Помочь сайту
Поздравления
Мурсик
Мурсик.
Напротив насосной станции, где я работал, за забором под деревянными гаражами. Жило семейство бездомных котов: папа, мама и маленький котёнок. Если можно так сказать: обычная кошачья семья, с одним ребёнком, и со своими проблемами.
Люди для них никогда не были страшными врагами. И животные воспринимали это как основную истину, и детей своих тому же учили. Но сейчас, на подсознательном уровне, они стали чувствовать, что что-то произошло с их благодетелями. Те стали хуже собой, раздражительней, и угрюмей лицами. И никогда они себя так странно не вели, как сейчас. Но были тому, для них непонятные объяснения, и звучало это, как перестройка. Убийство целого народа.
Время тогда в стране было очень тяжёлое, и чем дальше от столицы все хуже и хуже жилось людям. Тут бедствие достигало самого пика, «самой высоты «ельцинского развала». Некогда могучая и великая держава потихоньку умирала, как недобитый монстр, в мучительных агониях. Постепенно останавливались заводы, фабрики, и разные мелкие предприятия. Так оно и было задумано заграницей, но люди ещё не могли это уяснить, надеялись на лучшее.
«Господа» перестали чувствовать себя людьми. Забыли, что «человек - это звучит гордо!» - Мудрое советское изречение, при новом строе уже звучало, как оскорбление человека. И иначе оно не воспринималось людьми, потому что, работы в городе нет: простой народ поголовно бедствует. И даже ту зарплату, что люди заработали раньше, не выдают бывшим рабочим даже через суд.
На фоне всего этого дикого капитализма, когда «различные деятели, и пройдохи всех мастей» сказочно обогащались. Безработные, и потому вечно голодные люди поели всех бродячих собак в городе, уже добрались до котов, и голубей. И хуже всего то, что они стали группироваться в «стаю хищников». И это становилось нормой жизни, не одного народа: где выживает сильнейшая особь, потерявшая облик человека - зверь.
Город потерял весь свой прежний, жилой и уютный вид. Все его когда-то красивые дома и цветущие улицы, постепенно превратились в свалки и каменные трущобы.
И когда-то ироническое слово «БИЧ»: «бывший интеллигентный человек». Стало главной достопримечательностью новой ельцинской страны. Такие «люди» заполнили сёла, города, и свалки. Это не было нашествием «извне». Это были «свои доморощенные» несчастные люди, теперь уже звери, воры, и убийцы.
На одного богатея «нового русского», приходились сотни несчастных, обездоленных - бедолаг. И это доводило многих хороших, и простых людей до самоубийства. Не могли они, нормальные люди с таким раскладом смириться.
- Ведь им ещё и семью кормить надо?
- А как это сделать, доброму и простому человеку? – Нет такой возможности!
- Обидно им! И котов они есть не могут. Вот и наложили они на себя руки.
Поделили безработные горожане свалки, и помойки в городе на свои трудовые участки. И посмей кто-нибудь из посторонних туда вторгнуться: нарушителю смерть, или увечье.
Но и тут парадокс. Они никому не нужные, и голодные, «что каждый день падалью питаются», вдруг обрели «настоящую, демократическую, как в Америке свободу». Им ельцинская власть сделала такой «безумно щедрый подарок». От всей своей «великой души» отвалила.
Поэтому и не трогает их наша милиция. По действующему законодательству, «если нет там у них криминала, - уголовного дела быть не может».
Что могут им сказать блюстители порядка, разве что в назидание, - этой дикой своре озверевших нелюдей:
- Пей скотина, хоть запейся!». А сдохнешь на помойке, то всем без исключения лучше будет». И тебе тоже!
Прихожу я кормить своих котов в обед, а их уже больше полдесятка собралось. Мои подопечные, меня хорошо знают, и оказывают мне заслуженный почёт и уважение. Трутся о мои ноги, преданно смотрят мне в глаза. И что-то ласковое напевают, своими неземными, из далёкого космоса голосами.
