Колодец Суи

6 июля 2014 - Александра Котенко

Горный туман, как отшельник, не торопился спускаться вниз. Рукава Кина намокли и потяжелели, но скорость его не изменилась.Что подъем на скальную спину, что острые камни дорогой в реке, что спутанная паутина ветвей, — он легко преодолевал испытания горы. Туман не позволял видеть далеко. Мол, докажи, даос музыки, что слышишь чутко, найди заветный водопад по одному лишь звуку, многократно отраженному меж укрывшихся белой завесой отрогов. Что, уже и на вытянутой руке пальцев не видишь? Так слушай, слушай...

Кин закрыл глаза и обратился в слух. Его ноги стали осторожней шагать, но не из-за боязни оступиться, а чтобы меньше шума издавали нелегкие человеческие ступни. Горы пытались сбить даоса, манили слащавым пением несуществующих птиц, пугали рычаньем диких зверей, окликали голосами, слишком мелодичными для людей, и наконец сдались — хрустальная стена воды билась на фундаменте из темных шапок камней. Кин вытянул руку вперед, и пустота меж струй была черна — как волосы той, что показала дорогу сюда. Давно? Недавно? Такие встречи остаются в вечности.

В голове шумело — стадо заупрямившихся коров, городская площадь в полдень, ветер, рвущий листья. Потянул руку протереть слипшиеся соком снов глаза, но на ее пути попалось нечто более интересное — округлость груди, твердость соска. Гладить, не думая ни о чем, вбирать тепло... Тепло, что еще вчера было загадочной прохладой... Было? Кин подскочил на месте, как ошпаренный, слетел с кровати и наспех стал одеваться. Его подруга ночи лениво повернулась на бок, и открыла глаза. Нижние веки почти прямые — неизменное озорство взгляда. Красавица лениво зевнула, прикрывая рот белоснежными кончиками пальцев, и сама погладила грудь там, где касался Кин.

— Я так хотела проснуться раньше тебя...

— Ты!

— Охмурила тебя, даоса, и лишила всех сил?

— Да!

— Ты, оказывается, такой трус. От страха не можешь понять, сколько силы в тебе осталось?

Кин прислушался к себе. Музыка его силы чуть ослабла, но лилась без перемен, в привычном ритме. Он поднял запястья: квадрат татуировки тоже был прежним, ни одна линия не стерлась, хотя синий рисунок и стал побледней.

— Твой учитель так глуп, что клеймит учеников на заметном месте? Ты играешь чуть задрав рукава, потому увидела татуировку и сразу поняла, что ты даос.

— Кто ты?

— А кем кажусь? Ну же, господин Кин, не верь словам, проверяй сердцем.

— Ты тоже даос. И так давно, что твои настоящие волосы давно побелели.

— Но только волосы, а тело — прежнее, и молодость бьет ключом, сколько бы зим я не любовалась падением снега, сколько бы весен — летящими лепестками. Но ведь ты понимаешь меня, ты и сам из той породы, что сохраняет молодость. Сколько тебе лет, Кин?

«Она думает, что я стар? Не буду открываться ей, обманщице».

— В эпоху Шу Цзи я был простым человеком.

Стремительное движение — и в голову Кину прилетел орех.

— Лжешь! Я видела в магическом зеркале, что ты и через тысячу лет сохранишь облик юноши. Зачем лгать, мальчик? Это недостойно Ушедшего из мира. Как и спать с женщиной. Теперь твой учитель лишит тебя имени, которое ты получил так недавно. У тебя хороший мастер, но он так не любит разврата, что едва почует аромат духов, так станет свирепым ветром, не отличающим врага от своих детей. Уж не рассказать ли мне ему, как ты опростоволосился?

Кин замер на месте. Всего неделю, как он покинул рощу учителя, а уже такая беда стряслась. И как же он вообще оказался с ней под одной крышей? В голове шумело, шумело, что в позабытом хозяйкой котле, и он не мог вспомнить ничего, кроме красавицы, мерно качавшейся на нем, и удовольствия, которое стыдно описывать словами.

