МАМА , дело святое!

Мама,  дело  святое!
 ( В. Исаков)

Было  уже   поздно, второй  час ночи.  Дал  команду себе играть  отбой, пора и честь  знать пора, пора   спать.  Выключил  компьютер,  где  рассматривал  рукоятки ножей, интересно  познакомиться  с  изделиями  тех, кто занимается   резьбой  по кости и камням.  Сам  режу  чуток: денег  не беру, а дарю, кому нравятся  мои работы.  Может  потом  вспомнят добрым словом! Встал  из- за стола. Решил   постелить  себе  в  кабинете   и уснуть на своем  старом  чёрном кожаном  диване.  Он  рождения пятидесятых годов   достался  мне от прежних хозяев  после  покупки квартиры.  Понравился  сразу! Кожа  дивана  была подбита  красивыми медными гвоздями, да  еще  есть валики, откидывающееся    по краям.  Уютный  до не могу!  Принес  из спального  шкафа отутюженное,  словно  вот только  что из  магазина  постельное  белье  (отдаю стирать  строго   знакомой  в   её  бытовую фирму).   Простынь уже  зависла парашютным куполом  над  громадной  лайковой  поверхностью, как  звонок проводного настольного  прошлого века телефона   порвал,  словно газету  мою дремоту   пополам.    Диван  сник  на  время,  ему было жалко  брошенную   кулем  в  его руки   белую  вуаль.    Так поздно может звонить  лишь  человек,  познакомившийся  с бедой.  Поднял  трубку  и услышал  голос  старого  друга. Витый  шнур решил поиграть со мной, закручиваясь на  месте, включая  в свою игру  и массивный  аппарат.  Из трубки   ровным, как  обычно  спокойным голосом   слегка растягивая  слова,  произнес, обескуражив  своей  просьбой.
-  Валентиныч,  не спишь?! Извини,  что так  поздно, помоги!  Ты же  шаман! 
Чёрный  шнур  совсем  завертелся вокруг своей  оси, и  аппарат  медленно  завис  на шнуре   над поверхностью  столика с зеленым  сукном. 
- Брат  и не отпирайся,   тебя  все мои  пацаны и другие  за глаза  зовут.  Тебе и погоняло  дали такое  среди  братвы.    Сколько  ты    мужиков  поднял   после  больничек?!   
-Врачи не смогли их  вылечить, выписывали домой  на  съедение  болезни   из своих  дорогих « белокаменных» палат, дав  рецепты  на прощание   с  наименованием  кучи  дорогих  таблеток.  А  ты  правил  их:  у  кого  ноги, кому  позвонки  ставил  на место,  даже  головные  боли после  аварий    уничтожал  на  раз.   Я прав?!
Я  хмыкнул.  А, что сказать?!  Изредка  помогаю людям,  беру  грех  на душу. Вот только он одного не  сказал, не зная  подробностей  сеансов. 
 Прежде,  чем лечить  кого то,  я  выяснял.    За какие  грехи   ГОСПОДЬ остановил  человека  болезнью.   А  останавливал, чтобы  он задумался  над  жизнью и своим поведением, какой грех  тот  позволил  себе.  
По моей  просьбе   болящий душой,  шел в храм и просил  ГОСПОДА  простить  ему прегрешения, а  уж потом  и я  подключался со  своими руками.
А  друг  продолжал  без эмоций  голосом.
-Короче,   тут  понимаешь брат,  мама  не отвечает  на телефонные звонки, а мобильной  связи  у  них  нет  в    этой  тьме тараканьей глухомани: не берет.
Лишь  по мелкому  волнению  в  интонациях  слышал, как  он  хотел сорваться на крик, но держал   себя в руках.
-Может  у них   там  опять, какой  идиот    без  царя в голове   топором телефонный  в кабель  перерубил  в  погоне  за  цветметом в обмен  на  водку?  Руки вырву и, топор   в  реку  вместе с пальцами  выброшу.   Валентиныч, брат,   посмотри  маму, помоги?! 
Через  секунду  добавил
-  Ты  же  меня знаешь, не побеспокоил бы понапрасну, если бы  сердце  не щемило!  Буду  должен!
