Наследники казаков красноярских

    К очередной поездке на Суриков ключ подготовились основательно, - напилили в мастерской пикетных колышков, подобрали трубы разных диаметров для бурения-пробивки "разведочных скважин", подточили их с одного конца, чтобы легче было в землю забивать. Борис Кубланов с учителем подносили из подвала трубы, склонившись над столом, прикидывали эскиз нивелирного устройства. У верстака поочередно суетились то Илья Гусев, то Худяков Димка с Алексеем Печенкиным, то Рома Тюлюгенов. 
    Баламута Кольки сегодня не было, и потому дело спорилось. Смастерили самодельный нивелир. Работа не сложная, - выточили кол длиною немногим больше метра, в верхней его части с помощью уголка соорудили площадку точно под прямым углом с хомутиком для крепления оптического устройства, к нему закрепили на гвоздике нитяной отвес с гайкой. Закрепили хомутиком добытую где-то Владимиром Михайловичем подзорную трубу, а в нижней части кола - педальку для втыкания его в землю, да так, чтобы расстояние от поверхности земли до оптической оси прибора было ровно метр. Вот и готов нивелир, - хоть и примитивный, но вполне приемлемый для высотной съемки прибор. Поехали на ключ.
    Пока Печенкин с Худяковым и Ильей Гусевым осваивали нивелир, приноравливались к проведению съемки, Бориска с учителем приступили к "бурению".  Владимир Михайлович ходил среди ребят, показывал, что и как делать, сыпал незнакомыми геологическими терминами. Труба, оказывается, не просто труба, а буровая штанга, а вместе с кувалдой, это – буровой инструмент. Забитые в землю колышки, - не просто колышки, а пикетные точки; колбаски выбитого из трубы грунта, – керн; рукотворные дырки в земле, - не просто дырки, а разведочные скважины…
    Ребята слушали учителя, и это, в общем-то, несложное дело, которым они занимались, невольно приобретало в их глазах серьезное значение и солидность.
Бориска держал в намеченном месте трубу, Владимир Михайлович по переменке с Ильей кувалдой забивали ее в землю сантиметров на десять-пятнадцать. Измеряли высоту торчавшей из земли трубы, тем самым, определяя глубину пройденной "скважины". Потом совместными усилиями, ухватив трубу обеими руками, извлекали ее из земли, другой, более тонкой трубкой выталкивали из трубы захваченный ею грунт, складывали колбаски "керна" в подготовленные посудинки. Затем вся процедура повторялась. Цель работы была простой, - определить глубину залегания водоупорного слоя, собирающего грунтовые воды к источнику. 
    С первой "скважиной", которую заложили на пикетной линии у самой дороги, получился прокол. В несколько приемов загнали трубу, чуть ли не на всю длину, едва ухватили конец трубы руками и в раскачку, с большим трудом, извлекли её наверх. Но в ней оказался лишь чернозем, - коротковатой оказалась труба. Пришлось отложить "бурение" этой "скважины" до следующего раза, - более длинным "буровым инструментом".
    Приступили к пробивке другой скважины, метрах в четырех от источника. И на глубине один метр двадцать сантиметров, к великой радости окружавших, подсекли, наконец, слой пластичной бело-желтой глины. Торжественно уложили долгожданный керн в приготовленную посудину вместе с бумажкой, на которой был записан номер пикетной точки, номер скважины и глубина подсечения водоупорного слоя.
    Между тем, в нижней части участка уже полным ходом шла высотная съемка. За нулевую отметку, по совету учителя, приняли уровень воды в ручье на участке брода. Димка Худяков, ползая на коленках по  берегу ручья, мерной рейкой измерил разницу высот между кромкой берега и уровнем воды, наметил место расположения основной рабочей точки на пикетной линии. Установив над нею импровизированный нивелир, целился в подзорную трубу, подавал команды на установку мерной рейки на примечательных по рельефу пикетных точках. Ромка Тюлюгенов держал на точке рейку, водил по ней пальцем, чтобы Димке легче было увидеть необходимую высотную отметку. Владимир Михайлович с тетрадкой в руках записывал нумерацию пикетных точек и результаты измерений.
    Часа за полтора плотной работы сумели закончить высотную съемку всего участка по правому берегу ручья, пробили четыре скважины возле источника и на берегу ручья с отбором пробы грунта, как по верхнему слою, так и водоупорному. Перебрались на левый берег. Пока ребята суетились там с нивелиром, рейкой и рулеткой, намечая точки съемки, учитель оглядывал с левого берега участок, оценивая предстоявшие работы.
    Чтобы все это более-менее квалифицированно выполнить, - размышлял учитель, - нужно завершить топографическую съемку участка, отснять его рельеф. Только лишь после этого можно будет определиться с выбором площадок, необходимостью их планировки, объемами подсыпки или выемки грунта, уровнем закладки водосбросной трубы, количеством необходимого каменного материала, гравия, песка, цемента для декоративного оформления источника, устройства ступенек, сооружения площадки отдыха и основания памятной стелы. Вот сколько еще работы.
    На основе выполненных съемок можно будет сделать макеты участка ключа, - как он выглядит сегодня, и каким мы его хотим видеть. Составной частью проекта станет топографическая карта участка с нанесенным на нее рельефом и указанием мест расположения разведочных скважин, геологический разрез с указанием глубины залегания водоупорного пласта, профиль русла источника, эскизы его декоративного оформления, схемы производства высотных измерений, построения изолиний рельефа. Для ребят это интересная, увлекательная работа. Настоящий проект! Пусть упрощенный, с использованием примитивного инструмента и элементарных схем, но, тем не менее, настоящий, реальный, с последующим его практическим воплощением. 

