ГлавнаяПрозаМалые формыРассказы → Мальчик, собака и Гитлер

Мальчик, собака и Гитлер

8 февраля 2014 - Мирика Родионова
article186655.jpg
Семейная история времен Великой Отечественной войны.

Памяти деда Ивана, пропавшего без вести в самом начале  Той войны...

Война пришла в детский Алькин мир неожиданно странно. Вроде бы для него ничего не изменилось. Что-то появилось в глазах матери – другое, неведомое ранее, поэтому пугающее. Детские опасения проявились внешне – он начал плакать, хотя  и не понимал, зачем он  заплакал. Следом за ним  сначала – тихо, а после  в рев  заголосили  другие женщины – бабушка и  две тетки. 

Мать только прижала к себе Альку, сильно - сильно и, казалось, совсем перестала дышать. Назавтра, ранним утром, собиралась она ехать с сынишкой  к месту службы мужа, -  в город Гайсин, что находился как раз, рядом с границей, в Белоруссии…

Она смотрела на свою мать – Женю, как бы  задавая ей вопрос – что же делать? Та, плача, вытирая полотенцем слезы, махнула на нее рукой, -  Сиди уже,  куда собралась – то, отъездились теперича!  Пока немца не выгонят, никуда не пущу! Пусть сначала твой Иван с гадами справится. 

Большая,  рыжая, лохматая собака Берфа – самый большой Алькин друг, сидела возле двери открытой в сени,  переминаяcь  передними лапами. Всем своим видом она показывала  свою всегдашнюю собачью готовность разделить любое вместе с людьми. Но в доме ей не позволялось хозяйничать. 

Разве что вот так  -  иногда, в моменты, отличные от обычного хода жизни, заглянуть в избу и посидеть  около входа,  на пороге. Если бы Алька заплакал на улице, во дворе, добрая псина непременно оказалась рядом и облизала бы мальчишку.  Да и не было привычки у собаки – уходить куда-то далеко от своей службы. Она сама  взвалила на себя заботу по охране самого маленького члена семьи. 

В   семье Алька и Берфа  появились почти одновременно. И названы были в честь одного  политического события, как и было модно в те времена.  23 августа 1939 года – страна заключила пакт о ненападении между СССР и Германией. 

Огромная дружба двух народов – советского и немецкого -  в семье выразилась именами – Альберт и Берта. Почему – то, со временем, буква «т» в последнем слоге имени собаки превратилась в «ф», уж теперь и не упомнят – почему. 

Собаки растут быстрее, чем человеческие дети.  Если они умны, то очень  быстро понимают, кто самый ценный в семье, кому нужно оказывать помощь,  а  кому уважение и почет. Берфа оказалось умной: подрастающий щенок не тявкал понапрасну, зная, что может разбудить Альку,  не мешался под ногами,  когда люди занимались делом, и всегда  находился рядом с малышом, чтобы успокоить  его громогласный рев  еще до прихода   мамы.  

Берфу любили. В деревне не принято  показывать или говорить о любви к животным. Они просто есть. Их  кормят  и заботятся  по мере сознательности. Но  Берфе всегда доставались лакомые кусочки и парное молочко от коровы Лыски. Она тоже была рыжей, как и собака. Только на голове,  там,  где  левое ухо и рог  белело пятно, как залысина.  

Старенький скрипучий грузовик увозил с деревенской площади перед сельсоветом парней и мужиков на войну. За машиной бежали  бабы с перекошенными лицами, мальчишки и деревенские собаки, но они не лаяли, как обычно.

Из магазина как-то сразу исчезли спички, соль и сахар. Стало меньше хлеба. Голоднее стало. С каждым месяцем и годом – хуже и страшнее. Писем от  мужа - отца – не было. Потом пришло извещение: пропал без вести.

Непочетно, странно. Значит, - жив?  Тогда где? Раз нет похоронки, - значит жив. Может, ошиблись?  Внутри все дрожит. Жив? 
Посылала запросы. В – ответ – не найдено.
Вдова. 21 год.
  