Да уж,  если такой  суровый  и уважаемый  в своих  кругах  человек так говорит, значит  надо помогать. Знаю  одно,  если человек думает, что  вспоминает  кого- то  он ошибается.    На самом деле  он воспринимает мысли   того,  кто зовет его в пространстве.  
Странные  люди!  Почему  сами  мысленно не могут подключиться  к своим  родным?!  Не представляю,  это же так  просто.   Надо только  попросить    помощи у  ГОСПОДА и,  тебе  дают визуальную картинку!   Этим премудростям  меня  научил   друг старик   дядя  Вася  по национальности  коми.  На рыбалках  по неделям  на  его старой серой  от постоянных ветров и  дождей, как   и он,  избе   часто  заставлял   читать погоду по ветру и облакам,  говорить с матушкой Землей,  слышать слова  рек, одним  словом  передал  некоторые   из тайных  знаний.  
Скажу лишь одно, может,  кто и прислушается  к  моим словам: мысль  первична и материальна.  И  ещё,  ГОСПОДЬ  во всем и везде!  Просите  и обрящете!   Посмотреть человека  это даже намного  проще, чем  разогнать  облака  или  попросить  ветер  раздуть костер, когда  не хочется  это делать самому.    Глянул    маму  Сергея  и сказал,  что надо  ехать.  И  тут  от него получил  неожиданное предложение.
-  Валентиныч,  а  может   время  есть,    поедем вместе?!   Не хочу  свою охрану  брать.  Сам  знаешь, силищи у  малышей   при росте  под два  метра  море, а вот  понять  меня  и поддержать  не то: молодежь.    Машину  сам  поведу. Волыну для тебя   прихвачу  и всё  остальное за мной.  
Так!   Завтра   мой  первый  день отпуска после  двух  лет работы  и мотания по  заграницам в  командировках.   С  каким  праздничным настроением я  первый  раз  ехал в командировку  во Францию!  Вспоминаю и улыбаюсь!    Увы,  а теперь  уже  все  стало обыденно и скучновато.  А  на послезавтра  у меня  уже  есть   билеты  на самолет с  Воркуты   через  Сыктывкар.  Через   час  после прилета  регистрация  на рейс  до Москвы, а оттуда по прилету  через   пять часов  до  Парижу.  А  там   уже,   каких - то  три  часа  лёта и в  доме  у  Рауля.  Друг  пригласил  меня   к себе.  Жаль, что  не смогу  так быстро  попасть к  другу.   А так, через  четыре  дня  мы с  Раулем   должны были  возлежать на  зеленых  газонах замка   Во  Ле  Виконт  и  усугублять    мой  отпуск  чисто  французским   шампанским, а затем   выдвигаться  на костюмированный  бал. Меня  тамошние девочки  за  пятьдесят  евро  рублей  оденут в  костюм   семнадцатого  века,  лицо намажут белым  порошком и  губы   накрасят  красной  помадой  по  той  моде. 
- Брат, мама  дело  святое !  Подъезжай, у меня  завтра  отпуск.   Сейчас  соберусь, хотя  мне собраться  только  подпоясаться.  Сейчас  выйду  из дома, время тебе  на сборы  и подъезд к дому   через  23 минуты. Сколько  ехать, брат до мамы?!  
Телефон  поставил на место и,  распутав  шнур, бухнул  в  его лапы  с силой,  бросил  эбонитовую  тяжелую  трубку (вечно своей  игрой  мешает  при серьезных  разговорах).
Мы  северные  ребята и маршрут далеко за полторы  тысячи километров  к маме  для нас это не расстояние, и даже  не  крюк, если  ехать  вместе  по переменке  за рулем и вовсе  типа  прогулки.  
И у нас вторые  машины  все стоят на приколе в  других  городах: дорог нет.  Улетели на ближайшем рейсе  до  Сыктывкара, у меня и у него  там  машины  спят  в гаражах.
Прилетели! Друзья  Сереги  подвезли   нас  до гаража.   Машина у  него была  громадным быстроходным  танком  на  резиновом ходу.  Ровный  гул трехсот сильного движка с гаком  двигал  его,  будто пушинку по трассе.  Километровые   столбы   мелькали  за тонированными  стеклами  самого    престижного   кроссовера  антрацитового  цвета.  