Папа и мама тоже возле меня крутятся, но котёнок боится появляться. Хотя он и вылез из-под гаража, и крутится возле забора, что нас разделяет. Сейчас это сжатая, живая пружинка готовая распрямиться в любой момент, лишь только чашка с едой опустится на землю.
Но он не успевает «к раздаче», взрослые коты занимают «удобные места», и к чашке ему не подступиться. Он пытается пробиться туда, но малышу мешают ноги животных. И он с ужасом понимает, что это у него не получится. В этой компании ему явно, нет места, здесь нужна сила, и только сила. Но где ему малышу взять такую силу?
Как поменялись его большие и изумрудные глаза, они разом стали гаснуть от обиды, и кажется мне, что сейчас на его чумазую мордашку выкатится «горькая слеза».
Ох, уж эти «детские глаза! Насколько они проницательны, до самой души достают:
- «как такое возможно» - человек»? Мне стыдно за вас!»
Но вот среди кошачьих тел образовалась щель, и малыш уже возле чашки с едой. Я невольно восхищаюсь им: уж, очень ловко, он может «лететь» в любую сторону, сохраняя максимум своей энергии?» И всё это делается осмысленно быстро. Но потом с жалостью понимаю:
Он лёгок, в нём весома только душа: он дитя космоса. И сейчас он просто хочет кушать, что бы жить.
-Хвать-хвать-хвать, - успевает малыш, что-то выхватить из чашки. И уже ему больше туда не пробиться, снова стена ног мешает. Снова он на обочине жизни.
Но и эта проблема была решена бичами быстрее, чем решало наше правительство, или вообще не решало. Всё тут делалось: стремительно, жестоко и безвозвратно, как ушедшее доброе время.
Я сам недавно устроился на государственную работу: повезло мне. А до этого четыре года работал на Китайском рынке грузчиком. Там всё было, как описано выше, и до серьёзных драк доходило. И ножи были.
Каждый грузчик дорожил своим рабочим местом, ему некуда было податься. Поэтому и конфликты там были неизбежны: много, что успел я там посмотреть, и прочувствовать на собственной шкуре.
Но тут, когда мне подкинули в полиэтиленовом мешке шкуры съеденных, наших котов. Всё это происходило в соседних гаражах, где у бичей всегда был «сходняк». То я не сомневаясь ни на минуту, перестрелял бы их всех из автомата. Стрелял бы, без всякой жалости, хотя там были бывшие рабочие нашего завода. Причём специалисты высокого разряда, а сейчас просто «горькие пьяницы».
Коты легко доверили им свои жизни, они были человечнее, чем эти люди-звери. Которым не хотелось сейчас бедствовать, а просто хотелось «хорошо жить». Там всё решалось демократично: сытно поесть, и крепко выпить, при этом ничего не делая. Американская технология вседозволенности. И они «хозяева нынешней жизни», мне с наглостью объясняют.
- Сидел зайчик на заборе, всего два раза «мявкнул», - анекдот такой знаешь? – Я его бац с ружья. – И на палку показывает.
- Очень вкусная зайчатина!
Смеётся главный «заводила» у них, они все пьяные, и грязные, эти свободные люди. Но сейчас бичи на высоте блаженства, от сытной еды и дешёвой выпивки.
- Стоит волк на палубе теплохода, и в своих зубах когтями ковыряется.
- А где заяц наш? - его спрашивают пассажиры!
- Волной смыло!
- Ха-ха-ха! – закатывается компания от своей безнаказанности.
Я один, а их, чуть не с десяток «отвратительных рож». И они пользуются сейчас своими нынешними благами времени: издеваются над простым человеком.
- В торпедном аппарате не бывали? – спрашиваю я серьёзно «заводилу». - Были у меня такие случаи раньше, учил я наглых людей.
