Кости

                Друид Мерлин всегда был в глубине своей изъеденной тайнами, словно червями, старой души, ребенком. Его забавляли ярмарки, шуты, игрушки и фокусы…
                Если бы в Конклаве  узнали, что великий Мерлин – целитель и интриган, поклонник ярмарочных фокусов, то грохот хохота членов Конклава мог, наверное, вызвать землетрясение. Или не мог. Мерлин не проверял и проверять не горел желанием. 
                Это позже немного он приобретет за собою черту – ту замечательную, желанную многими в себе и раздражающую в других, - абсолютное безразличие к окружающим. И тогда открыто он станет складировать у себя в комнате сладости, есть варенье посреди совещания Артура Пендрагона (учитывая, что Моргана вообще во время заседаний пила, а некоторые рыцари спали…варенье смотрелось еще ничего), но это все будет потом.
                А сегодня друид Мерлин ищет кое-кого. Ищет и не может найти. Его ведет совесть. Он знает, что маленькая девочка Моргана где-то в этих краях, где-то на этом Тракте. И, наверное, ей страшно. Она ведь осталась совсем-совсем одна…
                А внутри нее кипит сила. а внутри нее разгорается месть. И разум, наверняка истомленный скитаниями, переполненный юностью и чувством страха, находящийся в изгнании от родных мест, не может найти выхода. И задача Мерлина – его искупление, его цель, найти эту девочку.
                Ведь во всем, что случилось, виноват лишь он. И Мерлин заранее положил себе зарок, что и в дальнейшем, во всем, что бы ни случилось с нею, будет виноват лишь он один.
                Сегодня Мерлин еще не знает, что эта девочка вырастет в проблему, которую, он, однако, будет рад видеть. И в девочке этой будет много тревоги и много боли, и она будет находиться с ним рядом очень долго, каждым своим появлением заставляя его сердце сжиматься.
                Но сегодня Мерлин еще не знает всего этого. Сегодня он еще боится показаться чудаковатым даже своим собратьям по магии. Сегодня он таится сам от своих мыслей и ненавидит отвратительно жаркий, давящий полдень.
                И весь этот Тракт он складывает словно бы жизнь… невольно приходят на ум его, страдающий от жары, метафоры и словоформы, в которых нет никакого смысла, но есть удовольствие.
                Такое – немного раздражающее и даже болезненное удовольствие, когда невозможно сосредоточиться четко на одной мысли и приходится возвращаться к каким-то сумбурным туманным образам.
                И Мерлин идет. Идет почти наугад. Строя из себя мудрейшего и изображая из себя знающего, но на деле – ослепшего от усталости и этого давящего солнца.
***
                Трактир был самым обычным для Тракта. Помесь притона для какого-нибудь бандитского гнезда, приют странных путников, обиталище порока с неожиданной святостью. Самый обычный Трактовый Трактирчик, что торчат по всей его продолжительности и ничем не отличаются друг от друга. Именно в таком месте можно встретить какого-нибудь обольстительного изгнанного принца, самую известную отравительницу, целителя высшей пробы и самого низкопробного пьяницу с мудростью философа в речах.
                Именно в таких трактирчиках встречаются заговорщики и тайные любовники, именно здесь творится история всех теневых движений, бунтов, мятежей и переворотов. Здесь найти убийцу примерно также легко, как заказать крепкой янтарной медовухи или эль. Причем – непонятно, что появится даже быстрее: труп или деревянная кружка, полная дышащей меди, пропитанная лесным духом.
                Трактиры эти могут быть безопасный для самых хрупких созданий и опасны для тех, кто может за себя постоять. Здесь легко вступаются за честь незнакомца и легко проигрывают жизнь соратника в кости…
                Ах, кости! Самого разного размера и всех расцветок! Гладкие, ребристые, теплые и презрительно холодные на многих гранях своих отражающие судьбы тех простецов, что в наивности, не имея знакомства с Трактом, решили сыграть!
                Игры учат вниманию, изворотливости, ловкости, а игры в трактирах  - учат выживать.
                Когда ты садишься за стол с любыми дротиками, костями, фишками, шахматами, картами или чем-нибудь еще, хоть сколько-нибудь азартным, будь готов играть со смертью. В трактирах именно так.
                Простецы и случайные прохожие очень падки на все эти легкие выигрыши, которые им позволяют завсегдатаи Тракта, постепенно втягивая в тяжелые сети поражения.  И вот, не успевши оглянуться, ты уже должен прорву монет…
                Которых у тебя, скорее всего, нет.
