Оливия

–У вас есть вопросы, Элис? – миссис Дэвис смотрит на меня с тревогой. Что ж, я могу её понять: она мать и ей нужно оставить своё дитя с какой-то непонятной девушкой – даром, что у этой девушки ест диплом, есть рекомендации от друзей миссис Дэвис. Она не найдёт себе места. Всё это я проходила множество раз, зато, по опыту знаю, при повторном моём приходе, меня встречают уже как подругу.
            Если есть этот повторный приход, конечно. У некоторых женщин уровень тревоги за ребёнка побеждает всякое желание выходит из дома без него.
–Миссис Дэвис, я всё поняла, – я улыбаюсь.
–Я на связи, если что, пишите, – миссис Дэвис оглядывается на супруга, но тот молчит, смотрит в пол, словно ему необходимо оглядеть каждый его сантиметр. – Я…я постараюсь ответить.
–Конечно! – я киваю на бумажку, на которой миссис Дэвис написала мне свой номер, и номер своего мужа, немного подумав. Видимо, решила, что есть шанс того, что с ней за пару часов что-нибудь случится.
–Берите из холодильника всё, что захочется! – миссис Дэвис нервно указывает на огромный холодильник, тенью возвышающийся за мной. – Там есть пицца, кажется, ещё котлеты и были макароны…
–Оливия, – мягко зовёт жену мистер Дэвис, похоже, парочка опаздывает.
–Спасибо, – киваю я.
–Ещё молоко…свежее, и хлеб, и арахисовое масло, – миссис Дэвис волнуется не на шутку, ох, похоже, не видать мне больше этой семьи.
–Я поняла, – уверяю я.
            Она кивает, сдаётся под настойчивым взглядом супруга, идёт к дверям, но снова замирает, оглядывается на меня:
–Самое главное, не будите его. Он должен проснуться сам. Как проснётся – пусть поест. Но не будите.
            Ага, кто в здравом уме будет будить спящего ребёнка? Я вообще буду не против, если всё время отлучки моих клиентов мальчик проспит.
–Разумеется, миссис Дэвис, – но такт не позволяет меня спросить об этом, и я просто заученно улыбаюсь, показывая, как я понимаю тревогу матери.
–Думаю, вы найдёте всё необходимое, – миссис Дэвис никак не желает уходить.
–Оливия! – мистер Дэвис тактом, в отличие от меня, не отмечен. Он явно нервничает, показывает вздрогнувшей жене часы, – пора!
–Да…– она кивает, но не трогается с места, смотрит на меня, будто бы ищет причину остаться, вот, кажется, сейчас ей во мне что-то не понравится, и она решит, что никуда не пойдёт. Но придраться не к чему. У меня самое обычное лицо, я без косметики, одета очень просто, волосы собраны в строгую косу. Я не представляю опасности.
–Миссис Дэвис, – я улыбаюсь опять, – уверяю вас, всё будет хорошо, у меня ест опыт сидения с детьми. Вы видели мои документы, видели мой диплом, и вы можете связаться с любой семьёй, где я уже работала.
            Вообще-то как минимум с одной семьёй миссис Дэвис уже связалась. С Андрузами. Я была как раз у них, когда миссис Дэвис позвонила миссис Андруз и начала спрашивать обо мне. Я поняла это по ответам миссис Андруз и по её взглядам в мою сторону. Я усиленно делала вид, что мне нет дела до их разговора, да и потом, что миссис Андруз могла обо мне сказать дурного? Я справлялась с их капризницей-дочкой Вайолет, я забирала их Теда с тренировок и проверяла их домашнее задание. А то, что у миссис Андруз пропало кольцо – так надо внимательнее следить за вещами.
            Хотя, надо признаться, брать кольцо я не хотела. Оно мне нравилось, но миссис Андруз не снимала его с руки, говорила, что фамильное, и я не думала даже, что однажды оно попадёт ко мне в руки. Но миссис Андруз сняла его, когда мыла руки в ванной, оставила на раковине, потом что-то её отвлекло, затем она закрутилась, а я…
            А я подобрала. Потом мы с ней вместе искали это кольцо, разумеется, безуспешно. А в конце концов я заварила миссис Андруз чай с травами для успокоения. Я была ей другом, а её кольцо лежало в моём кармане. Но миссис Андруз не могла этого знать, как не могла знать и миссис Дэвис.
–Я вас уверяю, со мною малышу Коди ничего не угрожает, он будет накормлен, умыт и спокоен, – я поднимаю левую ладонь, как бы закрепляя своё обещание.
            Миссис Дэвис нервно улыбается:
–Я не сомневаюсь. Только прошу вас помнить, Элис, что Коди…он очень чувствительный мальчик.
–Оливия! – мистер Дэвис снова встряхивает жену. Слава богу! А то мне уже надоело их провожать.
–Да…иду, – она кивает мне и, наконец, выходит из дома потерянная, встревоженная, оглядывается.
–Хорошего вечера, мистер Дэвис! – бросаю я, когда мистер Дэвис тоже идёт к дверям, – всё будет хорошо.
            Он что-то бурчит в ответ, но даже не смотрит на меня. Ну и ладно, обойдусь!
            Свобода! Наконец-то свобода!
***
            Мне нравится думать о себе как о человеке обязательном и последовательном. Я предпочитаю заранее знать, где и что находится, и на что я могу рассчитывать. Для начала я иду проведать подопечного.
            В детской светло. Игрушек неожиданно маловато. Но да ладно, чем развлечь ребенка я найду. К кровати, как и велено, не приближаюсь, кто его знает, вдруг и впрямь у него чуткий сон, он сейчас проснётся, а я потом возись! Нет, проснётся – будет так, не проснётся – ладно. Я только вижу издалека маленькое тельце, укрытое одеялком. Ну хорошо, спи, малыш Коди.
            Спи, а Элис пока осмотрит дом.
