтому, когда человек говорит, что объем его мозга относительно его тела самый большой в природе, он себе очень льстит. И представьте себе, сколь богат внутренний мир паука, когда при таком интеллекте он лишь час плетет свой шедевр, а остальные двадцать три часа суток вынужден сидеть сиднем и, от скуки, производить операции мышления, к коим относятся восприятие, анализ, синтез, сравнение, классификация, обобщение, конкретизация, абстрагирование. Ну, это по Гегелю, а проще – созерцание, осмысление, озарение. Именно так мыслит личность творческая, а мы с вами уже поняли, что паук – самая что ни на есть творческая личность.
Другое дело, комар. Комар существо глупое и к творчеству малоспособное. О наличии у него мозга википедия и вовсе умалчивает. Такое всегда характерно для тех, кто питается живой кровью. Живая кровь убивает душу и туманит рассудок. Впрочем, справедливости ради нужно заметить, что кровь пьют только женские особи комара, мальчики же питаются нектаром цветов. И именно поэтому женщины-комарихи тупы и агрессивны, а мужчины-комары может и не так глупы, но весьма инфантильны, я бы даже сказал, восторженны. Здесь нет ничего удивительного. Тот кто любит цветы и пьет их нектар, априори имеет душу тонкую и ранимую.
Утро сегодня стояло волшебное. Аарон (так звали моего паука) соткал очередной свой шедевр еще до рассвета с тем, чтобы успеть взобраться на вершину соседней ели, дабы насладиться восходом солнца. Он любил восход солнца, когда пелена над горизонтом вдруг начинает розоветь и из млечной непроницаемости превращается в прозрачность лесного родника. В дрожащем воздухе все более угадывается напряжение ожидания чего-то удивительного, волшебного и хотя ты точно знаешь, что сейчас произойдет, все равно, снова и снова волнуешься трепетным нетерпением. На секунду смолкают птицы и… ярким заревом и будто даже криком наполняется все небо, а от сердца к горлу поднимается волна восторга. Рождение дня, это как рождение ребенка – и ведь знаешь, что именно появится и знаешь, что это то же самое, что было вчера, будет завтра и присно, тем не менее, новый день, как и новый ребенок, по своему уникален и, как ни однообразно разочарование заката всякого дня, с каждым новым утром мы опять ждем чуда.
Левий (так звали моего комара) сегодня мало интересовался рассветом. Точнее, он интересовал его постольку, поскольку на рассвете цветы особенно аппетитно благоухают, наполняя чаши свои свежим нектаром. Воздух был столь насыщен этими запахами, что, казалось, самый этот воздух можно было пить. В сущности, Левий был натурой впечатлительной и даже тонкой, но какая может быть к чертям утонченность на голодный желудок (впрочем, и на сытый тоже). Распространенное заблуждение о том, что художник может творить лишь с голодухи, не выдерживает никакой критики. Ни что не рождается на пустой желудок, кроме разве самой пустоты.
Среди всех ароматов увертюры утра особенно изысканно звучал сегодня колокольчик, и хоть глаза (если так можно выразиться о реакции на запахи) у Левия разбегались, он ринулся по направлению к этому нежному зову сломя голову, как вдруг… что-то его остановило. У комара не может быть опыта знакомства с паутиной, потому, что всякий такой случай является для него как первым, так и последним в жизни, так что Левий, разумеется, ничего не понял. Он лишь досадливо чертыхнулся и нервно замолотил крыльями, от чего окончательно запутался.