                                   ***

Ты пей, Алька, пей, чай – то, -  повторяла молодая бабушка Женя. 
Четырехлетний Алька сидел на  высоком табурете за столом. Перед ним стояла чашка с двумя ручками. В ней дымился  чай с липовым цветом и ромашкой,  -  заботливо собранной   женскими руками в начале лета.

- Не сладкий,- тоненьким голоском  прозвенел мальчишка, смотря на бабушку серыми глазами.
- Как не сладкий?  А как я тебя учила? Помнишь? Что надо сделать?
- Помню, баба Женя!  Сначало надо ложкой мешать в одну сторону  сорок раз. А потом еще сорок раз – в другую.
- Ну, и мешай! Чего сидишь, дуешь понапрасну. Совсем охолонет. Дров на тебя не  наберешься. 
- А ты посчитаешь?
- Ох, и хитрый ты, Алька! Сам ведь знаешь! Видишь, я  тебе рубашку шью, а ты отвлекаешь! А ну,  считай сам!

Алька начал мешать чай, задевая громко стенки чашки алюминиевой  чайной ложкой.
Тонкий голосок, с неумелым «Р» считал разы. Досчитав до двадцати пяти, он попытался отхлебнуть, обжегся, сразу стрельнул глазами  в бабушку – смотрит ли. Та сделала вид, что не видит  и незаметно взяла что-то с буфета,  стоящего позади.
- Алька, а ну глянь, там не Берфа дверь открыла?

Мальчишка слез с табурета и побежал в сени проверить  дверь в  дом.  Бабушка, тем временем, положила  в его чашку кусок колотого сахара, - большую драгоценность военного времени. 
- Нет бабушка, закрыта дверь. А Берфа в лес пошла, на охоту. – Сообщил Алька,  залезая на табурет и принимаясь за прерванный процесс.

- Пусть, пусть подпитается собака, может, ежа какого найдет, или, хоть крота. Все сытнее будет.
- А  разве ежей едят?
- Всех едят,  если есть нечего. – Проворчала женщина,-  А собаки, так  и любят..

Алька задумался, забыл, что считать надо было. Остановил ложку, посмотрел на бабушку. Та шила и уже не  наблюдала за Алькой, - сахар-то уже в чашке. И Алька, не сводя глаз с бабушки, решил попробовать чай,- вдруг посладел уже.
- Ой, бабушка, сладкий! – Алька сделал большой глоток.- Ой, какой сладкий! А у тебя сладкий, бабушка?
Вторая чашка с остывающим чаем стояла на столе.
- А я же не мешала, так и не сладкий.
- Тоже мешать будешь? А хочешь, я тебе помешаю, чтоб сладкий был.
- Да, пей ты уже, холодный совсем, заговорил меня…

                                     ***


Как- то раз, во время обеда, раздался стук в  окно. Саша, Алькина мама, подойдя к окну, махнула рукой гостю, чтоб шел к двери. Было слышно, что Берфа, бегавшая во дворе, радуется его приходу.
- Председатель к нам,- сообщила  Саша женщинам за столом.
Дверь в дом открылась и вскоре  в комнату вошел  Василий Матвеевич, поздоровался.
- Здравствуйте, Василий Матвеевич, обедать с нами.  Садитесь.

Александра уже и тарелку поставила, и ложку положила.
- Не, не, не суетись, Ляксандра, я по делу.  Тут звонок из района  был, упредили меня, что приедут  с фронта наших собак в специальную школу забирать. Так я вот, думаю, зайду. А то, как Алька без Берфы – то?

Женщины очень настороженно выслушали, переглянулись. Председатель сидел, опустив голову, опершись локтем на стол и постукивал ладонью по деревянной поверхности. Поднял голову и посмотрел на Алькину маму:

-Ты, Ляксандра, припрячь псину, а то, глядишь, кому  и на шапку сгодится, мех-то отрастила – загляденье. Чем только кормите?
- Так, чем кормить-то, Матвеич? Сами, вишь, что едим? – подала голос Женя. Охотится в лесу. Ловит кого-то. Иногда забелю пустую кашу-то ей молочком, а другой раз – и нету чем. Самим не хватат.
- Она у нас не обидчивая,- вмешалась Саша и умолкла, опустив  голову. 