Обольстительница тем временем встала и, ничуть не заботясь об одежде, подошла к хмурому Кину. Закинула руки на плечи, прильнула, касаясь губами шеи, раскрыла рот и чуть прикусила кожу. Кин оттолкнул ее в ужасе, и она захохотала.

— Я не кровопийца и не лисица. Я — колдунья, и потому ты проиграл мне не как мужчина женщине, а как маг — магу. Даже твой учитель, услышав мое имя, не осудил бы тебя, ведь и он когда-то был в моих сетях. И не стремился уплыть на свободу, хоть и любит звать себя хладнокровным и одиноким карпом. Я ушла, когда он наскучил мне, и с тех пор он и мучает учеников воздержанием. Я виновата, и потому всегда присматриваюсь к лучшим из его птенцов, чтобы исправить ошибку прошлого и раскрыть им новый мир под моими крыльями.

— Это алчность, — мрачно ответил Кин, но сердце его смягчилось. Если она и с учителем так, то и правда, что он мог бы сделать против даосски?

— Это стиль воды Суи, а Суи — это я, — колдунья опрокинула кувшин с водой и раскинула руки, давая каплям окутать себя сверкающим платьем. Еще мгновение — и ткань воды распалась, укрыв плечи Суи будто росой и заставив волосы чуть виться от влаги. — Хороша ли?

—Хороша, — прошептал Кин, не понимая, как женщина может быть так прекрасна. Наваждение? Но даже белые волосы, которые он видел у ее теневого облика, не добавляли горечи в мед обаятельности.

— Страшно ли быть со мной?

— Немного. Тот, у кого знак Воды...

— Злой по определению? Вздор. Да, с Водой сложнее сладить, она шепчет и манит нарушать запреты, но разве даосы других знаков не имеют в своем числе возгордившихся и сошедших с ума? Я стерегу Воду в себе, Вода — мой прирученный зверь.

— Тогда чего ты хочешь от меня? Я буду опасаться тебя, если ты продолжишь скрывать замыслы.

— Повеселиться с тем, у кого вместо крови течет сила. Отпустить его, когда он устанет быть моим возлюбленным, а я устану смотреть на его лицо. Вода переменчива, но много знает. Останься со мной, и я научу тебя многому.

— Тому же, чем приманивала Учителя?

— Мы были с ним вместе так давно, что те знания ничего не стоят против моих настоящих. Нет, я дам тебе больше.

— Почему?

—У тебя лицо красивее и жадности больше. В нем же страх пересиливал жажду знаний. Хочешь взять — бери, вот что приветствует Суи. Но взял — заплати, вот правило Суи. Иначе вода в ней закипит коварством, и я вычерпаю тебя до дна, даос Металла.

— Попробуй, женщина из Воды, — Кин улыбался. Вызов — вот что он искал, покинув тихую обитель ученичества, а значит, Вечное Небо благосклонно к искателю. — Попробуй удержать Ветер.

— Вода сильнее Горы и Ветра в триаде детей Земли, а сейчас я еще и выпила твою энергию.

— Ты мало отпила: я чувствую прилив сил.

— Я выпила инь, а в тебе сияет ян, потому ты поддаешься иллюзии, что все прекрасно. Вспомни, что было, когда ты лишь очнулся. Твое тело не лгало, что тебя обокрали, но потом стало опьянено нарушением равновесия в сторону ян. Ты мнимо силен, а на самом деле я выбила землю из-под твоих ног. Я взяла, и теперь я верну.

— Но зачем тогда тебе вообще воровать?

— Дурак. Я питаюсь чужой силой, но долг верну, не потратив ни капли своей.

Суи велела подать паланкин и под красной тканью, сидя рядом с Кином, хранила таинственное молчание.