Тот ничего не понимает, он в растерянности. Заметались по сторонам его поросячьи глазки, ища поддержки у своих друзей недобитков. Те тоже ничего не понимают.
- Там глухо, как в бочке! Можешь проверить.
Тяжёлый удар в челюсть, «вписал бича» в стенку металлического гаража. Набатом загудел металл, и тот тяжело оседает на пол. Сейчас он верит мне, что там, в торпедном аппарате «невесело», но уже поздно, что-то изменить. Второй летит на первого, третий туда же.
- Мы с тебя шкуру снимем! – движется пьяная компания на меня. У одного в руке окровавленный нож.
Но меня уже трудно остановить, вся флотская жизнь перед глазами крутится. А там есть, что вспомнить.
- А чай с мусингами пили? – они не знают, что это всё флотская шутка.
- Нет, не пили!
- А зря?!
Свободно выкинул руку вперёд к лицу, и тут же молниеносный удар ногой в пах. Нож падает на пол, рядом корчится хозяин.
- И теперь не понятно? - Так я могу ещё и про буйреп рассказать!
- Оч-чень полезная штука на море! И вам наука будет!
- Он контуженый!
- Все подводники такие: «я его знаю!» - слышен панический голос. – Хорошо, что трезвый он, а то убить может…
«Выгребаются» все бичи из гаража, иначе тут не скажешь: друг за друга держатся.
- И до тебя доберёмся: «грузило».
Меня уже трудно остановить.
- Ещё раз здесь появитесь, то мухи. Вашими, вонючими, «кильками в масле», будут долго угощаться».
- Спалю я ваш «гадюшник», солярки хватает - бесплатная она. И людям легче без вас будет! – Поняли меня?!
Сидит сиротинка котёнок под своим гаражом, и размышляет.
- Если ещё и этого доброго дядьку убьют, то тогда, я круглый сирота буду: «и мамы нет, и папы нет»…
Не даётся котёнок мне в руки, а в глазах его, похоже, слезинки таятся. Не может он себя пересилить, страх его одолел. Натерпелся малыш несправедливости за свою маленькую жизнь, а тут ещё запах от окровавленных шкур на земле держится.
- Мурка, Мурка! – зову я котёнка, но всё тщетно боится тот людей.
Долго я его так называл, не одну неделю, пока котёнок не привык ко мне. И тут я узнаю, что это совсем не Мурка. Стал он уже ко мне на руки идти, и я разобрался, кто есть кто.
- Извини брат, теперь у меня новая задача: «как тебя теперь величать?» Ты только привык к Мурке, а тут что-то другое надо придумать. Ошибку надо исправить, непорядок это!
Смотрит котёнок на меня ласково своими красивыми, изумрудными глазами. Он и так счастлив, от моего тепла, что от меня исходит, ему больше ничего в этой жизни не надо.
Я же ничего лучшего не придумал, как назвать сироту – Мурсик. Хоть и турецкое имя получилось, зато мужская честь восстановлена полностью. И звучит оно почти одинаково, не надо «ребёнку» переучиваться.
До самых сильных морозов Мурсик жил под гаражами, никак не хотел менять свою «прописку», и на станцию ни ногой. Но потом мороз помог котёнку передумать, и он за мной следом, вошёл на эту «страшную станцию где «злобно рычат моторы». Он сразу лёг возле дверей, и весь сжался в пружину. Только моё присутствие помогло ему преодолеть свой панический страх перед железом.
Я погладил его, и он благодарно поглядел на меня: «теперь это твой дом, привыкай малыш». Мурсик согласен со мной, и ползком перебрался ближе к моим ногам. Но постепенно он освоился и занялся обследованием своей территории.
Коты привыкают к месту, больше чем к хозяину. Кот пожизненный собственник, и даже смерть не заставит его изменить своим жизненным принципам. Он будет погибать, но не бросит свой дом: умереть ему легче. Хотя надо сказать ради справедливости, что охотиться кот будет до последнего вздоха, а охотники они знатные. Так что о его смерти говорить можно бесконечно долго.