                                     *

    Борька Кубланов, путаясь в распущенной ленте рулетки, тащился через высокую, уже пожухлую траву к опоре высоковольтной линии, чтобы выполнить привязку этого важного ориентира к основной пикетной линии. У бетонного основания опоры он замешкался, сматывая рулетку, нетерпеливо взмахивал ею, накручивая вертушку. Ребята были заняты кто чем, заканчивая работу с нивелиром. Владимир Михайлович стоял на левом берегу ручья за кустарником, метрах в двадцати от копошившегося Бориса.
    Со стороны опоры вдруг донесся истошный испуганный вопль, учитель увидел, как Бориска, задрав кверху руки с рулеткой, шарахнулся в сторону, спотыкаясь, и судорожно перебирая ногами.
  - Уж не змея ли? - мелькнуло в голове учителя. Он уже готов был броситься на помощь, но тут увидел, как из высокой травы возле опоры выскочил заяц и бросился от Бориса наутек в направлении замершего от такой картины учителя. Серо-бурый, поджарый, чистенький, с растопыренными черненькими на концах ушами, заяц летел во всю прыть, пулей пронесся мимо учителя, мелькая длинными задними лапами скрылся в прибрежных кустах. Ребята, встревоженные криком Бориса, побросав свои дела, мигом перемахнули через ручей, высыпали к подножию холма, недоуменно оглядываясь по сторонам. 
    Владимир Михайлович, с трудом сдерживая смех, рассказал, как Борис чуть было не наступил в траве на зайца. Кто кого больше напугал, - разобраться трудно. Ребята живо приступили к обсуждению случившегося, шутливыми с подковыркой окриками встретили подходившего к ним, сконфуженного, еще не отошедшего от испуга Бориску.
    -  Да он это… как выскочил... а я и не понял сразу-то, кто это…, - бормотал незадачливый замерщик, - спал он там что ли? - Сверстники, хватаясь за животы, хохотали чуть не до слез.
    Уже когда толпились у дороги и собирали в машину инструмент, отошедший в сторону Димка, спугнул в траве большой выводок рябчиков. Птицы с шумом перелетели через кустарник и замерли где-то там за кустами, - на краю луговины. Во всяком случае, не видно было, чтобы они полетели за ручей. 
Учитель  со школьниками двинулись туда в намерении еще раз полюбоваться хохлатыми красавцами-петушками. Шли цепью, стараясь не шуметь, осторожно раздвигая руками высокую пожелтевшую траву. Но рябчики, будто сквозь землю провалились. Не было видно их ни в траве, ни на ветках прибрежного кустарника. Тоном не угасшей еще надежды учитель говорил ребятам:
    - Это такие птицы, что порою сидят, затаившись в траве, пока на них чуть ли не наступишь, - только тогда взлетают. Это я по собственному охотничьему опыту знаю…
    Шедший немного впереди Димка залез в болото. Чавкая перепачканными промокшими ботинками, спешно вернулся назад. Все остановились, рассматривая расстилавшееся впереди кочковатое, заросшее травой пространство.
  - Ладно, ребята, пошли назад, - с сожалением проговорил учитель. – Найди-ка их теперь здесь. Притаились где-нибудь за кочками, а то и ушли потихоньку травой в кустарник и наблюдают сейчас оттуда за нами, - когда мы уберемся. 
  -  Спугнуть бы их, - Рома заоглядывался по сторонам, надеясь увидеть какой-нибудь сучек или палку. Завертели головами и другие мальчишки. Но рядом ничего подходящего не было. Повернули обратно.
    Хорошее все же место, - думал учитель, - этот Суриков ключ. Даже сейчас держится там и заяц и рябчики; можно не сомневаться, - водятся там и лисы и куропатки. Лалетина рассказывала, что как-то летом даже видела там пару волков. А зимой, когда здесь почти никого не бывает, наверняка забредают сюда из ближнего леса красавицы-косули. Приволье, одним словом.  Это сейчас!  А что было здесь в те времена,  когда братья Суриковы обзавелись здесь заимкой?
    В лицей возвращались уже в пятом часу, - уставшие, надышавшиеся чистым воздухом, с сознанием добротно выполненной работы. 