                Нельзя играть на прожилках Тракта, но как же соблазнительно, вкусив питательный, нехитрый, но, почему-то очень вкусный ужин, расслабившись на деревянных скамьях с кружечкой эля, сыграть с лукавым незнакомцем…
                И самое любимое – кости. Их легко спрятать, их легко покорить своей руке. Это не карты. Это не шахматы, требующие сноровки и трезвости.
                Это совершенно что-то другое, открывающее целый мир, невиданный тому, кто ни разу не пересекал Тракт и не появлялся на пороге трактира в запыленном дорожном плаще.
                И Мерлин, истомив свои ноги, появился сегодня на пороге такого трактирчика, когда солнце признало свое поражение и медленно начало отступать с небесного покрывала, унимая жар, которым терзало землю…
***
                В трактире всегда шумно. Даже когда малолюдно. Это шум самих стен.
                Но сегодня народу много. Мерлин примостился в самом углу, забился с тарелкой жареной по-крестьянски курятиной: хрустящая, усыпанная щедро зеленью корочка, раскусывая которую ты чуешь мясной сок и только потом вгрызаешься в нежное мясо, картофелем – щедро сдобренным сливочным душистым маслом и тающей солью, хлебом – еще теплым, печным и кувшином того самого, знаменитого трактирного эля насыщенного вишневого цвета…
                Для путника кушанье это – настоящее богатство, которое не повторить ни одной домашней кухарке.
                И Мерлин, как все путники, сначала жадно ел, и дойдя уже до половины огромной трактирной тарелки, вдруг почувствовал, что чего-то ему не хватает.
                Ох, коварство трактиров! В шуме тяжело оставаться безучастным. Начинаешь тосковать. Хочется поговорить, спеть…
-Добрый вечер, путник! – Мерлин поднял глаза, услышав этот молодой, но какой-то очень уж вкрадчивый голос.
                Перед ним стоял юноша, если не сказать, что совсем мальчик. От мальчика его отделял только, пожалуй, взгляд. Очень умный, цепкий, ловкий….как будто бы считывающий всю душу человека.
                Да и в целом…это был необыкновенный юноша. Он был каким-то очень уж двойственным. С одной стороны – черты его лица грубы, а с другой – в их переходах явная мягкость. Какая-то тонкая грань между воинственной мужественностью и романтичностью. Такой человек запросто мог быть убийцей или поэтом, бродяжным философом, попрошайкой, священником и даже палачом. Природа, словно бы дала ему внешность такого рода, чтобы он сам в полной мере распоряжался своей судьбой.
                Мерлин почти наяву увидел могучую стихию, что кружила над колыбелью младенца, не зная, куда его определить, а потом просто махнула всеми своими силами и улетела, бормоча что-то вроде: «сам определяйся!»
-Ну…наверное, - Мерлин вежливо кивнул, указывая на место против себя. Незнакомец улыбнулся – широко и тепло, и уселся на предложенное ему место, поставил свою кружку, полную такого же вишневого эля перед собою, и спросил:
-Далеко идете?
-Пожалуй, что так…- Мерлин знал, что нельзя заговаривать на Тракте без надобности, но что мог сделать этот мальчик? –А ты?
-А мне кажется, что я буду идти всю жизнь! – неожиданно звонко рассмеялся незнакомец и протянул широкую теплую ладонь, лишенную трудовой грубости, но крепкую, - Мое имя – Мэтт Марсер.
-М…мерлин, - почему-то оробел друид, пожимая руку. – Друид.
-Сирота, - кивнул Мэтт. – Бродяга, романтик, бард, вор…немного поэт и кузнец. Еще неплохо жарю курицу.
-Э…- Мерлин невольно прижал левый карман к мантии, обалдев от титулов и представлений юноши. Мэтт заметил это и вздохнул с какой-то печальностью:
-Расслабьтесь, я не на работе. К тому же, я не краду у всех подряд.
-У вас есть какой-то особенный порядок? – Мерлин почувствовал, что юноша, несмотря на то, что явно не чист на руку, не внушает ему никакого презрения.
-Кодекс чести! – вскинулся Мэтт. – Я не краду у женщин, у детей, у пьяных…
                Он оценивающе оглядел Мерлина.
-И у нищих тоже.