«Секреты украшают женщин, — думал Кин.— «Я не помню, как мы встретились, но сейчас, когда она рядом, такая прекрасная, хрупкая и сильная одновременно, я готов рискнуть. Обманывает дальше или игры прекратились? Вернет ли память или так и останется окутанной покровом моего забвения? Так хочется раскрыть ее ларец загадок, но в то же время, хочется созерцать запертую крышку и лелеять это острое чувство. Учитель бы на моем месте давно уже связал ее и искал утраченную память. Но во мне больше музыки, чем в старце Го, потому я продолжу слушать эту мелодию Воды... Вода — сестра Ветра, сестра Металла».

Они вышли, и Суи хлопнула в ладони. Ее слуги обратились в белых обезьян с серебряными ошейниками и убежали в лес. Даосы стояли на опушке, и Кин различил на стройных, как свечи, стволах мерцающие символы.

— Что это за место?

— Древнее святилище Воды.

— Ты скормишь мне силу своего источника?

— Нетерпеливый, — Суи цокнула языком. — Вот всегда так: Го отпускает учеников, и те как с псы с цепи срываются, как преступники из тюремной ямы выходят, как голодающие после войны на еду кидаются. И зачастую теряют заработанное тяжелым трудом. Потому я и смеюсь над Го и его школой: затворничество не учит жизни среди людей. Сойдя с горы, попадаешь в мир страстей, и, не умея с ними обращаться, берешь пример с других. Хоть я и маню тебя сладким, Кин, помни, что этот вкус есть и у гнили. Не шагай назад. Шагай вперед — в мое святилище, в котором каждое дерево будет пытаться украсть твою душу, если ты будешь слаб, а корни заплетать дорогу, если ты напряжен.

— Как же мне тогда пройти за тобой?

— Вода и ветер имеют много общего. Будь потоком, который обтекает любую преграду. Будь собой, чистым, таким, каким ты узнал себя в школе Го.

—Тогда я хочу сделать кое-что...— Кин поднял руки к лицу, как если бы держал флейту. Глубоко вдохнул и заиграл на воздухе. Суи отступила на несколько шагов и прикрылась рукавом, защищаясь от мелодии Кина.

«Глупый. Именно так он меня и позвал. И сейчас я готова разрыдаться от песни его души. Ну же, скорее прекращай, я не хочу показывать слабость перед тобой».

Они шли, взявшись за руки, закрыв глаза, и Кин слышал одновременно ритм сердца Суи и ритм Леса. Они были едиными, и вопрос рвался с языка, но как знаток музыки Кин отказался от нарушения тишины. Истинную музыку так легко спугнуть. Человек — между Землей и Небом, он чужд и земле, и небу, и потому подать голос все равно что разрушить гармонию места. Можно лишь петь, но для этого нужно пройти путь до конца, понять, о чем поет Лес.

Суи подтолкнула его вперед. Кин открыл глаза и увидел прекрасный водопад. Его вода была так прозрачна, так звонка, что хотелось не сходить с места и всегда любоваться ее переливами. Но там, за завесой воды, было что-то еще. Кин по мокрым камням подошел вплотную к водопаду, вытянул руки вперед, враз промокнув, и шагнул вперед.

Грот, в глубине которого горел в широкой чаше огонь. Кин с опаской приблизился к резному постаменту, похожему на дерево. По краю чаши прочитал надпись

«Внутри воды — огонь».

И рассмеялся. Как он мог забыть! Вода — это черта ян, окруженная двумя чертами инь. Огонь — это две черты ян, окружающие черту инь. Одна стихия следует за другой, ведь таково мировое равновесие.

Огонь был непростым: он не требовал дров или масла и горел из ниоткуда. Кин наклонился над желтым пламенем, и оно вдруг перекинулось на него. Не жгло кожи, не опаливало волос, лишь сияло и грело, а потом, будто познакомившись с даосом, вернулось в чашу.

— Ты же хотела накормить меня иньской энергий, а не ян. Что мне делать, Суи? — спросил Кин тихо, зная, что его подруга расслышит каждое слово.

— Пей огонь, — зашелестел водопад за спиной. — Это огонь воды.