                                    *

    Димка Худяков и Колька Ноздрин сидели рядом за широким столом и занимались камеральной обработкой результатов высотной съемки и "скважинной разведки". Они совсем не были похожи друг на друга, ни внешним своим видом, ни характером, но постоянно терлись друг возле друга. Димка – старательный, маленький, худенький, подстать своей фамилии. Колька – хотя и тоже не богатырского роста, но крепыш и непоседа. Он постоянно "нагружает" Димку своим приставанием, колкими замечаниями, тыркает его, то пальцем в бок, то ногой по ноге. Ему нравится изводить Димку, видеть, как он сердится. Димка сердится по-смешному, отвечает ему в стиле "сам – дурак". Иногда, когда уж совсем невтерпеж, отпускает "не парламентские выражения". А Кольке хоть бы что, - уворачивается от Димкиных рук, хохочет, дразнится, пристает еще больше. И при всем этом оба они тянутся друг к другу, оставляют впечатление неразлучной пары. Может быть, потому что живут в одном дворе?
    Можно подумать, что Колька вообще не способен посидеть спокойно и быть внимательным хотя бы в течение пяти минут. Но он все же умудряется выполнить поставленную перед ним задачу, хотя и не так аккуратно, как бы следовало. 
Стараясь удержать на лице выражение почтительного внимания, Колька снова незаметно толкает Димку в бок кулаком. Тот ерзает на стуле, уворачивается, бросает на Кольку укоризненные взгляды, но тот не унимается. Глаза его подернулись масляной пленкой несказанного удовольствия, рот готов был расплыться до ушей.
  -  Ну что ты его шпыняешь? – строго посмотрел на Кольку учитель. – Он тебе что, мешает? Когда ты научишься, Николай, нормально вести себя на уроке? Ведь, в девятом классе уже!
  -  А че опять я то? Он сам… - Колька убрал руку, склонился над столом. Сладостное выражение сползло с его лица, он недовольно нахмурился. Взял со стола длинную стальную инструментальную линейку, зажал ее в кулаке, стал раскачивать из стороны в сторону, наблюдая, как она изгибалась, чуть не касаясь стола другим концом.
  -  Да оставь в покое линейку. Ведь ты, в конце концов, согнешь ее и тем самым испортишь инструмент. Положи. – Колька положил. - Че он ко мне прикопался, - неприязненно думал он об учителе. А тот вдруг спросил:
  -   Скажи-ка лучше, что ты знаешь о Сурикове?
    Колька нехотя поднялся, недовольно хмурясь, начал:
  -  Ну, был такой художник в России… в конце девятнадцатого века…, жил в Красноярске.  Окончил Академию художеств в Петербурге, - Колька задумался, потом, оживившись, продолжил, - у него еще, это… было семь знаменитых картин: "Боярыня Морозова", "Утро стрелецкой казни", "Взятие снежного городка", "Переход Суворова через Альпы", - сыпал Колька без передышки. Ребята смотрели на него с удивлением и восторгом: - Во, дает! - А тот продолжал:
  - "Покорение Сибири Ермаком", "Степан Разин" и это… как ее… Колька застрял, никак не мог вспомнить седьмую знаменитую картину Сурикова. Ребята тоже молчали.
  - "Меншиков в Березове", - пришел ему на помощь учитель, с удивлением разглядывая Кольку, - знает ведь! – Ладно, ребята, об этом мы еще успеем с вами наговориться.  А сейчас – за дело! 
    Впрочем, чему было удивляться. У Кольки отец  -  писатель, к тому же еще и с предпринимательской жилкой. Владеет парой книжных магазинов  в Красноярске и, говорят, чем-то подобным еще и в Болгарии. Колька у него приемный сын. Дома, говорят, он шелковый, - отчим держит его в строгости и следит за его образованием. Ну, а  на дворе и в лицее Колька отводит душу в соответствии со своим характером.
    Пока Димка с учителем разбираются, с какими-то там точками, Колька  рисует схему проведения высотной съемки. Ему не терпится сунуть Димке кулаком в бок, но этому мешает сидящий рядом учитель, и Колька терпит. 
А Дмитрий, закончив с пикетной сеткой, перенес на нее с уже выполненного Бориской Кублановым топографического плана контуры кустарника, причудливо изгибающегося русла ручья, отметил место расположения ключа. Потом, пользуясь подготовленными учителем данными, отметил на чертеже точки высотной съемки, подписал цифровые значения высот. 
    С удовлетворением оглядел выполненную работу. Все поле чертежа было испещрено этими точками, подписанными рядом цифрами. Владимир Михайлович пояснил, как, пользуясь цифровыми значениями точек, методом интерполяции можно определить положение изолинии – линии одинаковых высот. Показал это на примере,   и на чертеже появилась симпатичная кривулина. Димка усвоил, - следующую кривулину-изолинию построил сам.  Учитель стал показывать Кольке, как выполнить геологический разрез.
  -  Профиль поверхности построишь по значениям изолиний в точках их пересечения с линией разреза, - возьмешь их с чертежа Дмитрия. – Учитель показал, как это сделать. – Потом, вот по этим данным наметишь место положения скважин, - положил перед ним листок с цифрами.Колька понял. Как только учитель отошел, потянулся к Димкиному чертежу, попутно тыркнув его пальцем в спину…
    Возле верстака мается Алексей Печенкин, - отпиливает пилкой по металлу торец прямоугольной древестно-стружечной плиты, - основания будущего макета участка Суриков ключ. Закончив работу, Алексей устроился за столом, стал наносить на пластину контуры высотных изолиний, то и дело сверяясь с тем, что делал Дмитрий Худяков. 
    Леша  высокий и крепкий парень, - на две головы выше и крупнее своих сверстников. Он - из благополучной, как принято говорить, хорошей семьи. Его родители – преподаватели института. Сам он добрый, застенчивый, чем-то напоминающий Пьера Безухова. У него излишне мягкий характер. Колька Ноздрин тоже вечно его задирает, крутиться вокруг, шпыняет его в бока,  тот, только неуклюже поворачивается, осуждающе смотрит на неугомонного одноклассника, но никаких решительных действий не предпринимает. Казалось бы, при его-то росте и комплекции, тарарахнул бы его кулаком по башке, - живо бы отвязался. Но Алексей этого сделать не может, - он по-другому воспитан.

                                    
    В пятницу на занятиях – девятый "г". Илья Гусев с Бориской Кублановым листают книжки о Сурикове, - знакомятся с его биографией. Ромка Тюлюгенов по клеточкам переносит на свой чертеж карту Северо-Западного пригорода Красноярска, с особым тщанием прорисовывает район Плодово-ягодной станции, Юдиной речки и участка, где расположен Суриков ключ. Его задача – изобразить карту района в современном его виде, - с железной дорогой, линиями электропередач, новыми окраинными городскими застройками, дорогами, прудами и дачными поселками, загородными деревнями и рабочими поселками,  и карты тех же окрестностей в суриковские времена. С тем же рельефом, с теми же речками и ручьями, но еще полупустынную, с редкими деревнями и казачьими станицами, ветвящимися линиями проселочных дорог. Такова задача.
    Ребята устали от однообразной и монотонной работы. Владимир Михайлович смотрит на них, умаявшихся, говорит:
  - Я договорился с хранительницей архива краевого музея о встрече. Она обещала показать нам карты пригородов Красноярска суриковских времен. Поедем? - Ребята приветствуют предложение торжественными воплями.