-Я не нищий! – почему-то обиделся Мерлин и тут же прикусил язык, решив, что сказал слишком громко, но трактирный шум перекрыл его возмущение.
-Тогда, почему вы не с ними? – Мэтт ткнул пальцем в угол, где собрались самые азартные гости за игрой в карты.
-Потому что я умный, - Мерлин пригубил эль и неожиданно удивился тому, как приятен тот на вкус. – А вы почему не там?
-Потому что я знаю, каково играть среди жулья, - Марсер закатил глаза, - вы не поверите, какие трюки существуют!
-И слава Авалону! – буркнул Мерлин. – Лучше не представлять, чем сидеть среди воров и…
                Он осекся. Робко взглянул на Мэтта. Почему-то не хотелось Мерлину обижать совсем еще мальчишку.
-О, это временно! – Мэтт не обиделся, напротив, широко улыбнулся. – Однажды я стану священником и прощу сначала все свои грехи, а потом помогу другим.
-Чего?- Мерлин решил, что перебрал с элем, но кружка была почти нетронутой. – Священником? А…почему?
                Мэтт прижал левую руку к сердцу и промолвил надрывно:
-Тянет! Тянет меня!
                А потом рассмеялся:
-Правда – тянет! Вы не знаете, но эта страсть пьянит сильнее, чем игра в кости, сильнее, чем…
-Кости? – Мерлин поморщился. Ему непонятен был скачок мыслей Мэтта. – А… так почему вы не там?
-Жулики они! – Марсер развел руками. – Я люблю играть, но только в кости. И не с жуликами. У меня нечего взять, но им важно само удовольствие.
                Мэтт достал из кармана четыре игральные кости с гладкими шлифованными черными гранями, на которых были выбиты белоснежные круги…он принялся подбрасывать их в руке, а Мерлин следил за блеском граней, еще более причудливом из-за свечного пламени трактира.
-Когда судьба дает тебе шанс, - подбрасывая, говорил Мэтт, - когда ты сам не знаешь, насколько близок к тому варианту, что крадется в твоем рассудке, когда все зависит только от твердости твоей руки и случая – о, они сумели опорочить и это. А мне по душе бедная честность! Мне – вору…
                Мерлин отодвинул тарелку и, сам поражаясь своей смелости, не зная, что творит, предложил:
-У меня есть сто монет…может – сыграем?
                Мэтт даже замер со своими костями в руке. С удивлением воззрился на Мерлина, лицо юноши просияло от восторга:
-И вы не будете жулить?
-Не буду, - пообещал Мерлин и приложил руку к сердцу. Он всегда был очень падок на всякие забавы…
**8*
                Кости обжигали ладонь, хоть и оставались холодными. Они были гораздо тяжелее, чем думал Мерлин, но вскоре всякие мысли оставили его, остался лишь азарт: сколько выпадет на этот раз?
                Договорились играть двумя костями. Юнец Мэтт сказал, что не намерен играть слишком уж по-крупному и этим еще больше увеличил азарт в сердце друида.
-Ну, вы первый, - Мэтт Марсер вложил своей рукою в руку Мерлину две игральные кости и крепко сжал ему руку.
-Почему?
-Вы же гость! – казалось, юноша даже возмутился от такого простого ответа. Он был таким праведным в своем гневе, что Мерлин действительно смутился своей неловкости и бросил – робко и осторожно, как в первый раз всегда бывает во всяком занятии, кости.
-Одиннадцать! – с восторгом выдохнул Мэтт, словно бы не замечая, что его шансы к победе составляют очень мало. – Вы мастер!
-Ну…просто удача, - смутился друид и спрятал довольную неловкую улыбку в кружке с элем.
-Семь, - Мэтт, казалось, вовсе не расстроился. – Не мой день!
-Тебе еще повезет! – горячо заверил друид, скорбно принимая монетку от юноши. – Давай…еще раз?
                Ему стало жалко этого двойственного человека, чей путь мог лечь в любую сторону. Мерлин твердо решил, что проиграет следующий раунд и тогда Мэтту достанется обратно его монета, впрочем… если повысить ставку, то тогда – юноша, возможно, на день воздержится от воровства, так? И, может быть, именно этот день повернет его судьбу в лучшее русло?
-Давай еще раз и на две? – предложил Мерлин.
-Ну…- Мэтт задумался, - а давайте!