Председатель  был вхож в их дом. Иногда делал поблажки по работе в поле, - по доброте душевной и из личного интереса. Он был вдовый  уже много лет.  Александра, молодая учительница, глянулась ему сильно. Да и Альку почитал уже своим, - то гостинчик принесет, то книжку детскую из района привезет, а то и  отрез  саржи  на штанишки мальцу. Заставлял брать, как Саша не пыталась отказаться. Не хотела принимать ухаживания немолодого уже человека. Ему бы настоять,  да,  глядишь,  и сладилось бы.  Но  он, тоже думал,  что разница большая, что не нужен ей такой…

С тех пор, как получила извещение о пропаже мужа, Саша  закрылась. Не ходила на вечерки  девичьи – не девка же, взор потух и было видно, что терпит жизнь только из-за сына. Надеялась, что найдется муж, - говорили,- на войне всяко бывает.

- Так, что, бабоньки, припрячьте псину завтра, прям с утра. Пусть в доме сидит, а коли грузовик крытый увидите, то и в подпол ее заприте. Пусть   там сидит и молчит. Сказали,- по домам будут ходить. Строго сказали. Ежели кто припрячет,- все одно заберут и на заметку возьмут…

- А, ты  Маьвеич, что ж, другим не скажешь?
- Не скажу!  У других – на цепи, а ваша все в лес шастает. Скажете, - пусть идут в лес ее ловить.
- А зачем им собаки? – подала голос Катюля, - Сашина тетка.
- Говорят, учить будут под танки бросаться с гранатой, а кого – еще куда. Говорят, что они и мины ищут. Да и мыло солдатам надо, что тут поделашь?
- Ой, не говорите при Альке,  Василий Матвеич.
- Понимаю, а все одно – жизнь!
- Поди ж ты,- Женя смотрела на председателя и промелькнула у нее мысль,- как раз ей под стать мужчина. Своего мужа она выгнала за измену, еще  до рождения Альки.
Только  у Матвеича интерес – в другую сторону. Оно и понятно:  Саша – красавица.

- Матвеич, так похлебки нашей, мисочку отведай, Сашка на зажарках наварила, а ?
- Ой, спасибо, душевные мои, идти мне надоть. Так, вы сделайте, как сказал. Бывайте, бабоньки. И ты, Саша,  будь здорова,- попрощался председатель  с женщинами за столом, окинув   тоской подернутыми глазами  стройную фигуру  провожавшей его Саши. 

- Да, а как же, благодарим тебя, Матвеич, добро помним, знай, - вслед говорила Женя.
 Матвеич  оделся, махнул  рукой, - Добра вам! –  Накинул худенький тулупчик и  вышел.

                                     ***

Еще некоторое время женщины молчали. Похлебка остыла, Катюля начала доедать холодную. У Саши в тарелке было нетронуто – она не успела,  так как кормила Альку.
Она вздохнула  и  стала сливать  остывшую  похлебку в глиняную посуду,  что в печь ставить.  
Все наблюдали за ее действиями, думая о происходящем. Женя  подала голос:
- Дура ты, Сашка!, Как есть – дура! Такой мужик к ней ходит, а она…
- Перестань, мама, сколько можно! У меня муж есть и ничего слушать не хочу!
Женя вздохнула,  с жалостью глядя на  Сашу.