                                     *

    По Копылова, через Красную площадь, мимо комбайнового завода выехали на набережную Дубровинского. По дороге Владимир Михайлович рассказывал, что вот этим местом и заканчивался в суриковские времена город. 
    Ребята слушали, прильнув к окнам, изредка перебрасываясь репликами. Трудно было представить себе город таким, как о нем рассказывал учитель. Выехали на набережную. Справа внизу за сквером, обрамленный гранитным парапетом, величаво нес свои воды Енисей. Мальчишки молча смотрели на хорошо знакомую с детства картину, каждый по-своему домысливая рассказ учителя. 
Ведь не было тогда ни набережной, ни этого величавого моста, к которому они приближались, - просто был пологий берег, по которому зимой съезжали жители города на санях на лед, чтобы переправиться на тот берег. Наверное, где-то здесь и переправлялась семья Суриковых, когда среди ледяных торосов ехали они в кошеве к своим родственникам в Торгошино на рождество. А летом, должно быть, где-то здесь же устраивали причал, с которого съезжали с телегами и татрантасами на плашкоут, переправлявший их на правый берег.
    Среди разговоров и раздумий в плотном потоке автомобилей вскоре подъехали к зданию музея, что стоит за Коммунальным мостом на набережной, обратившись главным входом на Енисей. Въехали в благоустроенный прошлым летом двор музея, и остановились возле административного двухэтажного корпуса.
  -  Вот бы увидел сейчас все это Дубенской*, - по-мальчишески расфантазировался Бориска Кубланов, выбираясь из машины, - и одетую в гранит набережную Енисея и мост, - вот бы удивился… 
    Следовавшие за ним Ильюшка и Ромка дружно и понимающе рассмеялись, посмотрели в сторону Енисея. У них, видимо, тоже бродили в голове подобные фантазии.
  -  Не узнал бы, наверное, ничего…, - проговорил Илья, близоруко щурясь.
  -  Берег бы, конечно, на стрелке не узнал, - вон там сколько всего понастроили на месте бывшего острога, - резонно заметил Ромка. - не узнал бы, наверное, и Качу, - разве она такой была в те времена? А местность то, как не узнать - и Караульную гору, - он махнул рукой на видневшуюся вдали часовню, и острова. Они, хоть и по-другому сейчас выглядят, но все равно. А правый то берег, - вон, посмотри на Такмак, он, наверное, также выглядел и четыреста лет назад… 
    Все снова посмотрели за Енисей, где в далекой дымке громоздилась скалистая, хорошо всем знакомая с детства вершина. 
  -  Ладно, пошли ребята, - прервал их рассуждения учитель, - а то Людмила Николаевна, небось, заждалась нас, - двинулся ко входу в здание. За ним гуськом, шутливо подталкивая друг друга, направились лицеисты. 
    Вахтерша остановила их в вестибюле, предложила присесть, подождать. Сама по внутренней связи вызвала Грищенко, игриво поглядывая на седобородого учителя, сообщила, что в вестибюле ее ожидают четверо молодых людей. Владимир Михайлович, слышавший этот разговор, хмыкнул, насмешливо улыбаясь, благодарно кивнул вахтерше:
  - За "молодого человека" – спасибо!  - Недоуменно переглянувшимся ученикам пояснил:
  -  У них тут коллектив, в основном, женский, немногие мужчины, которые есть, мягко говоря, - в возрасте. Так что появление здесь в административном корпусе молодых людей - одновременно и радость и забава, вызывающие вот такие игривые чувства, скрашивающие однообразие. А вместе с вами, вот, и я в "молодые люди" попал. - Мальчишки сдержанно рассмеялись. 
    Появилась Людмила Николаевна, осторожно несущая кипу каких то бумаг. Приветливо поздоровавшись, пригласила посетителей в небольшой зал, предложила раздеться, сама прошла в конец зала и там, на большом ярко освещенном столе разложила принесенные бумаги, рядом положила большую лупу в черной пластмассовой оправе с ручкой.
    Учитель, уже предварительно обговоривший все с Людмилой Николаевной по телефону, еще раз уточнил задачу:
  -  В книге краеведа Лалетиной упоминается некий рукописный план сенокосных участков в пригороде Красноярска, выполненный на восьми отдельных листах, наклеенных на ткань. Она пишет, что видела его у вас в музее. Карта эта относится, если не ошибаюсь, к концу 70-х годов Х1Х столетия. Сурикову тогда было лет тридцать. Так вот, будто бы на том плане обозначен Суриков лог на Большом Бугаче. Вот нам с ребятами и хотелось бы собственными глазами увидеть этот план, убедиться в том, что тот ключ, о котором мы знаем, и над которым взяли шефство, действительно находится на месте Сурикова лога или рядом с ним. 
    Нелегко нам разобраться в названиях речек: Малый Бугач, Большой Бугач, Бугачевка, Чурилов Бугач. Видимо, их названия за минувшие столетия не раз менялись, приживались в сознании людей новые названия. Сегодня Большим Бугачем называют тот, что за железной дорогой, а тот, что протекает у Плодовки и в который впадает как раз недалеко от нашего ключа Юдина речка, – Малым Бугачем.  А у Лалетиной в книжке, со ссылкой на этот план, написано, что Суриков лог – по Большому Бугачу. И что за речка называлась в те годы Чурилов Бугач? А Ржавица?
  -  Понятно, - отвечала на это Людмила Николаевна. Вот посмотрите пока то, что мне удалось найти.
    Ребята вместе с учителем склонились над картами, вглядываясь в изгибы речек, незнакомые контуры города, ветвящиеся линии проселочных дорог.
  -  Смотрите, - воскликнул вдруг Бориска Кубланов, разглядывая в увеличительное стекло полустершуюся надпись на карте где-то в районе нынешних дач между тысячекоечной больницей и Афонтовой горой, - пороховой склад! Откуда в такую старину пороховой склад то? – Борис озабоченно посмотрел на учителя.
  -  Ну, ты Борька даешь! – рассмеялся Ромка Тюлюгенов, - мы же не каменного века карту рассматриваем. Уже Ермак с казаками с огневым зельем в Сибирь пришли, на Бородинском поле из пушек по французам стреляли, а этой карте  всего-то полтора столетия, как же не быть пороху…
  - Я же говорил вам, - включился в разговор учитель, - у нынешней Красной площади располагались в те годы казармы городского воинского гарнизона. Оттуда до Афонтовой горы - рукой подать. Вот видно там, - за чертой города и хранились боевые припасы гарнизона.
  -  Действительно, - сконфузился Бориска, задумался. В голове, непривычной еще к историческому сопоставлению, путались все эти времена, - когда что было. – Все равно интересно, - заключил он, снова склоняясь над картой, оценивая место расположения порохового склада, - покопаться бы там, может быть, что-нибудь сохранилось?
  -  Ну, у тебя Борис все одно на уме, - Владимир Михайлович бросил на него насмешливый взгляд, - ты ищи, давай, Сурикову заимку, - копатель. 
    Илья с Романом рассмеялись, Борис вздохнул и перенацелил лупу на прихотливые голубые изгибы Бугача…


   * Дубенской - руководитель отряда казаков - первостроителей Красноярского острога.

© Copyright: Владимир Бахмутов (Красноярский), 2015

Регистрационный номер №0322854

от 24 декабря 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0322854 выдан для произведения:
    К очередной поездке на Суриков ключ подготовились основательно, - напилили в мастерской пикетных колышков, подобрали трубы разных диаметров для бурения-пробивки "разведочных скважин", подточили их с одного конца, чтобы легче было в землю забивать. Борис Кубланов с учителем подносили из подвала трубы, склонившись над столом, прикидывали эскиз нивелирного устройства. У верстака поочередно суетились то Илья Гусев, то Худяков Димка с Алексеем Печенкиным, то Рома Тюлюгенов. 
    Баламута Кольки сегодня не было, и потому дело спорилось. Смастерили самодельный нивелир. Работа не сложная, - выточили кол длиною немногим больше метра, в верхней его части с помощью уголка соорудили площадку точно под прямым углом с хомутиком для крепления оптического устройства, к нему закрепили на гвоздике нитяной отвес с гайкой. Закрепили хомутиком добытую где-то Владимиром Михайловичем подзорную трубу, а в нижней части кола - педальку для втыкания его в землю, да так, чтобы расстояние от поверхности земли до оптической оси прибора было ровно метр. Вот и готов нивелир, - хоть и примитивный, но вполне приемлемый для высотной съемки прибор. Поехали на ключ.
    Пока Печенкин с Худяковым и Ильей Гусевым осваивали нивелир, приноравливались к проведению съемки, Бориска с учителем приступили к "бурению".  Владимир Михайлович ходил среди ребят, показывал, что и как делать, сыпал незнакомыми геологическими терминами. Труба, оказывается, не просто труба, а буровая штанга, а вместе с кувалдой, это – буровой инструмент. Забитые в землю колышки, - не просто колышки, а пикетные точки; колбаски выбитого из трубы грунта, – керн; рукотворные дырки в земле, - не просто дырки, а разведочные скважины…
    Ребята слушали учителя, и это, в общем-то, несложное дело, которым они занимались, невольно приобретало в их глазах серьезное значение и солидность.
Бориска держал в намеченном месте трубу, Владимир Михайлович по переменке с Ильей кувалдой забивали ее в землю сантиметров на десять-пятнадцать. Измеряли высоту торчавшей из земли трубы, тем самым, определяя глубину пройденной "скважины". Потом совместными усилиями, ухватив трубу обеими руками, извлекали ее из земли, другой, более тонкой трубкой выталкивали из трубы захваченный ею грунт, складывали колбаски "керна" в подготовленные посудинки. Затем вся процедура повторялась. Цель работы была простой, - определить глубину залегания водоупорного слоя, собирающего грунтовые воды к источнику. 
    С первой "скважиной", которую заложили на пикетной линии у самой дороги, получился прокол. В несколько приемов загнали трубу, чуть ли не на всю длину, едва ухватили конец трубы руками и в раскачку, с большим трудом, извлекли её наверх. Но в ней оказался лишь чернозем, - коротковатой оказалась труба. Пришлось отложить "бурение" этой "скважины" до следующего раза, - более длинным "буровым инструментом".
    Приступили к пробивке другой скважины, метрах в четырех от источника. И на глубине один метр двадцать сантиметров, к великой радости окружавших, подсекли, наконец, слой пластичной бело-желтой глины. Торжественно уложили долгожданный керн в приготовленную посудину вместе с бумажкой, на которой был записан номер пикетной точки, номер скважины и глубина подсечения водоупорного слоя.
    Между тем, в нижней части участка уже полным ходом шла высотная съемка. За нулевую отметку, по совету учителя, приняли уровень воды в ручье на участке брода. Димка Худяков, ползая на коленках по  берегу ручья, мерной рейкой измерил разницу высот между кромкой берега и уровнем воды, наметил место расположения основной рабочей точки на пикетной линии. Установив над нею импровизированный нивелир, целился в подзорную трубу, подавал команды на установку мерной рейки на примечательных по рельефу пикетных точках. Ромка Тюлюгенов держал на точке рейку, водил по ней пальцем, чтобы Димке легче было увидеть необходимую высотную отметку. Владимир Михайлович с тетрадкой в руках записывал нумерацию пикетных точек и результаты измерений.
    Часа за полтора плотной работы сумели закончить высотную съемку всего участка по правому берегу ручья, пробили четыре скважины возле источника и на берегу ручья с отбором пробы грунта, как по верхнему слою, так и водоупорному. Перебрались на левый берег. Пока ребята суетились там с нивелиром, рейкой и рулеткой, намечая точки съемки, учитель оглядывал с левого берега участок, оценивая предстоявшие работы.
    Чтобы все это более-менее квалифицированно выполнить, - размышлял учитель, - нужно завершить топографическую съемку участка, отснять его рельеф. Только лишь после этого можно будет определиться с выбором площадок, необходимостью их планировки, объемами подсыпки или выемки грунта, уровнем закладки водосбросной трубы, количеством необходимого каменного материала, гравия, песка, цемента для декоративного оформления источника, устройства ступенек, сооружения площадки отдыха и основания памятной стелы. Вот сколько еще работы.
    На основе выполненных съемок можно будет сделать макеты участка ключа, - как он выглядит сегодня, и каким мы его хотим видеть. Составной частью проекта станет топографическая карта участка с нанесенным на нее рельефом и указанием мест расположения разведочных скважин, геологический разрез с указанием глубины залегания водоупорного пласта, профиль русла источника, эскизы его декоративного оформления, схемы производства высотных измерений, построения изолиний рельефа. Для ребят это интересная, увлекательная работа. Настоящий проект! Пусть упрощенный, с использованием примитивного инструмента и элементарных схем, но, тем не менее, настоящий, реальный, с последующим его практическим воплощением. 

                                     *

    Борька Кубланов, путаясь в распущенной ленте рулетки, тащился через высокую, уже пожухлую траву к опоре высоковольтной линии, чтобы выполнить привязку этого важного ориентира к основной пикетной линии. У бетонного основания опоры он замешкался, сматывая рулетку, нетерпеливо взмахивал ею, накручивая вертушку. Ребята были заняты кто чем, заканчивая работу с нивелиром. Владимир Михайлович стоял на левом берегу ручья за кустарником, метрах в двадцати от копошившегося Бориса.
    Со стороны опоры вдруг донесся истошный испуганный вопль, учитель увидел, как Бориска, задрав кверху руки с рулеткой, шарахнулся в сторону, спотыкаясь, и судорожно перебирая ногами.
  - Уж не змея ли? - мелькнуло в голове учителя. Он уже готов был броситься на помощь, но тут увидел, как из высокой травы возле опоры выскочил заяц и бросился от Бориса наутек в направлении замершего от такой картины учителя. Серо-бурый, поджарый, чистенький, с растопыренными черненькими на концах ушами, заяц летел во всю прыть, пулей пронесся мимо учителя, мелькая длинными задними лапами скрылся в прибрежных кустах. Ребята, встревоженные криком Бориса, побросав свои дела, мигом перемахнули через ручей, высыпали к подножию холма, недоуменно оглядываясь по сторонам. 
    Владимир Михайлович, с трудом сдерживая смех, рассказал, как Борис чуть было не наступил в траве на зайца. Кто кого больше напугал, - разобраться трудно. Ребята живо приступили к обсуждению случившегося, шутливыми с подковыркой окриками встретили подходившего к ним, сконфуженного, еще не отошедшего от испуга Бориску.
    -  Да он это… как выскочил... а я и не понял сразу-то, кто это…, - бормотал незадачливый замерщик, - спал он там что ли? - Сверстники, хватаясь за животы, хохотали чуть не до слез.
    Уже когда толпились у дороги и собирали в машину инструмент, отошедший в сторону Димка, спугнул в траве большой выводок рябчиков. Птицы с шумом перелетели через кустарник и замерли где-то там за кустами, - на краю луговины. Во всяком случае, не видно было, чтобы они полетели за ручей. 
Учитель  со школьниками двинулись туда в намерении еще раз полюбоваться хохлатыми красавцами-петушками. Шли цепью, стараясь не шуметь, осторожно раздвигая руками высокую пожелтевшую траву. Но рябчики, будто сквозь землю провалились. Не было видно их ни в траве, ни на ветках прибрежного кустарника. Тоном не угасшей еще надежды учитель говорил ребятам:
    - Это такие птицы, что порою сидят, затаившись в траве, пока на них чуть ли не наступишь, - только тогда взлетают. Это я по собственному охотничьему опыту знаю…
    Шедший немного впереди Димка залез в болото. Чавкая перепачканными промокшими ботинками, спешно вернулся назад. Все остановились, рассматривая расстилавшееся впереди кочковатое, заросшее травой пространство.
  - Ладно, ребята, пошли назад, - с сожалением проговорил учитель. – Найди-ка их теперь здесь. Притаились где-нибудь за кочками, а то и ушли потихоньку травой в кустарник и наблюдают сейчас оттуда за нами, - когда мы уберемся. 
  -  Спугнуть бы их, - Рома заоглядывался по сторонам, надеясь увидеть какой-нибудь сучек или палку. Завертели головами и другие мальчишки. Но рядом ничего подходящего не было. Повернули обратно.
    Хорошее все же место, - думал учитель, - этот Суриков ключ. Даже сейчас держится там и заяц и рябчики; можно не сомневаться, - водятся там и лисы и куропатки. Лалетина рассказывала, что как-то летом даже видела там пару волков. А зимой, когда здесь почти никого не бывает, наверняка забредают сюда из ближнего леса красавицы-косули. Приволье, одним словом.  Это сейчас!  А что было здесь в те времена,  когда братья Суриковы обзавелись здесь заимкой?
    В лицей возвращались уже в пятом часу, - уставшие, надышавшиеся чистым воздухом, с сознанием добротно выполненной работы. 