Кин удивился, но чего только не бывает у даосов. Он обхватил каменную чашу руками, с трудом поднял ее и наклонил. Огонь вдруг угас, стал светящейся водой, переполняющей чашу. Кин осторожно глотнул, и горло обожгло — то ли жаром, то ли морозом. Он сделал три глотка и услышал «хватит» от Суи. Телу его стало легко. Теперь он понял, о чем говорила даосска: его бодрость раньше была мнимой, затуманивающей разум, а теперь он снова был собой, отведав странной огненной энергии инь. Вдруг он впомнил о встрече с Суи.

— Ты так красиво танцевала, — он прошел сквозь водопад и высушил одежду, хлопнув в ладони.

— Я не могла не танцевать под такую музыку. Не опасно ли играть мелодии силы в людных местах?

— Моя гексаграмма Ветра — Проникновение. Я не вношу больших колебаний в ритм мира, но познаю его только через музыку. А какова твоя гексаграмма, Суи?

— Дурак! Тебя мастер не учил, что нельзя так сильно открываться каждому встречному—поперечному?

— Но ты же не такая.

— Да хоть отцу и матери, хоть жене и детям! Нельзя.

— Да успокойся, я все равно солгал.

Он не различил печали на лице Суи.

В тихие вечера — жаркие беседы.

— Если бы ты продолжила пить мою энергию ян, что бы со мной стало?

— Ты бы стал как тигр-людоед: нападал бы на все, что движется, жаждал бы многого, позабыл, как останавливаться. Короткий сон ночью и великие свершения днем с одной стороны, но с другой — жертвы, потому что алчность станет непреодолима. И будет по-прежнему казаться волей к жизни, силой и раскрытием потенциала.

— Но разве дела будут обстоять не так? Способности, подпитываемые огнем ян, будут раскрыты, и скоро.

Ветер ласков с водами озера, но не отражается в его зеркале.

— В цветах живут змеи. Небо отмерило каждому его срок жизни, и это время для раскрытия себя. Если же ян слишком много, то человек хоть и расцветает скорее, но и увядает быстро. Ян сжигает изнутри, и сама основа жизни выгорает, обращается в пепел, и тогда человек погибает — сам или пир подстраивает события так, что гибель неминуема.

— По мне так лучше яркая скорая жизнь, чем длинное убогое существование.

— Ты вновь не понял. Этот человек и так бы сделал свое дело и обрел величие. Дерево растет долго, но его корни врастают в землю, и даже если люди срубят его, предметы из древесины будут долго служить им. Так и с человеком: если он выполнит свое назначение до срока, то плоды дел не закрепятся в мировой канве. Они будут поспешными, и породят дисгармонию. Ты же знаешь звучание войны?

— Бесконечная какофония, разрушающая души.

— Война может быть порождена избытком ян.

—Тогда ворующие инь — разжигатели войн и все же зло?

—Я не забираю, не восстанавливая, но есть в мире много людей, которые были бы лучше даосами, чем простыми смертными. Они обладают силой, но не умеют ей пользоваться. Ты знаешь легенды о красавицах Эр Лэн и Ми Ди?

— Разумеется. Эр Лэн похитили у мужа, и он снарядил войско, чтобы ее вернуть. Девять лет шла война, но даже когда красавица смогла сбежать из города и вернулась к мужу, грохот копий не прекратился, люди пристрастились к боям.

— Верно. В моей школе учили, что Эр Лэн не просто была красива и потому соблазнила князя Ба Ри. Она создала в нем привязанность куда более сильную, чем обычная любовь, похитив его инь. Если украсть энергию, то на первых порах того, кого обокрал, будет тянуть именно к тебе. Он будет чувствовать, что часть его хранится у тебя. Потом энергия усваивается, и наваждение проходит. Но, если не вернуть иньской энергии, то разгорится ян. Ба Ри похитил Эр Лэн, не понимая, что его тянет вопреки дружбе с ее мужем, вопреки нравственности, вопреки его собственной воле. А потом его захватила сила ян, и он отказался расставаться с заполученным. Он собрал такое войско, какое никогда раньше не откликалось на его зов. Он не был хорошим правителем, но вдруг его люди стали совершать героические поступки. Ради чужеземной рабыни? Смешно! Он обрел обаяние Ян, обаяние Правителя.

