В Москву наконец-то пришло кое-какое тепло и согрело пожилым людям их старые кости. Все чаще и чаще древние бабуси стали появляться на свой любимой лавочке, посреди детской площадки, являясь живым олицетворением фразы «Я есть Альфа и Омега, начало и конец», досиживая свои последние дни там, где они когда-то гуляли своих детей, потом внуков, а некоторые уже и отгуляли правнуков.
В эту, с каждым годом обновляющуюся, компанию затесалась и моя теща, которая в свои восемьдесят лет приуныла, что не может за один день обойти все магазины района, а так как больше в жизни у нее никогда никаких интересов не было, то ей оставалось только одно – целыми днями сидеть и болтать с сестрами по несчастью, которое именуется глубокая старость. Благо, умерев в прошлом году, освободила ей место Марья Петровна.
Проведя на открытом воздухе несколько дней, моя теща может быть помолодела, а может быть опьянела от свежести, но вероятнее всего – солнышко напекло ей ее, по старости, совсем слабую голову, несмотря на то, что сидели они в тени.
Сперва, она решила купить себе открытые тапочки, поскольку в кожаных лодочках, фасоне, любимым ею с молодости, ногам очень парко. Сказано-сделано – купила она себе что-то такое открытое – босоножки – не босоножки, вьетнамки – не вьетнамки, как сказал Александр Сергеевич Пушкин «неведому зверушку», хач-пошива у нас на Коптевском рынке. Посидела в них денек на лавочке – вижу недовольна чем-то и сильно недовольна. Лицо озабоченное, грустное. Ходит по квартире, как неприкаянная – думает – места себе не находит. Слышу – позвонила какой-то подруге… минут через пять ушла на улицу… Смотрю – тащит в руках целый ворох каких-то модных журналов… вот-так-да?
– Уж не влюбилась ли наша старушенция? – спрашиваю я ее.
– Пора уже о вечном подумать, о Боге, о смерти, о кладбище, а не о бесовских молодежных забавах! – Продолжаю я свою речь, тыча пальцев в картинку полуобнаженной девицы в купальнике с развевающимися волосами.
– Крем мне надо купить, крем – отвечает мне она – одела я открытые туфли, посмотрела – какие же у меня старые и некрасивые ноги! Стыдно! Вот я и ищу какой-нибудь крем. Нельзя же так ходить.
Ну, памятуя о том, что даже пень в апрельский день (хотя сейчас и не апрель, но у стариков все невовремя) березкой тоже стать мечтает, мы с женой не стали мешать бабушке осуществить задуманное. И, на следующий день, увидели как она возвращается из магазина с заветной баночкой крема в руках.
Ох! Если бы мы знали к каким это приведет последствиям! Хотя, вот я, лично, в баночке крема ничего страшного и опасного не видел. Вроде – бабуля из ума не выжила – намазывать его на хлеб заместо масла не будет – так чего же бояться?
Но буквально минут через десять нас встрепенул дикий вопль. Мы кинулись в тещину комнату и застали ее, лежащую навзничь на кровати. В тот момент, я, в тревоге, даже не обратил внимания на то, как сложены ее ноги. Хотя по всему было видно, что тревожится нечего – даже беглый взгляд говорил, что это не сердечный приступ – дыхание было, да и пульс присутствовал. Долгое «Т-ь-ь-ь-ь-ф-ф-ф-у-у-у-у» водой в лицо (какой зять откажется плюнуть в собственную тещу), привело ее в чувство, но вызвало новые стоны и выкрики: «Нога!.. Нога!».
И только тогда я заметил, что левая нога тещи неестественно выгнута в колене. Вот оно что! Врачи разобрались – вывих со смещением – так вроде эта ерунда называется. Да и не важно это. Важно другое – как это произошло!
Бабуля решила намазать ступню кремом. Для этого села на кровать, положила рядом с собой открытую баночку и попробовала нагнуться дотянувшись пальцами до стопы. Оказалось, что восемьдесят лет не сорок и даже не пятьдесят, а намного-намного больше. И дотянуться ей до стопы просто невозможно. К тому же, при наклоне, кровь сильно стучала ей в голову. Тогда, наша «гимнастка» не нашла ничего лучшего, чем сесть на кровать чуть ли в позу «лотоса» и правой рукой подтащить стопу поближе к туловищу.
– Я чувствовала, что нога не сгибается, поэтому дернула ее изо всех сил – поведала на следующий день она.
Что из этого вышло, ты, дорогой читатель, уже знаешь.
Помочь сайту
Поздравления