 Катюля собирала тарелки и начала  мыть  их, в большой миске. Для этого она достала  из печи чугунок с горячей водой и плеснула ее в миску. Бросила туда  чуть сухой горчицы, запасы которой, казалось, в семье были неиссякаемы, также, как мускатного ореха. Все уже довоенное позаканчивалось, а  горчица, сода и мускатный орех в хозяйстве были.
Только, много  их не съешь!
- Ты, Сашка, завтра, как встанешь, Берфу покорми  и   в сенях привяжи. А то она  дождется, пока Альку будешь спать днем класть и опять в лес убежит. Так ты заранее ее  отлови. Дашь ей опорожниться и сразу. Поняла?
- Что ж я, дура, что ли?
- Ну, ладно, ты не егози. А молодец какой,  председатель-то наш. У него ж тоже пес на цепи. Да породистый. Овчарка, как – никак.
- Так может, у него-то не заберут?
- Может. 
- Где же потом люди собак возьмут?
- Так, Берфа родит.
- От кого ей рожать, если всех вывезут? Сильно Сашка нарожала без мужа?
- Ой, молчи!
 Диалог между Женей  и  Катюлей  Саша слушала спиной, - ставила в печь похлебку подогреть.  Думала, что ее никто не видит и вышла в сени, а потом – на улицу.
- Опять плакать пошла.
- А чего ты  опять?
- А , чо ж не опять. Все время в голове.  Куда же деться?
- О-о-х!  Мука одна!

Сестры  поглядели на Альку. Он все это время сидел тихо, только смотрел то на бабушку, то на Катюлю.
- Видишь, Алька, какая Берфа ценная , - берегут ее для главного удара. Небось потом возьмут, чтоб Гитлера ихнего за попу укусила.   Сейчас на ежах колючих  налОвчиться, а потом и  главного ихнего сможет, а ты   ей поможешь!
- Конечно помогу, Катя, я уже большой и знаю, как воевать! Берфа его грызть будет, а   я возьму большую палку, - толстую, какую только поднять смогу, и его по башке ударю. Сильно – сильно. Чтоб знал!

Женщины смотрели на мальца,- как в этот момент изменилось его лицо, повзрослело сразу,  губы стончились и стали так похожими на отцовские, - Жив  иль нет? Доведется увидеть ли еще, нет ли? А живое напоминание  Ивана собирается Гитлера побить! И смех и слезы, которые женщины сдерживали с трудом,- пытались улыбаться.

Наутро, все сделали, как надо. Берфа  гостила в доме, -  в сенях. Привязывать ее не стали,- она и так, как понимая момент, лежала на соломе, что  заботливо подстелила ей Саша.
Алька, взяв у печки чурбачок. Чтобы было удобней, расположился рядом,- гладил ее по голове и говорил:
- Лежи, Берфа, лежи. Мы тебя спрячем, чтоб  не забрали. А то приедет грузовик, всех собак соберет и увезет с Гитлером сражаться. А потом мы пойдем, тоже. И ты его за попу ка-ак укусишь, что он сразу упадет. А я подойду и палкой его, палкой! И папа наш домой придет сразу. Алька  замолчал. Собака из-под детской руки  между  своих ушей, пыталась  поймать  Алькин взгляд.  Мальчик  задумался. Потом посмотрел на  Берфу, -  И мама станет веселая, да Берфа?

Те  военные, кто пришел за Берфой, осмотрели весь дом, проверили углы,  сундуки, заглянули в подпол и пошли в сарай. Когда они заглянули   под крышку,- вглубь  погреба, у женщин и Альки – сердце ушло в пятки. Саша только прижала Алькину голову к себе,  чтоб  он не ойкнул. Но мальчик молчал. И Берфа внизу – молчала. Ее не увидели. Она спряталась так,  что сверху ее не было видно!   Как оказалась потом,  собака сама зарылась в уголь и потом, когда  опасность миновала и ее вытаскивали, - всех перепачкала. Но, никто не ругался. Бабушка Женя, ревностная блюстительница чистоты, у которой к обеду всегда подавались льняные,  белые салфетки, - и слова не сказала. Когда Берфа , освобожденная из «подземелья» - прыгала от радости на всех членов семьи и  измазала лапами одежду. Это все постирается и забудется. А радость, испытанная от единения, общей  цели, так счастливо достигнутой .- останется на всю жизнь.

Когда, на следующий день, Берфа прибежала из леса, то принесла  еще теплого зайца!
Неужели собака понимает слово – Благодарить?

© Copyright: Мирика Родионова, 2014

Регистрационный номер №0186655

от 8 февраля 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0186655 выдан для произведения: Семейная история времен Великой Отечественной войны.