                Мерлин старался метнуть слабо, но кости выдали противную десятку: шесть и четыре.  высоко, но, хотя бы больше шансов перебить, чем в прошлый раз.
-Девятка! – Мэтт захохотал. Странная реакция человека на второе поражение подряд. Мерлин закусил губу в нервном напряжении:
-Еще?
                И снова Мерлин победил. Двенадцать против шести. Зато в следующий раз, когда Мерлин снова предложил делать маленькую ставку, Мэтт одолел его и выкинул девять против шести.
-Обожаю девятку! – Мэтт поцеловал монету и сунул ее в карман.
-Тебе надо было ставить больше, - Мерлин улыбнулся, - похоже, удача любит тебя.  Еще?
                Это была странная партия. Стоило Мэтту поднять ставку, расхрабрившись, до десяти монет, как он тут же проигрывал с разницей на один-два. Зато по самой маленькой ставке он выигрывал, но с такой же небольшой разницей…
                Азарт подстегивал Мерлина все сильнее. Ему казалось, что он ведет игру, что судьба благоволит к нему и…
***
                То, как он начал проигрывать, Мерлин даже не сразу заметил. Сначала одну крупную партию выиграл Мэтт, затем другую…а потом начался абсолютный сумбур – Мэтт не называл ставку, а только говорил, на сколько монет повышает ее:
-Повышаю на шесть, повышаю на семь…
                В итоге, Мерлин, сосредоточившись абсолютно на игре, даже не следил за ставкой, пока Мэтт вдруг не накрыл кости ладонью и не сказал:
-Мне надоело. Давай по счетам и я пойду.
-По сче…- Мерлин поднял на него воспаленные от напряжения глаза и вдруг заметил, что за окном стоит глубокая ночь, а ведь когда он только зашел в трактир, сумрак только опускался на землю. И…что же выходит? Сколько он уже сидит вот так вот, увлекшись игрою?
-Сколько? – обреченно спросил Мерлин.
-Двести монет, - легко щелкнул пальцами Марсер.
-Как? У меня ведь было…сто!
-Я же поднял ставку. А ты ее принял, - Мэтт достал откуда-то пергамент с кучей зачеркнутых цифр и палочек. – Вот, видишь, семнадцатая строка – сто девяносто четыре монеты. Восемнадцатая -  плюс шесть монет. Сто девяносто четыре плюс шесть?
                У Мерлина в путь был приготовлен мешочек с сотней. Еще немного было его личных сбережений, приготовленных на крайнюю нужду, если ему удастся, например, найти свою цель. В сумме, выходило как раз около двух сотен.
-Как-то это было…нечестно, - беспомощно промолвил Мерлин, отдавая золото. Ему было не жаль особенно монет, но досада…неприятное ощущение того, что все просто воспользовались его наивностью.
-А я и не обещал, что не буду жулить, - Мэтт залпом допил из своей кружки. – Я потому и не люблю играть с другими плутами. Сидишь и взвешиваешь все каждый ход, а тут легко.
                Мэтт поднялся из-за стола и хлопнул Мерлина по плечу, как будто бы были они старыми знакомыми, сказал:
-Бывай, старик!
                И, пританцовывая, исчез среди столиков. Расстроенный Мерлин не стал доедать и поднялся в нанятую комнату, за которую, как мудро! – заплатил он раньше. Уже на краю, подле дверей, Мерлин не удержался и обернулся на зал, ища  взглядом Марсера.
                Тот уже вольготно раскинулся в компании каких-то бродяг, с бутылкой медовухи. Почувствовав на себе взгляд друида, Мэтт поднял голову и, встретив его взор, лукаво подмигнул и шутливо погрозил пальцем.
                И Мерлин почему-то понял, что не может злиться на этого одновременно шута и короля. Ему хотелось верить, что этот парнишка, вовлекший его в сети азарта, однажды обретет свое место.
                Мэтт же, говоря о том, что не любит играть с жуликами, не лукавил. Там его кости – его гордость, его собственная хитрость – была бы раскрыта и позаимствована другими. А он так любовно и осторожно обтесывал их, твердо высчитывая неравномерность, чтобы точно знать, как метнуть ля победы и для поражения. И это Мерлин еще не знал о ловкости рук Марсера, позволявших ему играть на самом деле тремя костями этим вечером вместо двух…
 
 
 
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2021

Регистрационный номер №0494971

от 31 мая 2021

[Скрыть] Регистрационный номер 0494971 выдан для произведения:                 Друид Мерлин всегда был в глубине своей изъеденной тайнами, словно червями, старой души, ребенком. Его забавляли ярмарки, шуты, игрушки и фокусы…
                Если бы в Конклаве  узнали, что великий Мерлин – целитель и интриган, поклонник ярмарочных фокусов, то грохот хохота членов Конклава мог, наверное, вызвать землетрясение. Или не мог. Мерлин не проверял и проверять не горел желанием. 