            В ванной ничего интересного. Даже обидно. Крема и шампуни поблескивают дорогими марками, зубные щётки, аптечка – всё в полном порядке. Странно, правда, что при этом для своего сыночка они расщедрились лишь на один флакон детского гипоаллергенного шампуня, брусок детского белого мыла, убогую маленькую ванночку…
            Вот вроде у меня и есть правило, мол, не осуждай клиентов, они тебе денежку дают, а вот хочется! Сложно сдержаться, видя обилие дорогих шампуней, бальзамов и масок и одну несчастную бутылочку для ребенка. Ну да ладно, идём дальше.
            Свою комнату миссис и мистер Дэвис предусмотрительно закрыли. Ой, ну и пожалуйста. Надо же, какие нежные люди! Нет, я привыкла уже и к камерам, скрытым в игрушках и на шкафах, и к диктофонам (это, кстати, причина, по которой я откровенно и нагло не ворую в домах, где работаю), но закрытая комната это что-то новенькое.
            В холодильнике было изобилие. Помимо того, что перечислила миссис Дэвис, там были яйца, овощи, фрукты, зелень, картофельный салат, суп, несколько видов хлеба и сыра. Отлично, будет чем перекусить!
            Заодно на глаза попадаются смеси, выстроенные ровным рядом на кухонной полочке. Я приглядываюсь внимательнее – если Коди проснётся, у меня не будет много времени для того, чтобы выяснять какую смесь надо открыть, а тут есть что выяснять: эти Дэвисы, видимо, никак не заботились о жизненном пространстве для себя и ребёнка, потому что захламили полку не только нужным, но и устаревшим. Зачем, спрашивается, ребёнку, перешагнувшему за год жизни на этом свете, смеси, ориентированные на трёхмесячных и семимесячных детей?
            Впрочем, подумав, я понимаю, что всё-таки заранее несправедлива к ним. Видимо, увиденное в ванной, всё ещё не нравится мне, так что я заранее отношусь к лишним банкам со смесями и прикормами как к проявлению разгильдяйства, а ведь если прикинуть – банки были не открыты. Я разглядываю одну, раздумывая.
            Если бы я могла потянуть в одиночку съём квартиры, то и тогда бы не погнала Хлою прочь. Всё-таки это не по-человечески. Она теперь мать-одиночка, и на работу её, вчерашнюю студентку, выброшенную из колледжа, берут неохотно. Перебивается чем может, и я помогаю, конечно. Тем более, есть в этом и какая-то выгода: я не беспокоюсь об уборке, покупке продуктов, готовке, она это взяла на себя, понимая, что выплат хватает ей только на минимальное проживание, а со мной легче и меня не надо злить. Ну и всё же друзьям надо помогать.
            Может быть, спросить у миссис Дэвис, нужны ли ей эти смеси? Если нет, я могла бы забрать их для Хлои, она всегда рада. Да и ничего дурного в простом вопросе лично я не вижу. Не спроси я о ненужных вещах у Форстеров, так маленькая Кэнди непонятно бы как провела прошлую зиму. А она разве виновата в том, что у её матери нет мозгов? Я так не думаю.
            Да, всё-таки спрошу у миссис Дэвис насчёт этих смесей. Может и чем порадую свою неудачливую подружку. Эх, Хлоя, ты бы без меня пропала, честное слово!
            Закипает чайник, и очень вовремя: в доме как-то становится зябко. Пока он закипает, иду проверить малышка Коди, всё также не приближаясь к его кроватке. Спит? Отлично. Спи, малыш, а Элис пойдёт пить чай.
***
            С чаем мир становится теплее, уютнее. Я тут же мою опустошённую кружку, ставлю на место, прислушиваюсь – из детской ни движения. Кажется, я нашла идеального клиента: тихий мальчик в тихом доме! Счастье.
            Помня о тревоге миссис Дэвис, пишу ей коротенькое сообщение о том, что всё в порядке, что Коди ещё не проснулся, но я, конечно же, на страже. Выслуживаюсь? Да, я выслуживаюсь. Судя по украшениям миссис Дэвис, и по тому, что они взяли мою ставку не торгуясь, да и по дому – денежки тут водятся, а это значит, что надо быть умнее, чем всегда. Здесь не надо брать колечек, случайно забытых в ванной, и лазить в кошелёк в надежде на пару купюр, нет, здесь может перепасть по-крупному, а для того, чтобы вернуться в этот дом и после не обратить на себя и тени подозрения, надо быть за пределами любого подозрения. Надо показать себя с самой лучшей стороны. Так что вот, миссис Дэвис, ваша нянька справляется, она сообщает вам о том, что всё хорошо.
            Мне хочется посмотреть телевизор, но я понимаю: на тихом звуке его смотреть удовольствие так себе, а если сделать чуть-чуть громче, то…
            То непременно появится какая-нибудь очень громкая, орущая реклама, и Коди проснётся. И тогда Элис придётся бегать по дому, искать смесь, греть, купать, развлекать. А Элис это надо? Элис не надо. Она хочет как можно дольше посидеть на диване. А ещё – денег. Элис до чёрта надоело быть нянькой! Но ничего, Элис держится.
            Я беру телефон, вижу короткое сообщение от миссис Дэвис: «Спасибо», хмурюсь. Ну надо же! То есть, как уходить, так вот тебе сто и одно замечание да уточнение, а тут ни одного вопроса не задашь? Хотя, наверное, она просто пьяна от свободы, такое я тоже видела у женщин, которые слишком долго были дома. В первые минуты выхода за порог без ребенка они тревожатся, а потом что-то подхватывает их, кружит, и им легче. Тревога проходит. Я не считаю это беспечностью и никогда подобное не осуждаю, для меня это проявление усталости, своеобразная разгрузка от рутины.
            Если миссис Дэвис из таких – это мне на руку, я стану их частой работницей, ведь миссис Дэвис захочется вспомнить о нескольких мгновениях свободы от дома?
            Но мне что делать? Ложусь на диван, пишу Хлое:
«Привет. Как ты?»
            Мы с ней виделись всего часа четыре назад, вряд ли за это время могло что-то произойти в её жизни. Но нет, произошло. Я с удивлением читаю её ответ:
«Если честно, то плохо. Ты не поверишь, но на ботинке сломался замок, а у Кэнди температура. Вызвала врача»
            Не успеваю нахмуриться, как приходит ещё одно письмо от Хлои:
«На ужин будет лазанья из морозилки. Не успеваю ничего. Как, нормально?»
