Орешечник ждет

Карманный телефон…Карманные часы… Карманные деньги… Карманное счастье... Еду я, и скорость моей машины становится неуправляемой. 
          Карманные друзья… Карманные связи. Кто поможет мне, кто спасет, если что? Никто. Здесь истина. Здесь все настоящее: я, моя машина и наша скорость. Я и моя жизнь. 
          Машина, которая всегда была покорна моей воле, ощутив дикую природную силу скорости, вырвалась из рабства и пьет свободу. Ей нравится свобода, нравится, как я пытаюсь обуздать ее, нравится сила, перед которой сама бессильна. Она пьяна. 
          Правильные расчеты во взаимоотношениях между нужными и не нужными людьми здесь теряют свои качества. Они здесь ничего не решают. Здесь иная логика, здесь отсутствие всякой логики, здесь истина. И я продолжаю давить на пе-даль.
          Я из выдуманного мира и жажда увидеть то, что действительно есть, подняла меня спозаранку. Понимает это моя машина или нет, не знаю, но эта затея ей по душе. И мчимся мы с ней навстречу Истине, навстречу Богу, и где-то рядом улыбается нам Смерть. Это значит, мы на правильном пути. Всегда это так. Всегда они рядом. Истина и улыбающаяся Смерть.
          Бензин кончился что ли, или мотор устал от сумасшествия - в салоне стало тихо, и машина, плавно сбавив скорость, вскоре остановилась. 
Ты куда собрался, парень, и где ты теперь? Слева лес, справа поляна. Тихо, необычно тихо. Удивительно то, что я даже не пытаюсь выяснить причину остановки моей машины. Не смотрю на приборы, не лезу под капот. Как будто так и надо. Она именно здесь должна была заглохнуть и остановиться. А значит, приехали. Нельзя было сказать, что это место меня привлекало. Ничего такого: дорога, лес и поляна. Но я устал, и потому все остальное потом, потом, потом…
          Спал, наверно, долго. А проснулся от взгляда. Как бы во сне почувствовал пристальный взгляд чужого, и проснулся. Старичок с козлиной бородкой чуть со-гнулся надо мной и пристально смотрит. При этом грызет семечки и плюет в сторону. Рядом с ним стоит мальчуган, и, прищурив глаза, смотрит в сторону неба. Мне было неприятно. Вдруг почувствовал себя покинутым. Я чувствовал себя брошенным ребенком. Я чужой, и здесь все мне чужое. 
          - Вот, проснулся, а ты говорил, не проснется – не отрывая глаз от меня, обратился дед к пацаненку.
          - А нам-то что от этого, - кивнул малый, - нам своих забот по горло.
          - Смотри, проснулся и ничего не понимает. Смотрит туда-сюда и не понимает, - веселился дед, как будто речь идет не обо мне, а о какой-то диковинке, - смотри, глазками как шевелит.
В другой раз я бы этого деда с этим пацаном отправил бы подальше, да так, что они бы долго не вернулись. Но сейчас я не мог этого сделать. Не хотел. Не получалось. Я как бы находился в их власти. Дед рассматривал меня, и это было противно. 
          - Смотри, носом воротит, - вновь веселился дед, - губы прижал, руки напряг, смешной какой.
          Тут паренек подошел ко мне, слегка толкнул рукой.
          - Вставай, - говорит, - пока ты так лежишь, он от тебя не отстанет.
          Я присел. Смотрел на этих людей и ничего не мог понять. Кто они такие и откуда у них такая наглость?                 Пришли, открыли дверь моей машины, разбудили меня, что-то говорят, нахально ведут себя, явно издеваются надо мной. Я пони-мал, что надо что-то делать, сказать им что-то, ответить, дать отпор, ругаться, возмущаться, попросить, грубить, сесть и поехать дальше - что-то делать. Я это отлично понимал, но какое-то чувство подсказывало мне, что эти люди нужны мне. 
          - Ну что, шут гороховый, проснулся? - голосил старик, - эх, дал бы я тебе хорошенько веником моей старухи, узнал бы почем фут лиха.
          - Да чего ты злой, дед, - наконец выжал из себя я хоть что-то.
          - Да, я злой, а что? Из-за какой такой милости мне быть добрым?
          - Никакой ты не злой, - вмешался мальчуган.
          - Как это не злой, если злой.
          - Он не злой. Ему просто нравится быть злым. Тебе просто нравится, быть злым.
          - Ничего мне не нравится. Я злой и все тут. Что, только они могут быть злы-ми, только они могут, а я нет?             Злой я и точка. И веником моей старухи я дам ему хорошенько. Нечего тут… И не надо говорить, что я не злой. 
          - Ну ладно, ты самый злой из всех злых на свете. Пошли только. Мы так ни-когда не доберемся.
          - Я не злой. Если уж я не злой, то кто тогда?
          - Сказал, что злой. Пошли.
         - И пошлый.
          - Ну, хорошо, и пошлый.
          - И бесстыжий.
          - И бесстыжий, и пошлый, и злой.
          Они медленно стали удаляться в сторону леса, продолжая перечислять все людские болезни.
          - И совести у меня нет.
          - И жадный ты до ужаса.
          - Мстительный. Да, я злой и мстительный пошляк.
          - И подлый.
          - Да, и подлый. А ты говоришь не злой…

          Когда лес полностью проглотил их, мне стало очень одиноко. Старик мне уже не казался противным. А наоборот, очень даже забавным. А ребенок не по го-дам смышленым. Я еще немного смотрел в сторону леса, куда скрылись эти двое, потом встал, потянулся охотно и сел за руль. Самочувствие было отличное. Бод-ро завел машину, включил передачу и передо мной встал вечный вопрос: куда ехать. Вернуться? Ехать дальше? Смысл? А ведь здесь так хорошо. Здесь какая-то необычайная чистота, мягкая тишина. Здесь дед с ребенком. А кто там? Кто там, куда я собираюсь вернуться? Нет там такого деда с таким пацаном. Там серо, и все в сером дыму. Там злость, ненависть, жадность, бесстыдство, и все пошло, пошло, пошло. А что впереди? Как ни странно, впереди то же самое, что и сзади. Как я раньше такую простую математику не понимал? Все вперед, вперед, быстрее уйти от настоящего. А толку? Впереди то же самое серое в том же самом сером дыму. Это же так просто. Если больной человек отказывается от лечения, разве у него будущее может быть лучше, чем настоящее? Нет. Только ухудшение. Я заглушил мотор. 
          Почему мы представляем нашу жизнь как прямую линию, которая состоит из прошлого, настоящего и будущего? Правильно ли это? Не ошибаемся ли мы? Вот дорога, я по ней ехал, стал здесь и могу продолжать по ней ехать дальше. От прошлого к будущему. Но здесь, кроме прямой дороги есть лес, поляна. Нет, не может быть, чтобы жизнь была прямой линией, как эта дорога. Есть лес, есть по-ляна вдоль моей дороги. Есть капризный смешной старичок с козлиной бородкой, мальчуган не по годам умный. Мне нужна остановка. Я побуду здесь.
          Я вышел из машины и пошел в сторону леса. Давно здесь не были дожди, и земля была сухая и теплая. Я присел под первым попавшимся деревом. Чудно тут. А ведь сперва мне не понравилось. Вспомнил чудного старика, и мне стало весело. Шут гороховый, и это он так назвал меня. За такие слова я раньше любому башку оторвал бы, обиделся бы, злился бы. А сейчас почему-то даже весело. Я, великий, такой сякой и меня - веником старухи. Чудной.
          - Что, решил остаться?
          Я повернулся, смотрю, мальчуган стоит за моей спиной. 
          - Как зовут тебя?
          - Это лишнее. Если решил остаться, так пойдем. 
          - А тот старичок, тебе кто, твой дед?
          - Для тебя это не важно.
          - А что важно для меня?
          - То, что это ты, а это я. 
          - Ну, ты сказал. Это в школе тебя так научили? Разве не знаешь, как надо разговаривать со старшими? - я был готов говорить еще множество подобных глупостей, какие всегда щедро выливают взрослые на голову бедных детей, но промолчал. Мальчик так спокойно стоял и серьезно смотрел мне прямо в глаза, что я на этом фоне выглядел ужасно глупым. Я сам себе казался скучным, от того мне и стало стыдно. 
          - Ничего я не решил. Я просто сижу и отдыхаю.
          - Так решай скорей, а то тебя орешечник ждет.
          - Уважаемый, я просто сижу и отдыхаю. Отдохну и уеду отсюда. 
          - Как знаешь, а то смотри, захочешь и не уедешь.
          - Слушай, кончай загадками говорить. Что означает, захочешь и не уедешь?
          - Я говорю так, как есть. Тебе решать, - повернулся он ко мне спиной и спокойно удалился.
          Это спокойствие выводило меня из себя. Почему этот мальчик может быть таким, а я – нет. Да пропади все пропадом: и этот лес, и поляна, и мальчик, и его дурковатый дед. Не хочу я всего этого. У меня есть машина, ну и вперед. 
          Я резко встал и, про себя возмущаясь, потопал к своей машине. Сел за руль и завел мотор. Машина начала ворчать не хуже меня. Вот и приехал, вот и отдох-нул, вот и уеду. Куда? Куда мне ехать? И почему я из-за какого-то пацана должен уехать отсюда. Кто он такой? Кто они такие? Может, я еще куплю этот лес. Может, я прямо здесь построю себе дом, дачу, дворец. Кто они такие - деревенская рвань. Я им покажу "гороховый шут".
Я заглушил мотор и вышел, шумно хлопнув дверью. И напрямик в лес. В самую чащу. В самую глубь. 

          Я все дальше углублялся в лес. Орешечник. Придумал. Я вам покажу гороховый шут. Для уверенности взял в руку первую попавшую палку и пошел дальше. Орешечник ждет. А мне-то что до вашего Орешечника? Я иду вперед, понимая, что практически я иду в никуда. Нет, долго бесцельно идти я не могу. Этот марш как-то надо назвать. Ну, назовем, к примеру, что я просто гуляю. Да, гуляю. Но, разве это прогулка? На прогулке люди отдыхают, думают о чем-то конкретном, а я не могу. У меня мысли путаются. При том я где-то в глубине души осознаю, что все же какая-то цель есть у меня, но я не могу ее конкретно определить. Или не хочу. Да, я ищу. Ищу встречу с этим мальчиком. Какие у него удивительные глаза. Серьезные, прямые, умные, знающие. Он же сочувствовал мне. А я взял эту дурацкую палку и иду, как будто иду на него, на них, на всех, кто не похож на меня… Нет, это не дед злой, это мы злые.
          Хотел уже выбросить палку, как из-за ближайших деревьев послышался шум. Кто-то быстрыми шагами шел мне навстречу. Я прислушался. Для мальчика слишком громкие шаги. Может дед? Похоже на деда. Я приободрился. Да, точно дед, и я энергично пошел ему навстречу с какой-то дурацкой улыбкой на лице. Хотел уже звать его, мол, что, самый злой человек, опять недоволен, но из лесного мрака вышел темный силуэт другого человека, вооруженного такой же пал-кой, как у меня. Палку он держал наготове, чтобы в любой момент нанести удар. При этом нервно смотрел по сторонам и громко ругался. Я остановился и крепко сжал в руках свою палку. 
          Вскоре он увидел меня. Сначала приостановился, пристально посмотрел в мою сторону, а потом, отпустив палку, приблизился ко мне. Его одежда соответствовала человеку, преуспевающему в жизни. То ли бизнесмен, то ли крутой босс. Но что не местный, это точно. Этот свой, городской.
          - Слышь, браток, - крикнул он издали, - пацана не видел? С одним старым козлом ходил. Блин, что за люди… Е-мое, что за б……!
          - Что случилось? 
          Он подошел ко мне, протянул руку.
          - Миша. Здорова.
          Я пожал ему руку и представился. Его рука была большая, но неприятно мягкая. Мне он не понравился.                 Терпеть не могу слабое рукопожатие.
          - Что за люди, буквально за минуту, среди белого дна обчистили меня, раз-вели, как последнего лоха. Не видел пацана с этим старым козлом? Блин. Пой-маю - убью, задушу.
          - Что случилось? - повторил я свой вопрос.
          - Да черт дернул меня приехать в этот лес. Пацан, сволочь, со своим козлом дедом мне зубы заговаривали…
          Он подробно рассказывал, как старик и ребенок заранее задурили его раз-говорами и утащили у него бумажник с деньгами и документами, при этом человек не скупился на всякую нецензурную брань. Я слушал его, и у меня в душе что-то бурлило. Ведь этот ребенок для меня чуть не стал идеалом. Его глаза, слова, голос, спокойствие. Дед… А они жулики. Не может быть. Но этот человек так подробно рассказывал, что трудно ему не верить. Правда, он мало был похож на жертву, но все же. Очень многое совпадало. Они и со мной разговаривали так, как описывает этот человек. Это были они, именно они. Вот и поверь после.
          - Правда, я встретил пацана со стариком, но куда они ушли, трудно сказать. Шли в сторону леса, вон туда, в том направлении.
          - Ну …….., вашу мать, поймаю, убью. 
          - Честно, эти люди не были похожи на жуликов. 
          - Не будь лохом, это с виду они наивные. Ты лучше свои карманы проверь.
          Я машинально похлопал по карманам, вроде бы все на месте.
          - Ты лучше проверь.
          - Все в норме.
          - Тебе повезло.
          Повезло? А машина? Ведь машину я кинул на обочине. Машина… И рванул я назад. Бегал за своей машиной и за своими мыслями. Точно. Ведь мальчик так и сказал, захочешь уехать и не уедешь. А как я уеду без машины? Точно. Как я мог так… Честный малый. Так он по честному и обокрал меня. Орешечник ждет. Понятно. И я бегал, бегал, бегал. Спасать машину, спасать свое неверие, спасать себя. Ненавидел я честь, доброту, честность, веру. Ненавидел. Это все придумано, чтобы более бесчестные, более злые, более подлые люди дурачили других. Все это выдумка, мираж, игра, рассчитано на таких болванов как я. Придумано, чтобы тебя заставить верить, что существует то, что не может существовать. Нет, обман, мираж, Есть только грубая ложь, корысть и сплошное вранье. И я бегал по лесу, чтобы хоть что-то спасти. 
"Ну, сволочи", - задыхаясь, повторял я только это. 