Надобно заметить, что паутина в лучистом бисере утренней росы весьма живописна, но когда в нее попадает что-либо живое, она вовсе не теряет в своей эстетике, даже, напротив, приобретает некоторую экспрессию с известной септимой драматичности. Аарон, воодушевленный созерцанием рассвета, медленно спускался по душистым иголкам ели к своей паутине, тихо напевая себе под нос какую-то незамысловатую мажорную мелодию. Устав передвигаться пешком, он подошел к краю разлапистой ветки, что нависала прямо над его домом, зацепился за нее своей ниткой и медленно полетел вниз, где и обнаружил непечатно ругающегося Левия. Настроение у Аарона было, как я уже сказал, мажорное и он, вместо чтобы свершить стандартный ритуал запутывания жертвы и впрыскивания в нее яда, весело рассмеялся:
- Эх, ты, дурачок. Глаза у тебя на затылке что ли? Или нектару перебрал спозаранку?
- Чем отплясывать над чужой бедой, лучше б помог, блоха ты бескрылая, - огрызнулся Левий. – Вишь тут какой-то придурок веревок намотал на проходе. Лапы бы ему пообрывать все к чертям.
- Ты что, только что родился что ли? – не обиделся, но изумился Аарон. – Не понимаешь, во что вляпался?
- Ну вчера! Вчера я родился! И что с того?! Станешь попрекать меня молодостью?! – злился Левий действительно не понимая во что вляпался.
- Ну, молодость не порок, - улыбнулся Аарон. – Просто живи ты чуть подольше, ты бы может услышал бы от товарищей своих, что есть на свете такие, так сказать, обстоятельства, как пауки и паутины, что существуют они, как раз, на погибель таких вот, как ты, глупых комаров.
- Как это, то есть, на погибель? Что значит глупых? - наконец забеспокоился Левий.
- Ну, погибель, это когда тебя использует в пищу кто-нибудь другой. Я, к примеру, - незлобиво пояснил Аарон.
- Что это еще значит такое «я, к примеру»? Ты что, комарами питаешься? – теперь уже всерьез испугался Левий.
- Ну, - пожал плечами Аарон, - мне больше по сердцу жирные мухи, но если в качестве легкой закуски, то и комар сойдет.
- Сойдет…, - искренне обиделся Левий, чем снова рассмешил Аарона. – Что это значит, сойдет? Я тебе не просто комар, я, ядрена Матрена, всем комарам комар.
- Забавно, - улыбнулся Аарон. – Ему о жизни нужно думать, как выпутаться, а он рекламирует себя, разжигая уж и без того нагулянный аппетит.
- Я пусть хотя и вчера родился, а и то уже знаю, что неучтиво высказываться о присутствующих в третьем лице, - попытался принять гордую осанку Левий, но скрюченный путами стал выглядеть уж совсем нелепо.
- Послушай, как тебя звать, - еле сдерживал смех Аарон.
- Я Левий, - снова попытался принять позу достоинства пленник. – Самый Левистый из всех Левиев.
- Ну да, ну да, я уже понял - с самооценкой у тебя проблем нет. Ну а я Аарон, самый Ааронистый их всех Ааронов. Ну так что мы будем делать, Левий?
Мы? – искренне удивился Левий. – Это ты будешь делать, Аарон. Что я могу сделать?! Видишь, как меня скрутило?! Сейчас ты распутаешь меня, после я поем нектару, так как голоден, как сто комарих вместе, а после мы пойдем, отыщем и надерем задницу тому придурку, что расставил тут эти сети.
- Хм, - усмехнулся Аарон. – Хорошая новость в том, что никого искать вовсе не нужно, потому, что тот придурок как раз сейчас разговаривает с тобой, плохая же заключается в том, что я здорово проголодался и, уж точно, не собираюсь тебя распутывать.
Сам того еще не зная, Аарон кривил душой. Он не собирался есть Левия. У людей это называется толи синдром Хельсинки, толи Стокгольмский синдром. Это когда между террористом и заложником, предназначенным им на заклание, устанавливаются доверительные и даже дружеские отношения, не позволяющие ему реализовать намеченное. Левий был настолько искренен в своей инфантильности, что нужно было совсем не иметь сердца, чтобы съесть такую sancta simplicitas. Однако и распутывать он его не торопился.