                Это позже немного он приобретет за собою черту – ту замечательную, желанную многими в себе и раздражающую в других, - абсолютное безразличие к окружающим. И тогда открыто он станет складировать у себя в комнате сладости, есть варенье посреди совещания Артура Пендрагона (учитывая, что Моргана вообще во время заседаний пила, а некоторые рыцари спали…варенье смотрелось еще ничего), но это все будет потом.
                А сегодня друид Мерлин ищет кое-кого. Ищет и не может найти. Его ведет совесть. Он знает, что маленькая девочка Моргана где-то в этих краях, где-то на этом Тракте. И, наверное, ей страшно. Она ведь осталась совсем-совсем одна…
                А внутри нее кипит сила. а внутри нее разгорается месть. И разум, наверняка истомленный скитаниями, переполненный юностью и чувством страха, находящийся в изгнании от родных мест, не может найти выхода. И задача Мерлина – его искупление, его цель, найти эту девочку.
                Ведь во всем, что случилось, виноват лишь он. И Мерлин заранее положил себе зарок, что и в дальнейшем, во всем, что бы ни случилось с нею, будет виноват лишь он один.
                Сегодня Мерлин еще не знает, что эта девочка вырастет в проблему, которую, он, однако, будет рад видеть. И в девочке этой будет много тревоги и много боли, и она будет находиться с ним рядом очень долго, каждым своим появлением заставляя его сердце сжиматься.
                Но сегодня Мерлин еще не знает всего этого. Сегодня он еще боится показаться чудаковатым даже своим собратьям по магии. Сегодня он таится сам от своих мыслей и ненавидит отвратительно жаркий, давящий полдень.
                И весь этот Тракт он складывает словно бы жизнь… невольно приходят на ум его, страдающий от жары, метафоры и словоформы, в которых нет никакого смысла, но есть удовольствие.
                Такое – немного раздражающее и даже болезненное удовольствие, когда невозможно сосредоточиться четко на одной мысли и приходится возвращаться к каким-то сумбурным туманным образам.
                И Мерлин идет. Идет почти наугад. Строя из себя мудрейшего и изображая из себя знающего, но на деле – ослепшего от усталости и этого давящего солнца.
***
                Трактир был самым обычным для Тракта. Помесь притона для какого-нибудь бандитского гнезда, приют странных путников, обиталище порока с неожиданной святостью. Самый обычный Трактовый Трактирчик, что торчат по всей его продолжительности и ничем не отличаются друг от друга. Именно в таком месте можно встретить какого-нибудь обольстительного изгнанного принца, самую известную отравительницу, целителя высшей пробы и самого низкопробного пьяницу с мудростью философа в речах.
                Именно в таких трактирчиках встречаются заговорщики и тайные любовники, именно здесь творится история всех теневых движений, бунтов, мятежей и переворотов. Здесь найти убийцу примерно также легко, как заказать крепкой янтарной медовухи или эль. Причем – непонятно, что появится даже быстрее: труп или деревянная кружка, полная дышащей меди, пропитанная лесным духом.
                Трактиры эти могут быть безопасный для самых хрупких созданий и опасны для тех, кто может за себя постоять. Здесь легко вступаются за честь незнакомца и легко проигрывают жизнь соратника в кости…
                Ах, кости! Самого разного размера и всех расцветок! Гладкие, ребристые, теплые и презрительно холодные на многих гранях своих отражающие судьбы тех простецов, что в наивности, не имея знакомства с Трактом, решили сыграть!
                Игры учат вниманию, изворотливости, ловкости, а игры в трактирах  - учат выживать.
                Когда ты садишься за стол с любыми дротиками, костями, фишками, шахматами, картами или чем-нибудь еще, хоть сколько-нибудь азартным, будь готов играть со смертью. В трактирах именно так.