          Машина стояла на месте в целости и сохранности. У меня на сердце утихла тревога. Вот она. Слава Богу. Я обнял ее крышу, почти лег на нее и перевел дыхание. Вскоре успокоился. В первую очередь проверил все двери, закрыты ли, по-том открыл их и проверил изнутри, все ли на месте, а после багажник. Порядок. Сел я на землю рядом с машиной, и мне стало невыносимо стыдно. Двумя руками обхватил голову и сидел. Внезапно вспомнил этого мальчика. А если все это уви-дел бы он? Мой панический бег, тревогу, страх. Увидел, как я проверяю багажник, лезу под коврики, карманчики, где кроме всякого мусора, ничего и не было. Я не хотел признавать, но в глубине души понимал, что я его предал. Их предал. 
          А с другой стороны, кто может точно знать? Кто может сказать, что у них на уме. Может, я как раз вовремя. Того мужика-то ограбили. Не знаю, ничего не знаю. Еще недавно я чувствовал себя отлично, что редко бывает, а теперь так жутко, так плохо мне.
          - Привет, голубчик, закурить не найдется?
          Вот те раз! Открыл я глаза, а передо мной молоденькая медсестра. Стоит и кокетливо смотрит на меня. Ее белый халатик еле закрывал бедра, и красивые ножки так и дразнили все живое на свете. 
          - Ну что, угостят здесь девочку сигаретой или нет? 
          Я развеселился, выпрямился. Ничего себя подарочек. Она, хоть и слегка вульгарна, но очень даже хороша. 
          - Что уставился, сладенький, нравлюсь я тебе?
          - Ну, ты даешь! Откуда ты взялась?
          - Сигареткой-то угости.
          Я, не отрывая от нее глаз, достал из кармана сигарету и протянул ей.
          - Прикури, пожалуйста, - попросила она ангельским голосом.
          Я достал зажигалку и прикурил сигарету для нее. Глубоко затянулся и на-правил дымящую сигарету в ее сторону. Она, нежно прищурив глаза, присела рядом со мной, да так близко, что от ее нежности у меня дыхание захватило.
          - Кури еще, это так тебе идет, - сказала она, нежно толкая мою руку с сигаретой обратно.
          Я подчинился. Сидели мы рядом, близко-близко и смотрели друг другу в глаза. Я как будто был в раю. Медленно закуривал и клубками выпускал дым. Она смотрела на меня таким взглядом, каким смотрят фанатки на своих кумиров. Она восхищалась мною и не скрывала это. Ее восхищение давало мне чувство уверенности и спокойствия. Мне нравилось это состояние. Я сидел спокойно, как индейский вождь, и курил сигарету. Я, которому всегда чего-то не хватало, с нею рядом ощущал себя цельным, как бы завершенным. От того и спокойным. Может это и есть чувство счастья. Неужели так мало надо человеку? Только пара восхищенных глаз прекрасного нежного существа, с которым даже не знаком, и ты счастлив. 
          Почему это не знаком? Быть знакомыми, как мы понимаем в нашей обычной жизни, здесь абсолютно лишено смысла. Здесь нет собственности, денег, юристов, работы, законов, придуманных какими-то органами власти, здесь нет власти, нет лжи и правды. Здесь я – мужчина, и она – женщина. Мы сумели опознать друг друга, а значит, знакомы. Вот и все. Она женщина, я мужчина, и этого достаточно, Здесь главное только это. Я сижу спокойно, как скала, она восхищен-но смотрит на меня, и мы одно целое на этой дороге, в этом лесу, на этой планете, во всей Вселенной, и я счастлив. 
          Я курил и клубками выпускал дым. Она нежно смотрела на меня и приблизила свои губы к моим щекам, кокетливо, двумя пальцами забрала у меня сигаре-ту. Я смотрел на нее и протянул руку, чтобы обнять ее, а она вдруг изменилась в лице. Ее лицо стало каким-то испуганным. Страшно испуганным, тревожным, напряженным.
          - Ты куришь? Как ты смеешь? Ты плохой мальчишка, - она резко схватила меня за плечо и горящую сигарету воткнула прямо мне в грудь. Там, где сердце. Красный огонек сигареты как злая кобра ужалил меня, и я подпрыгнул от боли, от обиды, от возмущения.
          - Ты куда? – крикнула она и двумя руками вцепилась в мою шею. Я всеми силами пытался освободиться от ее цепких рук. Она не пускала меня.
           - Доктор, доктор, - кричала она, - скорее, он уходит, мы его теряем, скорее, доктор.
           Откуда-то появился этот проклятый доктор. Мужчина в образе медведя. Та-кой же сильный и волосатый.              Такой же свирепый. Он всем своим телом кинулся на меня, свалил на траву с диким рыком.
           - Ты куда собрался, парень? От нас так легко не уходят.
          Я пытался вырваться, но от такого действительно не просто уйти. Да еще эта ведьма медсестра висит на шее и орет в сторону доктора:
          - Мы его теряем, он уйдет.
          - Никуда он не уйдет, спокойно, куда он денется.
          Доктор был прав, деваться мне было некуда. Я устал, у меня болела грудь, ноги, все тело. Я сдался. Пусть будет, что будет. Болит, и я подчиняюсь. А эти варвары продолжали мучить меня. Доктор давил своим огромным телом, а мед-сестра схватила мое горло и душила изо всех сил. Мне трудно было дышать. Я не мог дышать. Боль, невыносимая боль. "Отпустите, - прошу я своих мучителей, - что вы хотите сделать со мной? Говорю я это им, или только стоны выходят из моих губ, трудно разобрать. Я сдался, окончательно сдался. В душе и в голове остался только страх ожидания. Что будет дальше? И прежде, чем окончательно за-крыть глаза, я увидел старика. Он, махая палкой, с криком бежал в нашу сторону. Мой знакомый старик с козлиной бородкой ругался в адрес моих мучителей и бежал к нам со стороны поля. Мой знакомый старик, мой спаситель. Есть надежда и так мне легче. Легче, прежде чем закрыть глаза, увидеть твоего спасителя, знакомого, сочувствующего. Так легче закрыть глаза. 

          Бывают ужасные сны, но этот был самым ужасным. Как будто я попал в аварию. Вокруг меня собрались люди и пытались меня достать из моей искореженной машины. Двери не открывались, и люди старались что-то сделать. Моя машина…
          Благо, проснулся. Не люблю безысходные сны.
          Старик стоял над моей головой. Лицо у него было непривычно серьезным. Я присел и попытался подняться. Старик одной рукой опирался на свою палку и молча смотрел. Палка мне показалась очень знакомой. Где-то я ее уже видел. Да, это палка того человека, которого ограбили. Значит, они встретились. А ведь тот угрожал убить обоих, и я показал, куда они пошли. Но не это волновало меня. Единственный вопрос, который беспокоил меня – где мальчик? Что с ним? Вот почему серьезный вид старика так встревожил меня. Но спросить о мальчике старика я не решался.
          - Вставай, а то Орешечник заждался.
Кто этот проклятый орешник , меня уже не интересовало. Я встал на ноги, как мог, и молча пошел за стариком в сторону леса. В этот момент я полностью зависел от его воли.
Мы молча шли по узкой тропинке. Не знаю, что думал дед, но у меня в го-лове не было ни одной мысли. Только чувства вины, стыда и страха. Я боялся вновь встретиться с этим врачом и ведьмой- медсестрой. Черт его знает, откуда они появились, куда исчезли и где они теперь. Но с этим стариком мне как-то спокойно. Я виноват перед ним. Я его подозревал в воровстве, а он спас меня. Но молчит он, ничего не говорит, не спрашивает, не ворчит. Молча идет. И я за ним.
          Красиво здесь. Легко дышится. И у меня ничего не болит. Небо ярко-голубое и лес теплый, красивый лес. Хорошо здесь, очень хорошо. Старик шел впереди меня и как будто забыл о моем существовании. Он больше не казался смешным и нелепым. Я шел за стариком, и мне становилось все легче и легче. Ко всему привыкаешь, и я, наверно, привык к моим чувствам.
          - Здорова, - крикнул кто-то рядом. Я повернулся в сторону голоса, но никого не увидел. Старик остановился, чуть подняв голову, смотрел в сторону.
          - Здорова, - ответил он на приветствие.
          - К Орешечнику? – спросил невидимый собеседник.
          - К нему, - ответил старик.
          - Не рано ли? – спросил вновь невидимый.
          - Вот я тоже так думаю.
          - Рано, рано. Тем более, Орешечник сейчас очень занят. Все орехи перебирает и никак не переберет.                   Сводил бы ты его сперва к Аримарку. Он как раз дома. Был бы очень рад вашему визиту.
          - И я буду рад увидеться с Аримарком.
          Я слушал их беседу, как трехлетний ребенок подслушивает разговор взрослых. Слова понятны, но о чем они, и что будет дальше мне не понятно. Точно, как малое дитя.
          - Как мальчик? – спросил вдруг невидимый, и я затаил дыхание.
          - Спасибо, поправляется, - ответил старик и опустил голову.
          - Жаль, что так вышло. Он хороший мальчик. Передай от меня самые добрые пожелания. А пока я буду скучать без него.
          Старик ничего не ответил. Стоял с опущенной головой, и мне казалось, что он плачет. Я замер. Наступила тишина. Даже болтливые птицы замолкли в эту минуту, и только легкий ветерок шумел, играя в кудрявых вершинках деревьев.
          - Ну, идите, Аримарк будет рад, - сказал голос, наверно, на прощание. Старик одобрительно кивнул головой и молча пошел дальше по дороге. Я - за стариком.