Памяти деда Ивана, пропавшего без вести в самом начале  Той войны...

Война пришла в детский Алькин мир неожиданно странно. Вроде бы для него ничего не изменилось. Что-то появилось в глазах матери – другое, неведомое ранее, поэтому пугающее. Детские опасения проявились внешне – он начал плакать, хотя  и не понимал, зачем он  заплакал. Следом за ним  сначала – тихо, а после  в рев  заголосили  другие женщины – бабушка и  две тетки. 

Мать только прижала к себе Альку, сильно - сильно и, казалось, совсем перестала дышать. Назавтра, ранним утром, собиралась она ехать с сынишкой  к месту службы мужа, -  в город Гайсин, что находился как раз, рядом с границей, в Белоруссии…

Она смотрела на свою мать – Женю, как бы  задавая ей вопрос – что же делать? Та, плача, вытирая полотенцем слезы, махнула на нее рукой, -  Сиди уже,  куда собралась – то, отъездились теперича!  Пока немца не выгонят, никуда не пущу! Пусть сначала твой Иван с гадами справится. 

Большая,  рыжая, лохматая собака Берфа – самый большой Алькин друг, сидела возле двери открытой в сени,  переминаяcь  передними лапами. Всем своим видом она показывала  свою всегдашнюю собачью готовность разделить любое вместе с людьми. Но в доме ей не позволялось хозяйничать. 

Разве что вот так  -  иногда, в моменты, отличные от обычного хода жизни, заглянуть в избу и посидеть  около входа,  на пороге. Если бы Алька заплакал на улице, во дворе, добрая псина непременно оказалась рядом и облизала бы мальчишку.  Да и не было привычки у собаки – уходить куда-то далеко от своей службы. Она сама  взвалила на себя заботу по охране самого маленького члена семьи. 

В   семье Алька и Берфа  появились почти одновременно. И названы были в честь одного  политического события, как и было модно в те времена.  23 августа 1939 года – страна заключила пакт о ненападении между СССР и Германией. 

Огромная дружба двух народов – советского и немецкого -  в семье выразилась именами – Альберт и Берта. Почему – то, со временем, буква «т» в последнем слоге имени собаки превратилась в «ф», уж теперь и не упомнят – почему. 

Собаки растут быстрее, чем человеческие дети.  Если они умны, то очень  быстро понимают, кто самый ценный в семье, кому нужно оказывать помощь,  а  кому уважение и почет. Берфа оказалось умной: подрастающий щенок не тявкал понапрасну, зная, что может разбудить Альку,  не мешался под ногами,  когда люди занимались делом, и всегда  находился рядом с малышом, чтобы успокоить  его громогласный рев  еще до прихода   мамы.  

Берфу любили. В деревне не принято  показывать или говорить о любви к животным. Они просто есть. Их  кормят  и заботятся  по мере сознательности. Но  Берфе всегда доставались лакомые кусочки и парное молочко от коровы Лыски. Она тоже была рыжей, как и собака. Только на голове,  там,  где  левое ухо и рог  белело пятно, как залысина.  

Старенький скрипучий грузовик увозил с деревенской площади перед сельсоветом парней и мужиков на войну. За машиной бежали  бабы с перекошенными лицами, мальчишки и деревенские собаки, но они не лаяли, как обычно.

Из магазина как-то сразу исчезли спички, соль и сахар. Стало меньше хлеба. Голоднее стало. С каждым месяцем и годом – хуже и страшнее. Писем от  мужа - отца – не было. Потом пришло извещение: пропал без вести.

Непочетно, странно. Значит, - жив?  Тогда где? Раз нет похоронки, - значит жив. Может, ошиблись?  Внутри все дрожит. Жив? 
Посылала запросы. В – ответ – не найдено.
Вдова. 21 год.
  
                                   ***

Ты пей, Алька, пей, чай – то, -  повторяла молодая бабушка Женя. 
Четырехлетний Алька сидел на  высоком табурете за столом. Перед ним стояла чашка с двумя ручками. В ней дымился  чай с липовым цветом и ромашкой,  -  заботливо собранной   женскими руками в начале лета.