                                    *

    Димка Худяков и Колька Ноздрин сидели рядом за широким столом и занимались камеральной обработкой результатов высотной съемки и "скважинной разведки". Они совсем не были похожи друг на друга, ни внешним своим видом, ни характером, но постоянно терлись друг возле друга. Димка – старательный, маленький, худенький, подстать своей фамилии. Колька – хотя и тоже не богатырского роста, но крепыш и непоседа. Он постоянно "нагружает" Димку своим приставанием, колкими замечаниями, тыркает его, то пальцем в бок, то ногой по ноге. Ему нравится изводить Димку, видеть, как он сердится. Димка сердится по-смешному, отвечает ему в стиле "сам – дурак". Иногда, когда уж совсем невтерпеж, отпускает "не парламентские выражения". А Кольке хоть бы что, - уворачивается от Димкиных рук, хохочет, дразнится, пристает еще больше. И при всем этом оба они тянутся друг к другу, оставляют впечатление неразлучной пары. Может быть, потому что живут в одном дворе?
    Можно подумать, что Колька вообще не способен посидеть спокойно и быть внимательным хотя бы в течение пяти минут. Но он все же умудряется выполнить поставленную перед ним задачу, хотя и не так аккуратно, как бы следовало. 
Стараясь удержать на лице выражение почтительного внимания, Колька снова незаметно толкает Димку в бок кулаком. Тот ерзает на стуле, уворачивается, бросает на Кольку укоризненные взгляды, но тот не унимается. Глаза его подернулись масляной пленкой несказанного удовольствия, рот готов был расплыться до ушей.
  -  Ну что ты его шпыняешь? – строго посмотрел на Кольку учитель. – Он тебе что, мешает? Когда ты научишься, Николай, нормально вести себя на уроке? Ведь, в девятом классе уже!
  -  А че опять я то? Он сам… - Колька убрал руку, склонился над столом. Сладостное выражение сползло с его лица, он недовольно нахмурился. Взял со стола длинную стальную инструментальную линейку, зажал ее в кулаке, стал раскачивать из стороны в сторону, наблюдая, как она изгибалась, чуть не касаясь стола другим концом.
  -  Да оставь в покое линейку. Ведь ты, в конце концов, согнешь ее и тем самым испортишь инструмент. Положи. – Колька положил. - Че он ко мне прикопался, - неприязненно думал он об учителе. А тот вдруг спросил:
  -   Скажи-ка лучше, что ты знаешь о Сурикове?
    Колька нехотя поднялся, недовольно хмурясь, начал:
  -  Ну, был такой художник в России… в конце девятнадцатого века…, жил в Красноярске.  Окончил Академию художеств в Петербурге, - Колька задумался, потом, оживившись, продолжил, - у него еще, это… было семь знаменитых картин: "Боярыня Морозова", "Утро стрелецкой казни", "Взятие снежного городка", "Переход Суворова через Альпы", - сыпал Колька без передышки. Ребята смотрели на него с удивлением и восторгом: - Во, дает! - А тот продолжал:
  - "Покорение Сибири Ермаком", "Степан Разин" и это… как ее… Колька застрял, никак не мог вспомнить седьмую знаменитую картину Сурикова. Ребята тоже молчали.
  - "Меншиков в Березове", - пришел ему на помощь учитель, с удивлением разглядывая Кольку, - знает ведь! – Ладно, ребята, об этом мы еще успеем с вами наговориться.  А сейчас – за дело! 
    Впрочем, чему было удивляться. У Кольки отец  -  писатель, к тому же еще и с предпринимательской жилкой. Владеет парой книжных магазинов  в Красноярске и, говорят, чем-то подобным еще и в Болгарии. Колька у него приемный сын. Дома, говорят, он шелковый, - отчим держит его в строгости и следит за его образованием. Ну, а  на дворе и в лицее Колька отводит душу в соответствии со своим характером.
    Пока Димка с учителем разбираются, с какими-то там точками, Колька  рисует схему проведения высотной съемки. Ему не терпится сунуть Димке кулаком в бок, но этому мешает сидящий рядом учитель, и Колька терпит. 
А Дмитрий, закончив с пикетной сеткой, перенес на нее с уже выполненного Бориской Кублановым топографического плана контуры кустарника, причудливо изгибающегося русла ручья, отметил место расположения ключа. Потом, пользуясь подготовленными учителем данными, отметил на чертеже точки высотной съемки, подписал цифровые значения высот. 
    С удовлетворением оглядел выполненную работу. Все поле чертежа было испещрено этими точками, подписанными рядом цифрами. Владимир Михайлович пояснил, как, пользуясь цифровыми значениями точек, методом интерполяции можно определить положение изолинии – линии одинаковых высот. Показал это на примере,   и на чертеже появилась симпатичная кривулина. Димка усвоил, - следующую кривулину-изолинию построил сам.  Учитель стал показывать Кольке, как выполнить геологический разрез.
  -  Профиль поверхности построишь по значениям изолиний в точках их пересечения с линией разреза, - возьмешь их с чертежа Дмитрия. – Учитель показал, как это сделать. – Потом, вот по этим данным наметишь место положения скважин, - положил перед ним листок с цифрами.Колька понял. Как только учитель отошел, потянулся к Димкиному чертежу, попутно тыркнув его пальцем в спину…
    Возле верстака мается Алексей Печенкин, - отпиливает пилкой по металлу торец прямоугольной древестно-стружечной плиты, - основания будущего макета участка Суриков ключ. Закончив работу, Алексей устроился за столом, стал наносить на пластину контуры высотных изолиний, то и дело сверяясь с тем, что делал Дмитрий Худяков. 
    Леша  высокий и крепкий парень, - на две головы выше и крупнее своих сверстников. Он - из благополучной, как принято говорить, хорошей семьи. Его родители – преподаватели института. Сам он добрый, застенчивый, чем-то напоминающий Пьера Безухова. У него излишне мягкий характер. Колька Ноздрин тоже вечно его задирает, крутиться вокруг, шпыняет его в бока,  тот, только неуклюже поворачивается, осуждающе смотрит на неугомонного одноклассника, но никаких решительных действий не предпринимает. Казалось бы, при его-то росте и комплекции, тарарахнул бы его кулаком по башке, - живо бы отвязался. Но Алексей этого сделать не может, - он по-другому воспитан.

                                    
    В пятницу на занятиях – девятый "г". Илья Гусев с Бориской Кублановым листают книжки о Сурикове, - знакомятся с его биографией. Ромка Тюлюгенов по клеточкам переносит на свой чертеж карту Северо-Западного пригорода Красноярска, с особым тщанием прорисовывает район Плодово-ягодной станции, Юдиной речки и участка, где расположен Суриков ключ. Его задача – изобразить карту района в современном его виде, - с железной дорогой, линиями электропередач, новыми окраинными городскими застройками, дорогами, прудами и дачными поселками, загородными деревнями и рабочими поселками,  и карты тех же окрестностей в суриковские времена. С тем же рельефом, с теми же речками и ручьями, но еще полупустынную, с редкими деревнями и казачьими станицами, ветвящимися линиями проселочных дорог. Такова задача.
    Ребята устали от однообразной и монотонной работы. Владимир Михайлович смотрит на них, умаявшихся, говорит:
  - Я договорился с хранительницей архива краевого музея о встрече. Она обещала показать нам карты пригородов Красноярска суриковских времен. Поедем? - Ребята приветствуют предложение торжественными воплями.