          Аримарк мне представлялся одиноким охотником, живущим в маленьком охотничьем домике. И когда я перед собой увидел большой красивый особняк с прекрасно ухоженным двориком, с клумбами, с красивым фонтанчиком, фруктовым садом, и все это в самой чаще леса, то от удивления у меня отвисла челюсть. У фонтана сидели две девочки в легких летних платьях и наслаждались окружающей красотой. Их присутствие меня веселило. Всегда радостно, когда рядом такие юные особы. Они увидели нас, выпрямились слегка, и, кивая головой, поприветствовали нас. Старик как будто не замечал их, молча прошел мимо. А я улыбнулся им в ответ и тоже кивнул головой. Они не ответили мне улыбкой, а только смотрели молча. Взгляд у них был больно серьезный. Как будто они знали какую-то тайну. Они что-то знали про меня. Когда я проходил мимо, они, приближая свои головки, зашептали тихо о чем-то. 
          Особняк изнутри меня удивил не меньше. Это дворец. Настоящий дворец. Весь интерьер был оформлен богато и с особым вкусом. Вот тебе и Аримарк. Вот тебе и живет в лесу. Вот тебе и скрытый миллионер. Я с интересом смотрел во-круг и старался ничего не пропускать. Во мне бушевала буря всяких чувств. С од-ной стороны - восхищение, с другой – зависть, с третьей - алчность, с четвертой - жалость к самому себе, еще ненависть, еще злость, еще всякие мысли о том, мол, откуда у этого Аримарка столько денег. Ворюга, хапуга, нефтяной магнат и всякое такое. А вдруг, познакомимся, и он потом поможет мне в моем деле? Ну что для него пара десятков тысяч. Да, он весьма важный, весьма нужный, человек. Только у таких людей бывают такие особняки. Может быть он и сволочь, но, видать, вели-кий человек этот Аримарк. 
          - Здравствуйте, хорошие мои, здравствуй, старый ворчун. Давно я вас жду, очень давно, молодой человек. 
          - Здравствуйте, - вежливо ответил я. Аримарк больше походил на художника, чем на какого-то магната. В крайнем случае, на архитектора. Человек небольшого роста, плотноват, с ухоженной бородой и изящными манерами. В джинсовых брюках и в черной майке с короткими рукавами. Старик смотрел на Аримарка с какой-то детской улыбкой, что означало бы, я рад, что тебе так радостно от нашего визита. 
          - Ну, где расположимся? Я знаю, что тебя нравится дальняя комната, но у нас гость. Молодой человек, что вам больше по душе, сидеть здесь, в моем кабинете, в библиотеке, в галерее? Скажите, не стесняйтесь. Может в беседке? Погода сегодня великолепная. Чистый воздух, пение лесных певцов, одно удовольствие. Что скажете? А нет, в беседочке не совсем уютно. Тем более будут и другие гости, а там тесновато. Знаешь, кто будет у нас сегодня? ни за что не догадаешься. Человек из Болота! Ну, как тебе? Знаешь, как я его называю? Чеизбол. Хорошо, да? А то придумал. Человек, говорит, это мое имя, Болота - это фамилия, а «из», указывает на мое дворянское происхождение. Ты можешь такое представить? Нет, он у меня будет Чеизбол и никаких дворян. Он очень давний наш знакомый и великолепная личность, - последние слова были адресованы мне. Я с выражением внимательно и с интересом слушающего человека смотрел на него и кивал головой. Чушь.
          - Так что, друзья мои, пойдем в совещательный зал. Ты не против? – спросил Аримарк у старика. Старик молчал, но было очевидно, что он не против.
          Мы по прекрасным ковровым дорожкам перебрались по просторному кори-дору в этот самый совещательный зал. Вот где было красиво. Роскошный мраморный пол, мягкие диваны и кресла напротив небольших деревянных столиков из благородных пород. А на стенах картины. Их много. Много картин. Я пытался держаться естественнее. Как будто я каждый день бываю в таких домах. Как будто я всегда жил в таком доме. Мы сели в уютные кресла вокруг круглого деревянного столика. Трудно назвать это сидением. Лично я утонул в этом кресле. Ничего себе?
          - Хорошая у вас коллекция, - сказал я хозяину, как бы начиная светскую беседу.
          - Да. Но здесь небольшая часть. Основная коллекция в галереи и в хранилищах. Вон тот поздний Рембрандт, это - Да Винчи. Вот Пикассо, а вот… Ну лад-но, вижу, живопись не ваш конек. 
          - Почему же? Может, я и не специалист, но мне нравятся картины. Я люблю смотреть. Тем более, если картины хорошие. А то бывают картины, которые по-чему-то называются картинами, а по мне просто мазня.
          - Да. Вы правы, не каждую картину можно назвать картиной. Вот, к примеру, та, на самом углу.
          Я посмотрел в указанную сторону и увидел красивый пейзаж, закат на озере. На берегу сидит девочка и смотрит куда-то вдаль. Хорошая картина, что ему не нравится?
          - Почему же? Здесь все понятно. Нормальная картина. А вот бывают картины, где ничего не понятно, а все хвалят и хвалят, - как бы разъяснял я свою мысль.
          - Вот как? Вам нравится, когда все понятно?
          - Да.
          - Это интересно. А многое вам понятно?
          - Ну, есть вещи, которые мне понятны, и они мне нравятся.
          - Это я понял. И многое в этом мире вам понятно?
          - Все понимать невозможно!
          - Тогда, что делать со всем остальным, что есть, но в силу нашей ограниченности нам еще не понятно?
          - Если так рассудить, то любую глупость можно выдать за гениальность, аргументировав тем, что она нам не понятна из-за нашей ограниченности. 
          - Понятно, - ответил мне Аримарк и повернулся в сторону старика, - я слышал о мальчике. Мне очень жаль. Но для тебя есть хорошие новости. Я бы сказал, очень хорошие. Но об этом потом. Теперь извините меня, я на минутку отлучусь. Прослежу, пришли ли остальные гости и вернусь.
Аримарк легко и изящно встал со своего кресла и, не спеша, вышел из зала. Мы остались со стариком одни. Тишина. Я боюсь смотреть в сторону старика. Я сижу и жду. Мне ни плохо, ни хорошо. Мне никак, ни так и ни сяк. Я жду. А старик, повернул голову в мою сторону, пристально смотрит на меня. А мне неуютно от такого взгляда. 
          - Ты - пустота, - вдруг заговорил старик, - бери свой котелок, что ты называешь головой, и пошли.
Мне стало жутко от этих слов. Я вновь почувствовал себя брошенным ребенком. 
          - Как это, пошли? – машинально спросил я.
          - Действительно. Здесь же лучше, чем у тебя дома. Зачем уходить? Да, я сперва думал, что ты шут гороховый, а ты всего лишь скорлупа. А ведь мальчик был прав! Он предупредил меня, просил не связываться с тобой. 
          - Что я такого сделал, что ты так кидаешься на меня, что? - я разозлился не на шутку. Все это состояние раздражало меня. Терпение у меня лопнуло, пропади все пропадом. 
          - Подумаешь, - атаковал я на старика, - с Аримарком наши вкусы разошлись. Подумаешь. Раз он богатый, отгрохал такой особняк, навесил на стены картины, значит он самый умный, с ним надо только соглашаться? Да, господин Аримарк. Вы правы, господин Аримарк. Если тебе нравится подлизываться к богатым, мне на это наплевать. Что пристал, что ты хочешь от меня? Не те картины нам нравятся. Да плевать я хотел на все картины. Мне нравится то, что мне нравится. Я реальный человек.
          - Дурак ты, - голос старика звучал чрезмерно спокойно, - садись, и я скажу тебе два слова. А после продолжай, как знаешь. Многие из многих дали бы немалое, чтобы оказаться рядом с ним и хотя бы одну минуту слушать его. Слушать! Понимаешь? А ты свою минуту потратил на спор. Ты видел пыль в виде дворца и не видел больше ничего. Ты глуп и ограничен.
          Старик говорил так спокойно, что я не успел даже обидеться, возразить или спорить с ним. Но ощущение, что я по своей глупости что-то потерял, во мне все росло. 
          - Но разве он не вернется? Ведь он сказал, что выйдет на минуту. Он же придет.
          - А ты знаешь, сколько для тебя будет длиться его минута? 
          - Минута, она везде минута.
          - У каждого своя минута. Аримарка ты больше не увидишь.
          - Слушай, старик, кончай дурить меня. Что ты придумал? Мы же в его доме. Это же его картины, его столы, кресла, ковры. Хочешь избавиться от меня, так и скажи. Скажи, парень, пошел ты отсюда. Что ты все загадками, да загадками.
          Ну, старый. Хитрый жук. Наверно завидно стало, что я с Аримарком могу наравне говорить, спорить, а у него самого кишка тонка. Нелепая деревенщина. Мне стало опять хорошо. Чувства неудобства и нерешительности покинули меня. Как будто глаза вновь открылись, и я стал видеть ясно. Этот миллионер отгрохал особняк, живет в свое удовольствие. Вон, какие девочки сидели у фонтана. Перед этим деревенским неучем строит из себя умника и живет. А этим-то что? Приходят, пользуются благами цивилизации и довольны. Действительно, такому чело-веку, как Аримарк, о чем говорить с этим стариком. Вот и ревнует меня старик. Правильно, зачем здесь я им. И как Аримарк вышел на минуту, этот хочет увести меня. Ну, жук. Ого. Может, я с Аримарком еще найду общий язык. Может, у нас появятся общие дела. 
          - Правильно рассуждаешь, молодой человек, верно замечено. – В зал зашел еще один старичок совсем маленького роста. Наверно, один из гостей Аримарка. Он, прямо с порога руку, как шлагбаум, направил в мою сторону, – Они всегда говорят загадками. Чтобы таких, как мы перепутать, перепугать, перехитрить и переделать. Здравствуйте. 
          Он таким почтением смотрел на меня, что я как будто приобрел крылья. 
          - Я слышал, что у хозяина гость, но не предполагал, что он такой интересный, образованный молодой человек. Это такая редкость в наше время да в этих местах. Так трудно сейчас найти человека, с кем можно было о чем-то этаком по-говорить, вы не можете даже представить. Надолго к нам?
Мое самолюбие, наконец, получило хорошую порцию бальзама. Хоть и этот старик сам по себе смешной и нелепый, но все же. А тот, с козлиной бородкой, как будто не слышал и не видел старичка. Устроился поудобнее в одном из кресел и закрыл глаза.
          - Я сам еще не знаю, но, вероятно, что ненадолго.
          - Жаль. А то побудьте еще. У нас красивые места, а? Может, останетесь? Вечерами посидим, поболтаем. Поверьте, здесь не с кем говорить. Люди какие-то затюканные. Вы не представляете, какие здесь темные и скучные люди. Они все здесь, - старичок снизил голос, как будто сообщал о чем-то таинственном, - они здесь все верующие. Надеюсь, вы не верующий. Или… Нет, не похожи вы на верующего. 
          - Каждый во что-то верит.
          - Правильно. Но одно дело верить в реальные вещи, другое, в какое то не-понятное, неизвестное, неисследованное. 
          - Вот-вот – ободрился я, - именно это я минуту назад говорил.
          - Кому говорил. Ему? – спросил он, глазами указывая старика в кресле.
          - Ему.
          - Это бесполезно. Он глубоко верующий человек. А вы хорошо образованный, сразу это заметно. Что у вас может быть общего с этими людьми? Они же дальше своего носа не видят.
Да! Мое самолюбие ликовало. Я - опять я. У меня ничего общего не может быть с этими людьми. Кто они такие! Я рассудительный, правильный, реальный человек. У меня есть дела. Вот он – я, в этом роскошном зале беседую с этим человеком. Правда, он немного смешной, но умный. И хорошо разбирается в людях. 
          - Ну, как вам этот дом? – спросил вдруг старик.
          - Да, дом хороший.
          - Великолепный дом. Вы смотрите, каким материалом обшиты стены. Знаете, сколько стоит метр такого материала? О-го-го! А потолки какие? Дорогие по-толки. Спецзаказ. А кресла? Обратите внимание на эти кресла. Да вы потрогайте, потрогайте. Ощутите мягкость и нежность материала. Смотрите, какие столы! А? Какое дерево. Какая резьба, какая тонкая работа. А вы видели Фонтан перед домом? Вот это да. Вот это дом! 
          - Чтобы строить такие дома, надо вложить сразу большие финансы, что в наше время не оправдано. 
          - Вижу, вы в делах разбираетесь хорошо.
          - Есть немного.
          - Вы правы. Вбухать столько финансов и отгрохать такую махину нет никакого смысла. Вижу, что с вами можно говорить откровенно, - он подошел ко мне поближе, дотянулся до моих ушей и прошептал, - а ведь хозяин ни копейки не тратил на этот дом.
Я вопросительно посмотрел на него. Он многозначительно кивнул головой. 
          - Молодец, - воскликнул я. Он опять дотянулся до меня.
          - Он великий жулик. Жулик такой, что свет не видел, - и руками показал, что это между нами.
          - Честно говоря, это меня не удивляет, - как бы холоднокровно ответил я.
          - Ну и правильно. Мы же не верующие какие-то, чтобы таких вещей испугаться. Мы люди цивилизованные, и знаем, что такие дома просто так не строят. Я его не осуждаю, я только завидую. У меня тоже есть свой дом. Но разве сравнишь с этим? 
          - Умеет человек жить, ну и ладно. Какое мое дело, откуда он берет деньги.
          - Правильно. Какое нам дело, откуда деньги, тем более я знаю откуда.
          Он пальцы приблизил к губам, мол, тише.
          - Но мы не верующие какие-нибудь, чтобы нас пугали такие дела. Это у них все осуждается и наказывается, правильно? Нам это ни к чему. Допустим он - вор, а нам-то что, если у него такой дом. Или он, к примеру, подлец, нам-то какое дело, если в обществе он занимает почетное место. Или же, скажем, он насильник, нам-то что от этого, если, у нас с ним дружба с интересом. Правда? Это у них проблемы с совестью. А мы лишены подобных чувств. Мы бессовестные, лживые, вороватые обманщики. Мы состоятельные люди. Хозяева! Правда?
           Я слушал его и не мог понять, он это всерьез или издевается. 
          - Ну, почему сразу вор и жулик. 
          - Это обязательно. Это обязательно! 
          - Ничего подобного. Человек без никакой веры и религии может спокойно себе жить и не быть вором, насильником, или каким-то злодеем.
          - А зависть?
          - Ну, от этого никуда не денешься.
          - А ненависть? А месть? А злость? Ты ведь злишься?
          - А кто не злится?
          - Злодей. Значит злодей.
          - Э-э-э! Нет. Это разные вещи, злиться и быть злодеем.
          - Тогда я тебя не понимаю. Если ты не вор, не злодей, не насильник и не собираешься таким быть, тогда почему ты отказываешься от веры? Я понимаю, когда люди отказываются от веры ради того, чтобы освободиться от совести и творить свои непристойные дела свободно. Но, коли ты не хочешь быть таковым, то какой смысл тебе отказываться от веры? А! Может, ты не хочешь жить?
          - О чем это вы? 
          - Ты или мертвый, или живой, - старичок опять сделал таинственное лицо и потянулся ко мне, - или мертв, или живой, третьего не дано. Зачем мертвому вера? Смотри вот на эту картину. Смотри. Это работа неизвестного автора. Внимательно смотри.
Я посмотрел на картину, на которую указал он. На небольшом холсте были изображены закрытые окна с раздвинутыми занавесками. 
          - Ну и что? – спросил я после изучения картины.
          - Ты смотри, внимательно смотри.
          Я улыбнулся старику и попытался понять секрет этого розыгрыша. С ух-мылкой посмотрел еще на эту картину. Ничего такого. Картина, как картина. Окна, как окна. Уже хотел отвернуться, но краем глаза заметил что-то странное. Как будто что-то шевельнулось в картине. Ну да! Я ужасом увидел за окном фигуры окаянного доктора и его ведьмы медсестры. Я от страха начал пятиться назад.
          - То-то. Или жив, или мертв, – повторял старичок. 
          - Я жив.
          - Ты уверен?
          - Слушай, старик, перестань разыгрывать меня. 
          - Но ведь ты что-то увидел в картинке. А разве это возможно? Ведь она нарисована. А ты там что-то видел.
          - Кончай разыгрывать меня. Хватит фокусов. Я все равно в эти глупости не верю не буду верить, и точка.
          - Не веришь, так не веришь, зачем зря нервничать. Но ведь во что-то веришь? Ну, там, космическая энергия или инопланетяне, или всякая нечисть. Или вампиры. Веришь в вампиров?
          - Какие еще вампиры?
          - В вампиров, говорю, веришь? Ты видел этих девиц у фонтана, самые, что ни на есть вампиры. Видишь, старик сидит, как ты думаешь, почему он с тобой возится? 
          - Ты что, это серьезно? – не верил я в существование вампиров и подобные дела, но этот старик говорил таким тоном, да таким голосом, что, нет-нет, да страх пробирался вовнутрь меня.
          - А Аримарк? – продолжил старик таинственным голосом, - а этот дворец? Подумай сам, на какие такие деньги строен этот дворец? Вот и спрашиваю, ты веришь в вампиров?
          У меня в голове все путалось. Старичок говорил очень серьезно. Я о вам-пирах, конечно, что-то слышал, но не принимал всерьез. Господи, все сходится. Целый день ходил этот старый козел за мной. А пацан? Неужто и он? А я его жалел. Ну, я попался. Дурак этакий. Так попасться. 
          - Вот так-то, молодой человек, - сказал старик, увидев мой страх, А я испугался всерьез. И тут я подумал, а он-то кто, этот старичок?
          - Нет, - угадал он мой вопрос, - я не вампир. Я такой же, как ты. Помнишь, карманный телефон, карманные друзья, карманные связи. У меня всего этого не было, но во всем остальном мы схожи. 
          Да. Я так думал, когда ехал по дороге, но откуда он об этом знает? 
          - Ты был прав. Не помогут они тебе, если что. Не помогут. 
          - А ты поможешь? Ты можешь помочь мне?
          - Конечно, могу. Но, с какой стати я должен делать это? Кто ты мне? Ты одинокий индюк, надутая пустота. У тебя есть злость, но ты не злодей, есть зависть, а ты не вор и не жулик, есть ненависть, но ты не насильник. С другой стороны, ты не вор, не насильник, не жулик, не злодей, одновременно у тебя нет веры. Так кто ты? Мешок пустой злости, ненависти, мести, зависти, и никаких при-знаков Жизни. Кому ты нужен таким? Вот именно такие и должны стать жертвой вампиров. 
          Его голос звучал грозно, и я все пятился назад
          - Ты меня назвал старичком, а я не старичок. Я карающая справедливость. 
          С этими словами он обе руки поднял вверх и махнул сильно. Вдруг откуда-то появились эти девочки с какими-то странными типами и начали вокруг меня прыгать. При этом они издавали какие-то странные звуки, похожие на свист. Я, хоть и был в ужасе, но никуда не убегал. Смотрел на них и думал, почему у этих вампиров отсутствуют характерно торчащие клыки? 
          Да, острых торчащих клыков у них не было, но они смотрели на меня как-то иначе. На меня никто так раньше не смотрел. Как будто я, как личность, для них не существую. Так смотрят на предметы, на вещи. Так смотрят на кусок жареной свинины, на бутерброд, на куриную ножку. А еще так смотрят врачи, для которых ты состоишь из разных внутренних органов, скелета и мышечно-нервной системы. А еще мне казалось странным то, что во взглядах этих вампиров отсутствовала кровожадность, злость или что-то подобное, хорошо нам знакомое из разных фильмов про вампиров. Нет. Для них я как личность не существовал, так зачем им зря корчить рожи. Я для них был просто едой. Ощущение жуткое. Я себя чувство-вал блюдом в ресторане, вокруг которого сидят люди, говорят о чем-то и не заме-чают то, что они скоро будут есть. Они окружили меня, прыгали, танцевали и из-давали эти странные звуки. Они ликовали не потому, что собирались съесть меня, а потому что впереди совместный обед. Этакий небольшой пикник в совещательном зале особняка Аримарка. 