- Не сладкий,- тоненьким голоском  прозвенел мальчишка, смотря на бабушку серыми глазами.
- Как не сладкий?  А как я тебя учила? Помнишь? Что надо сделать?
- Помню, баба Женя!  Сначало надо ложкой мешать в одну сторону  сорок раз. А потом еще сорок раз – в другую.
- Ну, и мешай! Чего сидишь, дуешь понапрасну. Совсем охолонет. Дров на тебя не  наберешься. 
- А ты посчитаешь?
- Ох, и хитрый ты, Алька! Сам ведь знаешь! Видишь, я  тебе рубашку шью, а ты отвлекаешь! А ну,  считай сам!

Алька начал мешать чай, задевая громко стенки чашки алюминиевой  чайной ложкой.
Тонкий голосок, с неумелым «Р» считал разы. Досчитав до двадцати пяти, он попытался отхлебнуть, обжегся, сразу стрельнул глазами  в бабушку – смотрит ли. Та сделала вид, что не видит  и незаметно взяла что-то с буфета,  стоящего позади.
- Алька, а ну глянь, там не Берфа дверь открыла?

Мальчишка слез с табурета и побежал в сени проверить  дверь в  дом.  Бабушка, тем временем, положила  в его чашку кусок колотого сахара, - большую драгоценность военного времени. 
- Нет бабушка, закрыта дверь. А Берфа в лес пошла, на охоту. – Сообщил Алька,  залезая на табурет и принимаясь за прерванный процесс.

- Пусть, пусть подпитается собака, может, ежа какого найдет, или, хоть крота. Все сытнее будет.
- А  разве ежей едят?
- Всех едят,  если есть нечего. – Проворчала женщина,-  А собаки, так  и любят..

Алька задумался, забыл, что считать надо было. Остановил ложку, посмотрел на бабушку. Та шила и уже не  наблюдала за Алькой, - сахар-то уже в чашке. И Алька, не сводя глаз с бабушки, решил попробовать чай,- вдруг посладел уже.
- Ой, бабушка, сладкий! – Алька сделал большой глоток.- Ой, какой сладкий! А у тебя сладкий, бабушка?
Вторая чашка с остывающим чаем стояла на столе.
- А я же не мешала, так и не сладкий.
- Тоже мешать будешь? А хочешь, я тебе помешаю, чтоб сладкий был.
- Да, пей ты уже, холодный совсем, заговорил меня…

                                     ***


Как- то раз, во время обеда, раздался стук в  окно. Саша, Алькина мама, подойдя к окну, махнула рукой гостю, чтоб шел к двери. Было слышно, что Берфа, бегавшая во дворе, радуется его приходу.
- Председатель к нам,- сообщила  Саша женщинам за столом.
Дверь в дом открылась и вскоре  в комнату вошел  Василий Матвеевич, поздоровался.
- Здравствуйте, Василий Матвеевич, обедать с нами.  Садитесь.

Александра уже и тарелку поставила, и ложку положила.
- Не, не, не суетись, Ляксандра, я по делу.  Тут звонок из района  был, упредили меня, что приедут  с фронта наших собак в специальную школу забирать. Так я вот, думаю, зайду. А то, как Алька без Берфы – то?

Женщины очень настороженно выслушали, переглянулись. Председатель сидел, опустив голову, опершись локтем на стол и постукивал ладонью по деревянной поверхности. Поднял голову и посмотрел на Алькину маму:

-Ты, Ляксандра, припрячь псину, а то, глядишь, кому  и на шапку сгодится, мех-то отрастила – загляденье. Чем только кормите?
- Так, чем кормить-то, Матвеич? Сами, вишь, что едим? – подала голос Женя. Охотится в лесу. Ловит кого-то. Иногда забелю пустую кашу-то ей молочком, а другой раз – и нету чем. Самим не хватат.
- Она у нас не обидчивая,- вмешалась Саша и умолкла, опустив  голову. 