                Простецы и случайные прохожие очень падки на все эти легкие выигрыши, которые им позволяют завсегдатаи Тракта, постепенно втягивая в тяжелые сети поражения.  И вот, не успевши оглянуться, ты уже должен прорву монет…
                Которых у тебя, скорее всего, нет.
                Нельзя играть на прожилках Тракта, но как же соблазнительно, вкусив питательный, нехитрый, но, почему-то очень вкусный ужин, расслабившись на деревянных скамьях с кружечкой эля, сыграть с лукавым незнакомцем…
                И самое любимое – кости. Их легко спрятать, их легко покорить своей руке. Это не карты. Это не шахматы, требующие сноровки и трезвости.
                Это совершенно что-то другое, открывающее целый мир, невиданный тому, кто ни разу не пересекал Тракт и не появлялся на пороге трактира в запыленном дорожном плаще.
                И Мерлин, истомив свои ноги, появился сегодня на пороге такого трактирчика, когда солнце признало свое поражение и медленно начало отступать с небесного покрывала, унимая жар, которым терзало землю…
***
                В трактире всегда шумно. Даже когда малолюдно. Это шум самих стен.
                Но сегодня народу много. Мерлин примостился в самом углу, забился с тарелкой жареной по-крестьянски курятиной: хрустящая, усыпанная щедро зеленью корочка, раскусывая которую ты чуешь мясной сок и только потом вгрызаешься в нежное мясо, картофелем – щедро сдобренным сливочным душистым маслом и тающей солью, хлебом – еще теплым, печным и кувшином того самого, знаменитого трактирного эля насыщенного вишневого цвета…
                Для путника кушанье это – настоящее богатство, которое не повторить ни одной домашней кухарке.
                И Мерлин, как все путники, сначала жадно ел, и дойдя уже до половины огромной трактирной тарелки, вдруг почувствовал, что чего-то ему не хватает.
                Ох, коварство трактиров! В шуме тяжело оставаться безучастным. Начинаешь тосковать. Хочется поговорить, спеть…
-Добрый вечер, путник! – Мерлин поднял глаза, услышав этот молодой, но какой-то очень уж вкрадчивый голос.
                Перед ним стоял юноша, если не сказать, что совсем мальчик. От мальчика его отделял только, пожалуй, взгляд. Очень умный, цепкий, ловкий….как будто бы считывающий всю душу человека.
                Да и в целом…это был необыкновенный юноша. Он был каким-то очень уж двойственным. С одной стороны – черты его лица грубы, а с другой – в их переходах явная мягкость. Какая-то тонкая грань между воинственной мужественностью и романтичностью. Такой человек запросто мог быть убийцей или поэтом, бродяжным философом, попрошайкой, священником и даже палачом. Природа, словно бы дала ему внешность такого рода, чтобы он сам в полной мере распоряжался своей судьбой.
                Мерлин почти наяву увидел могучую стихию, что кружила над колыбелью младенца, не зная, куда его определить, а потом просто махнула всеми своими силами и улетела, бормоча что-то вроде: «сам определяйся!»
-Ну…наверное, - Мерлин вежливо кивнул, указывая на место против себя. Незнакомец улыбнулся – широко и тепло, и уселся на предложенное ему место, поставил свою кружку, полную такого же вишневого эля перед собою, и спросил:
-Далеко идете?
-Пожалуй, что так…- Мерлин знал, что нельзя заговаривать на Тракте без надобности, но что мог сделать этот мальчик? –А ты?
-А мне кажется, что я буду идти всю жизнь! – неожиданно звонко рассмеялся незнакомец и протянул широкую теплую ладонь, лишенную трудовой грубости, но крепкую, - Мое имя – Мэтт Марсер.
-М…мерлин, - почему-то оробел друид, пожимая руку. – Друид.
-Сирота, - кивнул Мэтт. – Бродяга, романтик, бард, вор…немного поэт и кузнец. Еще неплохо жарю курицу.
-Э…- Мерлин невольно прижал левый карман к мантии, обалдев от титулов и представлений юноши. Мэтт заметил это и вздохнул с какой-то печальностью:
-Расслабьтесь, я не на работе. К тому же, я не краду у всех подряд.
-У вас есть какой-то особенный порядок? – Мерлин почувствовал, что юноша, несмотря на то, что явно не чист на руку, не внушает ему никакого презрения.
-Кодекс чести! – вскинулся Мэтт. – Я не краду у женщин, у детей, у пьяных…
                Он оценивающе оглядел Мерлина.
-И у нищих тоже.