Все работники станции полюбили Мурсика, потому что тот был знатный чистюля, и очень тактичный котик: не позволял себе «шарить по кастрюлям», или со стола что-либо стащить. Но и в руки он никому не давался, верил только мне одному.
И ещё Мурсик был отличный охотник. Везде давил ненавистных крыс, где только мог их достать. И даже на улице на переходах стерёг. Затем возле входных дверей он «складировал» серых разбойников, как бы отчитывался перед нами, что не зря он свой хлеб ест.
Не выдержали крысы такого натиска и отступились от станции. И когда приходили к нам работники санэпедемстанции со своей ядовитой приманкой для крыс. То уже знали они, что отрава нам не нужна, а просто просили расписаться в журнале.
Мурсик рос красавцем, нельзя было этого не отметить. Его «леопардовая» шубка, уже лоснилась густым ворсом. Гибкий и сильный, он всё равно оставался диким котом и особенно людям не доверял. Наверно это качество и позволило ему пережить лихолетье. Я уже писал, что домашним животным всегда приходилось намного хуже, чем людям. Они больше страдали.
Взять тот же Ленинград, его оборону. Поели осаждённые люди в городе всех котов, так крысы больным людям уши объедали. Ничего они не боялись, и «облавы» на людей устраивали.
И немцы, окружённые в Сталинградском котле, крысу за деликатес считали. Искренне благодарили судьбу, если это чудо случалось.
- Как трудно во всём разобраться, кому хуже приходится? Или всем одинаково «хорошо», потому, что всё это звенья одной цепи. - Нарушена гармония матери Природы, по вине человека.
Я иду в обход вокруг станции, а Мурсик чуть впереди меня движется. Раньше все коты так ходили со мной, наверно и Мурсику это по наследству передалось. А может он просто не мог бросить меня «на произвол судьбы», и переживал за меня, совсем, как человек.
Сейчас этот верный стражник охраняет и меня, кроме своей территории. Хотя я особо не верил в героизм котов, а тут и мне пришлось удивиться.
Кидается огромная породистая собака на металлическую сетку забора, и тот дрожит от напора её мощного тела. Злости в ней чрезмерно, и я с Мурсиком для неё просто ничтожная дичь, которую надо непременно растерзать.
Хозяин очень доволен невиданной агрессии собаки, и он не хочет скрыть это. Всё, как в анекдоте происходит: сияют «его пыжиковая шапка и полный рот золотых зубов». И его хвостатый «сынок», - они изумительны!». Во всю свою мощь, восторгаются своим явным преимуществом над нами, и главное безнаказанностью.
Не успел я что-то сказать хозяину собаки, как Мурсик поступил иначе. Без всяких там лишних устрашающих звуков. Бросается кот к собаке и хватает её своей когтистой лапой за мокрый, весь чёрной лакировки нос. И главное, что он не думает отцепляться: держит лапой агрессора, как на жестком поводке.
Страшный визг озарил всю округу, собака не может избавиться от чудовищной боли. И каждое движение собаки парализует её волю и разум. Кровь течёт по морде собаки, глаза её безумны.
Тут всё происходит, как в анекдоте:
- Батьку, я медведя пымав!
- Так веди его сюда! - отвечает батька.
- А он меня не пущает!
Я вижу напряжённую жилистую лапу Мурсика, и мех не может скрыть рельеф её мышц. Похоже, что безумный визг собаки его никак не волнует: «надо, что бы урок пошёл впрок», - и он выдерживает паузу.
Только вдоволь насладившись уроком, что преподал породистому агрессору, кот разжимает свою когтистую лапу.
Собака, почувствовав свободу, невольно сбивает с ног своего хозяина. Клацают хозяйские золотые зубы в падении, а «пыжик» летит ещё дальше. Но собаки уже и след простыл, визг удаляется.