Кондишэн   работал  неслышно и держал температуру  строго  восемнадцать градусов,  а за стеклом была температура за сорок жары. Такой  погоды  давненько   у нас  не было.  Салон  обнимала и ласкала  красивая ненавязчивая  музыка.  
Да уж!  Сергея  порой  боялись  (двадцать восемь лет  отсидки  по зонам), но  в  самых тяжелых  случаях, когда  полиция  разводила  руками  в поисках справедливости   люди  шли к нему за помощью. Он не заводил  уголовных дел и не давал  насильникам  и другим  нелюдям по девять лет условно.  Злой, это  второе  имя  Сергея  на удивление помогал  людям оперативно и решительно. Ехали по трассе, смотрел  на  очень высокие  деревья,   у нас  они  низенькие  по три метра  или  пять  от  силы совсем.   Вспомнил, как   приехал    с  просьбой  помочь девочке. Тогда  мы   ездили в Питер, я по делам, а Серега  к  своим  друзьям.
Меня  после работы  пригласили  на день рождения  давнишние  друзья. Питерская  машина была  на приколе  в автосервисе  и, я такой  нарядный  в белом костюме  с тростью с  набалдашником  из кости в левой  руке  и  охапкой  роз  в правой решил,   выдвигался  к  месту  проживания друзей  на электричке.   Столько  лет не ездить  на электричке, был бы для   меня   аттракционом. Приехал   на Витебский вокзал.    Как только  зашел  в зал ожидания, ярким  пятном   на  металлических  скамейках    увидел  девушку.   Она сидела  серым воробушком   в зале  и плакала. На вид ей было  лет двадцать.  В простеньком  платьице  и потрепанных босоножках  на босу  ногу  она  не кричала и не убивалась  слёзно, громко  рыдая на весь  вокзал, просто  молча,  беспрерывно плакала, размазывая  слезы  по щекам  вместе с дешевой  тушью. 
Подсел  к ней  рядом на пустующее  сиденье  под неодобрительный  взгляд  бабушек, попросил  ее  успокоиться.  Вручил  ей  букет  цветов  и  спросил: « Что случилось, ребёнок?».    Живет  она за  городом в селе.  Оказывается,  у них с братом  погибли  родители  в автокатастрофе,   а дядя   взял   из   гаража  машину, трактор и все  инструменты.  А  еще решил  и  продать родительский  двухэтажный  дом,  заметив  при этом,  что  брат  будет  учиться  в интернате,  а  она  будет жить в  общаге, мол,   на двоих такой  большой  дом ни к чему.  А  ещё  у  нее   на вокзале  украли  все  зарплату  за месяц в  семь тысяч  рублей: она работала  санитарочкой  в больнице.   После  гибели родителей ей   пришлось уйти  из   института  и устроиться  там, чтобы  прокормить  младшего  брата.  Ей   разрешали  обедать с  больничной  столовой,  и можно было еще  взять с  собой  недоеденную больными  еду домой в маленькой  алюминиевой  кастрюльке. 
   Я позвонил Сергею, чтобы  ждал меня  и друзьям, с  извинениями и просьбой     не  верить в мой  приход    сегодня, чем расстроил   Лену  жену  одного  и моих  лучших друзей, они жили в  Купчино.  Она  все  знакомила  меня  со своими подругами: ей  все  так хочется  меня  женить.    Попросил  девушку  поехать со мной, показал  удостоверение  участника   войны и  паспорт,  уверив, что с ней ничего не случится.   Повез  ее  к  Сергею.  В такси  незаметно  в  почти детскую сумочку положил  все  деньги, что были со мной  наличными,  примерно  годовую  ее зарплату и  еще  немного в  евро:  пару  сотен. А  через  полчаса   товарищ  щипач, что изъял  на вокзале у малыши  деньги,  отчитывался  за промах в  своей  работе перед  Серегой  и его другом.  
  Извинялся  за промашку.   Молил, что  не будет  больше   трогать  простых  бедных  людей.    А  еще через  день  позвонила девочка и  так  кричала в трубку от  радости, что у меня  чуть  не пропал  слух.  Оказывается,  вся  техника уже  стоит в гараже  и «любимый»  дядя  попросил  больше  не  звонить никому, так  как  он не претендует  на  дом и прочее, даже  денег хотел дать, аж  тысячу  рублей.   Через   четыре года  мы с  Серегой  находились  у девочки  посаженными  отцами  на свадьбе.  Машеньке  помогли  с работой  и институтом:  она училась уже заочно,  декан  просил  «не беспокоиться, девочка  талантливая». А потом  я  стал  крестным отцом родившегося малыша.   Он  такой  карапуз  классный, вот  неожиданная  встреча на вокзале!  Спасибо  ей!  Как  приятно стать   отцом,  и дедом!   Еще  через  год  мы  праздновали  рождения  нашего  внука    и обмывали его  пяточки  с  Серым под семужку  с водочкой.
  Ехали  уже  долго.  Смотрел на  его  пальцы с синими перстнями, уверенные  державшие  руль с охлаждением.  А он  первый  раз  рассказывал  о  своей жизни.   Как   его за драку  в восьмом  классе   с сыном  первого секретаря  партии горкома   выкинули из школы и отправили  на малолетку, вместо  суворовского училища.  И,  как   мама  не ругала  его, а  поддержала и заступилась за  сына, потеряв  работу из – за этого.  Он  избил   негодяя,  вступившись  за  девочку  с его класса,  над которой  хотел  надругаться  этот   губошлеп урод в подъезде.    С  его слов, мама  была  очень доброй  и всегда  помогала  ему  посылками и передачками  на зону. Он это рассказывал  медленно и, как  всегда  спокойным  ровным  без  эмоций голосом.   Мама   всегда  ждала его.  
Машина  заюзила.    Серега  еле вывел машину  из  заноса, остановились.  Пробили  заднее  колесо.  Быстро поменяли на запаску, но тут через километр опять  поймали  « шпиона»  уже  на  заднее  колесо  с той, же стороны.  Вышли из машины, закурили.  Я остановил  попутку: импортную машину.  Мужичек  увидев  лицо  Сергея,  хотел  быстро  уехать, ну, не фотогеничный был  мой друг да  ещё  с  синими  перстнями  на пальцах  наводил на людей  ужас.   Больше  его испугал перстень  золотой  с  короной на  безымянном  пальце. Я попросил  помочь! Но  тот все держал  приоткрытым  стекло  и ногу  на сцепление. Сулил  денег, сколько стоят  все четыре колеса. Тут  к нам  подошел своей  развалистой  походкой  Серега и,   наклонившись,  спокойно и медленно  произнес.
- Мужик, прости!  Едем  к маме,  синица  сегодня  постучала в окно, не знаю, как она там. Беда.  Помоги!
Водитель   вышел  из  машины и  молча, достал из багажника  запаску. Потом  пробурчал, отводя мою руку  с деньгами.  
- Так  и надо было сразу  сказать, а то бабло, бабло!   Всё  продают за  деньги.  Совсем совесть потеряли.   А   я  вот  год назад  похоронил  свою.  Езжайте с БОГОМ.   А запаску  оставите в шиномонтаже, что на повороте  через  сорок  километров.  На обратной  дороге,  заберу, скажите  для  Иваныча, меня  все знают.  
Сел  в  машину и уехал,  на прощание,  прогудев  громким  сигналом.  
Поменяли  колесо.  Я сел за руль   и поехали дальше,  не хотелось  говорить, после  такой  отчитки.    Одновременно   закурили,  мне было стыдно за деньги, что чуть ли не насильно  всучивал ему в руки.  
Серега  произнес  одно предложение.
-  Не  умерла  еще РОССИЯ,  матушка!
 Слушая   мою любимую  музыку  Yello,   давил  на газ,  незаметно стрелка  спидометра  перевалила  за  сто восемьдесят километров.  Вдруг   писк  радара на черной  панели танка   истерично завизжал.   Вдалеке  увидел полицейскую машину.   Гаишник  уже  вылезал  из машины и,  поправив  автомат,  завертел  полосатым  жезлом.   Скорость сбавил. Остановился,  не доезжая  до патруля.   Взяв  документы  на машину,  Серега остался. А  я,  негромко  хлопнув  дверью,    вышел  навстречу молодому  мальчику  в погонах младшего лейтенанта.  
Я достал  из  нагрудного  кармана  зеленый  военный  билет  офицера,  увы,  запаса.   Подошел и протянул  права и документы. Младший литер   инстинктивно  полистал  военный  билет, а потом,  сомкнув  каблуки со щелчком,  командным голосом  произнес.  Мысленно я  ему  зааплодировал,  далеко пойдет, так  себя  вести.