            Твою ж мать, Хлоя! Что ты делаешь с обувью, что она так часто ломается? А если Кэнди опять заболела, то, похоже, ты к тому же снова без работы. Или останешься с минимальным окладом, при условии того, что тебя не выгонят из магазинчика.
            Как ты вообще живёшь? Тысяча и одно несчастье!
            Но злость проходит быстро, и я торопливо пишу, что ботинки купим на распродаже в субботу, Кэнди нужны витамины, а лазанья из морозилки – это просто моя мечта.
            Дописав и отправив, поднимаюсь, иду в детскую. Покладистый ребёнок всё ещё тих, но мне почему-то это внезапно не нравится. Я смотрю на часы: я здесь уже почти два часа, а дитё сладко спит и видит сны. Конечно, бывает и так, но почему-то я всё равно иду в детскую, более того, наплевав на прямое предостережение миссис Дэвис, приближаюсь к кроватке – слишком долго ребёнок лежит в одной позе.
            И зря, видит бог, зря я это делаю.
            Отшатываюсь я почти сразу, но почему-то инстинктивно зажимаю себе рот ладонью, словно есть кого напугать и разбудить. Словно кукла, которая лежит в колыбельке вместо настоящего ребёнка, меня может услышать.
            Сердце бешено бьётся, пока я пытаюсь обрести возможность дышать и соображать. Вначале вспоминаются мне фильмы ужасов, но потом приходит более здравая мысль: видимо, миссис Дэвис просто больна. Видимо, она не может иметь детей или её ребёнок умер, и тогда…
            Тогда понятно, почему мистер Дэвис был мрачен и даже не взглянул на меня!
            Мне хочется покинуть этот дом ещё долгую мучительную минуту, просто сбежать, рванув на себя дверь и оставить всё так, как есть. Пусть эти психи сами разбираются! Но я вспоминаю Хлою, вспоминаю грустную бледную Кэнди, которая никак не может понять, почему в её жизни всё так серо и невкусно, но которая уже поняла, что жаловаться бесполезно, и решаюсь.
            За чудачества надо платить. Вы сами виноваты, мистер Дэвис, что не предупредили меня о милой особенности вашей жены!
            Я сначала хочу звонить, но понимаю: лучше писать. Торопливо покинув неприятную детскую, я пишу сообщение мистеру Дэвису о том, что в детской лежит кукла, что это совершенно несмешно и если у его семьи есть проблемы, то я не против получить компенсацию за испуг и молчание об этом. Я даже вежливо подписываюсь и отправляю сообщение.
            Руки почему-то дрожат, хотя я считаю себя правой. Я просто хочу заработать, а они виноваты сами!
            За окном темнеет, и я включаю свет. В доме будто бы становится ещё более холодно, и я включаю чайник. Чай – это лучшее средство для успокоения нервов! Да, именно за мои нервы мистер…
            Мне чудится шорох, но я оглядываюсь и никого не вижу. Тьфу ты! Совсем обалдели эти богачи, теперь мне будет казаться, что в доме кто-то есть. Я что, заслужила это?
            Я включаю телевизор, уже не заботясь о громкости, пью чай, и не реагирую на собственные мысли, пытаясь всеми силами погрузиться в шоу. За спиной снова чудится шорох, но я уже не напугана, а раздражена, и поворачиваю голову в освещённый коридор, чтобы убедиться, что все проблемы моего воображения из-за этих чёртовых Дэвисов, но…
            Но я не успеваю.
***
–Думаю, через полчаса можно идти, – мягко замечает мистер Дэвис, пробежав взглядом сообщение от Элис, – думаю, недолго.
–Давай ещё посидим, – просит Оливия Дэвис и ёжится, хотя здесь, в облюбованном ими уголке ресторана очень тепло. Перед ними даже стоят блюда, но ни он, ни она не притрагиваются к ним.
            Оба знают, что должно произойти в их доме.
–Посидим, – соглашается мистер Дэвис.
            У них не должно было быть детей. Сам бог хотел донести до них это, когда раз за разом укладывал Оливию Дэвис на больничную койку с очередным выкидышем. Семь несчастий, семь разорванных жизней в самом зачатке этой самой жизни, семь страшных попыток и семь страшных провалов.
            В конце концов, мистер Дэвис предложил жить так, вдвоём. Или взять ребёнка из приюта. Но Оливия была непреклонна и сказала:
–Я видела сон, в нём был чудный мальчик. Я верю, что он наш. Он звал меня.
            Мистер Дэвис был против новой попытки, это грозило ужасными последствиями для Оливии, но та упёрлась и он сдался. И чудо – Оливия вдруг забеременела и родила. Всё прошло легко, хотя врачи и мистер Дэвис опасались всерьёз за неё, но сама Оливия только смеялась, утверждая, что всё будет хорошо.
            Это было почти пятнадцать лет назад. Пятнадцать лет назад мистер Дэвис был в последний раз счастлив без испуга. Потому что потом начались странности. Оказалось, что малыш Коди совсем не плачет. Он что-то лопочет, потом стал издавать и более разнообразные звуки, но при этом никогда не плакал.
            А дальше – больше. У них был чудесный попугайчик – Жако. Породистый, умный попугайчик, которому в три года маленький Коди свернул голову. И сделал он это не в игре, и не в случайности. Его родители видели это и с трудом отняли птицу, когда Коди потащил несчастное создание в рот.
            В четыре он убил кошку. Её нашла Оливия по запаху. Долго плакала, потом приняла тяжёлое решение: Коди обследовали, но ничего не нашли. Он был совершенно здоров физически,  и как показывала экспертиза – психически.
            От врачей Дэвисы скрыли причину своей тревоги. А между собой долго говорили…
–Думаешь, пора? – шёпотом спрашивает Оливия, обращаясь к мужу, – думаешь, он поел?
–Полагаю…– соглашается мистер Дэвис, но оба не поднимаются с места. Оба вспоминают.