Председатель  был вхож в их дом. Иногда делал поблажки по работе в поле, - по доброте душевной и из личного интереса. Он был вдовый  уже много лет.  Александра, молодая учительница, глянулась ему сильно. Да и Альку почитал уже своим, - то гостинчик принесет, то книжку детскую из района привезет, а то и  отрез  саржи  на штанишки мальцу. Заставлял брать, как Саша не пыталась отказаться. Не хотела принимать ухаживания немолодого уже человека. Ему бы настоять,  да,  глядишь,  и сладилось бы.  Но  он, тоже думал,  что разница большая, что не нужен ей такой…

С тех пор, как получила извещение о пропаже мужа, Саша  закрылась. Не ходила на вечерки  девичьи – не девка же, взор потух и было видно, что терпит жизнь только из-за сына. Надеялась, что найдется муж, - говорили,- на войне всяко бывает.

- Так, что, бабоньки, припрячьте псину завтра, прям с утра. Пусть в доме сидит, а коли грузовик крытый увидите, то и в подпол ее заприте. Пусть   там сидит и молчит. Сказали,- по домам будут ходить. Строго сказали. Ежели кто припрячет,- все одно заберут и на заметку возьмут…

- А, ты  Маьвеич, что ж, другим не скажешь?
- Не скажу!  У других – на цепи, а ваша все в лес шастает. Скажете, - пусть идут в лес ее ловить.
- А зачем им собаки? – подала голос Катюля, - Сашина тетка.
- Говорят, учить будут под танки бросаться с гранатой, а кого – еще куда. Говорят, что они и мины ищут. Да и мыло солдатам надо, что тут поделашь?
- Ой, не говорите при Альке,  Василий Матвеич.
- Понимаю, а все одно – жизнь!
- Поди ж ты,- Женя смотрела на председателя и промелькнула у нее мысль,- как раз ей под стать мужчина. Своего мужа она выгнала за измену, еще  до рождения Альки.
Только  у Матвеича интерес – в другую сторону. Оно и понятно:  Саша – красавица.

- Матвеич, так похлебки нашей, мисочку отведай, Сашка на зажарках наварила, а ?
- Ой, спасибо, душевные мои, идти мне надоть. Так, вы сделайте, как сказал. Бывайте, бабоньки. И ты, Саша,  будь здорова,- попрощался председатель  с женщинами за столом, окинув   тоской подернутыми глазами  стройную фигуру  провожавшей его Саши. 

- Да, а как же, благодарим тебя, Матвеич, добро помним, знай, - вслед говорила Женя.
 Матвеич  оделся, махнул  рукой, - Добра вам! –  Накинул худенький тулупчик и  вышел.

                                     ***

Еще некоторое время женщины молчали. Похлебка остыла, Катюля начала доедать холодную. У Саши в тарелке было нетронуто – она не успела,  так как кормила Альку.
Она вздохнула  и  стала сливать  остывшую  похлебку в глиняную посуду,  что в печь ставить.  
Все наблюдали за ее действиями, думая о происходящем. Женя  подала голос:
- Дура ты, Сашка!, Как есть – дура! Такой мужик к ней ходит, а она…
- Перестань, мама, сколько можно! У меня муж есть и ничего слушать не хочу!
Женя вздохнула,  с жалостью глядя на  Сашу.