- Товарищ  полковник,   Вы  нарушили  правила и ехали  с  недопустимой скоростью!  Вы, хоть армейский  полковник,  но знаете,  что  это  грубейшее   превышение скорости.   
Я  попробовал  оправдаться,  но  доблестный  лейтенант  уже   достал  из полевой  сумки папку  с   актами. 
-  Товарищ   лейтенант, а   может, я  просто  заплачу  шраф  без  составления  бумаг?!
Лейтенант  аж  покраснел.  Из патрульной машины ему  на помощь   вышел  напарник  лейтенанта.  Младшой  уже  начал  заполнять бланк. Я  вновь обратился  к  ребятам в форме.  
- Ребята   едем  к  больной  маме  моего друга.  Я не хотел  Вас  обидеть деньгами,  просто  не хочется  терять время  на составление  протокола,  Вы  уж  извините,  очень  спешим!  
- Нам  еще  и до деревни надо добираться.  Я сказал   название  деревни.  
Ребята  переглянулись,  и очень строгий  лейтенант  вырвал  лист  из общей  папки протоколов, смял его и порвал  на клочки.
- Да, товарищ  полковник, мама  это дело  святое!   Вы  уж  товарищ  полковник  постарайтесь    доехать  до  мамы  живым, тут хоть трасса  и  по загрузке и не такая  большая,   но  осторожней.   
  Я  передам о  Вас по связи на все  посты.  
Не удержался  и пожал   ребятам  руки.     И удивленный,    на прощание,   взяв  документы,  сказал  ребятам: « Спасибо!».   
Те  быстро   сели в свою патрульную машину  и уехали.   Я  медленно  шел  к машине.  Серега  все  слышал.  Да!  Мы  же  выехали из  кольца  европейской  цивилизации, под названием Москау,  где  все  измеряется  деньгами и их количеством.   Ехали,   опять  молча, я даже выключил  музыку.   
Через  сто сорок  километров свернули с дороги на проселочную.  Это была  не дорога,  а  какое – то направление.  Семь  километров  мы   шли  на  десяти  километрах  в  час по колеям  в хлам разбитой  дороги,  и тут внезапно  сорвались с колеи и   бухнулись на  мосты.  Вышли, заглянули  под   машину:  сухая  глина, ее лопатой  не возьмешь. На  удивление,  на встречу  спотыкаясь в колдобинах  и  ямах,  к нам   полз  старенький  трактор «Беларусь».   За  две  бутылки  Хеннесси  и одну  Мартеля  он согласился  нас  довезти  « доставлю в  лучшем виде»  до  деревни.  Но , когда   я сказал, что мы  едем  к маме  друга, он  молча  отдал  бутылки и не глядя  на  нас  обдав  запахом первача   самогонки    не поднимая  глаз  строгим  голосом  произнес.
- Садитесь в  прицеп.  Мама,  это дело  святое! 
На мои  протянутые  бутылки  он даже  не взглянул,  вымолвив
-  Самому  не стыдно за маму  бутылки всовывать  в руки, а?! Если  я  бы к  моей маме  поехал, ты  потребовал  бы  с меня плату?! Садитесь Ё,  а то  уеду.  
Развернулся  и мы,   еле держась за  серые  убогие борта   прицепа, балансируя  на его  видавшем  полу  грузы,  поехали  к деревне. Сергина  дорогущая   и  ненужная  нам  в  этих   дорожных  джунглях   машина   осталась  стоять  в канаве,  дожидаясь нас  памятником  сельским   дорогам.  Давненько  я так  не  ездил  лет тридцать, наверное! Избив  все  бока, порвав  в  нескольких  местах  дорогие  костюмы   и занозив   пальцы  о  борт,  доехали.
Сережа  постучался  в низенькую дверь  дома. Волновался.  Его пальцы ,  почему то  очень  осторожно и неслышно  перед входом в дом  повернули  щеколды на  калитке  сада.   Сад был  ухоженным и большим.  Белые  чулки  извести  украшали  стволы  яблонь.   Зашли,  пригибая  головы   в проеме  двери. Все, что видел   сейчас в доме,   мне показали  на картинках, словно на слайдах.   