            Его собаку в пять, тоже убитую и наполовину съеденную на сырую, кролика в шесть, бессчетное количество птиц, прилетевших на их двор на свою погибель, несколько заползших на их участок змей, нелепые попытки поговорить с ним…
            Он был умным, добрым. И не мог объяснить свои поступки. Он читал, хорошо учился в школе, пока его не перевели на домашнее обучение после какой-то странной драки, в которой Коди покусал мальчика.
–Коди, так нельзя! – кричала Оливия, билась в истерике, не могла смотреть на сына и испытывала вину перед ним за это.
–Зачем? – пытался узнать осунувшийся и сломленный мистер Дэвис.
–Так вкусно же! – не понимал Коди, переводил взгляд с отца на мать и не мог понять, чем так расстроены его родители?
            Они водили его к специалистам, они ругали его, пытались объяснять, и даже сдавшись – пытались покупать ему сырое мясо.
            Но специалисты ничего не находили – по всем параметрам Коди был здоров, у него был потрясающе быстрый обмен веществ, на ругань он не реагировал, потому что    не считал что совершает что-то плохое и никак не мог понять объяснений о боли других, об ужасе и неправильности. Он знал, что нельзя переходить дорогу на красный свет, что нельзя разговаривать с незнакомцами, что нельзя грубит людям, но не знал, не мог принят того, что нельзя ест сырое мясо и ради него нельзя трогать животных.
            А покупного мяса он не ел. Говорил, что ему невкусно. И это привело однажды к тяжелому разговору между его родителями. Оливия плакала и умоляла своего мужа успокоиться, по её словам Коди не делал ничего плохого, и ещё – он был их сыном.
–Это пройдёт, пройдёт! – убеждала Оливия. – Я его люблю, оставь его мне.
            Это не проходило. Да и не могло пройти. Но мистер Дэвис не делал попыток больше заговорить о том, как переселить Коди в приют. Он понимал изначально бесплотность своего разговора: Оливия не отпустит ребенка, которого выстрадала. И даже если бы он был много худшим чудовищем,  тоже бы не отпустила.
            А мистер Дэвис был слишком слаб, чтобы сопротивляться ей, судьбе и всему, что в этой его судьбе осталось.
–Пойдём, – решается Оливия и поднимается, – скоро стемнеет и Коди испугается.
–Жаль девушку, – сетует мистер Дэвис, поднимаясь следом, – но надеюсь, что её Коди хватит хотя бы на месяц…
–Жаль? – Оливия круто оборачивается к нему, – она воровка! У миссис Андруз она украла кольцо, у Фостеров вытаскивала деньги из кошельков, и это только малая часть её подвигов!
–Да? – мистер Дэвис всерьёз удивлён, – а…я не знал, если честно.
–Никто не хотел связываться, – с досадой признаёт Оливия, – впрочем, нам на руку.
            Неизбежное случилось пять лет назад. Коди убил бродягу. Убил и съел треть его старой никчёмной плоти. Оливия пришла в ужас, а мистер Дэвис, заразившись семейным безумством, остался спокоен и велел Коди больше не добывать еду самому. остатки бродяги он же ночью и прикопал.
            К его возвращению домой Оливия взяла себя в руки.
–Это выход, – сказала она тогда и мистер Дэвис согласился.
            Они меняли с тех пор легенды. Они приглашали в свой дом работать незарегистрированных мигрантов которых никак не удастся потом найти властям; нанимали рабочих, переделывать беседку и гараж; мистер Дэвис снимал проституток и вёз их домой; Оливия приглашала нянек, которые также могли легко сгинуть как и всё в их городе.
            И всё было продумано. Чтобы те же няньки не сбегали из дома раньше, чем Коди выйдет из запертой спальни и убьёт, Оливия даже купила немного детских смесей и куклу с игрушками – усыпить бдительность. Это работало, потому что никто из несчастных не знал, что их ждёт, не предполагал даже, и Коди получал возможность есть. А его родители убирать следы официальной трапезы.
            Правда, с недавних пор он начал капризничать, что двухдневное мясо уже залеживается и ему невкусно, но мистер Дэвис предлагал уже вариант решения этой проблемы: надо было держать жертву живой.
–Вот пусть на этой Элис и попробует, – предложила Оливия Дэвис, ожидая прихода вороватой няньки, на которую нацелилась сама и фото которой уже показала Коди. – Малыш, ты понял?
–Красивая, – оценил Коди, оглядывая фотографию, – мясистая.
            Оливию передёрнуло. Отвращения к сыну она уже давно не испытывала, всё смешала и загустила, отвергла и приняла вновь безумная, всёпоглощающая выстраданная любовь к нему, к её сыну. Но тогда она вдруг впервые подумала о том, что ничем хорошим это не кончится. Смущённая этой мыслью, Оливия Дэивс отправилась встречать новую няньку и ужин Коди в одном лице, не заметив даже, что Коди проводил и её выход плотоядным взглядом.
            Он не считал себя безумцем или чем-то неправильным в этом мире. Он просто хотел есть и его растущий организм требовал всё больше. а уж если есть, то не тухлятину же? ему тоже хочется свежего…
***
–Коди! – Оливия входит в свой дом первой. На её лице безмятежная улыбка.
            Коди выходит на встречу, чуть прихрамывая.
–Что с тобой, малыш? – тотчас тревожится Оливия. – Эта гадина тебя обидела?
–Ударила, – жалуется Коди, – и побежала. Я подвернул ногу.
            Где-то в глубине коридора, словно отвечая на жалобу Коди, раздаётся слабый стон. Оливия распрямляется, глядя вглубь коридора, её лицо мрачно – девушка, хуже того – воровка! – посмевшая ударить её сына, её милого Коди, кажется ей чудовищем. В этот момент сама Оливия готова разорвать эту дрянь.
–Ты слышал? – возмущённо спрашивает Оливия, обращаясь к мужу, – как она  смеет?
            А мистер Дэвис стоит, прислонившись к дверному косяку. На его лице отвращение и усталость – редкий в последние месяцы просвет разума говорит ему о том, что он лично не был бы против, даже если бы эта Элис прибила к чертям его сыночка и его жену.
            Иначе он сам это когда-нибудь сделает.