Я беру Мурсика на руки. Он не любит нежностей ещё с детства, хотя наверно всегда мечтал о них. Поэтому прикрывает свои большие, сейчас темно зелёные глаза, как бушующее море успокаивает. А так он очень добрый.
- Ах, ты мой Мурсёнок! Ты уже вырос, таким замечательным котом стал!
И он преданно лижет мои руки: «я просто тебя защищал, как ты меня когда-то». Ты помнишь?»
А в другой раз небольшая собака забежала на территорию станции, под забором пролезла. Так Мурсик гоняет её вокруг здания, только истошный визг в округе стоит. От страха, та дырку в заборе найти не может, уже третий круг «нарезает.
Хозяин станции её не трогает, она и так вся мокрая: беда с ней приключилась. Но порядок есть порядок, как говорится: «что бы впредь, неповадно было». - Как тут не смеяться, хотя и грешно это.
- Да, отпусти ты её! – прошу я Мурсика. И тот даёт собаке возможность проскочить под забором на улицу.
Рядом жила моя мама. И я иногда забегал к ней на минутку, и Мурсик со мной. Видать, он понимал, что эта старушка ему вреда не причинит. Чувствовал, что я и она, это одно целое: родные мы, сразу пошёл к ней. Вот и говорят, что нет у них души. Неправда всё это.
- Какой хороший Мурсик?!
И он ласкается к маме, я тоже свой – я ваш!
Три года я отработал на станции, а затем перешёл на другую работу. Видно было, что кот искал меня. Не раз приходил к моей маме домой. Только та дверь откроет, как он идёт квартиру обнюхивать, и возле моих вещей трётся.
Приласкает его мать, затем покормит. И идёт он на свой пост, как я ходил. Помнит он всё хорошо, цепкая у него память.
А уже осенью, мы выкопали картошку в поле. И чтобы её просушить рассыпали у мамы во дворе. Та всегда дома находится, и между делом поглядывать будет за урожаем.
Собираем мы уже с женой картофель в мешки, и я мало смотрю по сторонам, не до того мне. И вдруг, жена говорит мне: «посмотри, кто там крадётся». И она ничего не понимает.
А это Мурсик, услышал издалека мой голос, ползком ползёт в мою сторону. Вокруг народу много, и это ему не нравится. Не любит он чужих людей, в крови это у него.
Проползёт немного в мою сторону, поднимет свою голову. Зорко осмотрится, потом прижмёт свои ушки к телу, и дальше ползёт. А всё виноват «разбойник» ветер, тот слова мои далеко в сторону относит: и ошибиться коту нельзя.
Мурсик очень хочет увидеться со мной. Уже больше года прошло, как мы расстались с ним, и он до сих пор скучает. Признаться, что я и сам о нём не раз думал. Поэтому я сразу понял, кто это может быть: душа мне подсказала.
- Мурсик, Мурсик! – громко зову я кота.
На земле его почти не видать, маскировочный халат у него на совесть сделан. Но теперь ошибки быть не может. И он уже бегом бежит ко мне. Даже кажется мне, что хочет сказать: «родной ты мой».
Я беру его на руки, и Мурсик целует моё лицо, большой и красивый «котяра», так он взматерел за это время. И глаза его ещё ярче стали от счастья.
Скоро спрыгнул он с моих рук и пошёл прочь, «пошёл до своей хаты». А может, обиделся кот на меня, ведь и такое возможно. Не могут они так легко предавать. А у нас всё просто, вроде и ничего не случилось? Поменял другую работу, и только.
- Предаём мы, потому что нам жить хочется лучше, поэтому и меняем место работы.
- И коты лучше жить стали, опять восстанавливается их популяция в городе. И голуби уже робко штурмуют небо. Одно плохо, что котам никак этот момент не объяснить, у них своё понятие, тут у нас полное расхождение с ними.
6 апреля 2014 г
Нет комментариев. Ваш будет первым!