Серенькие  тканные  из тряпок  дорожки  на крашенном   коричневом  полу.  Высокая  со спинками   панцирная  кровать с   белоснежным одеялом и  мама, закутанная  в шаль   под одеялом, заправленным в  вышитый  красной ниткой  пододеяльник.  Тишина, нарушаемая   лишь стуком ходиков. Старенький  телевизор и радио  молчали.  Старенькая    коричневая  табуретка  из  пятидесятых  годов  рядом  с  кроватью   с  кучей,  каких – то лекарств.      Мама  встрепенулась и, заплакав,  прошептала
- Сереженька, милай  мой!  Моя  кровиночка,  думала  уже  и не увижу!  Прости, что  приболела.     С тобой  я уже стану здоровой.   Соседки   подружки -   то умерли.  Вот месяц  назад  последнюю схоронила.   Одна  я осталась в деревне,  вот только  кот со мной.    Ты  уж  прости, что не  могла  позвонить,  кабель перерубили.   
Серега   побагровел.    Свое  обещание  он теперь   исполнит,   жаль тех дураков  вместе  с   приемщиком  металла.   Руки  им  могут теперь  на самом  деле,  и отрубить,  слов  на ветер   Серега  не бросал.    
Он   встал  на колени  перед  мамой, оперся  на кровать и  погладил  ее по щеке.  Она  плакала  беззвучно,  слезы  текли  по щекам,  пробивая себе путь.  Серега  поцеловал  ей  ладошки.  Взял  на руки!  Она  словно  маленькая  девочка,  завернутая  в одеяльце,   положила  ему  голову  на плечо.  А он тихонько  качал ее, будто  самого дорогого  ребенка.  
- Мама, а поедешь ко мне  домой  и, кота  твоего охламона  возьмем  с собой.   Я тебя  теперь  только  с охраной   и врачом  отпущу назад  с  садом поговорить.  
Мама  посмотрела  на меня и неожиданно.
-  Как  зовут твоего  друга,   мальчика  этого?!
Я  мальчик  в свои  пятьдесят  с гаком лет покраснел.  И мне  стало обидно, как   малышу.  У Сереги  вон,  какая   мама добрая, а  моя  сучка  выкинула меня в десять лет  в алчные  руки  мачехи. Потом  через  тридцать лет  она  просила  прощения, не простил. Мачеха   по вечерам  убаюкивала  свою  дочку  на моих глазах, а  ко мне  она была  равнодушна  и не подходила вовсе.  Я был  для нее  обуза.  А  перед самой  смертью  через  десять  часов   ее  дочка  Наденька,  приехала  к  умирающей   маме в больнице   из  Германии   и нудно  махала   сберкнижками  перед    побелевшим  от испуга  лицом  с  единственным  вопросом: «  Мама, где  деньги  за дачу, за квартиру, за гараж!».  Ну, за  что боролась, на то и напоролась!
  За  свое  поведение  на  похоронах  Наденька   получила среди  бабушек  прозвище «фашистка».   Она  даже  меня  не вызвала  на прощание  с мачехой.  Будто  кошку  похоронила! 
Сережа  назвал меня, а  мама   спросила.
- Володенька,  это ты  ко мне  приходил три дня назад?!   Я тебя  узнала  миленький!  Постоял  у двери и растворился.  Я думала  уже  за мной  ангел  приходил!  
Сел  на  шаткий  стул  за  стол, укутанный заботливо  цветной  клеенкой.  И смотрел на  ходики  с  гирьками,  неспешно  ведущие  свою беседу со временем. Я  все   видел в тех картинках,  хотя   они были  там немного  блеклей. Перевел   взгляд  на  деревянные  круги  пялец  с  вышивкой крестиком  и  погладил  рисунок.  На  ум пришли  слова  из песни  Басты.
И когда сбивала судьба меня с ног,
Сквозь боль и отчаяние слышал голос: "Вставай, сынок!",

В самые трудные минуты моей жизни,
Когда смерть подходила очень близко,
Звезды искрами падали с неба,
и мысли о тебе, Мама, как лучик света.
Быть может, Боже, моя вера слаба,
Но, где бы я не был,  я помню эти слова,
Прости за то, что я тебе их редко говорю: «Мама, я тебя люблю!»