(из нового цикла рассказов «Тени трёх Городов»)
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2023

Регистрационный номер №0520642

от 18 сентября 2023

[Скрыть] Регистрационный номер 0520642 выдан для произведения: –У вас есть вопросы, Элис? – миссис Дэвис смотрит на меня с тревогой. Что ж, я могу её понять: она мать и ей нужно оставить своё дитя с какой-то непонятной девушкой – даром, что у этой девушки ест диплом, есть рекомендации от друзей миссис Дэвис. Она не найдёт себе места. Всё это я проходила множество раз, зато, по опыту знаю, при повторном моём приходе, меня встречают уже как подругу.
            Если есть этот повторный приход, конечно. У некоторых женщин уровень тревоги за ребёнка побеждает всякое желание выходит из дома без него.
–Миссис Дэвис, я всё поняла, – я улыбаюсь.
–Я на связи, если что, пишите, – миссис Дэвис оглядывается на супруга, но тот молчит, смотрит в пол, словно ему необходимо оглядеть каждый его сантиметр. – Я…я постараюсь ответить.
–Конечно! – я киваю на бумажку, на которой миссис Дэвис написала мне свой номер, и номер своего мужа, немного подумав. Видимо, решила, что есть шанс того, что с ней за пару часов что-нибудь случится.
–Берите из холодильника всё, что захочется! – миссис Дэвис нервно указывает на огромный холодильник, тенью возвышающийся за мной. – Там есть пицца, кажется, ещё котлеты и были макароны…
–Оливия, – мягко зовёт жену мистер Дэвис, похоже, парочка опаздывает.
–Спасибо, – киваю я.
–Ещё молоко…свежее, и хлеб, и арахисовое масло, – миссис Дэвис волнуется не на шутку, ох, похоже, не видать мне больше этой семьи.
–Я поняла, – уверяю я.
            Она кивает, сдаётся под настойчивым взглядом супруга, идёт к дверям, но снова замирает, оглядывается на меня:
–Самое главное, не будите его. Он должен проснуться сам. Как проснётся – пусть поест. Но не будите.
            Ага, кто в здравом уме будет будить спящего ребёнка? Я вообще буду не против, если всё время отлучки моих клиентов мальчик проспит.
–Разумеется, миссис Дэвис, – но такт не позволяет меня спросить об этом, и я просто заученно улыбаюсь, показывая, как я понимаю тревогу матери.
–Думаю, вы найдёте всё необходимое, – миссис Дэвис никак не желает уходить.
–Оливия! – мистер Дэвис тактом, в отличие от меня, не отмечен. Он явно нервничает, показывает вздрогнувшей жене часы, – пора!
–Да…– она кивает, но не трогается с места, смотрит на меня, будто бы ищет причину остаться, вот, кажется, сейчас ей во мне что-то не понравится, и она решит, что никуда не пойдёт. Но придраться не к чему. У меня самое обычное лицо, я без косметики, одета очень просто, волосы собраны в строгую косу. Я не представляю опасности.
–Миссис Дэвис, – я улыбаюсь опять, – уверяю вас, всё будет хорошо, у меня ест опыт сидения с детьми. Вы видели мои документы, видели мой диплом, и вы можете связаться с любой семьёй, где я уже работала.
            Вообще-то как минимум с одной семьёй миссис Дэвис уже связалась. С Андрузами. Я была как раз у них, когда миссис Дэвис позвонила миссис Андруз и начала спрашивать обо мне. Я поняла это по ответам миссис Андруз и по её взглядам в мою сторону. Я усиленно делала вид, что мне нет дела до их разговора, да и потом, что миссис Андруз могла обо мне сказать дурного? Я справлялась с их капризницей-дочкой Вайолет, я забирала их Теда с тренировок и проверяла их домашнее задание. А то, что у миссис Андруз пропало кольцо – так надо внимательнее следить за вещами.
            Хотя, надо признаться, брать кольцо я не хотела. Оно мне нравилось, но миссис Андруз не снимала его с руки, говорила, что фамильное, и я не думала даже, что однажды оно попадёт ко мне в руки. Но миссис Андруз сняла его, когда мыла руки в ванной, оставила на раковине, потом что-то её отвлекло, затем она закрутилась, а я…
            А я подобрала. Потом мы с ней вместе искали это кольцо, разумеется, безуспешно. А в конце концов я заварила миссис Андруз чай с травами для успокоения. Я была ей другом, а её кольцо лежало в моём кармане. Но миссис Андруз не могла этого знать, как не могла знать и миссис Дэвис.
–Я вас уверяю, со мною малышу Коди ничего не угрожает, он будет накормлен, умыт и спокоен, – я поднимаю левую ладонь, как бы закрепляя своё обещание.
            Миссис Дэвис нервно улыбается:
–Я не сомневаюсь. Только прошу вас помнить, Элис, что Коди…он очень чувствительный мальчик.
–Оливия! – мистер Дэвис снова встряхивает жену. Слава богу! А то мне уже надоело их провожать.
–Да…иду, – она кивает мне и, наконец, выходит из дома потерянная, встревоженная, оглядывается.
–Хорошего вечера, мистер Дэвис! – бросаю я, когда мистер Дэвис тоже идёт к дверям, – всё будет хорошо.
            Он что-то бурчит в ответ, но даже не смотрит на меня. Ну и ладно, обойдусь!
            Свобода! Наконец-то свобода!
***
            Мне нравится думать о себе как о человеке обязательном и последовательном. Я предпочитаю заранее знать, где и что находится, и на что я могу рассчитывать. Для начала я иду проведать подопечного.
            В детской светло. Игрушек неожиданно маловато. Но да ладно, чем развлечь ребенка я найду. К кровати, как и велено, не приближаюсь, кто его знает, вдруг и впрямь у него чуткий сон, он сейчас проснётся, а я потом возись! Нет, проснётся – будет так, не проснётся – ладно. Я только вижу издалека маленькое тельце, укрытое одеялком. Ну хорошо, спи, малыш Коди.
            Спи, а Элис пока осмотрит дом.