 Катюля собирала тарелки и начала  мыть  их, в большой миске. Для этого она достала  из печи чугунок с горячей водой и плеснула ее в миску. Бросила туда  чуть сухой горчицы, запасы которой, казалось, в семье были неиссякаемы, также, как мускатного ореха. Все уже довоенное позаканчивалось, а  горчица, сода и мускатный орех в хозяйстве были.
Только, много  их не съешь!
- Ты, Сашка, завтра, как встанешь, Берфу покорми  и   в сенях привяжи. А то она  дождется, пока Альку будешь спать днем класть и опять в лес убежит. Так ты заранее ее  отлови. Дашь ей опорожниться и сразу. Поняла?
- Что ж я, дура, что ли?
- Ну, ладно, ты не егози. А молодец какой,  председатель-то наш. У него ж тоже пес на цепи. Да породистый. Овчарка, как – никак.
- Так может, у него-то не заберут?
- Может. 
- Где же потом люди собак возьмут?
- Так, Берфа родит.
- От кого ей рожать, если всех вывезут? Сильно Сашка нарожала без мужа?
- Ой, молчи!
 Диалог между Женей  и  Катюлей  Саша слушала спиной, - ставила в печь похлебку подогреть.  Думала, что ее никто не видит и вышла в сени, а потом – на улицу.
- Опять плакать пошла.
- А чего ты  опять?
- А , чо ж не опять. Все время в голове.  Куда же деться?
- О-о-х!  Мука одна!

Сестры  поглядели на Альку. Он все это время сидел тихо, только смотрел то на бабушку, то на Катюлю.
- Видишь, Алька, какая Берфа ценная , - берегут ее для главного удара. Небось потом возьмут, чтоб Гитлера ихнего за попу укусила.   Сейчас на ежах колючих  налОвчиться, а потом и  главного ихнего сможет, а ты   ей поможешь!
- Конечно помогу, Катя, я уже большой и знаю, как воевать! Берфа его грызть будет, а   я возьму большую палку, - толстую, какую только поднять смогу, и его по башке ударю. Сильно – сильно. Чтоб знал!

Женщины смотрели на мальца,- как в этот момент изменилось его лицо, повзрослело сразу,  губы стончились и стали так похожими на отцовские, - Жив  иль нет? Доведется увидеть ли еще, нет ли? А живое напоминание  Ивана собирается Гитлера побить! И смех и слезы, которые женщины сдерживали с трудом,- пытались улыбаться.

Наутро, все сделали, как надо. Берфа  гостила в доме, -  в сенях. Привязывать ее не стали,- она и так, как понимая момент, лежала на соломе, что  заботливо подстелила ей Саша.
Алька, взяв у печки чурбачок. Чтобы было удобней, расположился рядом,- гладил ее по голове и говорил:
- Лежи, Берфа, лежи. Мы тебя спрячем, чтоб  не забрали. А то приедет грузовик, всех собак соберет и увезет с Гитлером сражаться. А потом мы пойдем, тоже. И ты его за попу ка-ак укусишь, что он сразу упадет. А я подойду и палкой его, палкой! И папа наш домой придет сразу. Алька  замолчал. Собака из-под детской руки  между  своих ушей, пыталась  поймать  Алькин взгляд.  Мальчик  задумался. Потом посмотрел на  Берфу, -  И мама станет веселая, да Берфа?

Те  военные, кто пришел за Берфой, осмотрели весь дом, проверили углы,  сундуки, заглянули в подпол и пошли в сарай. Когда они заглянули   под крышку,- вглубь  погреба, у женщин и Альки – сердце ушло в пятки. Саша только прижала Алькину голову к себе,  чтоб  он не ойкнул. Но мальчик молчал. И Берфа внизу – молчала. Ее не увидели. Она спряталась так,  что сверху ее не было видно!   Как оказалась потом,  собака сама зарылась в уголь и потом, когда  опасность миновала и ее вытаскивали, - всех перепачкала. Но, никто не ругался. Бабушка Женя, ревностная блюстительница чистоты, у которой к обеду всегда подавались льняные,  белые салфетки, - и слова не сказала. Когда Берфа , освобожденная из «подземелья» - прыгала от радости на всех членов семьи и  измазала лапами одежду. Это все постирается и забудется. А радость, испытанная от единения, общей  цели, так счастливо достигнутой .- останется на всю жизнь.

Когда, на следующий день, Берфа прибежала из леса, то принесла  еще теплого зайца!
Неужели собака понимает слово – Благодарить?
 
Рейтинг: +1 523 просмотра
Комментарии (1)
Серов Владимир # 8 февраля 2014 в 19:51 0
Потрясающая вещь! При всей обыденности описанных ситуаций - такой накал трагизма войны.
Автору поклон за память!