          Сердце мое, - это так обидно. Душа моя, - я же человек, а не предмет какой-то. Я умею мыслить, чувствовать. Лучше, чтобы они пугали меня, корчили рожи и показывали острые клыки, как в кино, но только знали, что я есть, что вижу и слышу их. Но нет. Я для них не существовал. Со мной обращались так, как мы с хорошим куском свинины. Спокойно потащили меня в угол зала, оценили, обсудили, как лучше меня разделить, и принялись делать это с помощью инструментов, похожих на гибрид ножа, вилки и ножниц. 
Вдруг я среди них увидел знакомого мальчика. Он стоял в середине зала и смотрел в мою сторону. Ах ты, малой людоед, подумал я, и мне было больно, очень больно. Жутко чувствовать себе обманутым. Потом заметил, что он смотрит на меня. Именно на меня, а не на части моего тела. Он меня видит! Хоть я особо и не надеялся на него, но мне от этого стало легче. Намного легче. Он казался мне единственным родным человеком здесь, в этом зале, в этом лесу, во всем мире он единственный, который видит меня. Он единственный мой родной… Мне хотелось плакать. Я вспомнил маму, мою маму. Возможно, у меня появились слезы. Я хотел, чтобы у меня появились слезы. 
          Я смотрел на мальчика, ожидая сочувствия. Мне так было легче. Вдруг за-метил, что он пытается мне что-то сказать или показать. Точно, он показывает мне на дверь. Он смотрит на меня и показывает выход. Я должен встать на ноги и выйти из дверей. Но как? Я же нахожусь под властью этих существ, я же их сегодняшний ужин. Разве они отпустят меня? Разве они дадут мне уйти? А мальчик спокойно, но настоятельно показывает мне выход. Я поверил мальчику. Поверил тому, кого я подозревал в воровстве, в людоедстве, которого предал и жалел. Я поверил ему и делал попытки встать на ноги. Я встал на ноги и робко шагал к вы-ходу. С каждым шагом я приобретал уверенность, и мальчик смотрел на меня одобрительно. Я прошел мимо знакомых девиц и их друзей, а они смотрели на меня, но уже по-другому. Они смотрели на меня и видели меня, как видели друг друга. Я набрался наглости и кивком головы попрощался с ними. Они ответили мне так же, кивком головы. Я успокоился немного и твердыми шагами пошел в сторону выхода и вышел из зала. А мои недавние едоки остались там веселиться дальше. 

          Я шел по лесу. Куда? Кто его знает. Мне было все равно. Я знал, что нет-нет, да скоро кого-нибудь встречу на своем пути. Вот и шел я спокойно. Один раз из-за деревьев кинул взгляд на Аримарковский особняк. Ничего особенного, дом, как дом. Красивый дом, ну и хорошо. Ну и ладно. Больше меня не терзали разные чувства. Не терзал страх, не терзала тревога. «Ты видел пыль в виде дворца и не видел больше ничего», - сказал мне старик. Я вспомнил эти слова без всяких эмоций. Спокойно шел и повторял: "Ты видел пыль и больше ничего". Одно меня по-настоящему радовало, слава Богу, мальчик жив, здоров, и меня больше ничего не интересовало. Я спокойно ходил по лесу, и мне хотелось думать. Я знал, что у меня впереди обязательно будут встречи, и вряд ли они меня удивят. Но все же я хотел быть один и думать в одиночестве. 
Что это такое? Я жил столько лет, жил неплохо, с умом жил я столько лет, видел столько людей вокруг меня и теперь, когда хочу хоть кого-то вспомнить, да так, чтобы было приятно, не могу найти. В голове только старик да пацан. Не уж-то я был таким одиноким? А кто вспомнит меня? Никто. Как будто я и не жил. «Ты или живой, или не живой». Старичок был прав. 
          - Конечно, был прав, - человек сидел на пеньке и говорил, не поднимая глаз. То, что он читал мои мысли, меня не удивляло. Меня здесь уже ничего не удивляет. Я молча подошел к нему и сел рядом на травку.
          - Ты Орешечник! - сказал я.
          - А ты?
          - Я - пустой человек.
          - Человек, и пустой, - удивился он, - Так разве бывает?
          - Получается, что бывает.
          Орешечник хмыкнул и почесал свой затылок. 
          - Столько лет живу, но впервые слышу такое. Ты, говоришь, человек?
          - Человек, - твердо ответил я.
          - И пустой?
          - Пустой.
          - Да, - потянул Орешечник, - бывает же такое. 
          - А что там странного. Мир кишит пустыми людьми.
           Орешечник потянул носом, влез в карман и что-то достал оттуда.
          - На, - сказал Орешечник и кинул мне нечто круглое. Я словил на лету. Это был орех, Простой лесной орех, но довольно легкий. 
          - Смотри, что у тебя в руках
          - Орех, - сказал я.
          - А может ли орех быть пустым? - спросил он.
          - Может, конечно, - подтвердил я.
          - Нет, не может! Иначе, какой ему смысл вообще появляться на свете.
          - Но этот пустой, - сказал я, - он слишком легкий.
          - Он легкий, потому что там нет начинки. А ведь начинка была. А значит, она и сейчас есть. 
          Я по старой привычке хотел уже начать спор, что, мол, мало, где что есть. Главное, что сейчас этот орех пуст, и точка, Но, вновь вспомнил слова старика. «Твою минуту ты потратил на спор». Впервые мне захотелось слушать. Хоть и полный бред, хоть несусветную глупость, но слушать.
          - Вот так и существует этот орех. Оболочка отдельно, начинка отдельно. 
          Сказал он и замолчал.
          - Парадокс, - произнес я, чтобы как-то заполнить паузу.
- Это не парадокс. Парадокс в том, что ты сказал. Не бывает пустого чело-века, как и пустого ореха не бывает. Где-то есть начинка. Где-то есть! 
Да. В его словах я уловил смысл. Где-то есть начинка. Я еще теребил этот орех в руках и хотел выбросить. Это заметил Орешечник и остановил меня.
- Не делай этого. Может, это твой орех. А может это ты и есть. Кто знает. 
Орешнечик встал и по тропинке спокойно пошел дальше. Я тоже встал и следил за ним. Мы шли недолго. Вскоре тропинка нас привела к небольшому домику. Орешечник открыл дверь и вошел в дом. Я – за ним. Так как меня больше интересовал сам Орешечник, чем что-либо другое, на дом я не обратил никакого внимания. Так что вряд ли мне удастся описать его. Но одно не могло не бросаться в глаза. В доме в разных местах большими горками лежали орехи. Их было много. Очень много. Я стоял в центре комнаты и смотрел на Орешечника. 
          - Все они без начинки, - устало молвил Орешечник, - без начинки, и их очень много. Вот они, видишь, орехи? Одна целая скорлупа. Пойдем.
          Мы зашли в другую комнату. Там я удивился еще больше. Такими же горками здесь лежали начинки от орехов. 
          - Вот и они, начинки. Только так. Пока они есть, начинка и скорлупа, орех существует. Но, если уничтожить одну из них.… Вот и твой орех, который ты держишь в руках, имеет свою начинку, и эта начинка где-то здесь. А значит, он не пустой. Он родился с начинкой. А потом потерял. Вот, видишь, как их много, потерянных-то. Ищи теперь свою начинку. Она где-то здесь или там, на той куче. Ищи теперь сам. Я устал искать.
          - А как найти? Они же так похожи. Если даже найду, как потом всунуть обратно в скорлупу? Ведь скорлупу нельзя ломать?
          - Ни в коем случае!
          - А как же иначе, в цельную скорлупу-то начинку... Это разве возможно?
          - А как они выпали из скорлупы? Как выпали, так и надо их обратно. Другого пути нет. 
          - А как они выпали оттуда? Как они могли выпасть?
          Я смотрел на эти начинки, и мне становилось жутко. Ведь это чьи-то жизни, которые бессмысленно валяются здесь, в этом маленьком домике, в никому неизвестном лесу. А там скорлупки, пустые скорлупки, а где-то мы. Живем в сочинен-ном нами мире, где вранье и ложь стали тактикой, а подлость и предательство - стратегией, и мы уважаем именно гениальных тактиков и стратегов, перед ними снимаем шляпу. Мы почитаем лжецов, воров и развратников. Мы почитаем ложь. Потом все это называем жизнью. У меня вдруг заболела голова. Я крутил между пальцами свой орешек и лихорадочно смотрел на эти начинки. Вот так они и вы-пали из целой скорлупы. Ведь, по существу, ложь, это то, чего нет. Создавая ложь, мы создаем пустоту. Мы пустотой начиняем себя. Создавая ложь, создаем черную дыру внутри нас, в нашей жизни, в нашем Мире. 
          Я машинально сжимал орешек пальцами, и он хрустел в моих руках. Еще чуть-чуть, и я сломал бы его. 
Как будто у меня открылись глаза, и я начал видеть очевидное. Ведь беда не в том, что есть на свете лживые, алчные, трусливые люди, и не в том, что по-рой они занимают места в нашем обществе, беда в том, что мы чтим их. Мы их чтим. Экран с их портретами нам заменяет икону, а история их жизни – библию. И мы чтим их. Мы чтим ложь! Так зачем нам свои начинки! Свои, собственные, с которыми мы родились. Скорлупа. Пустая скорлупа. Она начала хрустеть под моими пальцами. Голова пошла кругом, и меня тошнило. Мне стало плохо, очень плохо. Как они выпали, так и вернутся. Но, нужны ли они нам… тяжело орешку с начин-кой-то… У меня расслабились ноги, и я упал на колени. Орешечник спокойно смотрел на меня. Равнодушно смотрел. Не пытался даже помочь, сочувствовать. Зачем. Он же настоящий, живет в настоящем мире, а я из того, придуманного мира. Но ведь я еще живой, и мне плохо. 
          Вдруг дверь резко открылась, и вошла в комнату старенькая бабушка, худенькая, одетая во все черное. Раньше я принял бы ее за нищенку и вряд ли во-обще обратил бы на нее внимание. Но теперь мне было очень плохо, и она с болью смотрела на меня. Потом резко повернулась к Орешечнику.
          - Хватит, - приказала она, - что ты ребенка мучаешь. Перестань.
Она смотрела на меня забытым мною где-то в детстве взглядом. Она по-дошла ко мне и обняла, прижала мою голову к своим высохшим грудям. Она любила и жалела меня. Она - моя бабушка. 
          - Не слушай этих варваров, - сказала она, успокаивая меня, - я не дам им тебя обидеть. 
          И я успокоился. Я слушал эту старую, слабую, похожую на нищенку, женщину и успокоился. Я буквально купался в любви. В любви, о которой я забыл и не подозревал, что она есть. 
          - А вы все прочь от него, - уже тихим, но приказным голосом сказала она, и я окончательно успокоился, - ты больше не волнуйся, держи свой орешек и никому не отдавай.
          - Бабушка, - сказал я, - ведь он пуст, без начинки. Я должен найти начинку.
          - А зачем ее искать? Она-то есть. Она здесь. Ничего с ней не случится.
          - Бабушка, я буду жить?
          - Будешь, обязательно будешь.
          Как хорошо купаться в любви. Как хорошо, когда солнце греет, и ты еще жив. Как хорошо ощущать силу. Как хорошо заново жить.
          - Он опять верит, матушка, - сказал старик с козлиной бородой. А я, спросонья, думал, а как он-то здесь оказался? 

          Мне было тепло, и я летел в сопровождении невидимки. Мы пролетели лес и оказались на том месте, где я оставил свою машину. Я знал, что это сон. Ну и что? Все равно это я и мне отлично. Я с интересом наблюдал сверху все. Вот моя машина. Но она какая-то помятая. Рядом с ней стояла другая машина, полностью искореженная. Люди столпились вокруг, Медпомощь, полиция. Из искореженной машины доставали мужчину. Он был неподвижным, и его руки и ноги как-то неестественно висели. Я его узнал. Это был тот, которого ограбили в лесу.
          - Да, не повезло человеку, - говорил я, - и ограбили, и вот, в аварию попал.
          - Никто его не грабил. Вот, с кармана торчит его бумажник с деньгами и документами. 
И правда торчит. Когда его перенесли в машину скорой помощи, бумажник упал. Его поднял какой-то человек и отдал врачам.
          - А говорил, что украли. Врал, значит.
          - Нет, просто в нашем лесу нет нужды в деньгах и документах. Зачем они здесь? А он, бедный, ходил и искал только их. Он искал то, что ему не нужно вот и все. 
Действительно, бедный.
          А потом мы летели по ночному городу. Город был мрачным. Дома, дома и дымящие трубы. Мы зависли над городом. Мрак, сероватый мрак и большие здания в этом мраке. Мне было очень интересно, и я внимательно наблюдал. Мой невидимый сопровождающий молчал, но я знал, что он рядом. Я чувствовал его. Вдруг я заметил сильную вспышку в одном из многочисленных окон. Вспышка была ослепительно яркая, но, к моему удивлению, она не слепила глаза. Она была другая, и мне хотелось еще увидеть такое. 
Чуть позже я заметил еще одну такую вспышку, но на этот раз из окна другого дома. Я ждал еще вспышек. Я надеялся, что обязательно будет. И не ошибся. В разных местах города вспыхнуло сразу две, а то и три вспышки. Потом их стало все больше и чаще. Я был в восхищении. Город светился в теплых, прекрасных огнях. Вот это было зрелище!
          - Люди проснулись и молятся - разъяснял мой невидимый проводник, - а вот так там, наверху, видят их молитвы. 
          - Этот свет от молитвы человека? - спросил я.
          - Да!
          Меня удивило, что в нашем городе есть столько молящихся по утрам людей. Я смотрел на этот сказочный фейерверк и не мог отвести глаз.
          Но скоро горизонт медленно менял свои тона, и мы улетали дальше, оставляя светящийся от людских молитв город далеко внизу.
         Этот сон был необычным. И даже когда проснулся, я его не забывал. Помнил каждую мелочь, каждую деталь. 

          Вошла медсестра в палату, притащила пилюли. Ее белый халатик еле закрывал бедра, и красивые ножки так и дразнили все живое на свете. Красивая девочка, хоть и немного вульгарная. И больно знакомая мне. Кто его знает?
          - Как самочувствие, - спросила она нежным голосом, - как нога? Пальчиками шевели. Порядок. Напугал ты нас с доктором. Я уж думала, точно потеряем тебя. Скажи спасибо доктору. С того света тебя вытащил. Так, температура – есть не-много, но ничего. Ну, как ты? И как тебя угораздило, среди белого дня, на свобод-ной трассе.… Да! Вот это пей сейчас, а это - одну таблетку сейчас, вторую, через полчаса. Да, повезло тебе, крупно повезло. А вот другой водитель, тот, с кем ты столкнулся, вот ему не повезло. Скончался на месте. Я капельницу поставлю так, чтобы тебе было удобно. Я немного слышала, что говорили там, но так и не поняла, то ли он был виноват, то ли у тебя скорость была большая.
          Она нагнулась надо мной, чтобы поправить подушку, и я почувствовал знакомый аромат. Вдруг она начала хохотать.
          - Ой, извини, не могу. Ты так сильно кулак сжимал, что бедный доктор еле разжал. И знаешь, что было у тебя в кулаке? Орешек. Не могу, извини. Вот он. Я спрятала.
Она достала из кармана халата маленький лесной орешек. 
          - Вот. Я положу тебе под подушку. Неужели ты их так любишь?