            В ванной ничего интересного. Даже обидно. Крема и шампуни поблескивают дорогими марками, зубные щётки, аптечка – всё в полном порядке. Странно, правда, что при этом для своего сыночка они расщедрились лишь на один флакон детского гипоаллергенного шампуня, брусок детского белого мыла, убогую маленькую ванночку…
            Вот вроде у меня и есть правило, мол, не осуждай клиентов, они тебе денежку дают, а вот хочется! Сложно сдержаться, видя обилие дорогих шампуней, бальзамов и масок и одну несчастную бутылочку для ребенка. Ну да ладно, идём дальше.
            Свою комнату миссис и мистер Дэвис предусмотрительно закрыли. Ой, ну и пожалуйста. Надо же, какие нежные люди! Нет, я привыкла уже и к камерам, скрытым в игрушках и на шкафах, и к диктофонам (это, кстати, причина, по которой я откровенно и нагло не ворую в домах, где работаю), но закрытая комната это что-то новенькое.
            В холодильнике было изобилие. Помимо того, что перечислила миссис Дэвис, там были яйца, овощи, фрукты, зелень, картофельный салат, суп, несколько видов хлеба и сыра. Отлично, будет чем перекусить!
            Заодно на глаза попадаются смеси, выстроенные ровным рядом на кухонной полочке. Я приглядываюсь внимательнее – если Коди проснётся, у меня не будет много времени для того, чтобы выяснять какую смесь надо открыть, а тут есть что выяснять: эти Дэвисы, видимо, никак не заботились о жизненном пространстве для себя и ребёнка, потому что захламили полку не только нужным, но и устаревшим. Зачем, спрашивается, ребёнку, перешагнувшему за год жизни на этом свете, смеси, ориентированные на трёхмесячных и семимесячных детей?
            Впрочем, подумав, я понимаю, что всё-таки заранее несправедлива к ним. Видимо, увиденное в ванной, всё ещё не нравится мне, так что я заранее отношусь к лишним банкам со смесями и прикормами как к проявлению разгильдяйства, а ведь если прикинуть – банки были не открыты. Я разглядываю одну, раздумывая.
            Если бы я могла потянуть в одиночку съём квартиры, то и тогда бы не погнала Хлою прочь. Всё-таки это не по-человечески. Она теперь мать-одиночка, и на работу её, вчерашнюю студентку, выброшенную из колледжа, берут неохотно. Перебивается чем может, и я помогаю, конечно. Тем более, есть в этом и какая-то выгода: я не беспокоюсь об уборке, покупке продуктов, готовке, она это взяла на себя, понимая, что выплат хватает ей только на минимальное проживание, а со мной легче и меня не надо злить. Ну и всё же друзьям надо помогать.
            Может быть, спросить у миссис Дэвис, нужны ли ей эти смеси? Если нет, я могла бы забрать их для Хлои, она всегда рада. Да и ничего дурного в простом вопросе лично я не вижу. Не спроси я о ненужных вещах у Форстеров, так маленькая Кэнди непонятно бы как провела прошлую зиму. А она разве виновата в том, что у её матери нет мозгов? Я так не думаю.
            Да, всё-таки спрошу у миссис Дэвис насчёт этих смесей. Может и чем порадую свою неудачливую подружку. Эх, Хлоя, ты бы без меня пропала, честное слово!
            Закипает чайник, и очень вовремя: в доме как-то становится зябко. Пока он закипает, иду проверить малышка Коди, всё также не приближаясь к его кроватке. Спит? Отлично. Спи, малыш, а Элис пойдёт пить чай.
***
            С чаем мир становится теплее, уютнее. Я тут же мою опустошённую кружку, ставлю на место, прислушиваюсь – из детской ни движения. Кажется, я нашла идеального клиента: тихий мальчик в тихом доме! Счастье.
            Помня о тревоге миссис Дэвис, пишу ей коротенькое сообщение о том, что всё в порядке, что Коди ещё не проснулся, но я, конечно же, на страже. Выслуживаюсь? Да, я выслуживаюсь. Судя по украшениям миссис Дэвис, и по тому, что они взяли мою ставку не торгуясь, да и по дому – денежки тут водятся, а это значит, что надо быть умнее, чем всегда. Здесь не надо брать колечек, случайно забытых в ванной, и лазить в кошелёк в надежде на пару купюр, нет, здесь может перепасть по-крупному, а для того, чтобы вернуться в этот дом и после не обратить на себя и тени подозрения, надо быть за пределами любого подозрения. Надо показать себя с самой лучшей стороны. Так что вот, миссис Дэвис, ваша нянька справляется, она сообщает вам о том, что всё хорошо.
            Мне хочется посмотреть телевизор, но я понимаю: на тихом звуке его смотреть удовольствие так себе, а если сделать чуть-чуть громче, то…
            То непременно появится какая-нибудь очень громкая, орущая реклама, и Коди проснётся. И тогда Элис придётся бегать по дому, искать смесь, греть, купать, развлекать. А Элис это надо? Элис не надо. Она хочет как можно дольше посидеть на диване. А ещё – денег. Элис до чёрта надоело быть нянькой! Но ничего, Элис держится.
            Я беру телефон, вижу короткое сообщение от миссис Дэвис: «Спасибо», хмурюсь. Ну надо же! То есть, как уходить, так вот тебе сто и одно замечание да уточнение, а тут ни одного вопроса не задашь? Хотя, наверное, она просто пьяна от свободы, такое я тоже видела у женщин, которые слишком долго были дома. В первые минуты выхода за порог без ребенка они тревожатся, а потом что-то подхватывает их, кружит, и им легче. Тревога проходит. Я не считаю это беспечностью и никогда подобное не осуждаю, для меня это проявление усталости, своеобразная разгрузка от рутины.
            Если миссис Дэвис из таких – это мне на руку, я стану их частой работницей, ведь миссис Дэвис захочется вспомнить о нескольких мгновениях свободы от дома?
            Но мне что делать? Ложусь на диван, пишу Хлое:
«Привет. Как ты?»
            Мы с ней виделись всего часа четыре назад, вряд ли за это время могло что-то произойти в её жизни. Но нет, произошло. Я с удивлением читаю её ответ:
«Если честно, то плохо. Ты не поверишь, но на ботинке сломался замок, а у Кэнди температура. Вызвала врача»
            Не успеваю нахмуриться, как приходит ещё одно письмо от Хлои:
«На ужин будет лазанья из морозилки. Не успеваю ничего. Как, нормально?»