                                     *

    По Копылова, через Красную площадь, мимо комбайнового завода выехали на набережную Дубровинского. По дороге Владимир Михайлович рассказывал, что вот этим местом и заканчивался в суриковские времена город. 
    Ребята слушали, прильнув к окнам, изредка перебрасываясь репликами. Трудно было представить себе город таким, как о нем рассказывал учитель. Выехали на набережную. Справа внизу за сквером, обрамленный гранитным парапетом, величаво нес свои воды Енисей. Мальчишки молча смотрели на хорошо знакомую с детства картину, каждый по-своему домысливая рассказ учителя. 
Ведь не было тогда ни набережной, ни этого величавого моста, к которому они приближались, - просто был пологий берег, по которому зимой съезжали жители города на санях на лед, чтобы переправиться на тот берег. Наверное, где-то здесь и переправлялась семья Суриковых, когда среди ледяных торосов ехали они в кошеве к своим родственникам в Торгошино на рождество. А летом, должно быть, где-то здесь же устраивали причал, с которого съезжали с телегами и татрантасами на плашкоут, переправлявший их на правый берег.
    Среди разговоров и раздумий в плотном потоке автомобилей вскоре подъехали к зданию музея, что стоит за Коммунальным мостом на набережной, обратившись главным входом на Енисей. Въехали в благоустроенный прошлым летом двор музея, и остановились возле административного двухэтажного корпуса.
  -  Вот бы увидел сейчас все это Дубенской*, - по-мальчишески расфантазировался Бориска Кубланов, выбираясь из машины, - и одетую в гранит набережную Енисея и мост, - вот бы удивился… 
    Следовавшие за ним Ильюшка и Ромка дружно и понимающе рассмеялись, посмотрели в сторону Енисея. У них, видимо, тоже бродили в голове подобные фантазии.
  -  Не узнал бы, наверное, ничего…, - проговорил Илья, близоруко щурясь.
  -  Берег бы, конечно, на стрелке не узнал, - вон там сколько всего понастроили на месте бывшего острога, - резонно заметил Ромка. - не узнал бы, наверное, и Качу, - разве она такой была в те времена? А местность то, как не узнать - и Караульную гору, - он махнул рукой на видневшуюся вдали часовню, и острова. Они, хоть и по-другому сейчас выглядят, но все равно. А правый то берег, - вон, посмотри на Такмак, он, наверное, также выглядел и четыреста лет назад… 
    Все снова посмотрели за Енисей, где в далекой дымке громоздилась скалистая, хорошо всем знакомая с детства вершина. 
  -  Ладно, пошли ребята, - прервал их рассуждения учитель, - а то Людмила Николаевна, небось, заждалась нас, - двинулся ко входу в здание. За ним гуськом, шутливо подталкивая друг друга, направились лицеисты. 
    Вахтерша остановила их в вестибюле, предложила присесть, подождать. Сама по внутренней связи вызвала Грищенко, игриво поглядывая на седобородого учителя, сообщила, что в вестибюле ее ожидают четверо молодых людей. Владимир Михайлович, слышавший этот разговор, хмыкнул, насмешливо улыбаясь, благодарно кивнул вахтерше:
  - За "молодого человека" – спасибо!  - Недоуменно переглянувшимся ученикам пояснил:
  -  У них тут коллектив, в основном, женский, немногие мужчины, которые есть, мягко говоря, - в возрасте. Так что появление здесь в административном корпусе молодых людей - одновременно и радость и забава, вызывающие вот такие игривые чувства, скрашивающие однообразие. А вместе с вами, вот, и я в "молодые люди" попал. - Мальчишки сдержанно рассмеялись. 
    Появилась Людмила Николаевна, осторожно несущая кипу каких то бумаг. Приветливо поздоровавшись, пригласила посетителей в небольшой зал, предложила раздеться, сама прошла в конец зала и там, на большом ярко освещенном столе разложила принесенные бумаги, рядом положила большую лупу в черной пластмассовой оправе с ручкой.
    Учитель, уже предварительно обговоривший все с Людмилой Николаевной по телефону, еще раз уточнил задачу:
  -  В книге краеведа Лалетиной упоминается некий рукописный план сенокосных участков в пригороде Красноярска, выполненный на восьми отдельных листах, наклеенных на ткань. Она пишет, что видела его у вас в музее. Карта эта относится, если не ошибаюсь, к концу 70-х годов Х1Х столетия. Сурикову тогда было лет тридцать. Так вот, будто бы на том плане обозначен Суриков лог на Большом Бугаче. Вот нам с ребятами и хотелось бы собственными глазами увидеть этот план, убедиться в том, что тот ключ, о котором мы знаем, и над которым взяли шефство, действительно находится на месте Сурикова лога или рядом с ним. 
    Нелегко нам разобраться в названиях речек: Малый Бугач, Большой Бугач, Бугачевка, Чурилов Бугач. Видимо, их названия за минувшие столетия не раз менялись, приживались в сознании людей новые названия. Сегодня Большим Бугачем называют тот, что за железной дорогой, а тот, что протекает у Плодовки и в который впадает как раз недалеко от нашего ключа Юдина речка, – Малым Бугачем.  А у Лалетиной в книжке, со ссылкой на этот план, написано, что Суриков лог – по Большому Бугачу. И что за речка называлась в те годы Чурилов Бугач? А Ржавица?
  -  Понятно, - отвечала на это Людмила Николаевна. Вот посмотрите пока то, что мне удалось найти.
    Ребята вместе с учителем склонились над картами, вглядываясь в изгибы речек, незнакомые контуры города, ветвящиеся линии проселочных дорог.
  -  Смотрите, - воскликнул вдруг Бориска Кубланов, разглядывая в увеличительное стекло полустершуюся надпись на карте где-то в районе нынешних дач между тысячекоечной больницей и Афонтовой горой, - пороховой склад! Откуда в такую старину пороховой склад то? – Борис озабоченно посмотрел на учителя.
  -  Ну, ты Борька даешь! – рассмеялся Ромка Тюлюгенов, - мы же не каменного века карту рассматриваем. Уже Ермак с казаками с огневым зельем в Сибирь пришли, на Бородинском поле из пушек по французам стреляли, а этой карте  всего-то полтора столетия, как же не быть пороху…
  - Я же говорил вам, - включился в разговор учитель, - у нынешней Красной площади располагались в те годы казармы городского воинского гарнизона. Оттуда до Афонтовой горы - рукой подать. Вот видно там, - за чертой города и хранились боевые припасы гарнизона.
  -  Действительно, - сконфузился Бориска, задумался. В голове, непривычной еще к историческому сопоставлению, путались все эти времена, - когда что было. – Все равно интересно, - заключил он, снова склоняясь над картой, оценивая место расположения порохового склада, - покопаться бы там, может быть, что-нибудь сохранилось?
  -  Ну, у тебя Борис все одно на уме, - Владимир Михайлович бросил на него насмешливый взгляд, - ты ищи, давай, Сурикову заимку, - копатель. 
    Илья с Романом рассмеялись, Борис вздохнул и перенацелил лупу на прихотливые голубые изгибы Бугача…


   * Дубенской - руководитель отряда казаков - первостроителей Красноярского острога.

 

Худая примета

Лицейские будни