Особая примета

Онисья Крюкова никогда не бывала  в городе. Всю  свою сорокалетнюю  жизнь  провела она под  крышей родного, ещё   прадедова широкоплечего, подслеповатого дома, что  стоял на  окраине,  затерявшейся в глухих  и непроходимых  таёжных завалах.  Только  полноводная река  связывала  этот забытый  богом угол  с большим  миром. В  деревне  стояла  белоликая  пристань. В своё  время   братья и сёстры  Онисьи,  плюнув на   нищую деревенскую жизнь, на пароходах утекли  в город. А   наезжая летом  с детишками, пугали  доверчивую Онисью  россказнями и байками  про город:

- На Новый  год в нашем  дому, соседей ограбили…Всё вынесли подчистую. А на майские в соседнем   доме женщину за  пару  серёжек серебряных  жизни  лишили…

Онисья  верила всему и для неё  далёкий,  и незнакомый город казался хуже,  чем Содома  и Гоморра  вместе взятые.

- И как  вы в  городе живёте? – искренне дивилась она своей  городской  родне.

Онисья, являясь последышем, осталась  с родителями, помогала   им  с большой охотой. И заботу  свою  о родителях схоронила  вместе  с ними на    маленьком деревенском  кладбище среди  голенастых  и весёлых березок.  С измальства пристав работать в  колхозе,  и сейчас она  тянула  лямку, как  коренастый бурлак, не жалуясь на судьбу, принимая   трудовую  жизнь  как необходимость.

И всё бы было хорошо  в её  жизни, но  судьба как  смеялась  над ней – наградила   эту статную  и красивую  женщину огромным, мясистым  носом. Нет,   это была не лодочка, что скользила   по  глади вод, и   не сухопарый  крейсер, даже   не миноносец, а   пузатая, крутобокая   баржа   плыла  по  прекрасному  онисьиному лицу. Как  старый   оплывший  гриб, нос   понимался  над  губами сантиметров  на пять, безобразно  грозя  кому - то своей   наглостью. Потому  если и   входила в какой  дом  или помещение Онисья, то  первое, что  все видели, то  это и был  его   величество   онисьин нос. В  малолетстве Онисья   пролила много  слёз, по поводу  своего безобразия, но  то ли  по божьей милости или  просто  удачное стечение  обстоятельств,  то неведомо  никому,  к  ней    посватался   справный жених.  И уже  в супружестве, приняв  мужскую ласку  и любовь, Онисья  только смеялась  над  своим носом, как над  заигравшимся малым ребёнком:

- Во  время ветра   боюсь  и на улицу выходить  с таким  носом, голову  отворачивает!

Деревенские  тоже привыкли к  её  немного странному  обличью. Пытались  захачкать её,   дать ей   какое-то   колкое  прозвище, но придумать ничего оскорбительного для такого жизнерадостного человека не смогли.

Этим летом  перед отъездом  старшая   сестра  Онисьи, развела  руками:

-А давай ко   к нам в город, на мой  юбилей! А то всё в  деревне и в деревне! Хоть жизни городской  попробуешь?

Загородила   лицо руками Онисья, боясь  показать свой  страх:

-Ни за что  не поеду! Ни  в жизь…- упёрлась  она.

Через  три дня уговоров  и наставлений Онисья  согласилась:

-А что? Вы в городе  живёте и хоть бы хны! А, я,  что  пропаду? Ну,  а если и потеряюсь,  вы меня легко найдёте  по  моей  особой  примете! - Онисья схватила  себя  за упругую коковку  носа  двумя пальцами  и рассмеялась, -  По носу моему  и найдёте, не перепутаете!

Пароход   двое суток  тащился   по   реке  до города. Онисья  уже сто раз пожалела, что согласилась на поездку, её   укачивало, мутило и тошнило, она  боялась визга пароходного гудка и волн за кормой. Но  в тот миг, когда ей  уже казалось, что она  приготовилась отправиться  на небеса, пароход  взревел пуще прежнего. Сидящую  на деревянной  скамейке ослабшую Онисью,  толкнули в бок:

- Город, Слава те Господи!   Приехали…

Онисья  взбодрилась, взяла  в руки сестрин  чемодан  и последовала на  пристань. У пристани  стоял ещё один пароход. Народ  валил на пристань  и с пристани в город. Путешественница  взглянула  на небо, там розовые, чёрные, синие бороды  дыма  над  индустриальным  гигантом опутали   тучи и облака, застилая  задиристое солнце. Многоэтажные  дома как  великаны, сверкали  серебристыми горбами. Онисье от всего увиденного стало  жутко, она   чуть остановилась  перевести дух и перекреститься,  и в тот  момент  кто-то из  спешащих пассажиров оттолкнул её в сторону. Она попыталась  догнать свою сестру, но не смогла, сестрин головной  платок,  мелькавший всё  время   у неё перед глазами,  растворился в толпе. Как щепка   на волне  она оказалась  выброшенной толпой  на площади за пристанью, именно от сюда  люди уезжали  на трамваях  и такси кто куда, спеша   и не замечая  ничего  вокруг. Женщина потолкалась   у одной трамвайной остановки, затем перешла на другую  сторону  площади, но сестры не нашла, тогда  она решила  идти  обратно на пристань, с горечью  понимая, что она заблудилась  и потерялась в этом  чёртовом  аду - городе.

Сестра Онисьи тем временем, выйдя  с пристани и не найдя свою спутницу  быстро смекнула что делать  и  побежала в  диспетчерскую, там сидела миловидная   блондинка, объявлявшая  по громкоговорителю о  приходе и отправке  теплоходов:

- У меня  сестра потерялась на пристани! Дайте объявление! Пусть она  меня  ждёт  у кассы…

Блондинка, не меняя  скучающего  выражения лица, только  спросила:

-Как звать  сестру и особые  приметы?

Пассажирка помялась  и выпалила, надеясь на скорую  помощь:

-Онисьей  Крюковой её зовут! У неё  нос  большой…

Блондинка по- зыкински пропела   в  микрофон:

-Гражданка Онисья Крюкова  с большим носом, вас  ожидает сестра у кассы  речного вокзала! Повторяю, гражданка Онисья Крюкова  с большим носом, вас  ожидает сестра у кассы  речного вокзала!

Онисья не сразу  поняла, что  по громкоговорителю говорят  про неё, но после повторного объявления  женщина обрадовалась, она  знала, где  находится  кассы, она бежала   на встречу   к своей сестре  и кричала как в деревне, не стесняясь    и не боясь никого:

- Вот   нос!   А  вот и я  - Онисья!

Встречные  пассажиры, не понимая,  что происходит, на всякий  случай   уступали ей   дорогу.