            Твою ж мать, Хлоя! Что ты делаешь с обувью, что она так часто ломается? А если Кэнди опять заболела, то, похоже, ты к тому же снова без работы. Или останешься с минимальным окладом, при условии того, что тебя не выгонят из магазинчика.
            Как ты вообще живёшь? Тысяча и одно несчастье!
            Но злость проходит быстро, и я торопливо пишу, что ботинки купим на распродаже в субботу, Кэнди нужны витамины, а лазанья из морозилки – это просто моя мечта.
            Дописав и отправив, поднимаюсь, иду в детскую. Покладистый ребёнок всё ещё тих, но мне почему-то это внезапно не нравится. Я смотрю на часы: я здесь уже почти два часа, а дитё сладко спит и видит сны. Конечно, бывает и так, но почему-то я всё равно иду в детскую, более того, наплевав на прямое предостережение миссис Дэвис, приближаюсь к кроватке – слишком долго ребёнок лежит в одной позе.
            И зря, видит бог, зря я это делаю.
            Отшатываюсь я почти сразу, но почему-то инстинктивно зажимаю себе рот ладонью, словно есть кого напугать и разбудить. Словно кукла, которая лежит в колыбельке вместо настоящего ребёнка, меня может услышать.
            Сердце бешено бьётся, пока я пытаюсь обрести возможность дышать и соображать. Вначале вспоминаются мне фильмы ужасов, но потом приходит более здравая мысль: видимо, миссис Дэвис просто больна. Видимо, она не может иметь детей или её ребёнок умер, и тогда…
            Тогда понятно, почему мистер Дэвис был мрачен и даже не взглянул на меня!
            Мне хочется покинуть этот дом ещё долгую мучительную минуту, просто сбежать, рванув на себя дверь и оставить всё так, как есть. Пусть эти психи сами разбираются! Но я вспоминаю Хлою, вспоминаю грустную бледную Кэнди, которая никак не может понять, почему в её жизни всё так серо и невкусно, но которая уже поняла, что жаловаться бесполезно, и решаюсь.
            За чудачества надо платить. Вы сами виноваты, мистер Дэвис, что не предупредили меня о милой особенности вашей жены!
            Я сначала хочу звонить, но понимаю: лучше писать. Торопливо покинув неприятную детскую, я пишу сообщение мистеру Дэвису о том, что в детской лежит кукла, что это совершенно несмешно и если у его семьи есть проблемы, то я не против получить компенсацию за испуг и молчание об этом. Я даже вежливо подписываюсь и отправляю сообщение.
            Руки почему-то дрожат, хотя я считаю себя правой. Я просто хочу заработать, а они виноваты сами!
            За окном темнеет, и я включаю свет. В доме будто бы становится ещё более холодно, и я включаю чайник. Чай – это лучшее средство для успокоения нервов! Да, именно за мои нервы мистер…
            Мне чудится шорох, но я оглядываюсь и никого не вижу. Тьфу ты! Совсем обалдели эти богачи, теперь мне будет казаться, что в доме кто-то есть. Я что, заслужила это?
            Я включаю телевизор, уже не заботясь о громкости, пью чай, и не реагирую на собственные мысли, пытаясь всеми силами погрузиться в шоу. За спиной снова чудится шорох, но я уже не напугана, а раздражена, и поворачиваю голову в освещённый коридор, чтобы убедиться, что все проблемы моего воображения из-за этих чёртовых Дэвисов, но…
            Но я не успеваю.
***
–Думаю, через полчаса можно идти, – мягко замечает мистер Дэвис, пробежав взглядом сообщение от Элис, – думаю, недолго.
–Давай ещё посидим, – просит Оливия Дэвис и ёжится, хотя здесь, в облюбованном ими уголке ресторана очень тепло. Перед ними даже стоят блюда, но ни он, ни она не притрагиваются к ним.
            Оба знают, что должно произойти в их доме.
–Посидим, – соглашается мистер Дэвис.
            У них не должно было быть детей. Сам бог хотел донести до них это, когда раз за разом укладывал Оливию Дэвис на больничную койку с очередным выкидышем. Семь несчастий, семь разорванных жизней в самом зачатке этой самой жизни, семь страшных попыток и семь страшных провалов.
            В конце концов, мистер Дэвис предложил жить так, вдвоём. Или взять ребёнка из приюта. Но Оливия была непреклонна и сказала:
–Я видела сон, в нём был чудный мальчик. Я верю, что он наш. Он звал меня.
            Мистер Дэвис был против новой попытки, это грозило ужасными последствиями для Оливии, но та упёрлась и он сдался. И чудо – Оливия вдруг забеременела и родила. Всё прошло легко, хотя врачи и мистер Дэвис опасались всерьёз за неё, но сама Оливия только смеялась, утверждая, что всё будет хорошо.
            Это было почти пятнадцать лет назад. Пятнадцать лет назад мистер Дэвис был в последний раз счастлив без испуга. Потому что потом начались странности. Оказалось, что малыш Коди совсем не плачет. Он что-то лопочет, потом стал издавать и более разнообразные звуки, но при этом никогда не плакал.
            А дальше – больше. У них был чудесный попугайчик – Жако. Породистый, умный попугайчик, которому в три года маленький Коди свернул голову. И сделал он это не в игре, и не в случайности. Его родители видели это и с трудом отняли птицу, когда Коди потащил несчастное создание в рот.
            В четыре он убил кошку. Её нашла Оливия по запаху. Долго плакала, потом приняла тяжёлое решение: Коди обследовали, но ничего не нашли. Он был совершенно здоров физически,  и как показывала экспертиза – психически.
            От врачей Дэвисы скрыли причину своей тревоги. А между собой долго говорили…
–Думаешь, пора? – шёпотом спрашивает Оливия, обращаясь к мужу, – думаешь, он поел?
–Полагаю…– соглашается мистер Дэвис, но оба не поднимаются с места. Оба вспоминают.