-Я не нищий! – почему-то обиделся Мерлин и тут же прикусил язык, решив, что сказал слишком громко, но трактирный шум перекрыл его возмущение.
-Тогда, почему вы не с ними? – Мэтт ткнул пальцем в угол, где собрались самые азартные гости за игрой в карты.
-Потому что я умный, - Мерлин пригубил эль и неожиданно удивился тому, как приятен тот на вкус. – А вы почему не там?
-Потому что я знаю, каково играть среди жулья, - Марсер закатил глаза, - вы не поверите, какие трюки существуют!
-И слава Авалону! – буркнул Мерлин. – Лучше не представлять, чем сидеть среди воров и…
                Он осекся. Робко взглянул на Мэтта. Почему-то не хотелось Мерлину обижать совсем еще мальчишку.
-О, это временно! – Мэтт не обиделся, напротив, широко улыбнулся. – Однажды я стану священником и прощу сначала все свои грехи, а потом помогу другим.
-Чего?- Мерлин решил, что перебрал с элем, но кружка была почти нетронутой. – Священником? А…почему?
                Мэтт прижал левую руку к сердцу и промолвил надрывно:
-Тянет! Тянет меня!
                А потом рассмеялся:
-Правда – тянет! Вы не знаете, но эта страсть пьянит сильнее, чем игра в кости, сильнее, чем…
-Кости? – Мерлин поморщился. Ему непонятен был скачок мыслей Мэтта. – А… так почему вы не там?
-Жулики они! – Марсер развел руками. – Я люблю играть, но только в кости. И не с жуликами. У меня нечего взять, но им важно само удовольствие.
                Мэтт достал из кармана четыре игральные кости с гладкими шлифованными черными гранями, на которых были выбиты белоснежные круги…он принялся подбрасывать их в руке, а Мерлин следил за блеском граней, еще более причудливом из-за свечного пламени трактира.
-Когда судьба дает тебе шанс, - подбрасывая, говорил Мэтт, - когда ты сам не знаешь, насколько близок к тому варианту, что крадется в твоем рассудке, когда все зависит только от твердости твоей руки и случая – о, они сумели опорочить и это. А мне по душе бедная честность! Мне – вору…
                Мерлин отодвинул тарелку и, сам поражаясь своей смелости, не зная, что творит, предложил:
-У меня есть сто монет…может – сыграем?
                Мэтт даже замер со своими костями в руке. С удивлением воззрился на Мерлина, лицо юноши просияло от восторга:
-И вы не будете жулить?
-Не буду, - пообещал Мерлин и приложил руку к сердцу. Он всегда был очень падок на всякие забавы…
**8*
                Кости обжигали ладонь, хоть и оставались холодными. Они были гораздо тяжелее, чем думал Мерлин, но вскоре всякие мысли оставили его, остался лишь азарт: сколько выпадет на этот раз?
                Договорились играть двумя костями. Юнец Мэтт сказал, что не намерен играть слишком уж по-крупному и этим еще больше увеличил азарт в сердце друида.
-Ну, вы первый, - Мэтт Марсер вложил своей рукою в руку Мерлину две игральные кости и крепко сжал ему руку.
-Почему?
-Вы же гость! – казалось, юноша даже возмутился от такого простого ответа. Он был таким праведным в своем гневе, что Мерлин действительно смутился своей неловкости и бросил – робко и осторожно, как в первый раз всегда бывает во всяком занятии, кости.
-Одиннадцать! – с восторгом выдохнул Мэтт, словно бы не замечая, что его шансы к победе составляют очень мало. – Вы мастер!
-Ну…просто удача, - смутился друид и спрятал довольную неловкую улыбку в кружке с элем.
-Семь, - Мэтт, казалось, вовсе не расстроился. – Не мой день!
-Тебе еще повезет! – горячо заверил друид, скорбно принимая монетку от юноши. – Давай…еще раз?
                Ему стало жалко этого двойственного человека, чей путь мог лечь в любую сторону. Мерлин твердо решил, что проиграет следующий раунд и тогда Мэтту достанется обратно его монета, впрочем… если повысить ставку, то тогда – юноша, возможно, на день воздержится от воровства, так? И, может быть, именно этот день повернет его судьбу в лучшее русло?
-Давай еще раз и на две? – предложил Мерлин.
-Ну…- Мэтт задумался, - а давайте!