Даже у самого тихого озера есть подводное течение.

— А Ми Ди?

— Она была жрицей в храме бога реки, но ее селение сожгли кочевники, а ее саму увели в плен. По легенде, ее увидел у одного из своих воинов хан и, убив ни за что владельца рабыни, увел Ми Ди в свой шатер. Потом он выгнал других жен, назвал их сына своим наследником и был убит Ми Ди во сне. Она вынесла его голову на всеобщее обозрение, но ни единый волос не упал с ее собственной. Почему? Ми Ди была Царицей Инь. Унижения и насилие дали ей осознать ярость Воды. Ми Ди черпала красоту из внутренней силы, и ломала всех, кто становился на пути, завоевывала всех, кто мог послужить ее целям. Она вычерпала из ненавистного племени ян, и люди, переполненные инь, были ей подвластны. Бровью поведет — сбросятся со скалы. Однако она не контролировала силу, не понимала ее принципа, действуя интуитивно. Ми Ди забрала ян кочевников, но передала ее своему сыну. В тринадцать лет он стал Великим Ханом, но в четырнадцать во время игр случайная стрела поразила его.

— Неужели все сильные мира сего, умершие в расцвете лет, становились такими всего лишь из-за женщин?

— Не зли меня, принижая женский род. Все люди связаны нитями Мироздания, и кто-то может быть в равновесии частицей инь, а кто-то ян. Бывают иньские мужчины и янские женщины, но, что важнее, бывают связанные между собой судьбой люди. Что было раньше — женщина, которой суждено поглотить иньскую энергию, или мужчина, которому было суждено сгореть в пламени избыточного ян? Небо связало их, Небо предусмотрело временное нарушение гармонии, чтобы обновить наш мир.

— Так, по-твоему, в нарушении связей мира виноваты люди или воля небес?

— Если бы люди не были слабы, не было бы у Неба причин уничтожать их.

И тяжелая вода, и легкий ветер подчиняются воле Небес.

Суи слушала цинь Кина с загадочной полуулыбкой, и черноту ее зрачков невозможно было прочесть: витает ли она в морской пучине воспоминаний? играет с тьмой воображаемых вещей, вызванных к жизни аккордами? тянется во мраке души к свету или наоборот, тонет бездне, грезя затянуть в Девять Источников мира мертвых каждого? Вода непредсказуема, и Кин выбрал ритм, подходящий Воде.

«Зачем он играет так?»

Суи слушала, все ниже опуская голову. Вот и волосы скрыли лицо, и губы болезненно сжались. Прикрыла лицо рукавом, а потом и вовсе отвернулась, якобы любоваться блеклым закатом над задышавшими легкой дымкой горами.

«Зачем я слушаю? Кин будоражит Воду внутри меня. Я знала это с самого начала, но хотела победить в сражении с Ветром. Кин так до сих пор и не различил своей победы. Я так и не отказалась взять реванш, но чем больше слушала его, тем больше юность Кина входила в мое сердце. Сердце Воды. Еще не поздно...»

Суи подалась вперед и занесла руку над струнами. Кин вопросительно посмотрел на нее, но, как истинный музыкант, не смог просто так оборвать мелодии.

«Еще не поздно!»— кричало внутри Суи, и она почти решилась ударить по тонким волосам циня, лишить инструмент ветра голоса, разбить душу музыки как жертву, вместо своей, но... Кин играл слишком красиво, и со слезами Суи отшатнулась от даоса, достигшего вершин мастерства... и ставшего невнимательным к другим видам тайного искусства.

«Поздно», — темный взгляд чародейки ожесточился: ни дать ни взять темный лед, морозная ночь, очи демона смерти. Лишь миг, и в следующий — сладость и тайна, манящие Кина в объятия. Прохладна кожа Суи, как речное течение, не прогревающееся солнцем. Захватывают поцелуи, как морские водовороты. В руках такой женщины можно сойти с ума, ведь сама она — нектар безумия, горький и пряный одновременно. Кин пил из источника души Суи, и прошлое закрывала дымка, а будущее исчезало за волнами шторма, имя которого тоже было Суи. И, хотя женщине Воды было тяжело видеть опутанного чарами молодого даоса, власть над ним уже отравила ее.