© Copyright: Gor Vek, 2014

Регистрационный номер №0189974

от 12 февраля 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0189974 выдан для произведения: Карманный телефон…Карманные часы… Карманные деньги… Карманное счастье... Еду я, и скорость моей машины становится неуправляемой. 
          Карманные друзья… Карманные связи. Кто поможет мне, кто спасет, если что? Никто. Здесь истина. Здесь все настоящее: я, моя машина и наша скорость. Я и моя жизнь. 
          Машина, которая всегда была покорна моей воле, ощутив дикую природную силу скорости, вырвалась из рабства и пьет свободу. Ей нравится свобода, нравится, как я пытаюсь обуздать ее, нравится сила, перед которой сама бессильна. Она пьяна. 
          Правильные расчеты во взаимоотношениях между нужными и не нужными людьми здесь теряют свои качества. Они здесь ничего не решают. Здесь иная логика, здесь отсутствие всякой логики, здесь истина. И я продолжаю давить на пе-даль.
          Я из выдуманного мира и жажда увидеть то, что действительно есть, подняла меня спозаранку. Понимает это моя машина или нет, не знаю, но эта затея ей по душе. И мчимся мы с ней навстречу Истине, навстречу Богу, и где-то рядом улыбается нам Смерть. Это значит, мы на правильном пути. Всегда это так. Всегда они рядом. Истина и улыбающаяся Смерть.
          Бензин кончился что ли, или мотор устал от сумасшествия - в салоне стало тихо, и машина, плавно сбавив скорость, вскоре остановилась. 
Ты куда собрался, парень, и где ты теперь? Слева лес, справа поляна. Тихо, необычно тихо. Удивительно то, что я даже не пытаюсь выяснить причину остановки моей машины. Не смотрю на приборы, не лезу под капот. Как будто так и надо. Она именно здесь должна была заглохнуть и остановиться. А значит, приехали. Нельзя было сказать, что это место меня привлекало. Ничего такого: дорога, лес и поляна. Но я устал, и потому все остальное потом, потом, потом…
          Спал, наверно, долго. А проснулся от взгляда. Как бы во сне почувствовал пристальный взгляд чужого, и проснулся. Старичок с козлиной бородкой чуть со-гнулся надо мной и пристально смотрит. При этом грызет семечки и плюет в сторону. Рядом с ним стоит мальчуган, и, прищурив глаза, смотрит в сторону неба. Мне было неприятно. Вдруг почувствовал себя покинутым. Я чувствовал себя брошенным ребенком. Я чужой, и здесь все мне чужое. 
          - Вот, проснулся, а ты говорил, не проснется – не отрывая глаз от меня, обратился дед к пацаненку.
          - А нам-то что от этого, - кивнул малый, - нам своих забот по горло.
          - Смотри, проснулся и ничего не понимает. Смотрит туда-сюда и не понимает, - веселился дед, как будто речь идет не обо мне, а о какой-то диковинке, - смотри, глазками как шевелит.
В другой раз я бы этого деда с этим пацаном отправил бы подальше, да так, что они бы долго не вернулись. Но сейчас я не мог этого сделать. Не хотел. Не получалось. Я как бы находился в их власти. Дед рассматривал меня, и это было противно. 
          - Смотри, носом воротит, - вновь веселился дед, - губы прижал, руки напряг, смешной какой.
          Тут паренек подошел ко мне, слегка толкнул рукой.
          - Вставай, - говорит, - пока ты так лежишь, он от тебя не отстанет.
          Я присел. Смотрел на этих людей и ничего не мог понять. Кто они такие и откуда у них такая наглость?                 Пришли, открыли дверь моей машины, разбудили меня, что-то говорят, нахально ведут себя, явно издеваются надо мной. Я пони-мал, что надо что-то делать, сказать им что-то, ответить, дать отпор, ругаться, возмущаться, попросить, грубить, сесть и поехать дальше - что-то делать. Я это отлично понимал, но какое-то чувство подсказывало мне, что эти люди нужны мне. 
          - Ну что, шут гороховый, проснулся? - голосил старик, - эх, дал бы я тебе хорошенько веником моей старухи, узнал бы почем фут лиха.
          - Да чего ты злой, дед, - наконец выжал из себя я хоть что-то.
          - Да, я злой, а что? Из-за какой такой милости мне быть добрым?
          - Никакой ты не злой, - вмешался мальчуган.
          - Как это не злой, если злой.
          - Он не злой. Ему просто нравится быть злым. Тебе просто нравится, быть злым.
          - Ничего мне не нравится. Я злой и все тут. Что, только они могут быть злы-ми, только они могут, а я нет?             Злой я и точка. И веником моей старухи я дам ему хорошенько. Нечего тут… И не надо говорить, что я не злой. 
          - Ну ладно, ты самый злой из всех злых на свете. Пошли только. Мы так ни-когда не доберемся.
          - Я не злой. Если уж я не злой, то кто тогда?
          - Сказал, что злой. Пошли.
         - И пошлый.
          - Ну, хорошо, и пошлый.
          - И бесстыжий.
          - И бесстыжий, и пошлый, и злой.
          Они медленно стали удаляться в сторону леса, продолжая перечислять все людские болезни.
          - И совести у меня нет.
          - И жадный ты до ужаса.
          - Мстительный. Да, я злой и мстительный пошляк.
          - И подлый.
          - Да, и подлый. А ты говоришь не злой…

          Когда лес полностью проглотил их, мне стало очень одиноко. Старик мне уже не казался противным. А наоборот, очень даже забавным. А ребенок не по го-дам смышленым. Я еще немного смотрел в сторону леса, куда скрылись эти двое, потом встал, потянулся охотно и сел за руль. Самочувствие было отличное. Бод-ро завел машину, включил передачу и передо мной встал вечный вопрос: куда ехать. Вернуться? Ехать дальше? Смысл? А ведь здесь так хорошо. Здесь какая-то необычайная чистота, мягкая тишина. Здесь дед с ребенком. А кто там? Кто там, куда я собираюсь вернуться? Нет там такого деда с таким пацаном. Там серо, и все в сером дыму. Там злость, ненависть, жадность, бесстыдство, и все пошло, пошло, пошло. А что впереди? Как ни странно, впереди то же самое, что и сзади. Как я раньше такую простую математику не понимал? Все вперед, вперед, быстрее уйти от настоящего. А толку? Впереди то же самое серое в том же самом сером дыму. Это же так просто. Если больной человек отказывается от лечения, разве у него будущее может быть лучше, чем настоящее? Нет. Только ухудшение. Я заглушил мотор. 
          Почему мы представляем нашу жизнь как прямую линию, которая состоит из прошлого, настоящего и будущего? Правильно ли это? Не ошибаемся ли мы? Вот дорога, я по ней ехал, стал здесь и могу продолжать по ней ехать дальше. От прошлого к будущему. Но здесь, кроме прямой дороги есть лес, поляна. Нет, не может быть, чтобы жизнь была прямой линией, как эта дорога. Есть лес, есть по-ляна вдоль моей дороги. Есть капризный смешной старичок с козлиной бородкой, мальчуган не по годам умный. Мне нужна остановка. Я побуду здесь.
          Я вышел из машины и пошел в сторону леса. Давно здесь не были дожди, и земля была сухая и теплая. Я присел под первым попавшимся деревом. Чудно тут. А ведь сперва мне не понравилось. Вспомнил чудного старика, и мне стало весело. Шут гороховый, и это он так назвал меня. За такие слова я раньше любому башку оторвал бы, обиделся бы, злился бы. А сейчас почему-то даже весело. Я, великий, такой сякой и меня - веником старухи. Чудной.
          - Что, решил остаться?
          Я повернулся, смотрю, мальчуган стоит за моей спиной. 
          - Как зовут тебя?
          - Это лишнее. Если решил остаться, так пойдем. 
          - А тот старичок, тебе кто, твой дед?
          - Для тебя это не важно.
          - А что важно для меня?
          - То, что это ты, а это я. 
          - Ну, ты сказал. Это в школе тебя так научили? Разве не знаешь, как надо разговаривать со старшими? - я был готов говорить еще множество подобных глупостей, какие всегда щедро выливают взрослые на голову бедных детей, но промолчал. Мальчик так спокойно стоял и серьезно смотрел мне прямо в глаза, что я на этом фоне выглядел ужасно глупым. Я сам себе казался скучным, от того мне и стало стыдно. 
          - Ничего я не решил. Я просто сижу и отдыхаю.
          - Так решай скорей, а то тебя орешечник ждет.
          - Уважаемый, я просто сижу и отдыхаю. Отдохну и уеду отсюда. 
          - Как знаешь, а то смотри, захочешь и не уедешь.
          - Слушай, кончай загадками говорить. Что означает, захочешь и не уедешь?
          - Я говорю так, как есть. Тебе решать, - повернулся он ко мне спиной и спокойно удалился.
          Это спокойствие выводило меня из себя. Почему этот мальчик может быть таким, а я – нет. Да пропади все пропадом: и этот лес, и поляна, и мальчик, и его дурковатый дед. Не хочу я всего этого. У меня есть машина, ну и вперед. 
          Я резко встал и, про себя возмущаясь, потопал к своей машине. Сел за руль и завел мотор. Машина начала ворчать не хуже меня. Вот и приехал, вот и отдох-нул, вот и уеду. Куда? Куда мне ехать? И почему я из-за какого-то пацана должен уехать отсюда. Кто он такой? Кто они такие? Может, я еще куплю этот лес. Может, я прямо здесь построю себе дом, дачу, дворец. Кто они такие - деревенская рвань. Я им покажу "гороховый шут".
Я заглушил мотор и вышел, шумно хлопнув дверью. И напрямик в лес. В самую чащу. В самую глубь. 

          Я все дальше углублялся в лес. Орешечник. Придумал. Я вам покажу гороховый шут. Для уверенности взял в руку первую попавшую палку и пошел дальше. Орешечник ждет. А мне-то что до вашего Орешечника? Я иду вперед, понимая, что практически я иду в никуда. Нет, долго бесцельно идти я не могу. Этот марш как-то надо назвать. Ну, назовем, к примеру, что я просто гуляю. Да, гуляю. Но, разве это прогулка? На прогулке люди отдыхают, думают о чем-то конкретном, а я не могу. У меня мысли путаются. При том я где-то в глубине души осознаю, что все же какая-то цель есть у меня, но я не могу ее конкретно определить. Или не хочу. Да, я ищу. Ищу встречу с этим мальчиком. Какие у него удивительные глаза. Серьезные, прямые, умные, знающие. Он же сочувствовал мне. А я взял эту дурацкую палку и иду, как будто иду на него, на них, на всех, кто не похож на меня… Нет, это не дед злой, это мы злые.
          Хотел уже выбросить палку, как из-за ближайших деревьев послышался шум. Кто-то быстрыми шагами шел мне навстречу. Я прислушался. Для мальчика слишком громкие шаги. Может дед? Похоже на деда. Я приободрился. Да, точно дед, и я энергично пошел ему навстречу с какой-то дурацкой улыбкой на лице. Хотел уже звать его, мол, что, самый злой человек, опять недоволен, но из лесного мрака вышел темный силуэт другого человека, вооруженного такой же пал-кой, как у меня. Палку он держал наготове, чтобы в любой момент нанести удар. При этом нервно смотрел по сторонам и громко ругался. Я остановился и крепко сжал в руках свою палку. 
          Вскоре он увидел меня. Сначала приостановился, пристально посмотрел в мою сторону, а потом, отпустив палку, приблизился ко мне. Его одежда соответствовала человеку, преуспевающему в жизни. То ли бизнесмен, то ли крутой босс. Но что не местный, это точно. Этот свой, городской.
          - Слышь, браток, - крикнул он издали, - пацана не видел? С одним старым козлом ходил. Блин, что за люди… Е-мое, что за б……!
          - Что случилось? 
          Он подошел ко мне, протянул руку.
          - Миша. Здорова.
          Я пожал ему руку и представился. Его рука была большая, но неприятно мягкая. Мне он не понравился.                 Терпеть не могу слабое рукопожатие.
          - Что за люди, буквально за минуту, среди белого дна обчистили меня, раз-вели, как последнего лоха. Не видел пацана с этим старым козлом? Блин. Пой-маю - убью, задушу.
          - Что случилось? - повторил я свой вопрос.
          - Да черт дернул меня приехать в этот лес. Пацан, сволочь, со своим козлом дедом мне зубы заговаривали…
          Он подробно рассказывал, как старик и ребенок заранее задурили его раз-говорами и утащили у него бумажник с деньгами и документами, при этом человек не скупился на всякую нецензурную брань. Я слушал его, и у меня в душе что-то бурлило. Ведь этот ребенок для меня чуть не стал идеалом. Его глаза, слова, голос, спокойствие. Дед… А они жулики. Не может быть. Но этот человек так подробно рассказывал, что трудно ему не верить. Правда, он мало был похож на жертву, но все же. Очень многое совпадало. Они и со мной разговаривали так, как описывает этот человек. Это были они, именно они. Вот и поверь после.
          - Правда, я встретил пацана со стариком, но куда они ушли, трудно сказать. Шли в сторону леса, вон туда, в том направлении.
          - Ну …….., вашу мать, поймаю, убью. 
          - Честно, эти люди не были похожи на жуликов. 
          - Не будь лохом, это с виду они наивные. Ты лучше свои карманы проверь.
          Я машинально похлопал по карманам, вроде бы все на месте.
          - Ты лучше проверь.
          - Все в норме.
          - Тебе повезло.
          Повезло? А машина? Ведь машину я кинул на обочине. Машина… И рванул я назад. Бегал за своей машиной и за своими мыслями. Точно. Ведь мальчик так и сказал, захочешь уехать и не уедешь. А как я уеду без машины? Точно. Как я мог так… Честный малый. Так он по честному и обокрал меня. Орешечник ждет. Понятно. И я бегал, бегал, бегал. Спасать машину, спасать свое неверие, спасать себя. Ненавидел я честь, доброту, честность, веру. Ненавидел. Это все придумано, чтобы более бесчестные, более злые, более подлые люди дурачили других. Все это выдумка, мираж, игра, рассчитано на таких болванов как я. Придумано, чтобы тебя заставить верить, что существует то, что не может существовать. Нет, обман, мираж, Есть только грубая ложь, корысть и сплошное вранье. И я бегал по лесу, чтобы хоть что-то спасти. 
"Ну, сволочи", - задыхаясь, повторял я только это. 

          Машина стояла на месте в целости и сохранности. У меня на сердце утихла тревога. Вот она. Слава Богу. Я обнял ее крышу, почти лег на нее и перевел дыхание. Вскоре успокоился. В первую очередь проверил все двери, закрыты ли, по-том открыл их и проверил изнутри, все ли на месте, а после багажник. Порядок. Сел я на землю рядом с машиной, и мне стало невыносимо стыдно. Двумя руками обхватил голову и сидел. Внезапно вспомнил этого мальчика. А если все это уви-дел бы он? Мой панический бег, тревогу, страх. Увидел, как я проверяю багажник, лезу под коврики, карманчики, где кроме всякого мусора, ничего и не было. Я не хотел признавать, но в глубине души понимал, что я его предал. Их предал. 
          А с другой стороны, кто может точно знать? Кто может сказать, что у них на уме. Может, я как раз вовремя. Того мужика-то ограбили. Не знаю, ничего не знаю. Еще недавно я чувствовал себя отлично, что редко бывает, а теперь так жутко, так плохо мне.
          - Привет, голубчик, закурить не найдется?
          Вот те раз! Открыл я глаза, а передо мной молоденькая медсестра. Стоит и кокетливо смотрит на меня. Ее белый халатик еле закрывал бедра, и красивые ножки так и дразнили все живое на свете. 
          - Ну что, угостят здесь девочку сигаретой или нет? 
          Я развеселился, выпрямился. Ничего себя подарочек. Она, хоть и слегка вульгарна, но очень даже хороша. 
          - Что уставился, сладенький, нравлюсь я тебе?
          - Ну, ты даешь! Откуда ты взялась?
          - Сигареткой-то угости.
          Я, не отрывая от нее глаз, достал из кармана сигарету и протянул ей.
          - Прикури, пожалуйста, - попросила она ангельским голосом.
          Я достал зажигалку и прикурил сигарету для нее. Глубоко затянулся и на-правил дымящую сигарету в ее сторону. Она, нежно прищурив глаза, присела рядом со мной, да так близко, что от ее нежности у меня дыхание захватило.
          - Кури еще, это так тебе идет, - сказала она, нежно толкая мою руку с сигаретой обратно.
          Я подчинился. Сидели мы рядом, близко-близко и смотрели друг другу в глаза. Я как будто был в раю. Медленно закуривал и клубками выпускал дым. Она смотрела на меня таким взглядом, каким смотрят фанатки на своих кумиров. Она восхищалась мною и не скрывала это. Ее восхищение давало мне чувство уверенности и спокойствия. Мне нравилось это состояние. Я сидел спокойно, как индейский вождь, и курил сигарету. Я, которому всегда чего-то не хватало, с нею рядом ощущал себя цельным, как бы завершенным. От того и спокойным. Может это и есть чувство счастья. Неужели так мало надо человеку? Только пара восхищенных глаз прекрасного нежного существа, с которым даже не знаком, и ты счастлив. 
          Почему это не знаком? Быть знакомыми, как мы понимаем в нашей обычной жизни, здесь абсолютно лишено смысла. Здесь нет собственности, денег, юристов, работы, законов, придуманных какими-то органами власти, здесь нет власти, нет лжи и правды. Здесь я – мужчина, и она – женщина. Мы сумели опознать друг друга, а значит, знакомы. Вот и все. Она женщина, я мужчина, и этого достаточно, Здесь главное только это. Я сижу спокойно, как скала, она восхищен-но смотрит на меня, и мы одно целое на этой дороге, в этом лесу, на этой планете, во всей Вселенной, и я счастлив. 
          Я курил и клубками выпускал дым. Она нежно смотрела на меня и приблизила свои губы к моим щекам, кокетливо, двумя пальцами забрала у меня сигаре-ту. Я смотрел на нее и протянул руку, чтобы обнять ее, а она вдруг изменилась в лице. Ее лицо стало каким-то испуганным. Страшно испуганным, тревожным, напряженным.
          - Ты куришь? Как ты смеешь? Ты плохой мальчишка, - она резко схватила меня за плечо и горящую сигарету воткнула прямо мне в грудь. Там, где сердце. Красный огонек сигареты как злая кобра ужалил меня, и я подпрыгнул от боли, от обиды, от возмущения.
          - Ты куда? – крикнула она и двумя руками вцепилась в мою шею. Я всеми силами пытался освободиться от ее цепких рук. Она не пускала меня.
           - Доктор, доктор, - кричала она, - скорее, он уходит, мы его теряем, скорее, доктор.
           Откуда-то появился этот проклятый доктор. Мужчина в образе медведя. Та-кой же сильный и волосатый.              Такой же свирепый. Он всем своим телом кинулся на меня, свалил на траву с диким рыком.
           - Ты куда собрался, парень? От нас так легко не уходят.
          Я пытался вырваться, но от такого действительно не просто уйти. Да еще эта ведьма медсестра висит на шее и орет в сторону доктора:
          - Мы его теряем, он уйдет.
          - Никуда он не уйдет, спокойно, куда он денется.
          Доктор был прав, деваться мне было некуда. Я устал, у меня болела грудь, ноги, все тело. Я сдался. Пусть будет, что будет. Болит, и я подчиняюсь. А эти варвары продолжали мучить меня. Доктор давил своим огромным телом, а мед-сестра схватила мое горло и душила изо всех сил. Мне трудно было дышать. Я не мог дышать. Боль, невыносимая боль. "Отпустите, - прошу я своих мучителей, - что вы хотите сделать со мной? Говорю я это им, или только стоны выходят из моих губ, трудно разобрать. Я сдался, окончательно сдался. В душе и в голове остался только страх ожидания. Что будет дальше? И прежде, чем окончательно за-крыть глаза, я увидел старика. Он, махая палкой, с криком бежал в нашу сторону. Мой знакомый старик с козлиной бородкой ругался в адрес моих мучителей и бежал к нам со стороны поля. Мой знакомый старик, мой спаситель. Есть надежда и так мне легче. Легче, прежде чем закрыть глаза, увидеть твоего спасителя, знакомого, сочувствующего. Так легче закрыть глаза. 

          Бывают ужасные сны, но этот был самым ужасным. Как будто я попал в аварию. Вокруг меня собрались люди и пытались меня достать из моей искореженной машины. Двери не открывались, и люди старались что-то сделать. Моя машина…
          Благо, проснулся. Не люблю безысходные сны.
          Старик стоял над моей головой. Лицо у него было непривычно серьезным. Я присел и попытался подняться. Старик одной рукой опирался на свою палку и молча смотрел. Палка мне показалась очень знакомой. Где-то я ее уже видел. Да, это палка того человека, которого ограбили. Значит, они встретились. А ведь тот угрожал убить обоих, и я показал, куда они пошли. Но не это волновало меня. Единственный вопрос, который беспокоил меня – где мальчик? Что с ним? Вот почему серьезный вид старика так встревожил меня. Но спросить о мальчике старика я не решался.
          - Вставай, а то Орешечник заждался.
Кто этот проклятый орешник , меня уже не интересовало. Я встал на ноги, как мог, и молча пошел за стариком в сторону леса. В этот момент я полностью зависел от его воли.
Мы молча шли по узкой тропинке. Не знаю, что думал дед, но у меня в го-лове не было ни одной мысли. Только чувства вины, стыда и страха. Я боялся вновь встретиться с этим врачом и ведьмой- медсестрой. Черт его знает, откуда они появились, куда исчезли и где они теперь. Но с этим стариком мне как-то спокойно. Я виноват перед ним. Я его подозревал в воровстве, а он спас меня. Но молчит он, ничего не говорит, не спрашивает, не ворчит. Молча идет. И я за ним.
          Красиво здесь. Легко дышится. И у меня ничего не болит. Небо ярко-голубое и лес теплый, красивый лес. Хорошо здесь, очень хорошо. Старик шел впереди меня и как будто забыл о моем существовании. Он больше не казался смешным и нелепым. Я шел за стариком, и мне становилось все легче и легче. Ко всему привыкаешь, и я, наверно, привык к моим чувствам.
          - Здорова, - крикнул кто-то рядом. Я повернулся в сторону голоса, но никого не увидел. Старик остановился, чуть подняв голову, смотрел в сторону.
          - Здорова, - ответил он на приветствие.
          - К Орешечнику? – спросил невидимый собеседник.
          - К нему, - ответил старик.
          - Не рано ли? – спросил вновь невидимый.
          - Вот я тоже так думаю.
          - Рано, рано. Тем более, Орешечник сейчас очень занят. Все орехи перебирает и никак не переберет.                   Сводил бы ты его сперва к Аримарку. Он как раз дома. Был бы очень рад вашему визиту.
          - И я буду рад увидеться с Аримарком.
          Я слушал их беседу, как трехлетний ребенок подслушивает разговор взрослых. Слова понятны, но о чем они, и что будет дальше мне не понятно. Точно, как малое дитя.
          - Как мальчик? – спросил вдруг невидимый, и я затаил дыхание.
          - Спасибо, поправляется, - ответил старик и опустил голову.
          - Жаль, что так вышло. Он хороший мальчик. Передай от меня самые добрые пожелания. А пока я буду скучать без него.
          Старик ничего не ответил. Стоял с опущенной головой, и мне казалось, что он плачет. Я замер. Наступила тишина. Даже болтливые птицы замолкли в эту минуту, и только легкий ветерок шумел, играя в кудрявых вершинках деревьев.
          - Ну, идите, Аримарк будет рад, - сказал голос, наверно, на прощание. Старик одобрительно кивнул головой и молча пошел дальше по дороге. Я - за стариком.

          Аримарк мне представлялся одиноким охотником, живущим в маленьком охотничьем домике. И когда я перед собой увидел большой красивый особняк с прекрасно ухоженным двориком, с клумбами, с красивым фонтанчиком, фруктовым садом, и все это в самой чаще леса, то от удивления у меня отвисла челюсть. У фонтана сидели две девочки в легких летних платьях и наслаждались окружающей красотой. Их присутствие меня веселило. Всегда радостно, когда рядом такие юные особы. Они увидели нас, выпрямились слегка, и, кивая головой, поприветствовали нас. Старик как будто не замечал их, молча прошел мимо. А я улыбнулся им в ответ и тоже кивнул головой. Они не ответили мне улыбкой, а только смотрели молча. Взгляд у них был больно серьезный. Как будто они знали какую-то тайну. Они что-то знали про меня. Когда я проходил мимо, они, приближая свои головки, зашептали тихо о чем-то. 
          Особняк изнутри меня удивил не меньше. Это дворец. Настоящий дворец. Весь интерьер был оформлен богато и с особым вкусом. Вот тебе и Аримарк. Вот тебе и живет в лесу. Вот тебе и скрытый миллионер. Я с интересом смотрел во-круг и старался ничего не пропускать. Во мне бушевала буря всяких чувств. С од-ной стороны - восхищение, с другой – зависть, с третьей - алчность, с четвертой - жалость к самому себе, еще ненависть, еще злость, еще всякие мысли о том, мол, откуда у этого Аримарка столько денег. Ворюга, хапуга, нефтяной магнат и всякое такое. А вдруг, познакомимся, и он потом поможет мне в моем деле? Ну что для него пара десятков тысяч. Да, он весьма важный, весьма нужный, человек. Только у таких людей бывают такие особняки. Может быть он и сволочь, но, видать, вели-кий человек этот Аримарк. 
          - Здравствуйте, хорошие мои, здравствуй, старый ворчун. Давно я вас жду, очень давно, молодой человек. 
          - Здравствуйте, - вежливо ответил я. Аримарк больше походил на художника, чем на какого-то магната. В крайнем случае, на архитектора. Человек небольшого роста, плотноват, с ухоженной бородой и изящными манерами. В джинсовых брюках и в черной майке с короткими рукавами. Старик смотрел на Аримарка с какой-то детской улыбкой, что означало бы, я рад, что тебе так радостно от нашего визита. 
          - Ну, где расположимся? Я знаю, что тебя нравится дальняя комната, но у нас гость. Молодой человек, что вам больше по душе, сидеть здесь, в моем кабинете, в библиотеке, в галерее? Скажите, не стесняйтесь. Может в беседке? Погода сегодня великолепная. Чистый воздух, пение лесных певцов, одно удовольствие. Что скажете? А нет, в беседочке не совсем уютно. Тем более будут и другие гости, а там тесновато. Знаешь, кто будет у нас сегодня? ни за что не догадаешься. Человек из Болота! Ну, как тебе? Знаешь, как я его называю? Чеизбол. Хорошо, да? А то придумал. Человек, говорит, это мое имя, Болота - это фамилия, а «из», указывает на мое дворянское происхождение. Ты можешь такое представить? Нет, он у меня будет Чеизбол и никаких дворян. Он очень давний наш знакомый и великолепная личность, - последние слова были адресованы мне. Я с выражением внимательно и с интересом слушающего человека смотрел на него и кивал головой. Чушь.
          - Так что, друзья мои, пойдем в совещательный зал. Ты не против? – спросил Аримарк у старика. Старик молчал, но было очевидно, что он не против.
          Мы по прекрасным ковровым дорожкам перебрались по просторному кори-дору в этот самый совещательный зал. Вот где было красиво. Роскошный мраморный пол, мягкие диваны и кресла напротив небольших деревянных столиков из благородных пород. А на стенах картины. Их много. Много картин. Я пытался держаться естественнее. Как будто я каждый день бываю в таких домах. Как будто я всегда жил в таком доме. Мы сели в уютные кресла вокруг круглого деревянного столика. Трудно назвать это сидением. Лично я утонул в этом кресле. Ничего себе?
          - Хорошая у вас коллекция, - сказал я хозяину, как бы начиная светскую беседу.
          - Да. Но здесь небольшая часть. Основная коллекция в галереи и в хранилищах. Вон тот поздний Рембрандт, это - Да Винчи. Вот Пикассо, а вот… Ну лад-но, вижу, живопись не ваш конек. 
          - Почему же? Может, я и не специалист, но мне нравятся картины. Я люблю смотреть. Тем более, если картины хорошие. А то бывают картины, которые по-чему-то называются картинами, а по мне просто мазня.
          - Да. Вы правы, не каждую картину можно назвать картиной. Вот, к примеру, та, на самом углу.
          Я посмотрел в указанную сторону и увидел красивый пейзаж, закат на озере. На берегу сидит девочка и смотрит куда-то вдаль. Хорошая картина, что ему не нравится?
          - Почему же? Здесь все понятно. Нормальная картина. А вот бывают картины, где ничего не понятно, а все хвалят и хвалят, - как бы разъяснял я свою мысль.
          - Вот как? Вам нравится, когда все понятно?
          - Да.
          - Это интересно. А многое вам понятно?
          - Ну, есть вещи, которые мне понятны, и они мне нравятся.
          - Это я понял. И многое в этом мире вам понятно?
          - Все понимать невозможно!
          - Тогда, что делать со всем остальным, что есть, но в силу нашей ограниченности нам еще не понятно?
          - Если так рассудить, то любую глупость можно выдать за гениальность, аргументировав тем, что она нам не понятна из-за нашей ограниченности. 
          - Понятно, - ответил мне Аримарк и повернулся в сторону старика, - я слышал о мальчике. Мне очень жаль. Но для тебя есть хорошие новости. Я бы сказал, очень хорошие. Но об этом потом. Теперь извините меня, я на минутку отлучусь. Прослежу, пришли ли остальные гости и вернусь.
Аримарк легко и изящно встал со своего кресла и, не спеша, вышел из зала. Мы остались со стариком одни. Тишина. Я боюсь смотреть в сторону старика. Я сижу и жду. Мне ни плохо, ни хорошо. Мне никак, ни так и ни сяк. Я жду. А старик, повернул голову в мою сторону, пристально смотрит на меня. А мне неуютно от такого взгляда. 
          - Ты - пустота, - вдруг заговорил старик, - бери свой котелок, что ты называешь головой, и пошли.
Мне стало жутко от этих слов. Я вновь почувствовал себя брошенным ребенком. 
          - Как это, пошли? – машинально спросил я.
          - Действительно. Здесь же лучше, чем у тебя дома. Зачем уходить? Да, я сперва думал, что ты шут гороховый, а ты всего лишь скорлупа. А ведь мальчик был прав! Он предупредил меня, просил не связываться с тобой. 
          - Что я такого сделал, что ты так кидаешься на меня, что? - я разозлился не на шутку. Все это состояние раздражало меня. Терпение у меня лопнуло, пропади все пропадом. 
          - Подумаешь, - атаковал я на старика, - с Аримарком наши вкусы разошлись. Подумаешь. Раз он богатый, отгрохал такой особняк, навесил на стены картины, значит он самый умный, с ним надо только соглашаться? Да, господин Аримарк. Вы правы, господин Аримарк. Если тебе нравится подлизываться к богатым, мне на это наплевать. Что пристал, что ты хочешь от меня? Не те картины нам нравятся. Да плевать я хотел на все картины. Мне нравится то, что мне нравится. Я реальный человек.
          - Дурак ты, - голос старика звучал чрезмерно спокойно, - садись, и я скажу тебе два слова. А после продолжай, как знаешь. Многие из многих дали бы немалое, чтобы оказаться рядом с ним и хотя бы одну минуту слушать его. Слушать! Понимаешь? А ты свою минуту потратил на спор. Ты видел пыль в виде дворца и не видел больше ничего. Ты глуп и ограничен.
          Старик говорил так спокойно, что я не успел даже обидеться, возразить или спорить с ним. Но ощущение, что я по своей глупости что-то потерял, во мне все росло. 
          - Но разве он не вернется? Ведь он сказал, что выйдет на минуту. Он же придет.
          - А ты знаешь, сколько для тебя будет длиться его минута? 
          - Минута, она везде минута.
          - У каждого своя минута. Аримарка ты больше не увидишь.
          - Слушай, старик, кончай дурить меня. Что ты придумал? Мы же в его доме. Это же его картины, его столы, кресла, ковры. Хочешь избавиться от меня, так и скажи. Скажи, парень, пошел ты отсюда. Что ты все загадками, да загадками.
          Ну, старый. Хитрый жук. Наверно завидно стало, что я с Аримарком могу наравне говорить, спорить, а у него самого кишка тонка. Нелепая деревенщина. Мне стало опять хорошо. Чувства неудобства и нерешительности покинули меня. Как будто глаза вновь открылись, и я стал видеть ясно. Этот миллионер отгрохал особняк, живет в свое удовольствие. Вон, какие девочки сидели у фонтана. Перед этим деревенским неучем строит из себя умника и живет. А этим-то что? Приходят, пользуются благами цивилизации и довольны. Действительно, такому чело-веку, как Аримарк, о чем говорить с этим стариком. Вот и ревнует меня старик. Правильно, зачем здесь я им. И как Аримарк вышел на минуту, этот хочет увести меня. Ну, жук. Ого. Может, я с Аримарком еще найду общий язык. Может, у нас появятся общие дела. 
          - Правильно рассуждаешь, молодой человек, верно замечено. – В зал зашел еще один старичок совсем маленького роста. Наверно, один из гостей Аримарка. Он, прямо с порога руку, как шлагбаум, направил в мою сторону, – Они всегда говорят загадками. Чтобы таких, как мы перепутать, перепугать, перехитрить и переделать. Здравствуйте. 
          Он таким почтением смотрел на меня, что я как будто приобрел крылья. 
          - Я слышал, что у хозяина гость, но не предполагал, что он такой интересный, образованный молодой человек. Это такая редкость в наше время да в этих местах. Так трудно сейчас найти человека, с кем можно было о чем-то этаком по-говорить, вы не можете даже представить. Надолго к нам?
Мое самолюбие, наконец, получило хорошую порцию бальзама. Хоть и этот старик сам по себе смешной и нелепый, но все же. А тот, с козлиной бородкой, как будто не слышал и не видел старичка. Устроился поудобнее в одном из кресел и закрыл глаза.
          - Я сам еще не знаю, но, вероятно, что ненадолго.
          - Жаль. А то побудьте еще. У нас красивые места, а? Может, останетесь? Вечерами посидим, поболтаем. Поверьте, здесь не с кем говорить. Люди какие-то затюканные. Вы не представляете, какие здесь темные и скучные люди. Они все здесь, - старичок снизил голос, как будто сообщал о чем-то таинственном, - они здесь все верующие. Надеюсь, вы не верующий. Или… Нет, не похожи вы на верующего. 
          - Каждый во что-то верит.
          - Правильно. Но одно дело верить в реальные вещи, другое, в какое то не-понятное, неизвестное, неисследованное. 
          - Вот-вот – ободрился я, - именно это я минуту назад говорил.
          - Кому говорил. Ему? – спросил он, глазами указывая старика в кресле.
          - Ему.
          - Это бесполезно. Он глубоко верующий человек. А вы хорошо образованный, сразу это заметно. Что у вас может быть общего с этими людьми? Они же дальше своего носа не видят.
Да! Мое самолюбие ликовало. Я - опять я. У меня ничего общего не может быть с этими людьми. Кто они такие! Я рассудительный, правильный, реальный человек. У меня есть дела. Вот он – я, в этом роскошном зале беседую с этим человеком. Правда, он немного смешной, но умный. И хорошо разбирается в людях. 
          - Ну, как вам этот дом? – спросил вдруг старик.
          - Да, дом хороший.
          - Великолепный дом. Вы смотрите, каким материалом обшиты стены. Знаете, сколько стоит метр такого материала? О-го-го! А потолки какие? Дорогие по-толки. Спецзаказ. А кресла? Обратите внимание на эти кресла. Да вы потрогайте, потрогайте. Ощутите мягкость и нежность материала. Смотрите, какие столы! А? Какое дерево. Какая резьба, какая тонкая работа. А вы видели Фонтан перед домом? Вот это да. Вот это дом! 
          - Чтобы строить такие дома, надо вложить сразу большие финансы, что в наше время не оправдано. 
          - Вижу, вы в делах разбираетесь хорошо.
          - Есть немного.
          - Вы правы. Вбухать столько финансов и отгрохать такую махину нет никакого смысла. Вижу, что с вами можно говорить откровенно, - он подошел ко мне поближе, дотянулся до моих ушей и прошептал, - а ведь хозяин ни копейки не тратил на этот дом.
Я вопросительно посмотрел на него. Он многозначительно кивнул головой. 
          - Молодец, - воскликнул я. Он опять дотянулся до меня.
          - Он великий жулик. Жулик такой, что свет не видел, - и руками показал, что это между нами.
          - Честно говоря, это меня не удивляет, - как бы холоднокровно ответил я.
          - Ну и правильно. Мы же не верующие какие-то, чтобы таких вещей испугаться. Мы люди цивилизованные, и знаем, что такие дома просто так не строят. Я его не осуждаю, я только завидую. У меня тоже есть свой дом. Но разве сравнишь с этим? 
          - Умеет человек жить, ну и ладно. Какое мое дело, откуда он берет деньги.
          - Правильно. Какое нам дело, откуда деньги, тем более я знаю откуда.
          Он пальцы приблизил к губам, мол, тише.
          - Но мы не верующие какие-нибудь, чтобы нас пугали такие дела. Это у них все осуждается и наказывается, правильно? Нам это ни к чему. Допустим он - вор, а нам-то что, если у него такой дом. Или он, к примеру, подлец, нам-то какое дело, если в обществе он занимает почетное место. Или же, скажем, он насильник, нам-то что от этого, если, у нас с ним дружба с интересом. Правда? Это у них проблемы с совестью. А мы лишены подобных чувств. Мы бессовестные, лживые, вороватые обманщики. Мы состоятельные люди. Хозяева! Правда?
           Я слушал его и не мог понять, он это всерьез или издевается. 
          - Ну, почему сразу вор и жулик. 
          - Это обязательно. Это обязательно! 
          - Ничего подобного. Человек без никакой веры и религии может спокойно себе жить и не быть вором, насильником, или каким-то злодеем.
          - А зависть?
          - Ну, от этого никуда не денешься.
          - А ненависть? А месть? А злость? Ты ведь злишься?
          - А кто не злится?
          - Злодей. Значит злодей.
          - Э-э-э! Нет. Это разные вещи, злиться и быть злодеем.
          - Тогда я тебя не понимаю. Если ты не вор, не злодей, не насильник и не собираешься таким быть, тогда почему ты отказываешься от веры? Я понимаю, когда люди отказываются от веры ради того, чтобы освободиться от совести и творить свои непристойные дела свободно. Но, коли ты не хочешь быть таковым, то какой смысл тебе отказываться от веры? А! Может, ты не хочешь жить?
          - О чем это вы? 
          - Ты или мертвый, или живой, - старичок опять сделал таинственное лицо и потянулся ко мне, - или мертв, или живой, третьего не дано. Зачем мертвому вера? Смотри вот на эту картину. Смотри. Это работа неизвестного автора. Внимательно смотри.
Я посмотрел на картину, на которую указал он. На небольшом холсте были изображены закрытые окна с раздвинутыми занавесками. 
          - Ну и что? – спросил я после изучения картины.
          - Ты смотри, внимательно смотри.
          Я улыбнулся старику и попытался понять секрет этого розыгрыша. С ух-мылкой посмотрел еще на эту картину. Ничего такого. Картина, как картина. Окна, как окна. Уже хотел отвернуться, но краем глаза заметил что-то странное. Как будто что-то шевельнулось в картине. Ну да! Я ужасом увидел за окном фигуры окаянного доктора и его ведьмы медсестры. Я от страха начал пятиться назад.
          - То-то. Или жив, или мертв, – повторял старичок. 
          - Я жив.
          - Ты уверен?
          - Слушай, старик, перестань разыгрывать меня. 
          - Но ведь ты что-то увидел в картинке. А разве это возможно? Ведь она нарисована. А ты там что-то видел.
          - Кончай разыгрывать меня. Хватит фокусов. Я все равно в эти глупости не верю не буду верить, и точка.
          - Не веришь, так не веришь, зачем зря нервничать. Но ведь во что-то веришь? Ну, там, космическая энергия или инопланетяне, или всякая нечисть. Или вампиры. Веришь в вампиров?
          - Какие еще вампиры?
          - В вампиров, говорю, веришь? Ты видел этих девиц у фонтана, самые, что ни на есть вампиры. Видишь, старик сидит, как ты думаешь, почему он с тобой возится? 
          - Ты что, это серьезно? – не верил я в существование вампиров и подобные дела, но этот старик говорил таким тоном, да таким голосом, что, нет-нет, да страх пробирался вовнутрь меня.
          - А Аримарк? – продолжил старик таинственным голосом, - а этот дворец? Подумай сам, на какие такие деньги строен этот дворец? Вот и спрашиваю, ты веришь в вампиров?
          У меня в голове все путалось. Старичок говорил очень серьезно. Я о вам-пирах, конечно, что-то слышал, но не принимал всерьез. Господи, все сходится. Целый день ходил этот старый козел за мной. А пацан? Неужто и он? А я его жалел. Ну, я попался. Дурак этакий. Так попасться. 
          - Вот так-то, молодой человек, - сказал старик, увидев мой страх, А я испугался всерьез. И тут я подумал, а он-то кто, этот старичок?
          - Нет, - угадал он мой вопрос, - я не вампир. Я такой же, как ты. Помнишь, карманный телефон, карманные друзья, карманные связи. У меня всего этого не было, но во всем остальном мы схожи. 
          Да. Я так думал, когда ехал по дороге, но откуда он об этом знает? 
          - Ты был прав. Не помогут они тебе, если что. Не помогут. 
          - А ты поможешь? Ты можешь помочь мне?
          - Конечно, могу. Но, с какой стати я должен делать это? Кто ты мне? Ты одинокий индюк, надутая пустота. У тебя есть злость, но ты не злодей, есть зависть, а ты не вор и не жулик, есть ненависть, но ты не насильник. С другой стороны, ты не вор, не насильник, не жулик, не злодей, одновременно у тебя нет веры. Так кто ты? Мешок пустой злости, ненависти, мести, зависти, и никаких при-знаков Жизни. Кому ты нужен таким? Вот именно такие и должны стать жертвой вампиров. 
          Его голос звучал грозно, и я все пятился назад
          - Ты меня назвал старичком, а я не старичок. Я карающая справедливость. 
          С этими словами он обе руки поднял вверх и махнул сильно. Вдруг откуда-то появились эти девочки с какими-то странными типами и начали вокруг меня прыгать. При этом они издавали какие-то странные звуки, похожие на свист. Я, хоть и был в ужасе, но никуда не убегал. Смотрел на них и думал, почему у этих вампиров отсутствуют характерно торчащие клыки? 
          Да, острых торчащих клыков у них не было, но они смотрели на меня как-то иначе. На меня никто так раньше не смотрел. Как будто я, как личность, для них не существую. Так смотрят на предметы, на вещи. Так смотрят на кусок жареной свинины, на бутерброд, на куриную ножку. А еще так смотрят врачи, для которых ты состоишь из разных внутренних органов, скелета и мышечно-нервной системы. А еще мне казалось странным то, что во взглядах этих вампиров отсутствовала кровожадность, злость или что-то подобное, хорошо нам знакомое из разных фильмов про вампиров. Нет. Для них я как личность не существовал, так зачем им зря корчить рожи. Я для них был просто едой. Ощущение жуткое. Я себя чувство-вал блюдом в ресторане, вокруг которого сидят люди, говорят о чем-то и не заме-чают то, что они скоро будут есть. Они окружили меня, прыгали, танцевали и из-давали эти странные звуки. Они ликовали не потому, что собирались съесть меня, а потому что впереди совместный обед. Этакий небольшой пикник в совещательном зале особняка Аримарка. 

          Сердце мое, - это так обидно. Душа моя, - я же человек, а не предмет какой-то. Я умею мыслить, чувствовать. Лучше, чтобы они пугали меня, корчили рожи и показывали острые клыки, как в кино, но только знали, что я есть, что вижу и слышу их. Но нет. Я для них не существовал. Со мной обращались так, как мы с хорошим куском свинины. Спокойно потащили меня в угол зала, оценили, обсудили, как лучше меня разделить, и принялись делать это с помощью инструментов, похожих на гибрид ножа, вилки и ножниц. 
Вдруг я среди них увидел знакомого мальчика. Он стоял в середине зала и смотрел в мою сторону. Ах ты, малой людоед, подумал я, и мне было больно, очень больно. Жутко чувствовать себе обманутым. Потом заметил, что он смотрит на меня. Именно на меня, а не на части моего тела. Он меня видит! Хоть я особо и не надеялся на него, но мне от этого стало легче. Намного легче. Он казался мне единственным родным человеком здесь, в этом зале, в этом лесу, во всем мире он единственный, который видит меня. Он единственный мой родной… Мне хотелось плакать. Я вспомнил маму, мою маму. Возможно, у меня появились слезы. Я хотел, чтобы у меня появились слезы. 
          Я смотрел на мальчика, ожидая сочувствия. Мне так было легче. Вдруг за-метил, что он пытается мне что-то сказать или показать. Точно, он показывает мне на дверь. Он смотрит на меня и показывает выход. Я должен встать на ноги и выйти из дверей. Но как? Я же нахожусь под властью этих существ, я же их сегодняшний ужин. Разве они отпустят меня? Разве они дадут мне уйти? А мальчик спокойно, но настоятельно показывает мне выход. Я поверил мальчику. Поверил тому, кого я подозревал в воровстве, в людоедстве, которого предал и жалел. Я поверил ему и делал попытки встать на ноги. Я встал на ноги и робко шагал к вы-ходу. С каждым шагом я приобретал уверенность, и мальчик смотрел на меня одобрительно. Я прошел мимо знакомых девиц и их друзей, а они смотрели на меня, но уже по-другому. Они смотрели на меня и видели меня, как видели друг друга. Я набрался наглости и кивком головы попрощался с ними. Они ответили мне так же, кивком головы. Я успокоился немного и твердыми шагами пошел в сторону выхода и вышел из зала. А мои недавние едоки остались там веселиться дальше. 

          Я шел по лесу. Куда? Кто его знает. Мне было все равно. Я знал, что нет-нет, да скоро кого-нибудь встречу на своем пути. Вот и шел я спокойно. Один раз из-за деревьев кинул взгляд на Аримарковский особняк. Ничего особенного, дом, как дом. Красивый дом, ну и хорошо. Ну и ладно. Больше меня не терзали разные чувства. Не терзал страх, не терзала тревога. «Ты видел пыль в виде дворца и не видел больше ничего», - сказал мне старик. Я вспомнил эти слова без всяких эмоций. Спокойно шел и повторял: "Ты видел пыль и больше ничего". Одно меня по-настоящему радовало, слава Богу, мальчик жив, здоров, и меня больше ничего не интересовало. Я спокойно ходил по лесу, и мне хотелось думать. Я знал, что у меня впереди обязательно будут встречи, и вряд ли они меня удивят. Но все же я хотел быть один и думать в одиночестве. 
Что это такое? Я жил столько лет, жил неплохо, с умом жил я столько лет, видел столько людей вокруг меня и теперь, когда хочу хоть кого-то вспомнить, да так, чтобы было приятно, не могу найти. В голове только старик да пацан. Не уж-то я был таким одиноким? А кто вспомнит меня? Никто. Как будто я и не жил. «Ты или живой, или не живой». Старичок был прав. 
          - Конечно, был прав, - человек сидел на пеньке и говорил, не поднимая глаз. То, что он читал мои мысли, меня не удивляло. Меня здесь уже ничего не удивляет. Я молча подошел к нему и сел рядом на травку.
          - Ты Орешечник! - сказал я.
          - А ты?
          - Я - пустой человек.
          - Человек, и пустой, - удивился он, - Так разве бывает?
          - Получается, что бывает.
          Орешечник хмыкнул и почесал свой затылок. 
          - Столько лет живу, но впервые слышу такое. Ты, говоришь, человек?
          - Человек, - твердо ответил я.
          - И пустой?
          - Пустой.
          - Да, - потянул Орешечник, - бывает же такое. 
          - А что там странного. Мир кишит пустыми людьми.
           Орешечник потянул носом, влез в карман и что-то достал оттуда.
          - На, - сказал Орешечник и кинул мне нечто круглое. Я словил на лету. Это был орех, Простой лесной орех, но довольно легкий. 
          - Смотри, что у тебя в руках
          - Орех, - сказал я.
          - А может ли орех быть пустым? - спросил он.
          - Может, конечно, - подтвердил я.
          - Нет, не может! Иначе, какой ему смысл вообще появляться на свете.
          - Но этот пустой, - сказал я, - он слишком легкий.
          - Он легкий, потому что там нет начинки. А ведь начинка была. А значит, она и сейчас есть. 
          Я по старой привычке хотел уже начать спор, что, мол, мало, где что есть. Главное, что сейчас этот орех пуст, и точка, Но, вновь вспомнил слова старика. «Твою минуту ты потратил на спор». Впервые мне захотелось слушать. Хоть и полный бред, хоть несусветную глупость, но слушать.
          - Вот так и существует этот орех. Оболочка отдельно, начинка отдельно. 
          Сказал он и замолчал.
          - Парадокс, - произнес я, чтобы как-то заполнить паузу.
- Это не парадокс. Парадокс в том, что ты сказал. Не бывает пустого чело-века, как и пустого ореха не бывает. Где-то есть начинка. Где-то есть! 
Да. В его словах я уловил смысл. Где-то есть начинка. Я еще теребил этот орех в руках и хотел выбросить. Это заметил Орешечник и остановил меня.
- Не делай этого. Может, это твой орех. А может это ты и есть. Кто знает. 
Орешнечик встал и по тропинке спокойно пошел дальше. Я тоже встал и следил за ним. Мы шли недолго. Вскоре тропинка нас привела к небольшому домику. Орешечник открыл дверь и вошел в дом. Я – за ним. Так как меня больше интересовал сам Орешечник, чем что-либо другое, на дом я не обратил никакого внимания. Так что вряд ли мне удастся описать его. Но одно не могло не бросаться в глаза. В доме в разных местах большими горками лежали орехи. Их было много. Очень много. Я стоял в центре комнаты и смотрел на Орешечника. 
          - Все они без начинки, - устало молвил Орешечник, - без начинки, и их очень много. Вот они, видишь, орехи? Одна целая скорлупа. Пойдем.
          Мы зашли в другую комнату. Там я удивился еще больше. Такими же горками здесь лежали начинки от орехов. 
          - Вот и они, начинки. Только так. Пока они есть, начинка и скорлупа, орех существует. Но, если уничтожить одну из них.… Вот и твой орех, который ты держишь в руках, имеет свою начинку, и эта начинка где-то здесь. А значит, он не пустой. Он родился с начинкой. А потом потерял. Вот, видишь, как их много, потерянных-то. Ищи теперь свою начинку. Она где-то здесь или там, на той куче. Ищи теперь сам. Я устал искать.
          - А как найти? Они же так похожи. Если даже найду, как потом всунуть обратно в скорлупу? Ведь скорлупу нельзя ломать?
          - Ни в коем случае!
          - А как же иначе, в цельную скорлупу-то начинку... Это разве возможно?
          - А как они выпали из скорлупы? Как выпали, так и надо их обратно. Другого пути нет. 
          - А как они выпали оттуда? Как они могли выпасть?
          Я смотрел на эти начинки, и мне становилось жутко. Ведь это чьи-то жизни, которые бессмысленно валяются здесь, в этом маленьком домике, в никому неизвестном лесу. А там скорлупки, пустые скорлупки, а где-то мы. Живем в сочинен-ном нами мире, где вранье и ложь стали тактикой, а подлость и предательство - стратегией, и мы уважаем именно гениальных тактиков и стратегов, перед ними снимаем шляпу. Мы почитаем лжецов, воров и развратников. Мы почитаем ложь. Потом все это называем жизнью. У меня вдруг заболела голова. Я крутил между пальцами свой орешек и лихорадочно смотрел на эти начинки. Вот так они и вы-пали из целой скорлупы. Ведь, по существу, ложь, это то, чего нет. Создавая ложь, мы создаем пустоту. Мы пустотой начиняем себя. Создавая ложь, создаем черную дыру внутри нас, в нашей жизни, в нашем Мире. 
          Я машинально сжимал орешек пальцами, и он хрустел в моих руках. Еще чуть-чуть, и я сломал бы его. 
Как будто у меня открылись глаза, и я начал видеть очевидное. Ведь беда не в том, что есть на свете лживые, алчные, трусливые люди, и не в том, что по-рой они занимают места в нашем обществе, беда в том, что мы чтим их. Мы их чтим. Экран с их портретами нам заменяет икону, а история их жизни – библию. И мы чтим их. Мы чтим ложь! Так зачем нам свои начинки! Свои, собственные, с которыми мы родились. Скорлупа. Пустая скорлупа. Она начала хрустеть под моими пальцами. Голова пошла кругом, и меня тошнило. Мне стало плохо, очень плохо. Как они выпали, так и вернутся. Но, нужны ли они нам… тяжело орешку с начин-кой-то… У меня расслабились ноги, и я упал на колени. Орешечник спокойно смотрел на меня. Равнодушно смотрел. Не пытался даже помочь, сочувствовать. Зачем. Он же настоящий, живет в настоящем мире, а я из того, придуманного мира. Но ведь я еще живой, и мне плохо. 
          Вдруг дверь резко открылась, и вошла в комнату старенькая бабушка, худенькая, одетая во все черное. Раньше я принял бы ее за нищенку и вряд ли во-обще обратил бы на нее внимание. Но теперь мне было очень плохо, и она с болью смотрела на меня. Потом резко повернулась к Орешечнику.
          - Хватит, - приказала она, - что ты ребенка мучаешь. Перестань.
Она смотрела на меня забытым мною где-то в детстве взглядом. Она по-дошла ко мне и обняла, прижала мою голову к своим высохшим грудям. Она любила и жалела меня. Она - моя бабушка. 
          - Не слушай этих варваров, - сказала она, успокаивая меня, - я не дам им тебя обидеть. 
          И я успокоился. Я слушал эту старую, слабую, похожую на нищенку, женщину и успокоился. Я буквально купался в любви. В любви, о которой я забыл и не подозревал, что она есть. 
          - А вы все прочь от него, - уже тихим, но приказным голосом сказала она, и я окончательно успокоился, - ты больше не волнуйся, держи свой орешек и никому не отдавай.
          - Бабушка, - сказал я, - ведь он пуст, без начинки. Я должен найти начинку.
          - А зачем ее искать? Она-то есть. Она здесь. Ничего с ней не случится.
          - Бабушка, я буду жить?
          - Будешь, обязательно будешь.
          Как хорошо купаться в любви. Как хорошо, когда солнце греет, и ты еще жив. Как хорошо ощущать силу. Как хорошо заново жить.
          - Он опять верит, матушка, - сказал старик с козлиной бородой. А я, спросонья, думал, а как он-то здесь оказался? 

          Мне было тепло, и я летел в сопровождении невидимки. Мы пролетели лес и оказались на том месте, где я оставил свою машину. Я знал, что это сон. Ну и что? Все равно это я и мне отлично. Я с интересом наблюдал сверху все. Вот моя машина. Но она какая-то помятая. Рядом с ней стояла другая машина, полностью искореженная. Люди столпились вокруг, Медпомощь, полиция. Из искореженной машины доставали мужчину. Он был неподвижным, и его руки и ноги как-то неестественно висели. Я его узнал. Это был тот, которого ограбили в лесу.
          - Да, не повезло человеку, - говорил я, - и ограбили, и вот, в аварию попал.
          - Никто его не грабил. Вот, с кармана торчит его бумажник с деньгами и документами. 
И правда торчит. Когда его перенесли в машину скорой помощи, бумажник упал. Его поднял какой-то человек и отдал врачам.
          - А говорил, что украли. Врал, значит.
          - Нет, просто в нашем лесу нет нужды в деньгах и документах. Зачем они здесь? А он, бедный, ходил и искал только их. Он искал то, что ему не нужно вот и все. 
Действительно, бедный.
          А потом мы летели по ночному городу. Город был мрачным. Дома, дома и дымящие трубы. Мы зависли над городом. Мрак, сероватый мрак и большие здания в этом мраке. Мне было очень интересно, и я внимательно наблюдал. Мой невидимый сопровождающий молчал, но я знал, что он рядом. Я чувствовал его. Вдруг я заметил сильную вспышку в одном из многочисленных окон. Вспышка была ослепительно яркая, но, к моему удивлению, она не слепила глаза. Она была другая, и мне хотелось еще увидеть такое. 
Чуть позже я заметил еще одну такую вспышку, но на этот раз из окна другого дома. Я ждал еще вспышек. Я надеялся, что обязательно будет. И не ошибся. В разных местах города вспыхнуло сразу две, а то и три вспышки. Потом их стало все больше и чаще. Я был в восхищении. Город светился в теплых, прекрасных огнях. Вот это было зрелище!
          - Люди проснулись и молятся - разъяснял мой невидимый проводник, - а вот так там, наверху, видят их молитвы. 
          - Этот свет от молитвы человека? - спросил я.
          - Да!
          Меня удивило, что в нашем городе есть столько молящихся по утрам людей. Я смотрел на этот сказочный фейерверк и не мог отвести глаз.
          Но скоро горизонт медленно менял свои тона, и мы улетали дальше, оставляя светящийся от людских молитв город далеко внизу.
         Этот сон был необычным. И даже когда проснулся, я его не забывал. Помнил каждую мелочь, каждую деталь. 

          Вошла медсестра в палату, притащила пилюли. Ее белый халатик еле закрывал бедра, и красивые ножки так и дразнили все живое на свете. Красивая девочка, хоть и немного вульгарная. И больно знакомая мне. Кто его знает?
          - Как самочувствие, - спросила она нежным голосом, - как нога? Пальчиками шевели. Порядок. Напугал ты нас с доктором. Я уж думала, точно потеряем тебя. Скажи спасибо доктору. С того света тебя вытащил. Так, температура – есть не-много, но ничего. Ну, как ты? И как тебя угораздило, среди белого дня, на свобод-ной трассе.… Да! Вот это пей сейчас, а это - одну таблетку сейчас, вторую, через полчаса. Да, повезло тебе, крупно повезло. А вот другой водитель, тот, с кем ты столкнулся, вот ему не повезло. Скончался на месте. Я капельницу поставлю так, чтобы тебе было удобно. Я немного слышала, что говорили там, но так и не поняла, то ли он был виноват, то ли у тебя скорость была большая.
          Она нагнулась надо мной, чтобы поправить подушку, и я почувствовал знакомый аромат. Вдруг она начала хохотать.
          - Ой, извини, не могу. Ты так сильно кулак сжимал, что бедный доктор еле разжал. И знаешь, что было у тебя в кулаке? Орешек. Не могу, извини. Вот он. Я спрятала.
Она достала из кармана халата маленький лесной орешек. 
          - Вот. Я положу тебе под подушку. Неужели ты их так любишь?

 

Орешечник ждет

УЖИН