- Дело дрянь, - почему-то вдруг успокоился Левий. Было это бесстрастностью обреченного или же он почувствовал, что Аарон вовсе не собирается его есть, но он почти взял себя в руки. – И что теперь?
- Я думаю, - действительно задумался Аарон и прикрыл веки. – С одной стороны, нужно что-то есть, с другой же, сытым от такого прозрачного скелета, как ты, не станешь. Ты меня здорово повеселил и, пожалуй, тем заслужил свободу. Но вот, что плохо.
Представим, пока что лишь представим, что я тебя распутываю и отпускаю. Знаешь, что будет дальше? Имея столь скудные мозги, да еще на фоне запредельного, ни на чем не основанного тщеславия, ты неизбежно угодишь в следующую сеть еще до заката и ясно, как день, будешь съеден. Вряд ли тебе попадется еще один столь же романтичный, как я, паук. Смерть, сама по себе, не так уж и страшна. Все мы умрем рано или поздно. Отвратительно лишь ожидание смерти, страх, который ты при этом испытываешь. Это называется боль страха, самая нестерпимая боль на свете. Я расскажу тебе, что ты найдешь в следующей, как я уже пояснил, неизбежной для себя паутине. Как только ты в нее попадешь, охотник тут же получит сигнал о том по специальным нитям. Уже через секунду он окажется рядом с тобой, и станет медленно опутывать тебя нитками в плотный кокон. Затем он впрыснет в тебя яд, но не тот, от которого сразу умирают, а такой, который медленно станет разжижать твое тело, чтобы потом было удобнее тебя выпить. И, представь, что на протяжении всей этой экзекуции, а это несколько часов, сознание твое будет функционировать и ты до последних минут, помимо страданий телесных, будешь испытывать эту страшную боль, боль страха.
Аарон открыл глаза и понял, что говорил в пустоту. Тело Левия обмякло и повисло мертвым листком на шелковых нитях. Левий пребывал в глубоком обмороке. Аарон аккуратно распутал его, спустился вниз и осторожно положил на лист одуванчика. Долго еще тот лежал без движения и вдруг заорал так, что вся роса попадала с паутины Аарона. Левий подпрыгнул, что у людей называется, до потолка и очнулся.
- Где я! – ворочал он безумными глазами и хлопал себя лапами по телу, видимо проверяя, не растворился ли он.
- В безопасности, - успокоил его Аарон, испытывая известное чувство вины за то, что так перепугал мальца. Он глядел теперь на него даже с каким-то подобием нежности, недоумевая, как он мог даже подумать о том, чтобы съесть такое беззащитное существо.
Это очень странное явление. У нас с вами оно называется филантропией - у насекомых же, возможно, это бы звучало, как филэнтомия. Филантропия у людей – качество, в сущности, одиозное. Это ведь проявление гуманизма властьимуoих в отношении обездоленных как раз той самой властью. По сути, это когда сам ввергаешь человека в беду, а после сам же его из нее вызволяешь, да при этом еще ощущаешь себя чуть ли не святым. Ханжество это и даже свинство.
Но в случае с Левием и Аароном такого сказать нельзя. Не Аарон придумал пищевую цепочку и Левий угодил в паутину исключительно по законам бесстрастной природы и неумолимой судьбы. Так что… В общем, они сделались друзьями. Левий до самой осени (то есть, до конца жизни - комары ведь живут лишь один сезон) больше не покидал этой поляны, так как поляна принадлежала Аарону и чужих сетей здесь быть не могло. Возможно это был единственный в истории зоологии случай помилования пауком комара и последующей межвидовой их дружбы, но он все-таки был. Не так ли и мы с вами, имея лишь рассказ о когда-то произошедшем с кем-то чуде, живем надеждой на него до самой старости и умираем, так и не узрев чудесного для себя спасения. Аминь.
Рейтинг: 0
567 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