                Мерлин старался метнуть слабо, но кости выдали противную десятку: шесть и четыре.  высоко, но, хотя бы больше шансов перебить, чем в прошлый раз.
-Девятка! – Мэтт захохотал. Странная реакция человека на второе поражение подряд. Мерлин закусил губу в нервном напряжении:
-Еще?
                И снова Мерлин победил. Двенадцать против шести. Зато в следующий раз, когда Мерлин снова предложил делать маленькую ставку, Мэтт одолел его и выкинул девять против шести.
-Обожаю девятку! – Мэтт поцеловал монету и сунул ее в карман.
-Тебе надо было ставить больше, - Мерлин улыбнулся, - похоже, удача любит тебя.  Еще?
                Это была странная партия. Стоило Мэтту поднять ставку, расхрабрившись, до десяти монет, как он тут же проигрывал с разницей на один-два. Зато по самой маленькой ставке он выигрывал, но с такой же небольшой разницей…
                Азарт подстегивал Мерлина все сильнее. Ему казалось, что он ведет игру, что судьба благоволит к нему и…
***
                То, как он начал проигрывать, Мерлин даже не сразу заметил. Сначала одну крупную партию выиграл Мэтт, затем другую…а потом начался абсолютный сумбур – Мэтт не называл ставку, а только говорил, на сколько монет повышает ее:
-Повышаю на шесть, повышаю на семь…
                В итоге, Мерлин, сосредоточившись абсолютно на игре, даже не следил за ставкой, пока Мэтт вдруг не накрыл кости ладонью и не сказал:
-Мне надоело. Давай по счетам и я пойду.
-По сче…- Мерлин поднял на него воспаленные от напряжения глаза и вдруг заметил, что за окном стоит глубокая ночь, а ведь когда он только зашел в трактир, сумрак только опускался на землю. И…что же выходит? Сколько он уже сидит вот так вот, увлекшись игрою?
-Сколько? – обреченно спросил Мерлин.
-Двести монет, - легко щелкнул пальцами Марсер.
-Как? У меня ведь было…сто!
-Я же поднял ставку. А ты ее принял, - Мэтт достал откуда-то пергамент с кучей зачеркнутых цифр и палочек. – Вот, видишь, семнадцатая строка – сто девяносто четыре монеты. Восемнадцатая -  плюс шесть монет. Сто девяносто четыре плюс шесть?
                У Мерлина в путь был приготовлен мешочек с сотней. Еще немного было его личных сбережений, приготовленных на крайнюю нужду, если ему удастся, например, найти свою цель. В сумме, выходило как раз около двух сотен.
-Как-то это было…нечестно, - беспомощно промолвил Мерлин, отдавая золото. Ему было не жаль особенно монет, но досада…неприятное ощущение того, что все просто воспользовались его наивностью.
-А я и не обещал, что не буду жулить, - Мэтт залпом допил из своей кружки. – Я потому и не люблю играть с другими плутами. Сидишь и взвешиваешь все каждый ход, а тут легко.
                Мэтт поднялся из-за стола и хлопнул Мерлина по плечу, как будто бы были они старыми знакомыми, сказал:
-Бывай, старик!
                И, пританцовывая, исчез среди столиков. Расстроенный Мерлин не стал доедать и поднялся в нанятую комнату, за которую, как мудро! – заплатил он раньше. Уже на краю, подле дверей, Мерлин не удержался и обернулся на зал, ища  взглядом Марсера.
                Тот уже вольготно раскинулся в компании каких-то бродяг, с бутылкой медовухи. Почувствовав на себе взгляд друида, Мэтт поднял голову и, встретив его взор, лукаво подмигнул и шутливо погрозил пальцем.
                И Мерлин почему-то понял, что не может злиться на этого одновременно шута и короля. Ему хотелось верить, что этот парнишка, вовлекший его в сети азарта, однажды обретет свое место.
                Мэтт же, говоря о том, что не любит играть с жуликами, не лукавил. Там его кости – его гордость, его собственная хитрость – была бы раскрыта и позаимствована другими. А он так любовно и осторожно обтесывал их, твердо высчитывая неравномерность, чтобы точно знать, как метнуть ля победы и для поражения. И это Мерлин еще не знал о ловкости рук Марсера, позволявших ему играть на самом деле тремя костями этим вечером вместо двух…
 
 
 
 

 

Мэтт пытался убедить себя в том, что он не вор

Октавия (пьеса)