День за днем она забирала у Кина по одной вещи из памяти. Сначала Суи поедала воспоминания о близких ему людях, чтобы ни один из них не смог позвать друга обратно. Потом принялась отбирать его знания магии, чтобы никогда даос не смог одолеть ее. Кин рассказывал ей самое дорогое сам, опутанный миражами стихии Воды, а после не мог понять, что же он только что говорил и что потерял. Но Суи была рядом, а значит, как-нибудь потом он разыщет утрату, а сейчас есть лишь ее переливчатый голос и невозможная близость.

Только одно Суи не забирала у Кина — музыку, ведь без нее даос стал бы что сломанная игрушка. Чародейка хотела, чтобы он сочинял в ее честь, но каждый раз мелодии Кина цепляли все меньше, будто утрачивали суть. Она гневалась, и Кин становился несчастным, ведь Суи уже внушила ему: есть лишь одна радость — делать хозяйку Воды счастливой.

— Но что же мне сделать, чтобы ты снова улыбалась?

— Не знаю! — Суи в раздражении оттолкнула Кина.

— Я могу сыграть что-нибудь другое.

— Закончи начатое для начала.

— Но оно же не нравится тебе...

— Нравится, не нравится — это ты должен чувствовать музыку и играть то, что у тебя внутри. Точно! — Суи осенило. — Сыграй мне о своих чувствах ко мне. Искренне.

— Да, — почти просияла тень, оставшаяся от Кина. Он стал играть, но лицо Суи принимало грозный вид.

«Как же мне сменить гнев на милость?» — разум Кина, лишенный опоры воспоминаний, заметался в поисках ответа. — «Суи же дала мне подсказку! Я должен играть то, что внутри».

— Подожди немного, — попросил он.

Не зная, как это делает, интуитивно Кин погрузился в себя. Собственная душа предстала перед ним как водопад, и он вошел в его воды. Чужие. Вместо музыки он слышал шум, хотя Кину смутно казалось — раньше было иначе. Воды не приносили ему покоя, выносили обратно, в мир бренный, но он упрямо сопротивлялся, и какая-то радость поднималась внутри: истина звала Кина из-за плотных водяных струй, и он вспоминал, что значит бороться за нее. Водопад кусался, жгуче холодил, кромсал, вставал стеной вновь и вновь, но Кин не сдавался, и вдруг кончика его иллюзорных пальцев коснулось что-то ласковое. Ветер. Он ухватился за воздушные космы, и неведомая сила втащила Кина внутрь, за преграду воды, и он оказался в круговороте серебристого мерцающего воздуха.

— Я...

Прошептали его губы далеко-далеко, в мире, где Суи полулежала рядом, все еще и недовольная тем, что кукла — всего лишь кукла.

Хотя разумом Кин был в ином мире, его пальцы потянулись к циню и извлекли первые неспешные звуки.

— Ооо, кое-что, — приподнялась на локте Суи.

— Я сыграю то, что чувствую. Самое настоящее.

Кин кружился в потоке ветра, и тот пел сначала тихую песню радости возвращения, вплетая тихий звук бубенцов и свирели, срезанной с берега медленной равнинной реки. Желтая, как одежды императора, грязная, как нужда бедняков, эта река текла когда-то под ногами мальчишки, умевшего лишь напевать под нос и воровать еду. Это — его начало, его мечты, еще не обретшие форму, но что же с ними стало потом? Как Кин оказался с Суи? И почему при мысли о ней гнев поднимается в груди, как феникс, крылья которого обжигают без пощады? Почему его истинное чувство к Суи не любовь, а ненависть столь сильная, что Кин почти видит, как вырывает ее язык и пронзает чистым, отражающим свет клинком порочное сердце? В чем порок Суи? Кин бросал вопросы в ветер один за другим, и воздушные струи с силой оттолкнулись от его души. В восьми сторонах света искали они ответы, и каждый вернулся, принося драгоценный груз утраченной памяти, нашептанной дорогами, которыми ходил Кин, травами, которым он пел, звездами, которые освещали его путь. И все крепче его незримые руки сжимали меч, воплощение Ветра и Металла, а те грубые земные руки, что играли для Суи, создавали лезвие из звука.