            Его собаку в пять, тоже убитую и наполовину съеденную на сырую, кролика в шесть, бессчетное количество птиц, прилетевших на их двор на свою погибель, несколько заползших на их участок змей, нелепые попытки поговорить с ним…
            Он был умным, добрым. И не мог объяснить свои поступки. Он читал, хорошо учился в школе, пока его не перевели на домашнее обучение после какой-то странной драки, в которой Коди покусал мальчика.
–Коди, так нельзя! – кричала Оливия, билась в истерике, не могла смотреть на сына и испытывала вину перед ним за это.
–Зачем? – пытался узнать осунувшийся и сломленный мистер Дэвис.
–Так вкусно же! – не понимал Коди, переводил взгляд с отца на мать и не мог понять, чем так расстроены его родители?
            Они водили его к специалистам, они ругали его, пытались объяснять, и даже сдавшись – пытались покупать ему сырое мясо.
            Но специалисты ничего не находили – по всем параметрам Коди был здоров, у него был потрясающе быстрый обмен веществ, на ругань он не реагировал, потому что    не считал что совершает что-то плохое и никак не мог понять объяснений о боли других, об ужасе и неправильности. Он знал, что нельзя переходить дорогу на красный свет, что нельзя разговаривать с незнакомцами, что нельзя грубит людям, но не знал, не мог принят того, что нельзя ест сырое мясо и ради него нельзя трогать животных.
            А покупного мяса он не ел. Говорил, что ему невкусно. И это привело однажды к тяжелому разговору между его родителями. Оливия плакала и умоляла своего мужа успокоиться, по её словам Коди не делал ничего плохого, и ещё – он был их сыном.
–Это пройдёт, пройдёт! – убеждала Оливия. – Я его люблю, оставь его мне.
            Это не проходило. Да и не могло пройти. Но мистер Дэвис не делал попыток больше заговорить о том, как переселить Коди в приют. Он понимал изначально бесплотность своего разговора: Оливия не отпустит ребенка, которого выстрадала. И даже если бы он был много худшим чудовищем,  тоже бы не отпустила.
            А мистер Дэвис был слишком слаб, чтобы сопротивляться ей, судьбе и всему, что в этой его судьбе осталось.
–Пойдём, – решается Оливия и поднимается, – скоро стемнеет и Коди испугается.
–Жаль девушку, – сетует мистер Дэвис, поднимаясь следом, – но надеюсь, что её Коди хватит хотя бы на месяц…
–Жаль? – Оливия круто оборачивается к нему, – она воровка! У миссис Андруз она украла кольцо, у Фостеров вытаскивала деньги из кошельков, и это только малая часть её подвигов!
–Да? – мистер Дэвис всерьёз удивлён, – а…я не знал, если честно.
–Никто не хотел связываться, – с досадой признаёт Оливия, – впрочем, нам на руку.
            Неизбежное случилось пять лет назад. Коди убил бродягу. Убил и съел треть его старой никчёмной плоти. Оливия пришла в ужас, а мистер Дэвис, заразившись семейным безумством, остался спокоен и велел Коди больше не добывать еду самому. остатки бродяги он же ночью и прикопал.
            К его возвращению домой Оливия взяла себя в руки.
–Это выход, – сказала она тогда и мистер Дэвис согласился.
            Они меняли с тех пор легенды. Они приглашали в свой дом работать незарегистрированных мигрантов которых никак не удастся потом найти властям; нанимали рабочих, переделывать беседку и гараж; мистер Дэвис снимал проституток и вёз их домой; Оливия приглашала нянек, которые также могли легко сгинуть как и всё в их городе.
            И всё было продумано. Чтобы те же няньки не сбегали из дома раньше, чем Коди выйдет из запертой спальни и убьёт, Оливия даже купила немного детских смесей и куклу с игрушками – усыпить бдительность. Это работало, потому что никто из несчастных не знал, что их ждёт, не предполагал даже, и Коди получал возможность есть. А его родители убирать следы официальной трапезы.
            Правда, с недавних пор он начал капризничать, что двухдневное мясо уже залеживается и ему невкусно, но мистер Дэвис предлагал уже вариант решения этой проблемы: надо было держать жертву живой.
–Вот пусть на этой Элис и попробует, – предложила Оливия Дэвис, ожидая прихода вороватой няньки, на которую нацелилась сама и фото которой уже показала Коди. – Малыш, ты понял?
–Красивая, – оценил Коди, оглядывая фотографию, – мясистая.
            Оливию передёрнуло. Отвращения к сыну она уже давно не испытывала, всё смешала и загустила, отвергла и приняла вновь безумная, всёпоглощающая выстраданная любовь к нему, к её сыну. Но тогда она вдруг впервые подумала о том, что ничем хорошим это не кончится. Смущённая этой мыслью, Оливия Дэивс отправилась встречать новую няньку и ужин Коди в одном лице, не заметив даже, что Коди проводил и её выход плотоядным взглядом.
            Он не считал себя безумцем или чем-то неправильным в этом мире. Он просто хотел есть и его растущий организм требовал всё больше. а уж если есть, то не тухлятину же? ему тоже хочется свежего…
***
–Коди! – Оливия входит в свой дом первой. На её лице безмятежная улыбка.
            Коди выходит на встречу, чуть прихрамывая.
–Что с тобой, малыш? – тотчас тревожится Оливия. – Эта гадина тебя обидела?
–Ударила, – жалуется Коди, – и побежала. Я подвернул ногу.
            Где-то в глубине коридора, словно отвечая на жалобу Коди, раздаётся слабый стон. Оливия распрямляется, глядя вглубь коридора, её лицо мрачно – девушка, хуже того – воровка! – посмевшая ударить её сына, её милого Коди, кажется ей чудовищем. В этот момент сама Оливия готова разорвать эту дрянь.
–Ты слышал? – возмущённо спрашивает Оливия, обращаясь к мужу, – как она  смеет?
            А мистер Дэвис стоит, прислонившись к дверному косяку. На его лице отвращение и усталость – редкий в последние месяцы просвет разума говорит ему о том, что он лично не был бы против, даже если бы эта Элис прибила к чертям его сыночка и его жену.
            Иначе он сам это когда-нибудь сделает.
(из нового цикла рассказов «Тени трёх Городов»)
 

 

Их позор

Обед