Когда чародейка поняла, что происходит, она уже не могла подняться с места — невидимые иглы прибили ее одежды к ложу, а мягкий ветер окутал с ног до головы, не давая пролиться ни капле ее силы-воды. Деревянный цинь сломался от тяжести игры Кина, но музыка продолжалась. Он приближался к Суи, и в глазах ее нарастал ужас: что сделает с ней даос за то, что покусилась на самое дорогое, на свободу мага? Лица их оказались близки: как у любовников, друзей или врагов. Кин положил ладонь напротив сердца женщины Воды.

— Зачем ты так поступила со мной?

— Я давно охочусь на молодых даосов, чтобы красть их силу. И, если бы не твоя музыка, я бы давно иссушила и тебя. Ветер под силой Воды — Колодец. Ты мог дать мне так много силы, что я не была бы голодна тысячу лет. Но я влюбилась в звук твоего циня, я влюбилась в твой звук и медлила!

— Звук и Ветер — одно и то же. Я поразил тебя раньше, чем ты меня, но почти погиб от ответного удара. Я и не думал, что мы сражаемся... но теперь запомню это навсегда. Спасибо, что научила меня, Суи.

— Кин...

— Ты почти забрала мое имя. Теперь я заберу твое.

Ладонь даоса стала полупрозрачной и вошла под кожу Суи.

— Вода под силой ветра. Раздробление! — произнес он, и душа Суи взорвалась, как поток гейзера, разделилась на две части, темную и светлую. Мечом Ветра Кин пронзил черную реку, и сила ее потекла в артериях даоса новыми потоками. Он забрал ее без остатка, но светлую реку, вьющуюся вокруг него добрым, безобидным потоком, оставил в покое.

— Лети, — приказал даос. — Ищи себе новую хозяйку, которая однажды придет в святилище Воды и станет новой Суи. Другой Суи.

Когда светлый хвост водного потока исчез из поля магического зрения Кина, он тяжело опустился рядом с бездыханным телом чародейки. Из пор трупа начала потихоньку сочится вода. Через пару часов даже костей не осталось. Кин смотрел на превращения тела от начала до конца, чтобы раз и навсегда запомнить свою ошибку. О мертвых принято скорбеть, и пусть Суи — лишь мираж, павшая в мрак страстей чародейка, поглощенная соблазнами стихии Воды, он, Кин, все же успел полюбить ее.

Легкий ветерок, затеребивший цветущие ветви деревьев, сообщил, что в доме Суи кто-то есть. Кин почтительно склонился перед многоцветным облаком, внезапно вплывшим в сад.

— Учитель.

— Кин. Ты сохранил имя.

— Но многое потерял. Будет нелегко собрать мою память в одно целое.

— Все, что ты приобрел в школе, ты сможешь там и вернуть.

— Я начну оттуда. Но, Учитель, вы и вправду встречались с ней раньше?

— Да. И я знал, что она губит моих учеников. Однако это самое лучшее испытание после того, как птенцы покинут школу. Кто слаб духом, не должен владеть силой. Ты жив, а значит, достоин быть даосом. Я подтверждаю вновь: ты — Кин, мой ученик, носящий знак Ветра и Металла, хранитель гексаграммы Проникновение.

—Учитель, я ведь только что понял. Ее гексаграммой был Суд. Небо послало ее испытывать таких, как я.

— Ты прав. Когда-то она испытывала не уничтожая, но стала нечестивой судьёй. И потому как только нашелся кто-то сильнее Суи, Небо свершило суд над ней. Помни, Кин, если свернешь не на ту дорогу, твоя сила тоже повернется против тебя.

Регистрационный номер №0225231

от 6 июля 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0225231 выдан для произведения: