Империя

[Скрыть] Регистрационный номер 0302289 выдан для произведения:                            Сергей  Пилипенко
 
 
 
 
 
 
 
 
 
                ИМПЕРИЯ
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Прежде  всего
 
Как бы там ни было, но в деле выяснения каких-либо обстоятельств, произошедших давным-давно, мы всегда сталкиваемся с, так называемыми, погрешностями.
Все они по сути своей мешают нам жить и созерцать то, что мы истинно могли бы признать как нашу историю, во всем и везде повсеместно изученную.
Но такого, увы, не дано и приходится довольствоваться только тем, что есть на самом деле. Речь идет о, так называемой, ретрансляции души какого-либо конкретного человека в деле познания той самой истины, что и нужна нам всем для определения своей же будущности.
В представленном ниже материале все добытые сведения соблюдены именно таким путем. Тоесть, раскупориванием своеобразной матрицы и выволакиванию на свет необходимой единицы души для осветления нашей общей памяти.
Это и есть путь в историческое прошлое наше и во многом та самая добытая информация совпадает с, так называемыми, общепризнанными источниками, что дает нам право сформировать свое мнение по какому-либо историческому вопросу и даже внести его в среду как очередное доказательство какого-то факта прошлого существования.
Было бы совсем не правильным верить только одному, а потому для целесообразности сбор всяких сведений производится с нескольких нетрадиционных источников, в целом затем анализируется и уже воспроизводится как единая история какого-то исторического момента времени.
Таким образом, воспроизводится своеобразная справедливость, в которой учитываются самые различные мнения или высказывания душ и на ее базе возводится новое историческое утверждение.
Реальность же всего этого докажется временем и очень важно не упустить момент какого-либо изъятия конкретного вещественного доказательства.
Все это совместно и выразит единую точку зрения по тому или иному вопросу и, наконец, он сам будет закрыт, как полностью востребованный временем и не подлежащий новому рассмотрению.
В этом есть своя логика и она действительно верна, если приложить хоть капельку ума и совсем немного усилий по делу того всеобщего воспроизводства каких-либо исторических доказательств.
Но о том еще будет время нам поговорить, а пока же переходите к самому чтению, ибо только оно само по себе докажет насколько оно является важным в доктрине современного дня и насколько окажется впереди самых передовых технологий времени.
Забытое старое так до сих пор и не превзойденное. И потихоньку мы все возвращаемся именно к нему, забывая напрочь про технологии и всяческие премудрости современной жизни.
Есть во всем том иная вековая мудрость.
Не надо забывать то, что было брошено, как семя ума и так не возросло до своего истинного выражения.
Вот об этом и подумайте, обосновав свое собственное  мнение и  высказав его же самому себе в целях простой профилактики  работы  собственного  ума.
  
 
 
                        
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
ИМПЕРИЯ
 
« Во всякой силе есть сила противоборства. Именно она создает условия для лишения смысла существования самой силы, и она же заключает ее  в себе  в процессе возникновения нового потока сверхсилы, что именуется силой разрушительного  характера »
                                                                                                                                                                            (  Циний  Цитий
                                           Историк первого века)
 
 
 
СОДЕРЖАНИЕ 
И 
НЕМНОГО  О  ДУШЕ
 
 
Произведение "Империя" не относится в основе своего сюжета к какому-то божественному повествованию и, по большей части, расскажет читателю о том, как создавалась та самая империя или ее  сила, что и поныне обозначается римской в знак благоденствия или благоволия к чьему-то прежнему уму.
Рассказ будет повествовать настоящие, а не прикрытые историей имена, а также будет раскрывать смысл их обозначения в составе того или иного племенного союза человеческих сирот.
Сегодня мы не имеем достаточно точных и убеждающих       всех одновременно сведений о давно происходящих событиях на Земле.
Есть лишь одиночные факты чьих-то прежних убеждений и домыслы существующих фантастов времени в лице историков и им подчиненных особ по долгу самой службы.
Как автор, я сам  стараюсь  не  противоречить самой собранной людьми  истории, но в то же время, излагаю все то, что  диктуют  мне души, ибо считаю, что то самое верное описание, так как идет  от кого-то лично и дает определение всему, окружавшему  тогда.
С моей сторо­ны вмешательство в рассказ наименьшее. Есть корректировка временем в самом тексте, орфографии, лексике и т.п., и есть прямое вмешательство в сочинения предков силы иного порядка, если та или иная личность рас­сказа будет нести блуждающую речь, не дающую возможности достоверно оценить то время.
Скорее, данное произведение можно назвать монологом душ, прошедших уже  свой период очищения и воплотившихся сейчас реально на Земле.
Это не скорбь по утерянному, и это не продукт самого извращенного измышления  чьего-то ума.
Это есть прямое откровение времени в обозрение лиц настоя­щего, предоставившего  место для той или иной когда-то оголтелой души.
Реально это никак отражено не будет.
Люди будут жить, страдать, как и прежде, ибо настоящей жизнью все назвать нельзя, и  будут самостремиться к выражению своего духовно-эмоционального  "я".
Далее, пройдя время переочищений, некоторые души не хотят сдаваться и создают свою конформно выраженную единицу силы, желая восстановить прежний  декларитет и определить ярко себя во времени настоящем.
Слава или ее  возжелание  - вот основное, что беспокоит те души спустя века чужестранствий.
Соединенные одной тканью, одной величиной парази­тически настроенного ума, те души в лице настоящих исполнителей желают обрести себе большее или, прямо скажем, выгодное  положение и занять хотя бы условно прочное место в апартаментах  любой  власти.
Людской поток  мысли  особо  богат  каким-либо мнением  на этот счет. Есть в том потоке и данное направление.
Это когда кому-то указывают на очерствелость души и всяческое нечеловеческое омрачение.
Будьте уве­рены, что речь идет именно о таком превращении и своеобразном высвобож­дении самих  душ из-под    давления созданных тел определения.
Во всяком  злоучастии  имеется  факт присутствия той или иной очерненной  временем  души.
Это законно доказуемый факт. И с таким нужно, как говорят, бороться. Есть свои определенные методы какой-то борьбы.
Один из них именно тот, что воспроизводится сейчас. Это материальное приложение са­мой души в  виде  какого-то  описания  ее характера действия во времена исторического прошлого.
Это, можно сказать, доочищение тех душ и снижение их активного труда в организмах существа многих лиц.
Даже для ускорения нужна какая-то единица дополнительной силы. И в роли ее выступает сама проза текущего определения событий, дающая прогноз на оздоровление той или иной души  и реально ослабляющая ее воздействие на  потомка исполнения тела. 
Вместе с тем, данное произведение - это не просто собрание грехов и их исповедь в чьем-либо образе.
Это яркое определение действий дня настоя­щего в лицах и исполнителях того прошлого времени. Тоесть, это  рассказ  сравнений  или  книга тождеств.
Понять вековые моменты заблуждений человеческого характера - и есть основа ее написания, и есть продукт сос­тоятельного во времени ума.
Сам  смысловой   оттенок заключен  в  рамках дознания вековых событий и опознания настоящих творцов того времени.
Многообразие  имен   и их обозначение пусть не заслоняют вам  ум. Кое-что будет дополнительно сказано по  всему более  конкретно.
Самая главная для всех задача - это понять, откуда произошло само "племя людского очернения" и почему суть человекоисполнения   извратилась до невозможности.
Рассказ не будет лишен и смысла убеждения. Это обязательная сторона всякого подобного рода произведения и основа для будущего переопределения фактов состоявшихся событий.
В рассказе и  особенно,  первой его главе  будет задействована  какая-то часть  исполнителей.
Их имена и прочие обозначения возможно дадут вам понять всю суть собрания людского в целом изваянии событий самого времени.      
Творчество некоторых достигает всегда своего предела. В деле творения душ такое также имеется.
Это вы и постарайтесь понять и уяснить для се­бя, что всякая ничтожность души и порождает ничтожность тела, ибо оно ее олицетворяет и создает фронтальную видимость самого состава.
Впечатления и дополнения определяйте для себя сами. У каждого имеется своя душа, и у кого-то она более порочна, а у кого-то менее.
Святых душ на Земле не бывает. Это я подчеркну особо и особо тем, кто считает себя  святым, по сути же состояния своего таковым не являясь.
Всякая  свя­тость  возносится в небеса и, причем, только после смерти. Потому, не надо причислять себя к данному определению еще при жизни и, тем более, в об­разе олицетворения какой-то души времени.
Итак, сказано многое уже и сказано немало. И по этому историческому фак­ту, и по сути существа самих основ жизни - человеческого характера душ.
Но вместе с тем, тяжело разобраться во многом и понять истинную суть обозначения многого в среде просто исполнений людских.
И в этом настоя­щая беда уползающего от нас времени. Мы все стоим на месте и не разви­ваемся ни  на  чуть-чуть.
Ибо, развитие - это есть нечто другое, нежели просто оформление своих     желаний, их выражение в среде и осущест­вление задуманного.
Развитие предполагает большее. И, в первую очередь, развитие самой души благоденствия.
Без оного не будет другого, ибо оное определяет его и дает основу для самого выражения.
Как же развивать ее, эту самую душу и как ее победить, если она слегка очернела и не хочет стремиться к очищению?
Ответ на этот вопрос прост. Он состоит в самом факте жизни, ее преклонениях перед  чем-либо, ее казусах, стремлениях,  правах и прочему.
Все эти составляющие и создают фактуру самой души, и определяют  в  людях  ту самую   человечность, о которой  везде говорится и  мало исполняется.
Не призывая вас ни к чему, не обязывая чем-либо, говорю истинно так, как думаю и как сам все то понимаю.
Жизнь ваша или моя - есть всякое искупление греха, состоявшегося прежде или при самой жизни, и она же - это определение себя среди факта присутствия множеств других исполнений в виде самой человечности вне всяко­го понимания греха.
Не сотвори его - и будешь искуплен.
Не подтолкни другого - и будешь саморазвит  до того предела, что определяет само время развития основ.
Всякое понимание греха остается в ведении самих людей.
Для одного грех  не  дать "забулдыге" на бутылку.
Для другого грех - это не дать нищему или того подобию.
Для третьего грех - это просто выдумка святого притворца  для того, чтобы иметь от него себе подачку.
Так вот. Определяю для каждого свой грех так.
Грех - это есть то,  чего бы сам не сделал по своей совести, соображению, уму и всякому тому, что просто именуется разумом и  понятием человеческо­го.
Грех - это самораспространенное  наказание людское  в силу общих мо­рально состоящих обязательств и в силу собственных состояний качеств ума.
В дополнение ко всему, грех - то составляющая общую фазу развития человека  по отношению r его  уму.
Ибо, не было бы греха - не было бы и ума в последующем. Всякий ум последующ. Он творится из одного в другое путем предоставления ему жизни и всякого времени.
Если же грех творится повторно  или  умышленно, то он  -  это уже не раз­витие ума, а фаза его завершения.
Потому и говорится, что совершив грех единожды, совершишь и последующе.
Иначе говоря, при той  жизни у человека его уже не отнимешь.
Тоесть, его не изменишь и можно только удалить из состава среды, в которой он же существует.
Но и это не выход. Это удвоение греха, ибо удалив, вы  создаете  намеренно силу сопротивления, способную развить тот самый грех до пре­дела и увеличить его выражения в самой среде удаления.
Есть качественные изменения, но они ничтожно малы и требуют уйму чело­векоумозатрат  в исполнении  других.
Это то, что называют  воспитанием. Но не будем далеко уходить от самой темы содержания и несколько округлим высказывания, завершая такими словами.
Любой грех, сотворимый людьми, не будет таковым являться, если само его убеждение в лице исполнения не будет таковым.
Само понятие греха  уже  должно быть тягостно каждому, если он человек и исполним мыслью быть им  же  в дальнейшем.
А теперь, переходим к самому произведению и определим для себя то время, как время будущего нашего дня в полном согласии с сотворимым нами же и в полном единении с силой самой природы.
Еще никому не удавалось до точности предсказать те или иные события. И это понятно.
Всякое  предсказание  определяют  сами  «предсказате­ли»  в  то  или иное время,  коими являются самые простые люди с их бытом и их нравами.
Если поведется так, как есть сейчас, и далее, то  все подетально сбудется. Если же нет - то откинется в сторону сама сила и мысль ее осуществления.
На изменение есть некоторое время. Но, к сожалению, отсчет уже начат, и само время побежало   вперед  на осуществление задуманного. Остановить его можем только мы с вами и кое-что суметь уберечь и спасти.
Как и всякое,  зло творится единожды. Его надо опасаться всегда. И то, о чем будет здесь говориться, должно подсказать вам почуять беду, которая уже самотворится  и ожидает своего часа  вскормления людьми.
 Удачи вам в размышлении,  а я перехожу к категории  душ, из которых  исчленю немногих  и придам  им  статус обретения воли  на время моей работы  под  покровом  пока  не  узнанной  всеми силы животворящего  солнечного  дня.
 
 
 
 
 
 
 
PROSETERIUM   1
 
Сила. Опознание в глубине
 
Где-то вдалеке застрекотала птица, а небо ответило ей новым све­том, добавляя ко дню еще немного того времени, которого извечно недоста­вало для всякого снадобья ума людского.
Плиний встал и резко потянулся. Что-то хрустнуло внутри, и он замер.
-    Что бы это значило? - подумал он сам про себя и задумался над ответом, так и стоя в какой-то развернутой позе.
Спустя время он выдохнул и тихо сел на место. Товарищи еще  спали, и за­скучавшему Плинию это показалось наиболее скверным.
-    Эй, - резко окрикнул он, отойдя в сторону и ухватившись за меч.
Кто-то сонно перевернулся, кто-то что-то сказал, а другие так и лежали, тупо уставившись в небо своими лицами   какого-то нечеловеческого происхождения.
-     Эй, вы, - гневно окликнул снова Плиний, уже подойдя ближе и занося меч над своей головой.
На этот раз его движения были замечены.
Встрепенулась чья-то нога и больно ударила в то место, откуда  у  мужчин струей проистекает семя.
-    Ой, ой, - закудахтал, как птица Плиний и сел в  одночасье на место, опус­кая свой меч и сворачиваясь калачиком, как дитя.
-    Будешь знать, как орать поутру, - ответил на тот стон кто-то и перевернулся на бок, давая понять, что  к той боли он относится совсем равнодушно.
              
Прошло некоторое время. Солнце встало немного выше, и люди сами стали по одному просыпаться.
-    Гай, гай, - проронил один из лежавших, прикрывая рукой глаза от  светящегося яркого диска, - день хороший сегодня. Как раз для дела задуманного. Не так ли, Плиний?
-    Да, - ответил тот быстро и спохватился на           ноги, устремляя свой взор туда, откуда шло солнечное тепло.
Человек поднялся с земли и мрачно осмотрелся вокруг.
-    Эй, вы, бездельники, - вдруг заорал он, что есть силы, и от его голоса в один миг все проснулись, - а ну, вставайте. День хороший. Пора за дело браться.
 
Волна человеческих движений прокатилась по тесному ряду, и люди стали  подниматься.
Их было немного. Все одеты в одно и то же, а их лица были на удивление похожи между собой. Даже самому человеку, окричавшему  подъ­ем, они все казались на одно лицо.
Но все же, он различал их и, подойдя к одному, сказал:
- Фелидов, будешь со мною. А ты, Оаков, пойдешь с ним, - и он указал рукой на Плиния.
- Хорошо,   начальник, - ответили два сразу и занялись своими приготовлениями к скудному завтраку.
Человек же, стоявший перед шеренгой других, продолжал давать указания.
Наконец, угомонившись, он обратился к самому Плинию.
- Пойдешь с той стороны. Возьмешь тех, что я указал. Встретимся по ту сторону холма. Смотри, не усердствуй много. Знаю твою охоту.
 
Плиний молча кивнул и так же, как и остальные, сел, чтобы приготовить ку­шанье.
Галлой, а это был тот самый начальник, и сам потянулся к своему мешку, дабы забить поутру свою утробу и на время забыть, что такое голод.
Спустя час после некоторых сборов вся колонна разделилась надвое и двинулась в путь.
Галлой или Галл, как его звали другие, пошел с одной стороны горы, а Пли­ний с другой, обходя ее далеко слева и в глубину каких-то небольших кустарников.
Они удалились, а на месте их стоянки вдруг появились двое. Один из них сказал, обратившись к другому.
-   Завоеватели? Как думаешь?
-   Они, - согласился и вздохнул тот, - надо обогнать их и передать своим.
-    Поздно уже, - возразил первый, - да и что толку. Ну, разбегутся, а дальше что? Опять к дому потянутся, их и возьмут. Пусть, лучше сразу привыкают. Может, им лучше будет, когда здесь что-нибудь образуется.
-     Ты, Ладний, словно пророк, - сказал другой, -все наперед видишь.
-     Зато ты, Гортензий, все на одном толкуешься. Надо головой вперед идти. Что толку стоять на месте. Пошли, пойдем следом. Может и нам что перепадет.
            
Так началось зарождение той новой империи, что уже слыла где-то, по-своему обустроенная и  обозначенная, и которая во всей своей красе должна была возникнуть вновь на другой стороне и почти на другом кон­тиненте, если обозначать все так, как оно тогда было по существу.
Галлой был представителем Красса, а в его подчинении был Плиний.
С ними отряд воинов-римлян, отобранных для дела завоевания новых земель.
По хо­ду самой истории того дня  имя Галлоя было забыто и стерто или утрачено для него самого, оставляя тот самый образ как бы позади того времени или вне его поля существа.
Но на самом деле все было так, как говорится и тот период ничем не отличался от остальных, присущих тому же часу так же, как сами люди мало
отличались  от других, живущих по ту сторону какой-нибудь горы.
У руля империи стоял Красс.
Он представлял интересы римлян и был ими победоносно взращен и до предела извращен самолюбием.
Галлой служил в его легионе. Уже тогда так было обозначено войско, кото­рое было поделено именно таким образом.
Красс напутствовал Галлоя по-своему, невзирая на слова самого римского императора и назидания  каких-то  душевно больных, как он сам обозначал римлян.
-   Ты должен, - и его палец  чуть  ли не протыкал грудь легионеру, - завое­вать нам новые земли. Ты должен установить там нашу власть и покорить  всех  римским  величием. Ты, - он еще сильнее ткнул пальцем и вдавил с силой, -
представляешь меня,  а  я - властелин Рима вместе с нашим императором.
Далее  он красноречиво облокачивался на своем месте и продолжал, с гордостью  взымая   голову вверх и надуваясь до невозможности.
-    Мы создадим новую империю, в которой буду руководить только я. Нет, не только я один. Будет и Помпей, - указывал он пальцем на  одного,  что
сидел рядом, - и первый город, вами обоснованный, будет именоваться именно так. Ты  меня  понял, Галл?
-    Да, Красс, понял,  -  кланяясь отвечал  воин, к     сердцу прижимая  свою  руку.
Он и далее напутствовал, и твердил об одном и том же.
-   Все будут подчинены только нам. Все составят новую империю и будут трудиться на нас,  как на императоров новых.
 
Галлой получил свои указания  и с  горсткой храбрецов убыл на завоевания.
В первом походе ему не повезло. От болезней умирали люди, и он сам чуть было не отошел в мир иной. Но  все   же выкарабкался и стал на ноги.
Вместе с ним  ожил и Плиний, один из подчиненных его. Потому, и  взял  Гал­лой   его с собой в новый поход, понимая, что он незаменим, так  как  преодо­лел  ту самую болезнь и способен во многом.
Что же относительно воинов, то их Галлой набирал по своему усмотрению из числа добровольцев.
Потому и вышли все они почти на одно лицо и саму стать людскую. Вобщем, это был особый отряд завоевателей, во многом спо­собный и во многом преуспевающий с точки зрения самих основ выживания.
Такова история самого похода и возникновения людей в той стороне в те времена людские.
Трудно сказать, кто был прав, а кто нет. Зарождая одно, они   непременно уничтожали другое.
Но имелось здесь главное. Если рождающееся давало основу новой жизни и ее просвету, то оно и  яв­лялось более достоверно узаконенным  самой жизнью.
И потому, племена поко­рялись, а их представители обращались в рабов или исполнителей чьей-то воли,  обращенной к созданию новых  жизненных условий, в том числе, и для самих покоренных.
Так творилась тогда  история,  и так завоевывалось множество территорий.
Не всегда все то просто давалось и не везде дело сводилось именно к бою. Были места, где люди беспрекословно подчинялись завоевателю и создавали условия для наименьшего сопротивления в сторону иного родопришествия.
Так случилось и с теми, кого удалось покорить Галлою  и Пли­нию.
Они сами подвергли свои жизни новой власти и воздали честь ей,  обустраивая  новое поселение для будущих  римских легионов,  охватывающих  все больше и  больше  людских территорий земли.
Не все так просто давалось сразу.
И Галлою нужно было довольно много потрудиться, прежде чем достичь указанного и создать прообраз нового, обустроенного хорошо города.
Но с делом тем он все же справился и вскоре отрядил двоих для донесения сведений самому Крассу.
-     По дороге в Рим не забудьте оставлять какие-либо следы, - напутствовал их Галлой, - по ним вернетесь обратно и приведете с собой  других. Передайте Крассу, что мне нужны еще люди и часть войскового снаряжения. Им я
вооружу местных, уже подчиненных, и с ними буду расширять наши границы. Передайте также, что пока золота я не нашел. Потому, нужно многое для создания города, подобного Риму, и побольше всякого готового товара, так как здесь пока ничего не имеется.
С теми указаниями посланцы и убыли. А спустя полгода возвратились вновь.
Их было много. Красс не пожалел добра и прислал достаточно.
Плиний взялся зa paботу. Строились дома, обустраивалась в целом местность, потихоньку перерастая  в город и образуя его величие посреди   мало про­ходимых  кем  мест.
Тем временем, Галлой  занимался другим. С горсткой оставшихся воинов и теми, кто был прислан еще, он двинулся вглубь местности, тем самым расши­ряя дальше границы и покоряя новых и новых.
Уже были присоединены окраи­ны и близлежащие места. Галлой обходил все семь холмов, возле которых проживали люди. Что заставляло селиться их именно так - он не знал. Но, спросив у одного, он познал истинный ответ.
-    Тут поселяются духи, - отвечал ему самый старый в племени человек и указывал рукой на возвышающуюся гору, - иногда их видно, - продолжал старик и рукой в виде змейки  устремлял вверх, - там, - говорил он, указывая
на небо, - живет их отец. Они ведут с ним беседы и умножаются в силе. Мы живем возле  них, так как сила та порождает тепло, а от него разное произрастает, что дает нам возможность жить и размножаться детьми. Здесь не холодно, -продолжал старик далее, - здесь есть, что поесть и никуда ходить не надо. Нам тут хорошо и мы согласны с духом во всем. Не гневим
его, живем тихо, наслаждаясь теплом  и большим светом.
Так Галлой  познал истину расселения человеческого и оттуда узнал самое главное для себя.
Нечего бродить по лесам или густо поросшим полям. Надо искать где-либо возле холмов.
Чуть позже он понял, что люди селятся не только там, а еще и в долинах, между холмов, где протекает вода и так же тепло, где ослабевает всякий ветер, проходящий мимо и где повсюду полно зверя на прокорм самому человеку.
Галлой обошел все семь холмов и возвратился обратно.
Плиний преуспевал  во многом. Даже в искусстве порабощения чужих жен. Ими обвил себя, словно
змеями,  и так  руководил  всеми, передвигаясь то взад, то вперед согласно  древнему обычаю.
 
Так зарождалось и новое племя от семени того Плиния да других, покоряю­щих те самые  вершины природы, что и он сам.
Узрев то, Галлой  вначале  рассердился и  дал нагоняй всем, но затем, что-то для себя домыслив, разрешил то и даже похвалил.
-   Ладно, Плиний. Делай то по-своему. Пусть, люди новые нарождаются и будут похожи на нас. Они станут основателями этой местности и создадут свое государство. И пусть, каждый воин  проделает то же. Рода свои  поименно сохраните и обозначьте их  как-то. Я свою череду  поведу  и  расселю их  в одном  месте.
Таково было тогда решение двух ведомых Римской империи, что только за­чиналась на этой территории, хотя давно состояла на другой.
 
В очередном походе Галлой обошел еще несколько холмов, но людей, к своему удивлению, не встретил. Было там и холодновато немного. Потому, он решил, что дальше никого нет.
-   На  этом  земля кончается, - сказал тогда он своим воинам и повернул обратно.
Возвратившись и  найдя Плиния все за тем же, он сообщил сказанное ему и тупо уставился в землю, не желая смотреть на   то действо,  от кото­рого у него самого возникала  какая-то  жажда  и тягота к сверше­нию  подобного.
-   Ну, что ж, - сказал Плиний, освободившись от одной из непоседливых  дев и  подходя  ближе, - будем обосновывать здесь из того,  кто есть и что есть.
Я займусь этим, как только вот закончу свои дела.
-    Хорошо, - ответил Галлой и, посмотрев в ту сторону, куда он пошел, до­бавил, - пожалуй, пойду, обозначу свой род,  а  то  так  одно племя  над другим  взойдет и будет преобладать.
          
Так вот и зачалась история чьих-то предков, опознающих самих себя сог­ласно тех самых прежне обустроенных  имен.
Природа внесла в то дело свое разнообразие и доставила массу вариантов человеческой стати во плоти. Были и рыжие, и черные, и кудлатые, и худые, и толстые.
Это уже  позже рож­дались и такими становились. Наступала чреда особого людского помешательства в составах изначально природой обустроенных родов и групп.
Трудились над тем вопросом многие и вскоре в собранном городе во всю стоял   писк детей,  а  их родители  не  переставали работать  снова и снова.
Как и говорил Красс, город обозначили Помпеей. Точнее, он звался Помпей от имени самого предводителя, состоящего в касте императора того
времени.
Галлой не  земедлил сообщить о том Крассу и выслал в город Рим двоих подчиненных. Вместе с ним отослал немного людей, им покоренных с детьми от них сам же.
 -    Скажите Крассу, что то наши дети. Пусть, обсудят то с императором и решат, как с ними поступать. Обозначать римлянами или как-то по-новому.
Гонцы  удалились,  а спустя время вернулись. На этот paз  прибыл и сам Красс  в сопровождении своего легиона  самых  храбрых воинов.
-   Ну и повеселюсь я здесь, -   сразу сказал он Галлою, усматривая в толпе людской много соблазна со стороны женской, - но вначале о делах, - перешел  он  на другой тон, и на  место мимолетной  расслабленности пришла  какая-то внутренняя   сила.
 
Беседа длилась всего несколько минут,  и вновь Красс тыкал пальцем в грудь Галлою. а заодно проникал тем же Плиния, тем самым внедряя им обо­им часть своей силы,  проникающей так   глубоко внутрь, что выдворить ее  оттуда, казалось бы, нет никакой возможности.
И снова ставились те же задачи, и снова возводилась превыше  всего  сама власть.
-    Ты должен создать здесь империю силы, куда большей  и могущественней, нежели  наш одухотворенный Рим. Я должен  приезжать сюда и чувствовать это  вот здесь, - и Красе указывал себе место на груди тем же  пальцем. - Ты  говорил мне, что дальше нет людей. Ты ошибаешься. Они есть. Пройди те холмы далее и ты обнаружишь их.  Все они должны быть подчинены мне. Обзовите их своими  именами  и часть доставьте  сюда. Пусть, Везувий полюбуется на  мой  город  сверху и  пусть возрадуется его силой и могуществом.
Красс  и  далее наставлял  своих  подчиненных, а  в это время на земле и под ней творилось нечто невероятное.
Неожиданно   земля  содрогнулась, и одна из стен упала прямо на  говоривших.
Но Красе только рассмеялся и сказал, отбрасывая обломки в сторону:
-    Это Везувий услышал мои слова и дал свое добро на осуществление целей. Подчинитесь его воле оба и достигните силы большей,  способной превозмогать любое   и сокрушать все  вокруг .
 
В городе нарастал шум. Люди  забеспокоились по поводу случившегося. И один из стариков сказал:
-    Давно дух земной не выходил наружу. Его тепло из-под земли согревало  нас всегда. Что-то ему не понравилось здесь, раз он дал о себе знать и  содрогнул  нашу землю.
Прослыхав  про эти слова, Красс  ответил  своим красноречием.
-    Кто усомнится в силе моей и Везувия - будет наказан. Это мне содрогну­лась  земля. Она моя вотчина и  мое предание в годах. Забудьте  о  духе земном  и  величайте гору Везувием. То есть мой Бог и Бог вашего города. Он  для вас создает тепло и дает жизнь каждому, вновь зарождающемуся. Помните об этом и воздавайте хвалу ему. Не тревожьтесь понапрасну. Я его верный  ученик и понимаю силу ту исходящую.
Понемногу люди  разошлись, и в городе воцарилось обычное спокойствие. Красе же сообщил:
-    Я уезжаю. У меня еще много дел. Развлекусь после, в другой paз. Вы же помните о том, что сказал и  исполняйте волю нашего императора.
Скоро собравшись,  Красс покинул  город и  увез с собой часть того, что он  уже  успел  воспроизвести, как дань старому, обоснованному давно Риму.
Галлой и Плиний после его отъезда занялись снова своим.
Один взялся за дела военные, готовя себя в поход. Другой начал творить мирское, прет­воряя старое в новое и достигая новых успехов в труде.
Уже были построены  бани, в которых природно проистекала теплая  вода и иногда била небольшим фонтаном.
Была обустроена школа,  где обучались дети всех проживающих. Был обозначен местный сенат и принят единый за­кон  суда.
И первыми судьями были те,  кто  повстречал завоевателей, а точнее преследовал их по пятам, желая  раздобыть себе  поуютнее место в  новом государстве.
То были, конечно же, Ладний и Гортензий, чуть позже взявших другие имена и обозначивших себя, как Главк и Квитерий.
То были первые патриции из  местного  населения, и они, конечно же, издевались  наибольше  над теми, кто не проникся  властью и оставался в наиболее невыгодном  для  себя  положении - в состоянии  плебея-раба.
Уже позже к ним добавился Тибр, а еще далее Фобий и Сустензий. Правда, эти имена слегка затерялись в истории и мало обозначились в самом на­роде потомков.
Пока Плиний трудился во благо цветения древ разных, Галлой собирал вой­ско и тренировал его, обучая всему, что знал сам и тому,  чему научила сама   природа.
Все воины упражнялись в своих занятиях,  доходивших порой до самого  вечернего времени, после чего ложились отдыхать, а поутру поднимались и принимались за то же.
 
Сам  Галлой не покидал своего лагеря ни на минуту. Так хотел он соблюс­ти порядок, обучить всему и выковать дисциплину.
И он того добился спус­тя время. И войско его стало неузнаваемым. То были настоящие воины, прав­да, пока лишенные  настоящего  участия, но  готовые ко  всему и исповедующие  только  одну суть - дисциплину поведения в строю или будь-то где еще.
После упорного занятия и  достижения результатов Галлой выступил   в поход,  оставив Плиния на попечение других римлян так же,  как и они, ставшими главными среди других.
Дойдя до самих холмов,  Галлой решил  обойти их,  а не идти прямо.
Долог и труден был путь его,  но  все  же  он добился своего и достиг намеченного.
За горами,  как он сам себе обозначил ту местность,  нашлись те,  кого нужно было покорить..
И с ними поступили так же,  как и с   другими. Но вначале Галлой  решил сотворить свой  город и на то дело потратил много времени.
А помогали ему в том его  воины и основная  часть завоеванного населения.
Спустя год город  был  возведен и обозначен им самим  как Галлой  проход.
Не возвращаясь обратно и оставляя часть людей для порядка и возведения  дальнейшего в городе, Галлой двинул вперед.
Так он покорил еще племена и создал новые места обустройства городов.
Одни были большими, другие меньшими. Все зависело от проживающего насе­ления. В одних местах их было больше, в других - меньше.
 
Но Галлой не останавливался и, продолжая идти вперед, создавал  ту самую империю, о которой говорил Красс.
Так дошел он до следующего пересечения местности горами и аж там остановился, создав город для самого себя и обозначив его по-своему.
 
Так впервые в истории Земли возникло племя настоящих галлов, решительная часть которых воспроизвелась  на свет благодаря  самому Галлою и его воинам в  походе.
Пробыл он в том городе около пяти лет. Создал хорошую основу для земного  владычества и обустроил племена согласно своего векового признака.
Определил  часть  местного  населения по родам и создал численные их группы.
Каждому присвоил  какое  имя и велел по природе дальнейших сотво­рений так зваться.
Обучил многих своему языку и сам несколько обучился другому.
Прибыв на шестой год своего отсутствия обратно, Галлой удивился произо­шедшим изменениям и вовсе не узнал Везувия, не говоря уже о Помпеи.
Весь холм или гора были разрыты и повсюду занимались земледелием. Роди­лись новые всходы, земля давала цветы, а люди чередой трудились на полях  вокруг города.
Часть их воздавала долги Везувию и отображала силу его в величии каких домов, обустроенных повыше, а также создавая земную красоту всем тем
естеством  природы, что окружала.
Плиний заметно растолстел и стал лысеть понемногу. Обрядился в новую одежду и стал повелителем всего города.
Ему, как и  прежде, помогали те же люди из числа прибившихся по пути завоеваний и самих римлян-вои­нов.
-    Как  съездил? - спросил с издевкой  в голосе Плиний, устремив свой взгляд на Галлоя.
-    Я создал империю, - ответил тот ему, - осталось только руководить ею. Я разбросал города по земле и обозначил их сам. Я обошел горы и достиг
других. На всем пути есть люди, и все они подчинены мне.
-    Не тебе, а нам, - поправил его Плиний, и его здорово располневшее лицо  расплылось  в улыбке. 
-    Пусть, так. Это неважно, - решил не обращать на то внимание Галлой.
-    Нет, важно, - запротестовал Плиний и улыбка спала с его лица, - приез­жал Красс, -  далее проговорил он, - интересовался  твоими  делами. Я сказал, что не знаю, где ты. Это ведь правда. Ты ни разу не посылал от себя вес­тей. Я уж думал, погиб   где-нибудь или остался где-то навсегда. Вобщем,
он велел тебе явиться в Рим для доклада, когда прибудешь. А если не явишься, то сам пойдет по твоему маршруту.
-    Хорошо. Я поеду, - согласился Галлой, - но, что ты сделал с горою. Зачем расчистил ее так, до самой земли?
-    Так повелел Красс. Он сказал, что город сей нужно содержать на что-то. А это расходы. Пусть, трудятся сами. Он же будет приезжать и поглядывать на дела,  да дань увозить в Рим, а то там не поймут.
-    А что, Помпей не был с ним? - поинтересовался Галлой.
-    В этот раз нет. Но обещал приехать. Когда выезжаешь?
-    Завтра, - обронил Галлой и хотел было уйти.
-    Постой, - остановил его  Плиний, - есть разговор еще.
-    Какой же? - удивился Галлой.
-    А вот, какой, - сказал его собеседник и слез с высокого стула, - думаю, нам надо договориться между собой.
-    О чем?
-    О власти, - скромно признался Плиний, и глаза его на миг озарились диким огнем, - я не хочу, чтобы  мы  властвовали здесь вдвоем. Давай, разделим города и будем властвовать по - отдельности.
-    А Красс, Помпей, император, что они скажут?
-    За них не беспокойся. Они далеко. Редко тут бывают. Ну, приедут когда. Стол накроют им, да дев пригласят,  в  бани сводят. Что им еще надо? Побудут и уедут. Мы  же властвовать здесь останемся. Ты у себя, я у себя.
-     Надо подумать, - согласился  Галлой.
-     Подумай, - повеселел Плиний и отошел, - когда вернешься, скажешь о своем решении.
-     Хорошо, - буркнул Галлой и вышел из помещения.
         
Времени на раздумье было предостаточно, потому Галлой не торопился с выводами для себя и продолжал жить, придерживаясь своей точки зрения на тот счет.
-   Если, - думал он по дороге в Рим, - сам Плиний думает о власти, то почему бы и мне самому не заняться ею. Что-то в нем изменилось в мое  отсутствие?  Стал  толще или полысел? Нет, это не то. Это естественно для  всякого,  кто осмелится покинуть  труд и заняться только дворняжничеством.  Здесь что-то другое скрывается. Наверное, это и есть отблеск той  власти, про которую он говорил. И глаза его сверкали, как молнии, словно  боялись, что им не достанется,   на что больше созерцать.
 
Так думал Галлой  и продолжал следовать в Рим. Дорога  уже стала гораздо чище и лучше. Везде располагались какие-то поселения, так что вполне можно было расслабиться по пути и даже повеселиться.
Красс  постарался на славу. Создал сам себе условия для отдыха и работы в одночасье.
-  А, что же делать мне теперь? -  продолжал думать легионер, и  все мысли его были прикованы только к этому, словно оно решало уже сей­час его судьбу и воцаряло  где-либо на трон.
Дорога понемногу привела в Рим. Тогда  все они шли к Риму,  ибо по  ним доставлялось все туда, включая и самих римлян, так или иначе добивающихся  того  звания  при  жизни  своей или еще предков.
Красс  встретил  Галлоя  дружелюбно. Даже обнял и расцеловал, как никогда.
Рядом  стоял  Помпей  - и проделал  то  же  с ним самим  после Красса.
-  Как два брата, -  подумал  тогда   Галлой, но смолчал.
 
-    Приветствую тебя, великий римлян, - обратился снова Красс  к  нему, - вижу, ты устал с дороги. Отдохни немного, присядь на стул и расскажи нам о твоих успехах среди других холмов.
Галлой сел и начал свой  рассказ. По ходу его лицо Красса, а с ним и Помпея то озарялось улыбкой, то хмурилось, словно в   ненастную погоду.
Но вот, он закончил свой доклад, и лица обоих приняли преж­нее выражение добродушия.
-    Молодец, -  сказал       Красс,  обводя  комнату и окидывая взглядом его самого, - хорошо потрудился. На славу, - добавил он погодя и  тут же ска­зал еще, - одно ты  сделал неуместное.
-   Что же? - удивился Галлой.
-   Нe  нужно было давать имена. Я сам бы то сделал. Ну да, ладно. То еще  не поздно совершить вновь. Пока еще многие не взросли  и на ноги не стали, мы  проедемся с Помпеем  по тем  землям и сотворим новые имена в честь императора нашего и нас самих. Ты же пока отдохнешь здесь в Риме. Потрудился ты хорошо, потому заслуживаешь  хорошего  отдыха. Ожидай нас тут и веселись. Мы возвратимся и решим, как дальше с тобой поступить. Может дать тебе легион, а может и два. Станешь  полководцем  и императору
славу в другом месте воздашь. Отдыхай. Мы  выезжаем  немедленно.
Пришлось Галлою  подчиниться и остаться в         Риме до прибытия  их­него.
Слишком долго отсутствуя, Галлой уже разучился. жить в Риме,  и все вокруг было для него чужим, словно в этот город он попал случайно, хотя вырос сам здесь и был  по-настоящему  римлянином.
Ожидать пришлось   слишком долго, и в том ожидании Галлой  томился, как ни­когда.  Его никто никуда не принуждал и был он по-своему свободен от всего. Даже от самой службы, что проходила под опекой императора и к нему приближенных. Заниматься ему особо было нечем, а потому Галлой прибился к  одному дому,  где проживали римские танцовщицы, и стал основное  время проводить среди них.
Поездка Красса и Помпея слишком уж затянулась, и Галлой стал понемногу  нервничать.
Уже надоели ему те  самые  девицы и невмоготу было смотреть на что-либо еще в том самом Риме.
Не было ему охоты и до каких-то речей
императора, призывающих  к  новому завоеванию и собирающих  в новый  поход.
Вскоре Галлой  заколебался. Хотел пойти с одним из легионов в  поход. Но  беспокоила почему-то мысль о Крассе и обещании ожидать его здесь.


Прошло еще время, и Галлой всерьез забеспокоился. От Красса поступили сведения, что он  задерживается, его влекут дела по обустройству  новой империи.
Внезапно вспыхнули в его докладе какие-то мятежи среди местного населения, и он их там успокаивает. Вобщем, вернуться вскоре не обещал, а потому передавал императору, что будет пока там для сохранения границ империи.
-   Красс меня  предал, - сказал император, прочитав то самое послание до конца, - он бежал вместе с Помпеем.
-    Нет, нет, - говорили его ставленники, - он предан тебе. Он  успокаивает  людей.  Смотри, дань присылает и все остальное соблюдает.
 
Эти разговоры убедили императора в его неправоте, и он на время успо­коился.
Зато обеспокоился сам Галлой. Он понимал, что те больше не воз­вратятся в Рим. Будут и далее  слать донесения,  а сами еще глубже пускать корни в созданную  им  самим  империю.
Галлой  предусмотрел для себя еще  больше. Они задумали  переворот.
Скоро этот император покинет землю. И на его место станет тот, кому, по сути,    выгодно отсутствие Красса и Помпея, так как во всю ширь отворяются ворота самой власти.
Так оно и случилось спустя некоторое время, и на смену одному  пришел  другой император, правда по большей части, обзывающий себя царем и владыкой людских сердец.
Галлой заторопился. Вскоре должны были добраться и до него. Он один из всех, кто знал точно, как обстоят там дела, а потому, никому не нужен.
Одной ночью он бежал из города, прихватив   с собой одного из старых  друзей: Фавна Легорийского.
 Это прозвище он получил за свою демонстративность речи  и смелые проповеди среди людей - простых римлян.
Достигнув по пути Греции, Галлой остановился. Нужно было переждать нем­ного и пропустить вперед погоню. А то, что она будет, он не сомневался.
Спустя время, Галлой  с другом двинулись в путь и одолели быстро расстоя­ние  аж  до самой Помпеи.
В город они вошли ночью. Люди  спокойно спали после трудового дня, и царила полная тишина.
Галлой решил разыскать Плиния и разузнать обо всем из его уст.
Правда, он немного боялся, что тот его предаст, но успокоил сам себя тем, что Плиний, скорее всего, оказался сам в положении раба среди  этих   двоих  и сдавать Галлоя ему не будет смысла.
Тихо пробравшись к дому, Галлой  вошел в него, оставляя своего друга в дозоре.
Среди груды повсюду возлежавших тел он нашел Плиния и растолкал его, освобождая на время от сна.
-   Что это, кто? - испугался  вначале тот, и Галл понял, что Плиний сильно
напуган.
-   Тс-с, - прошептал Галлой, - это я вернулся. Иди  за мной тихо. Надо пого­ворить.
      
Плиний немного пришел в себя и, опознав Галлоя, неожиданно расплакался.
-    Я уже думал, что это они, - тихо заговорил он, -но, слава  холму, возвратился ты. Я так устал, что едва волочу ноги. Эти девы  изнуряют меня. И от
них я  не могу избавиться. Красс приставил ко мне их  и велел мне  ими  заниматься.
-     Догадываюсь почему, - сказал Галлой и тихо подтолкнул  к  выходу  своего бывшего подчиненного.
-     Ой, ой, ой, - застонал  Плиний, - не толкай  так сильно. Они избили меня вчера за то, что я не усладил дев. А как я то могу сделать, если силы  той у меня  больше нет, да и желание вовсе  отпало.
-     Плохи твои дела, да и мои не лучше, - заключил Галлой, когда они вышли на улицу.
-     Да, - согласился Плиний, - ты  что-то долго отсутствовал.
-    Они велели дожидаться и я, как последний дурак, сидел там. Слава хол­му, успел вовремя убраться. Не  знаешь, погоня в городе или нет?
-    О том не слыхивал, но знаю, что в город накануне прибыли гости. Очевидно, это  они  и  есть.
-     Что думаешь делать, Плиний?- спросил в упор Галлой.
-     Не  знаю, - честно признался тот, - думал поделить тогда еще всю  власть между нами, да вот не успел. Они быстрее почуяли ее и воцарились тут,
словно звери какие. Уже  римлян тех,    с нами пришедших, не осталось. Только несколько. Остальных убили  и  закопали вон там. Сами власть свою держат вместе с теми, кто им прислуживает из местных.
-     А, что они?
-     Они нужны им. Меньше говорить кто будет, да и управлять так легче. Любому можно рот заткнуть. Это ведь не чужие, как мы с тобой.
-      Ты прав,- согласился Галлой, - но, что будем делать? Бежать?
-      Куда? - нервно спросил Плиний и огляделся.
-      Думаешь, следят? - спросил Галлой.
-      Всего можно ожидать. Так куда бежать? Они повсюду побывали. Везде имена  свои нарекли и обустроили власть по-своему. Нигде  нас не примут.
-      Есть еще места, - возразил Галлой, - не обо всех городах  я  им сообщил.
-      Как?- удивился Плиний, -  и ты позволил себе это?
-      Да, позволил. С твоего согласия, -  улыбнулся Галл, - я давно понял, чем   здесь дело пахнет.  Потому,  прикрыл несколько  городов и велел им самим  по  себе держаться  и  дожидаться  моего прихода. Крайним же  сообщил,  что то уже конец земли, и я  возвращаюсь. Сам же сделал иначе. Обошел их и двинулся дальше.  Людей со мной немного было,  да они все о том, что говорил, знают.
-      А что, если они не пустят нас ко власти? - предположил Плиний. - Что, ес­ли они сами воцарились, как эти?
-       Не думаю, - ответил Галлой, - Хотя все может быть. Ладно. Собирайся быстро  и  уходим,  а  то  уже  утро скоро и  тебя  хватятся.
-       Я  мигом, - вдохновился Плиний  и  исчез в темноте.
Через некоторое время он появился снова весь запыхавшийся и в поту.
-       Что стряслось?
-       Пришлось успокоить одну деву. Захотелось ей вдруг средь ночи. С испугу  то и получилось. Довольна она и сразу уснула.
-        Ты уверен?
 
-     Да, вполне. Все спят.
-     Ну,  тогда двинулись.
Галлой позвал Фавна, и вскоре все втроем оказались за городской чертой.
-     Куда  пойдем? - спросил Плиний.
-     К холмам. Будем пробираться   тем  же путем, обходя города и не заходя  в  них.
-      Тяжело это.
-      Тяжело,  но другого  выхода   нет.
И они решительно зашагали вперед,  ведя за собой на узде лошадей, на которых взгромоздили все житейские запасы.
 
Город уже просыпался, когда послышалась сила нового    толчка. Кое-что обрушилось и ударило Красса  по голове.
-   Это Везувий, - гордо сообщил он,  поднимая над собой ударившую его часть, -  это он говорит со мною таким образом и предлагает обозначить   город по-новому в  его  хвалу, создав ему должное величие. Покоримся  тому  и  упрочим  славу. Город   Помпей  отныне  именуется Везувий, а  все, что под ним Помпеей.
Никто не возразил  в то утро, и сам Помпей  не проронил ни слова.
Уже не было  того  его  величия,  что прежде,  уже не был он славным полководцем, ибо Красс покорил  его, подчинил  себе и его творцу Везувию, что  по  молчаливому  преданию сотворил самого Красса.
 
Беглецы же уходили прочь и слышали силу толчка того у себя под ногами. Дико заржали лошади, а одна ив них поднялась на дыбы, сбрасывая  амуницию  на  землю и рассылая  ее вокруг, притаптывая копытами.
-     Плохой  знак, - проговорил Плиний,  когда  все то прошло.
-     Плохой, - согласился  Галлой и устремил  свой взгляд на  тот самый холм,  от которого они убегали.
-      Смотрите, - вдруг вскрикнул он, - гора проснулась. Вижу дымок, уходящий в небо.  Прав, наверное, был  тот старик. Нельзя беспокоить духа. Иначе он  воссоединится  с  небом и создаст силу толчка. Уходим поскорее. Тут нам  не место. Надо благодарить небеса за  посланную   нам  удачу. Оставайся, Помпей, сам с собою. Нам не нужны твои страхи. Вперед, друзья. Нас ожидает другое. Думаю, что    ждет хорошее впереди. Время покажет. А пока не будем терять его. Собирайте все и в поход.
         
Люди собрались и ушли, оставляя за собой лишь примятую копытами траву и часть того, что уже не соберешь. Они ушли, больше не оборачиваясь и не обсуждая все то. Им не жалко было покидать место. Жалко было своего труда и годы его созидания.
 
Так творится  история  многих городов. Так творится история жизни самих людей. И никому не  хватает смелости остановить  то  и сделать что-то не так.
Только уход можно посчитать за смелый поступок или просто бегство. Так творилось тогда и до сей поры сотворяется вокруг.
И никто не повинен в этом, хотя виноваты многие. Так бывает по существу дел некоторых, и так обоснуется сама природа  создания  всяческих дел.
 И огорчаться на то мы  не имеем права, ибо то наше и оно уже неотъемлемо. Потому, надо правильно пережить его, понять глубину тех самозваных чувств и достойно внести в саму память нашу, как узелок нового хитросплетения ума, как что-то хорошее, сотворенное когда-то и как какое-то величие того же ума от созидания рук творения его.
          
Город проснулся, проснулся и сам Везувий. То был действительно Бог для  земли той,  а еще пуще - истинный  повелитель самих людей.
И они поклонялись ему, принося очередную дань, и они ожидали от   него только тепла и ничего больше. Этим довольствовались и были рады.
Так было тогда,  в то время буйства природы Земли и изменения ее внутрен­него состава.
Где-то в глубине недр творились свои дела, подготавливая дань наружу. Где-то в небесах создавались свои пары, что уносили жизни с собой и возвращали их обратно уже в другую величину.
Так творилась природа, и создавалось новое чудо дня  для людей и всего живого, но  опасное  для самой природы  простого  естества.
Но не будем омрачать событий  и двинем    следом за беглецами, по пути доставляя себе удовольствие от знакомства с новой средой и всем тем, что ее составляло на тот период неузнанного до сих пор времени  естества человеческого.
Впереди показались горы, и убегавшие остановились.
Это уже  было истинное препятствие на их пути и основное в деле свершения задуманного. То была дорога к их жизни, ведущая к своему концу и не усматривающая для них особых перемен.
-   Путь свободен, - так сказал Галлой  и решительно повел всех за собой.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
PROSETERIUM   2
 
Завоеватели. Завоевания
 
Всякий, кому знаком смысл завоевания, относится к нему с трепетом и по-своему обустроенным понятием собственной справедливости.
У Галлоя и Плиния были свои критерии определения той самой справедли­вости, о которой идет речь.
Если империя создавалась их руками, их трудом, то нет никакого другого убеждения, способного разоблачить веру в свою понятую справедливость. Так они размышляли на ходу движения и по пути в тот город, который Галлой  именовал сам в честь себя.
-  Что же буду там делать я? - неоднократно задавал себе вопрос Плиний и это его сильно беспокоило.
 
Не успев, как следует испугаться присутствия скорой смерти, он снова как бы восстал в себе и добивался своей личной славы.
0 том же думал и третий участник побега Фавн Легорийский.
Но он отно­сил себя скорее к другой стороне дела. Не к победителю, а к побежденному.
А это несколько меняло суть его размышлений и давало возможность сос­тавлять по-своему мнение.
Сам же Галлой  по этому поводу размышлял просто. Его город,  им обоснован и нет никому дела до верховной власти среди других.
Так вот они думали,  каждый относительно себя самого и кто как в уме рисовал свое близкое будущее.
Они проехали те города, что указал Галлой  Крассу и подошли вплотную к намеченной цели.
Сам Галлой  с трепетом ожидал своего возвращения и с надеждой быть узнанным среди остальных. Так оно и произошло, не успев он с  друзьями ступить в этот город.
Люди бурно приветствовали его и радовались,  забегая далеко наперед и окрикивая везде громко его имя.
Галлой остановился в своем жилище.  Спут­никам же предоставил другие. Это было первым особо подчеркнутым жестом с указанием на то, кто здесь хозяин.
Фавну это, конечно, не показалось странным. Он привык к тому, что его давно тыкали то туда, то сюда. Потому, Легорийский отнесся ко всему равнодушно.
Плинии же  затаил  в душе обиду. Все же надеялся он,  что его бывший началь­ник поделится  с ним властью и  разделит  свое жилище.
Но того  не случило­сь и Плинию пришлось довольствоваться тем, что есть.
Наутро, отдохнув,  Галлой собрал людской сбор и объявил себя императором.
-    Теперь, - сказал он, - я навек распрощался с Римом и для вас всех  император. Да, здравствует  наша Галлия!  Да, здравствует  император Галл!
 
Толпа людская подхватила то имя и понесла с рокотом по округе. Эхом отозвалось то в горах и возвратилось к людям обратно. Услыхав то,  сам новосозданный  император сказал:
-    Хороший знак мне и вам. Значит, мое имя сохранится в веках, и мы преуспеем в делах рукотворных наших. Да,    здравствует сама природа! Да, здравствует мать Земля!
И это пронеслось в горах и таким же образом возвратилось обратно. Услыхали то все люди и воскликнули   снова  первое.
Чудо от их голосов повторилось. Молча  склонили они тогда головы перед императором и пре­клонили колена, как тому учил когда-то сам Галлой.
Это было посвящением самого    императора  и воцарение его  на  им же и  обоснованном престоле.
Плиний же стоял несколько в стороне от самого Галлоя  и  только нервно кусал губы.
Из той власти, что когда-то ему принадлежала, не дос­талось ничего. Даже здесь в этом городе ему не доверили самое простое - быть каким-нибудь руководителем. Но судить по тому он рано начал, так как не успели стихнуть людские голоса,  как тот же Галлой воскликнул:
-    А теперь, поприветствуем нашего почтенного гостя патриция Плиния  и моего друга  простократа Легорийского, которого  я величаю патрицием и даю часть владений городских так же, как и Плинию.
И   то поприветствовали люди и подхватили их имена. Снова они пронеслись эхом и возвратились обратно.
Далее Галлой  разделил  город  еще на несколько частей, определив главных среди тех, кто оставался   у власти, пока его не было.
Вобщем, все получили свое,  а народ так и остался при своем. Но ему не было дела до самой власти, ибо он считал, что не достоин ее и его дело просто трудиться.
И всех, конечно, это устраивало. Потому, наступил праздник, и на новоиспе­ченных патрициев одели венки славы.
То было настоящее торжество, в котором участвовала вся масса населения городского. После всего    закатили пир во весь мир,  а уже после разошлись отдыхать.
Трудно сказать, были ли довольны все таким поворотом событий. Но часть из них была, конечно, удовлетворена.
Это был сам народ, ничего не ожидавший от новой власти и ничего от нее же пока не требующий.
Другая же часть и намного меньшая была вряд  ли удовлетворена до конца.
Кто-то желал в душе больше, кто-то надеялся на другое. Но так распорядился император, а значит, основная причина заключается в нем.
Как бы они сами поступили в такой ситуации, пока никто из них не думал.
В большинстве своем они затаили какую-то обиду на новоизбран­ного члена власти и с похотью большего улеглись спать.
Сам же Галлой не  спал. Он долго ходил по комнате  и никак не мог улечься.
Император понимал, что рано или поздно кто-нибудь из этих  новоиспеченных властителей его      предаст.
Предаст возможно не Крассу или Помпею, а свое­му честолюбию.
А это значит, что сам Галлой вполне может отправиться к праматери в самое ближайшее время.
-   Что же делать? - думал он напряженно, вслушиваясь в какие-то шуршащие  звуки в стороне. Ему уже начинал видеться его будущий убийца с огромным ножом в руке и веревкой на шее. Так сам он представлял свою смерть    в  самый  первый день своего же избрания.
Утомившись от бесконечной ходьбы, Галлой сел и задумался более  спокойно. Призрак смерти его исчез, и ее близость отступила в сторону.
-    Надо найти выход, - сам себе  прошептал Галлой  и лег в изнеможении на  пол, засыпая.
Не спал в тот вечер и Плиний, не спали и другие. Только Фавн, ничем не обеспокоенный, хорошо уснул и даже захрапел.
-   Везет дураку, - тихо прошептал Плиний, уставившись на беззаботного римлянина. - Ничего не сделал, но получил часть своего, - продолжал размышлять Плиний, - но почему своего? Моего и другого, кто здесь был и руководил. Нужен он нам? Нет, конечно. Толку от его проповедей мало. Только народ баламутит. Надо с другими поговорить. Может, что и придумаем.
 
Так в голове Плиния начал зарождаться план по скорейшему переделу уже поделенного и по достижению вершины самой власти в обозначенном   госу­дарстве.
И другие пришли к тому же выводу, решив совет держать с Плинием. Так что, в дни последующие особых разногласий не произошло, и встреча-совет та состоялась.
На общем кругу и решили, что Фавну делать здесь нечего, отби­рая кусок их земли.
-   Пора ему в путь собираться, - так сказал один из участников и тем самым приговорил к смерти несчастного говорливого римлянина.
Дней   через несколько все то свершилось.
Упал почему-то Фавн с коня и ударился головой о камень. Смерть его настигла  мгновенно, так что сооб­щить что-либо он не успел.
Погоревали   все, да на том  и  разошлись.
А на другой день после похорон его участок земли поделили между собой,  так как в городе более достой­ных власти не нашлось.
Народ не усмотрел  в том ничего,  кроме несчастного случая и благотворно принял тот передел   безсудебный.
Галлой    призадумался.
-   Если  они  так  скоро расправились  с  одним  из моих друзей, то вскоре насту­пит и мой черед.  Надо что-то делать, иначе можно быстро по ту сторону  мира оказаться.
И он решительно начал предпринимать свои шаги. Вначале создал вокруг себя небольшую охрану из надежно подчиненных людей.
Затем, потеснив пат­рициев, прибрал к рукам часть земель и раздал людям, обозначив   их сенаторами и  наместниками  общей власти среди простого населения.
После,  расширил свое могущество и утвердил закон о не переизбрании его, а  так­же закон об общей воинской повинности, включая и самих патрициев,  которые должны были исполнять воинскую службу в лице начальников.
И первых же, им назначенных, отправил  в  поход за те самые горы, пред  которыми лежат их город.
-   Идите,  завоевывайте и обозначайте все Галлией. Я затем сам пройдусь  землями и обозначу дополнительно. Кто не исполнит это так, как я велю, будет подвергнут общему суду -  трибуналу из числа меньших начальников  или  просто воинов.
Этим самым Галлой замкнул круг и уже не дал расползаться в стороны корням более меньшей власти.
Он  ограничил  всех законом, а всякое неподчинение, нарушение закономерно карал судом из числа тех, кто не пресле­довал самой власти, а был попросту патриотом, гражданином государства.
И страсти в его городе быстро улеглись. Теперь, уже сами патриции начали обходить друг друга стороной и меньше участвовать в разговорах.
Плиний решил довольствоваться только своим и по ночам только вздыхал тяжело,  видно переживая все то по-своему в  душе его ленивой ко всякому упорному труду.
 
Другие также пошли той дорогой и ограничились своими домами, да участ­ками наделенной земли.
Теперь,  тяжело было добиться ее.  И согласно нового закона вся она принадлежала просто империи в лице стоявшего у власти императора и представителей меньшего класса  сенаторов, состоящих из самых простых людей.
Круг окончательно замкнулся,  не давая никакой возможности реальной борьбы за власть.
К тому же, Галлой создал закон, утвержденный всеми, что после смерти  императора, новый император будет избран из числа всех людей, - именующих себя гражданами, независимо от его положения в обществе и занимаемой должности в     государ­стве .
Так  Галлой  разобрался с чиновниками и прекратил всякую склоку дня  между  ними.
Далее  он  придумал им новую исполнительную службу, кроме воинской обязанности,  и реально определил место в  сообществе граж­дан.
Таким образом, Галлoй  уровнял положение всех, независимо от состоя­ния богатств и прочего преимущества.
Это  дало возможность ему спокойно трудиться и создавать свое государство, расширяя границы  его и  по­полняя  людским  составом.
Совсем скоро к той Галлии присоединились новые земли, которые сам Галлой  обозначил  по-своему, объезжая их территории.
В новых городах он са­жал  правителей и создавал такую же ступень власти. Кроме того, обязы­вал их законом о подчинении и выступлении в составе единого государст­ва.
Городской правитель, кроме городского правления, ничем не занимался. Для принятия каких-то решений осуществлялся сход, где предъявлялись какие-либо требования к самому императору как лицу, осуществляющему общую власть.
Кроме этого,  из самих городов выделялись представители в саму императорскую власть, которые в основе своей и решали общие государственные проблемы.
В течение пяти с небольшим лет Галлия превратилась в мощное государство,  которое по тому   времени  вполне могло противостоять  Римской им­перии и могло даже превзойти ее с точки зрения воинского мастерст­ва.
Но  Галлой  не бросился завоевывать дальше мир.
Он понимал,  что как бы не было едино государство, его масштабы или протяженность границ способны повлиять на внутригосударственные  связи и  в  дальнейшем разрушить его.
Потому, обозначив границы,  Галлой решительно отказался от своего наме­рения идти далее и завоевывать остальное.
Напротив того, он отыскал со­седей от варварской стороны  и заключил с ними мирный союз.
Так же пос­тупил и с другими,  которые сами обозначились уже позже его  шестилетнего правления.
Это было мудрое решение, как с   точки зрения самих завоеваний, так и со стороны ведения быта окультуренного немного народа.
Римская  сторона  пока не предъявляла своих требований относительно их, и Галлия сама по себе оставалась независимой от всех других.
 
В таких постепенных преобразованиях прошло семь лет Галлоевого прав­ления.
Плиний давно смирился с предоставленным ему положением и даже отчасти был рад, что   так случилось.
-  Кто его знает, -  думал он иногда про себя, - может, спустя время лишили бы жизни и меня, как нашего  друга   Фавна.
Последнее  время он начал сожалеть о горькой участи погибшего и о своем  причастии к делу тому неблагородному.
Плиний обзавелся хорошим хозяйством, оброс детьми от мала до велика и  стал  вполне порядочным  гражданином.
Все затаенные мысли уже ушли куда-то в сторону и на место жадной и скупой натуры  пришла другая, более  спокойная  и  добродушная.
Сам Плиний удивлялся тому и никак не мог понять, отчего это прои­зошло. То ли законы новые повлияли,  то ли просто он сам облагоразумился, став тем по сути, кем и есть.
 
Другие также смирились с положением, но не все разделяли одну точку зрения. Потому, представляли свои интересы и по кругу собраний  ходили всяческие споры.
Император не вмешивался в порой дикий разговор собравшихся, и решение принималось за большинством голосов.
Но согласно установленному закону право изменить решение имел все-таки он,  так как был по закону главой государства в единственном числе.
Точнее, он имел право преимущества,  в  то время, как   сама власть распределялась поровну между собранием и им самим.
Это многих устраивало,  а кому не нравилось, тот просто молчал. Потому что,  придумать лучшего было  просто невозможно, а значит, нечего было и создавать неугодность  в  ряде общих вопросов государства.
И все же, измена произошла. Каким бы реально обоснованным не было прав­ление, всегда находятся те, кто движимый волею своих интересов, способен на   всякую  пакость.
 
Совсем скоро по  окончанию  срока  семи лет Галлию покинул один из учас­тников сената патриций Парадокс.
Это имя ему дали люди за довольно кру­тые изменения решений относительно  его слабого характера в бытовом поведении и ведении самого личного  хозяйства.
Возможно, тому никто не придал бы значения,  если бы рано поутру не при­бежала его жена и не сообщила об этом.
Галлой задумался. Пока его империи никто не причинял вреда.
Но то дело пока было неузнанным для самого Рима.
Узнай они,  что сотворилось новое государство без их ведома, беды не миновать. А то, что проклятый всеми патриций убежал именно туда, он не сомневался.
Таким образом, тот решил отомстить многим за нанесенные ему обиды  во время  парламентских речей. Только неверно понял он свою позицию, и его мщение выросло в обиду душ всего народа.
 
И Галлой   решительно   начал  готовиться  к войне. Он знал, что рано или позд­но римские легионы придут сюда  и станут возле стен, обойдя их слева и справа.
Позади остаются только горы. Там им пройти сложно. Как бы ни жаль было Галлою своего города,  он  дал  указание на выселение.
- Все уйдем за горы, - так он выступил  на  совете  перед всем собранием. Я знаю римскую охоту добиваться чужого добра. Они не отступят от нас, если мы  будем оставаться здесь. Сделаем так. Часть населения  выселим и отправим за горы в ближние города. Часть с оружием в руках останется со мною. Оставим здесь кое-какие вещи и часть драгоценного. Если отступим, то пусть они насладятся добытым и будут уверены, что нас погубили. Сами же отойдем в горы, а затем спустимся  к  своим. Оставим город им на разрушение и на паству.
Долго совещались по тому вопросу на собрании. Но к другому решению очень тяжело было прийти. Потому, согласились с императором и сделали точно так, как он и говорил.
Шло время,  легионы не наступали,  и Галлой подумал уже, что тот самый пат­риций где-то погиб по дороге и не донес весть до Рима.
Но вот, все же поступили первые сведения о том, что римляне самое малое двумя ле­гионами идут на Галлию.
Император приготовился к сражению.
И оно произошло. Римляне были разбиты и отброшены назад. В том бою погиб и сам изменник, которого взяли с со­бой, чтобы показал путь.
Об этом узнал Галлой, но не стал делать преждевременных  выводов. Понимал,  что римляне теперь не отступятся. Значит, нужно снова готовиться к бою и более трудному, нежели состоялся.
Весть о поражении не замедлила докатиться до Рима, и в поход были отправлены новые легионы.
Как и предполагал Галлой, их было намного больше. Оборону было держать, по сути, бесполезно. Это значило бы  погибнуть всем и не возвратиться обратно.
Потому, Галлой решил так. Отправил основ­ную массу за горы, а  сам с небольшим отрядом остался за стенами города. Пока римляне были в пути, они подготовили себе дорогу отступления и проложили тропу между гор.
Обустроили там и ловушки для тех,  кто побе­жит следом или двинет целым отрядом вперед.
Как полководец, Галлой  занял самое удобное место для сражения и стал ожидать  самого противника.  Долго пришлось им ждать, так как войско рим­лян продвигалось медленно.
Донесся  до него слух о том, что легионы на это раз ведет сам Красс  неразлучно с Помпеем.
- Что ж, сразимся, - сам для себя сказал Галлой, и капля ненависти воз­никла у него в голове.
 
И вот, сражение началось.  Римлянам было тяжело развернуться в боевой порядок, а потому войско несло потери невероятно.
Красс понял свою  ошиб­ку и дал  команду    отступить.
Вместо легионов он выдвинул вперед  отряд, который и завязал последующее сражение.
Крассу нечего было бояться на этот раз.  Он понимал, что его войско мно­гочисленно  и все равно победит:  рано или поздно.
Поэтому,  полководец смело гнал людей в бой, сам оставаясь позади вместе со своим другом Помпеем.
Сквозь боевые порядки Галлой слышал команды Красса,  так как знал его голос, что был сильнее даже шума самого боя.
И он закричал сам:
-    Эй, Красс. Выходи, поборемся. Давно я тебе шею не взмыливал.
И тот услыхал его слова и ненависть поползла по его лицу.
-    Я убью тебя, Галл, - резко закричал он  и  с ходу ринулся вперед, смешивая свои боевые порядки.
Вскоре он оказался лицом к лицу с  Галлоем,  и между ними завязалась упорная схватка.
Долго они сражались, пока  вконец  Галлою не удалось то­го ранить. Меч прошелся по животу Красса и раскроил его, опустошая внут­ренности наружу.
Красс  опустился на землю, его лицо позеленело, и сам он весь сник. Уже не было в его голосе силы  и не стало холодного блеска в глазах. Галлой склонился над ним и услыхал.
-   Ты одержал победу, Галл. Но она скоро закончится, мои легионы одолеют  тебя и ты умрешь  сам.
Красс  тихо засмеялся, голова его откинулась назад, тело застыло,  и  он умер.
Галлой прикрыл ему глаза, что   еще смотрели в небо, и произ­нес:
-   Отдыхай, Красс. Ты уже не молод и заслужил это. Жаль, что не могу дождаться здесь твоего друга Помпея.  Но ничего, судьба уготовила ему другое. Думаю, суд   скоро  свершится.
 
Галлой  покинул тело и вернулся к остальным. Бой продолжался. Легионы римлян медленно теснили   галлов и уже погибли многие из чис­ла оборонявшихся.
Сам Галлой получил ранение в область груди и уже сла­бо защищался.
Наконец, когда они уже почти  выбились из сил, он дал команду отступать за стены города.
-   Только  медленно, -  распорядился он и сам стал впереди охранения.
Кое-какие силы еще оставались, но почему-то все время перед его лицом восставали мертвые глаза Красса.
Римляне вступили в город, и бой принял иной вид наступления.
При виде оставленных богатств легионеры растерялись, их ряды содрогнулись, и часть бросилась по сторонам,  желая заграбастать то в первую очередь.
Другие же вели далее сражение, так  как уже ввязались в битву,  и им уже деваться было некуда.
Но понемногу их ряды начали редеть, и потому галлы получили некоторое преимущество, частично освободившись от наступавших.
Галлой дал команду уходить и быстро повел оставшихся в живых воинов к той тропе,  что заранее была подготовлена.
Они вышли за город и подня­лись на возвышенность.
Галлой  обернулся. Город лежал перед  ним,  как на ладони. Повсюду творились грабежи и  разборки между собою самих римлян.
Мало кто бросился преследовать их по пятам, а потому особых затрудне­ний с уходом не было.
-  Прошай, Галлия. Хороший был город. Но ничего, построим лучше. Думаю, ту­да римляне вряд ли сунутся. А если сделают это, то погибнут от руки всякого галла.
Отряд двинулся вперед и вскоре вовсе исчез из виду.
Небольшое количест­во преследователей вначале бросилось следом, но затем отступило. Вместо этого они вернулись обратно и с ходу бросились к совершению того, чем   уже занимались их товарищи.
Никто   не      останавливал  их  и  не приказывал уняться. Помпей был занят своим  горем. Сегодня он потерял своего лучшего друга и горько сожалел
о том дне, когда они приняли решение идти сюда походом.
Он преклонился над телом и плакал. Делал это по-настоящему, а не притворно у кого-то на глазах. На лице его не было ненависти, а в глазах лютой
злобы.
Только скорбь покрывала его лицо, а тело содрогалось от рыданий.
Город же терпел бедствие или настоящее нашествие римлян. Что-то ру­шилось, что-то уничтожалось. Победителю доставалось все. Таков  был принцип ведения тех войн и такова мораль самого победителя.

День потихоньку близился к концу, солнце медленно опускалось за горы. Наступал вечер, а за ним темнота.
Только так можно обозначить то время и только так нужно вспоминать его уже сейчас. Был такой период человеческого несчастья - быть рожденным на   свет и  быть кем-либо завоеванным.
То было жестокое время людское. И оно оставило свой след в глубине человеческого ума. Но не  будем судить слишком строго то прошлое наших предков и сойдемся с ним более просто, нежели они сами в то неблагозвучное время завоева­ний. Прикроем глаза на него и забудем кровавую месть утрат. Для времени настоящего они уже не нужны.
То дело самих людских душ, и они уже во времени все смирились. Они  пришли, наконец, к единому  сообща и тепе­рь, им нет нужды до чей-то славы или богатства.
Все уравняла  природа и создала вид единого для всех торжества.
Не нужен бред прошлых лет, не нужны кровавые бойни. Нужна человечность и ее торжество среди многих и многих, населяющих планету с ее разных сторон...
 
А тогда, темнота одолела и уложила всех спать.
Кто содрогался, а кто спал по-своему мирно и тихо. Это зависело от ума или от той темноты, что издавна   заключалась в человеке и приводила его всегда к измене смерти самой степенью жизни. Наступала  пора  следующего  дня.
 
                                 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 PROSETERIUM   3
Государство галлов. Войны, сражения. Большинство
 
Воины опускались по тропе с гор,  а впереди их ожидало молча то са­мое  население, что покинуло город ранее.
Не все  разъехались по сторонам, и  большинство оккупировало территорию по эту сторону гор.
Завидев Галлоя целым и невредимым,  все возвели руки к небу и дружно  прокричали его имя во  все голоса.
И снова эхо пронесло его между вершин и возвратило к людям обратно. Сам император остановился и, подняв руку, попросил слова.
-  Знаю, что многим из вас тяжело сознавать то, что случилось с нами со всеми. Я так же, как и вы потерял свой дом и своих друзей, которые
оставались со мною в тех родных для нас стенах. Я сожалею о том, что случилось и  вину всю возлагаю на самого себя. Это я не  усмотрел прежде
подобного шага изменщика, и потому виню сам себя. Потеряв город, мы сохранили  наше государство. И скоро римляне сюда не сунутся. Нет им пути  через горы. А если даже и пройдут, то мы всегда будем стоять на страже  и  вовремя сумеем дать надежный отпор. Да, здравствует Галлия! Да, здравст­вует ее народ, терпеливый и не обидчивый, честный и преданный своему императору.
Люди поддержали те слова, и снова их окатило эхо, как и в прошлое когда-то время, а они по тому выразили свой восторг.
После небольшого собрания   все разошлись по новым обустроенным домам, а ближе к вечеру сошлись, устроив по погибшим настоящий траур. Час заката наступил, и люди разошлись вновь.
Только Галлой еще продолжал стоять на том месте и что-то думать про себя.
К нему подошел Плиний и пожал молчаливо руку.
-    Не думаю, что они скоро сюда сунутся, - сказал он, немного погодя. - Красс  погиб, а Помпей не из героев.
-     Да, это так. Но осторожность не помешает. Надо укрепить этот город и создать новые заграждения на пути. Займусь этим лично. Безопасность народа для меня сейчас главное. Ты же возьмешь на себя все хозяйство и
дома. Время возвращается на свои места. Помнишь все то, Плиний?
-    Да, помню. Только мы уже не те. Постарели и поумнели немного. Обзавелись детьми и женами, став по-настоящему хозяевами этой земли.
-    Сколько утрат, сил отдано на все, - сожалел в свою очередь Галлой, - неужто, не хватит римлянам всего того, что уже есть на сегодня. Может,
они скоро лопнут от своих потуг? Ты видел, что то было за войско? И это те легионы, в которых мы сами когда-то служили. Неужто, и мы были такими? И нам не хватало? Что скажешь, Плиний?
-   Кажется теперь, что того не было, - ответил старый подчиненный, - мы просто уже не хотим того, мы обрели себе  здесь суть и стали прочно ногами  на землю.
-   Все так, Плиний, - сказал после небольшого раздумья Галлой, - так давай, потрудимся еще, чтоб еще не только мы это понимали, а также все те, кто  с нами и  за  нас.
-   Только как это сделать? - спросил Плиний.
-   Я знаю как. Образуем школы и обучим наших, других детей. Пусть, они  знают, что такое  мы сами. Пусть, учатся истории  нашей и пусть, наконец, будут умнее, нежели мы сами, и будут способны защитить себя от всякого врага.
-    Твоя правда, император. Пусть, так и будет, - вмешались в разговор другие и подошли к нему со стороны.
-     И вы здесь? - удивился Галлой, осмотрев людей.
-     Мы не можем тебя оставить одного. Мы все  за одного так же, как ты сам  за всех нас.
-     Спасибо, - ответил император и коснулся рукой руки каждого.
То был  знак его дружелюбия, а  с их стороны знак преданной  верности.
-    Ну, что ж, - решение будет завтра, - проговорил Галлой и направился к своему дому, который   сейчас ничем не  отличался от других и был по
своему хорош для самого императора.
Он так и сказал:
-    Хороша моя обитель. Ни горделивости, ни наряда. Простота - это залог самой простоты решений и верности делу какому, если оно состоит в тебе  самом.
-    Верно, император, - поддержали другие, ни на шаг не отступая от него, словно боясь потерять.
 
Время шло и было уже далеко за полночь, когда, наконец, разговоры прекратились, и люди легли отдыхать.
А по ту сторону гор стояла другая ночь, с другими людьми и их мнениями.
Кто-то клялся убить другого, кто-то жадно стискивал рукоять меча в своем тревожном сне, кто-то крался и воровал часть обворованного у другого, а кто-то  просто молча сидел в дозоре и ничего не думал, окромя одного - где бы ему самому прилечь и сократить ту самую длинную ночь в году.
Холода еще  не  было, но с  гор  веяло  им  и оттого становилось зябко, и люди  поеживались.
Не спал Помпей  и с сожалением вспоминал прошлое. Возможно, и в его голове проснулось что-то другое, которое не совсем подходило ему самому по делам и по самой натуре.
Не клялся он отомстить Галлою и только решил для себя и всех нигде не произносить его имя. Забыть его, как можно просто забыть о самом человеке и не верить вовсе  в его существование.
И из того похода они не принесли его, и осталось в памяти людской то­лько слово галлы, да еще страна Галлия, обозначенная  по-римски  со свое­образием того  языка.
И ни один историк не  запечатлел  того, так как Помпей  запретил, а больше  никто   просто не вспомнил. Да  и не   нужно тогда это было никому.
Был человек или не было его - все одно. Такова дань того времени, откли­кающегося в головах людских и сейчас.
 
Легионы отошли назад, а спустя время на том  месте обосновали новый город. Обосновали уже другие и именовали в свою честь.
Стал он городом римским и дань свою в года еще воздавал тому самому Риму, что в то время поперек горла каждому не римлянину стоял.
И хотя легионы ушли, римские владыки не отказались от следующих похо­дов и готовили вновь войско для наступления на племена галлов. Так они обозначали их в своих письменах.
Но сама война случилась не скоро.
Сам Рим переживал трагедию, и одно время ему было не до боев. Случилось за то  время и другое.
Не стало Помпеи, и был захоронен заживо там сам Помпей. Погреб под со­бой  все и всех Везувий, однажды не  выдержав зверства и распутства людского, что было присуще  городу  тому  на горе.
И пока римляне обосновывали новый Рим, прилагая к тому великие усилия, галлы имели возможность хорошо подготовиться к встрече врага и создать свои непреодолимые укрепления.
Галлой знал, что пока будет существовать Рим, до тех пор будет существо­вать и угроза всякого вторжения.
Поэтому, готовился тщательно к тому  и подготавливал все свои войска. Но не только здесь он сосредотачивал усилия.
Как полководец, он понимал, что нужны хороший тыл и фланги. Потому, оставив на время рубежи гор, поехал далеко вглубь своего государства и    снова заключил договоренности с другими племенами.
Вместе с тем, потратив время, создал и там специально обученные отряды, ничем не уступающие  римским легионам, для отражения всякого  нападения.
-    Хоть и есть договор, да он не надежен, - говорил Галлой присутствующим  на каком-либо собрании, - потому что, всякий новый, пришедший к власти, способен его нарушить, так как не давал никаких   обязательств.
Потому Галлой, не доверяя никому, создавал армию обороны и окружал госу­дарство со всех сторон    надежной линией защиты.
Спустя время, он возвратился обратно и стал дожидаться вторжения врагов.
Но в самом Риме последовали изменения, а потому их врагам пока не было  дела до галлов.
В напряженном ожидании проходили годы. И вот однажды, прибежал гонец и  сообщил:
-    Император, они идут.
-     Кто? - быстро спросил Галлой  и поднялся со своего места.
-     Те, другие. Я пришел издалека. Меня послал Дарнидон.
Император вначале удивился такому повороту событий, но быстро сориенти­ровался и сказал так:
-    Плиний, остаешься здесь. Жди римлян. Я поеду к тому краю, и возможно  буду держать бой. Ожидай известий и давай о себе знать.
 
Распорядившись, Галлой выехал из города. Вскоре он достиг рубежей и стал ожидать вместе с другими того самого врага.
Ждать пришлось недолго. Спустя три дня показались первые наступавшие. Но то не были римляне. То были какие-то союзники.
Галлой  выехал им на­встречу, оставив позади свое войско, готовое к сражению и пока превос­ходящее по численности наступавших.
-   Кто будете? - спросил Галлой того, кто отделился от своих рядов.
-   Мы кеннинги, - ответил ему тот, кто стоял напротив  по-своему.
-    А я Галл, - сказал сам Галлой и указал на себя пальцем. - На кого идете? - спросил он снова у незнакомца.
-    Рим, - кратко ответил тот и махнул рукой в его сторону.
Галлой согласно кивнул головой, а затем, развернувшись немного, махнул рукой в сторону и сказал:
-    Рим  там.
Незнакомец согласно кивнул и, повернувшись, поехал к своим. Там они долго совещались, пока, наконец, не тронулись с места, держась указанного Галлоем  направления.
Воины проезжали мимо по-боевому расставленных легионов и о чем-то пе­реговаривались на своем языке.
Галлой наблюдал все то со своей стороны и не говорил ни слова.
Вскоре колонна прошла мимо, и император с облег­чением вздохнул.
-    Я поеду дальше  и  укажу им  путь, - распорядился он Пламидию, одному из местных военноначальников, - ты оставайся здесь. Будут идти еще – говори с ними и направляй по следу. В бой без надобности не вступай. Говори  мягко и дружелюбно. Не злите ни  взглядом, ни речью какой, бранью иной вслед.
Тот согласно кивнул, а Галлой помчался с небольшим отрядом вдоль своих земель дальше, опережая ту колонну и добиваясь до своих на других  рубежах.
Там он повстречался еще с одним из военноначальников и приказал делать то же самое.
-   Только  укажи  путь, - сказал  Галлой    и    поспешил  дальше, понимая, что те пройдут мимо всей  его  территории.
На последнем рубеже император несколько изменил маршрут продвигавшимся, указывая путь дальнейший.
И здесь же дождался пока они вовсе  не  пройдут и не покинут пределы его государства.
Когда же это произошло,    император снова возвратился обратно, а чуть позже собрал к себе местных руководителей, включая и военноначальников.
-    Сделаем так, - сообщил он совету, - выставим по всем рубежам по легиону. Расположим их так, чтобы крыло одного было рядом с крылом другого. Вглубь  поместим еще по два легиона, разделим  их территорию протяженности пути  и пусть обозначают  нашу  силу.
-    Но тогда, придется  привлечь основную массу населения, - не согласился  кто-то из состава собрания. - Кто же будет работать?
-    Согласен, - ответил Галлой, - трудно будет. Но если мы того не сделаем, они ринут сквозь наши земли  и утопчут все  наши  сады, огороды и дома.
Мы ведь этого не хотим. Правда?
           
Собрание бурно зашумело, обговаривая его последние слова. Наконец, реше­ние было  принято, и  все  взялись за дела.
Наскоро сколотили сразу несколько легионов,  одели, как следует, обучили  военному ремеслу и отослали к рубежам для поддержки. Все это заняло около двух недель.
Расставив всех по своим местам, Галлой все же оставался недовольным.
Он понимал, что этого мало, так как видимая часть его воинов заканчивалась не так уж и далеко. И с точки зрения врага можно было бы попытаться прорвать ту слабую оборону.
Потому, Галлой спустя время приказал привести сюда легионы, собранные ближе к центру его государства. Таким образом, он создал видимость силь­ной обороны и своеобразную угрозу для   любого продвигающегося про­тивника.
По ходу этих перестановок возникли новые проблемы. Надо было кому-то кормить такое большое  войско, стоявшее  без дела и  только сопровождающее  взглядом  проходящего противника.
Галлой  распорядился свозить к местам расположения легионов продовольствие и корм животным, которого вокруг уже не хватало. Но вскоре он понял свою ошибку и решил, что бу­дет проще, если образует здесь рядом хозяйства, которые и будут кормить все  войска.
В короткие сроки все то было сделано, и жизнь потекла по другому руслу. Позади воинов спустя время возникли новые поселения, в годах переросшие в города. Сами  воины не гнушались труда и в дни спокойствия занимались обычным для того времени ремеслом.
Надежно обозначив здесь границы, Галлой решил таким же образом защитить и другие стороны.
Он покинул ту злосчастную для них дорогу продвижения чужих войск и направился к другому месту. Здесь же приказал в случае чего дать отпор, но самим в бой не ввязываться.
Вскоре император создал такую же линию обороны со всех сторон. Империя стала неприступной для многих и досаждающей всякому, желающему поживи­ться чужим добром.
Народ высоко оценил заслуги своего императора и воздвиг ему памятник в его рост и величину еще при жизни.
Сам    Галлой  не  хотел этого, но люди настояли и сотворили то чудо дня.
Это был настоящий  Галл  в свою величину и с оружием в руках, как символ  защиты и своеобразного воин­ского мастерства.
Так был запечатлен в своем образе Галлой самой исто­рией того времени, хотя имя его так и осталось неузнанным. Сам Галлой не захотел того, объяснив народу так:
- Пусть, эта стать символизирует сам  народ. Это   память восставшему на свою защиту народу и его торжество в силе и уме обороняться. Пусть, это запомнят наши дети и воздадут нам честь в годах, как это принято делать нами уже сейчас в наше время.
Вот так и творилась та самая история  государства, мало запечатленного где-либо на бумаге  и  только памятью других  сохранивше­гося в силе и верности ему самому.
На  протяжении  многих   последующих лет галлы не имели ни одного   серьезного сражения и тем более, чьего-то вторжения.
Наоборот, они расширили в дальнейшем свои границы, объединившись с другими племенами и создав не менее крепкое государство.
 
История галлов показывает, что каков бы ни был народ в его первоидущем состоянии, он способен на свою роль в истории   всей Земли благодаря качеству, привитому ему в последовательности действий перемен со сторо­ны его внутренней власти.
Не будь император таким, не будь его действия благоразумны и сосредоточены только на одном - желании добра своему народу - не было бы самого государства и не было бы   самого народа.
Его бы растеряли в веках,  а землю растащили другие. Пусть, не явно, но захватили бы, создали и обосновали  свое.
Таким образом, судьба целого народа оказалась в руках всего одного че­ловека - их императора, поставившего себе  целью  защитить всех от любого нашествия, вскормить трудом и не посягнуть  на   чужое.
Это и сыграло свою роль и дало  возможность сохранить себя во времени,  доведя народ до совершенства какой-то нации, что в последующем определит один  из видов  цивилизации, в целом сохранившейся на Земле.
 
Что поучительного из этого краткого жизнеописания и что нужно взять каждому на заметку?
Поучительным остается одно. Это вера  в созидание своего труда, желание быть бескомпромиссным  в создании  величия своего го­сударства и величина отсутствия всякой тяготы к завоеванию в любом виде современности.
А на заметку нужно взять следующее.
Никогда и никому не удавалось достичь своеобразного единства  в бесчисленном количестве  разных  мнений, если   бралось за основу развития самое  худшее из качеств человеческих  и  оно же состояло, как база для всего последующего движения вперед.
Имя такому качеству одно - алчность состояния души, которая содержит в себе  все остальные,   сопутствующие  ей  придатки  иных  видов деяний.
Только честность, искренняя  чистота перед собою и ос­тальным способны привлечь внимание и заслужить того единства в общем и даже меньшем числе каких-либо оппонентов мышления.
 Так обстояло дело с той самой империей,  и так обстоит дело в наше время со многими государствами, далеко отошедшими  от тех бытовых условий и самих  времен.
Смогут ли они добиться того самого единства, взойдет ли кто-либо    дос­тойный к власти, определит ли и себе, и им краткий путь развития - все это покажет время.
А мы все будем ожидать его и с трепетом души пере­живать, если услышим или увидим, что такое уже где-то произошло и что оно неизбежно должно случиться и у нас.
Я не прощаюсь с вами и пока не закрываю свою строку. Впереди еще одна глава, так по смешному обозначенная и совсем непонятная для меня.
То будет рассказ самого Творца о том, как  создавалась сама история  и кто ею руководил с точки зрения вековых определений.
Я передаю слово иному торжеству  гласа-мысли   в   голове  и обозначаю последующий мате­риал так.
 
                                    
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
PROSETERIUM   4
Вечного не бывает. История сохраняется всеми                                        
 
ОТ  БОГА
«Накануне нового святого торжества хочу, преодолев барьер отчужден­ности, несколько посвятить многих в свою историческую эпопею и рас­сказать о том, какими бывают судьбы людские и что от них порой зависит на Земле.
Как Творец всего земного, небесного для вас и части космического сооб­щаю, что история ваша творима беспредельно вами самими и только частью своею я опускался во владычество земное, дабы  создать какой-либо образ человека в теле людском и освятить саму землю новым теплом любви человеческой и всякого достоинства духа.
Но то не был я сам или кто-либо из моих руководящих помощников. Как я и сказал, то была часть меня самого или кого-то, кто достиг своего предела развития гораздо раньше, нежели все остальные.
Можно сказать, что это  я создавал саму историю, так как участвовал в ней той самой частью.
Но такое определение неверно в корне своей постановки, ибо та часть, именуемая  умом, не является    самим человеком в полноту всего создания. Потому, история творилась самыми простыми людьми. Никто их не принуждал к труду с моей стороны, и только совесть заставляла их труди­ться во благо себя, своей страны и своего народа.
Это громкие слова и звучат как-то помпезно торжествующе. Но это все же так на самом деле, и потому я ничего не изменяю в том предложении. История ваша слагалась сложно. Много в ней было этапов, когда мне каза­лось, что это конец всей цивилизации земной. И именно в эти моменты я проникал туда своим духом и почти требовал какого-то исполнения от взятого мною "напрокат" человека. Он подчинялся моей мысли и делал то, что ему говорил его внутренний голос. Так делалось неоднократно, и только этим спасалась сама Земля, а с ней вы сами и история ваша. Ничего вечно­го в этом свете дневном не бывает. Уходят люди. Порой, их судьбы трагичес­кие.
Но не моя в том вина и не вина того пробудного гласа ума в голове. Вина самих людей в их   основе жизни и вина тех, кто не устоял в соб­лазне смерти и сам прирек себя к тому через время. Вина также тех, кто усмотрел в них врага и создал условия для погибели, если не убил само­лично.
Трудно мне говорить это сейчас и трудно вспоминать что-либо из вашей истории земной. Всегда, когда берусь за это, перед глазами восстают обра­зы людей, почти  приговоренных  мною к пожизненному скитанию и прежде­временной смерти за их ум, за их добросовестное  отношение, труд без от­дачи и всяческую доброту по отношению к другим. Таких было немного. Но их число не имеет  значения для самой вашей истории. Вы сами рассмотрели в  ней свое и поделили просто по разрядам судеб и смертей челове­ческих.
Как Творец всего того, могу сказать следующее. Не сам человек мыслью своею руководить может. Есть тому и другая величина.   Это при­родное поле Земли вашей. Оно многосистемно, если можно мне так в этом рас­сказе  выразиться. Это значит, что сама природа способна налагать свои условия на развитие той  либо другой структуры человеческого сознания. Именно оно определяет степень действий того или иного    человека и определяет разряд умственного соображения. Я же даю только свою дота­цию в виде  мысли и ее исполнения в деле.
Но не подумайте, что мысли те для кого-то убийственного порядка или разрушительного. То как  раз и есть воздействие самого поля Земли на слабо развитые структуры челове­ческого сознания. Природа Земли воспроизводит многие чудеса. Способна она создать и то, о чем упомянул я. И в деле этом особо важно само созна­ние, величина его и особая стойкость ко   всякой агрессии. Не буду говорить, как то все происходит и почему. Это слишком долго и для вас в большинстве непонятно. Не хочу обидеть вас этими моими слова­ми и просто хочу уберечь ваше время для другого и более необходимого сейчас осознания.
Так вот. История ваша вами же  и творима. Так я говорил вначале. Были люди, избегающие всякой славы   или достигающие  ее, но работающие на основу масс других людей и тем самым защищающих  их  от  какой-либо возникшей  беды.
Но основная беда - это вы сами. Не ошибусь, если скажу именно так. Вы придумываете   себе лжегероев,  и  вы  же  намеренно избираете  ко власти  тех,  кто ее недостоин или попросту вас обманет в дальнейшем. И в этом только ваша самостоятельная вина.
Я не призван указывать на кого-то или демонстрировать силу в своем избраннике для того, чтобы добиться какой-либо категории власти. Очень редко то случалось  по ходу истории вашей, а в  последние годы  и вовсе  к тому не прибегаю. Считаю, что это вам уже не нужно.
-  Вам нужна сила? - спрашиваю я у многих.
-  Нет, - отвечаете вы сами. - Нам нужен ум.
И я  вам даю его. Стараюсь изо всех сил. По-разному к этому делу подхожу и с разных сторон одинаково.
Но  не готовлю  никого специально. Я создаю образ. Это есть и так не случайно. Но дело вас самих  - понять,  принять его или отчленить в сторону как ненужное и не необходимое. Согласитесь - то умно так поступать с  моей стороны. Я не навязываю вам героя. Усмотрев, вы его сами подбираете  и возвеличиваете до не могу. Так, правда, не всегда бывает и многие, которым создавался образ, были отброшены вами в сторону. Но то дело ваше, а  не мое. Я живу своим умом и своими  понятиями   о  всяком мире. Свое не диктую и не собираюсь делать того впредь. Ибо, если сотворю так - то вы же  обвините  меня  в    злонамеренном вмешательстве и создадите условия  для своей практической гибели.
Никто и ничто не способны меня распознать в это время ни на Земле, ни  в небесах. Вы до такого  еще  не дошли. Ваш ум только    начал собираться во времени и только прорезается наружу в сознание ваша вековая память.
Вся история  состоит в вас целиком. В каждом из вас по отдельности. Если опросить каждого по моему   методу, то выложится наружу такое, о котором вы сами ничего не знаете. Потому, саму историю вашу я знаю пока лучше вас, ибо опросил многих, да и сам видел, как, что творилось.
Конечно, я  не веду учет или календарь дней ваших и тем более, не отсле­живаю кого-то для наказания. Есть на то сама природа Земли и она сотворит нужное коли надо.
Я занимаюсь другим, извечно нужным. Создаю жизнь и расселяю ее вокруг вас да еще других, очень похожих. Слежу за вами только временно и не готовлю каких-либо революционных событий. То вы сами их готовите, а меня в свою угоду туда причисляете. И нужное на мне, и не нужное. Потому, люди и путаются в грехе человеческом. Потому, не знают к какой стороне примкнуть и какую позицию занять. Не поддерживаю я никого, ничей режим и ничью власть.
Для меня все – просто Земля и люди. Вы сами должны пробиться к тому свету, что зову солнечным и достичь определенного момента своего умственного возрастания.
Но хотя я говорю так – все же упреждаю. Не время сейчас все то творить и станции посылать куда-либо. Нужно переждать немного. Природа Земли сейчас в состоянии маятника.
Она, если можно так выразиться, просто ходит. Вам того не видно и не понять пока. Я же то знаю, а потому упреждаю во многом. И говорил об том ранее в других обращениях. Но  буду говорить сейчас только об истории. Истории вашей и моей совместно, ибо то я совершил « набег» на Землю и создал на ней саму человеческую жизнь.
Так вот. История ваша неблагозвучна и выглядит пока в свете темном. Тоесть, не знаете вы многого и только догадываетесь.
Стараюсь я вам помочь немного и указываю на прорехи какие-либо вновь изданным трудом. То все правдиво описано. Можно только посочувствовать самому автору написаний, так как через него все то проходит и выходит письменно.
Но по ходу раскрытия памяти возможны свои измельчения. Может наложиться  время дальнейшее и частью внести свое, может копнуться и глубже. Потому, за основу надо брать сами факты и особые повороты в самой истории, составляющие имена, определения, обозначения и так далее.
Вобщем, для того, чтобы воссоздать истинную катрину истории нужно сог­ласие в работу многих  и достоверное  описание прошлых  событий от самих людей, способных к такому развитию  речи  спустя века.
Как и во всяком деле здесь нужно особое согласие, нужно терпение, уме­ние выслушать до конца и главное -  уверование   в то, что это, в конце концов, правда, а не выдумка, подобная уже многим.
И в завершение своей короткой речи о самой истории вашей, хочу продик­товать свое заявление по поводу хода ее  в процессе создания на Земле единой творящей цивилизации.
Заявляю, что как Творец  и Создатель всего земного, не имею причастности ко всем делам земным, кроме случаев спасения ее в годы наихудшие  и по-особому тяжелые. Заявляю также, что не имел причастности ко всем тем войнам, что велись когда-то, и только занимался созданием новой  жизни, из века в век ее проводя по-своему. Никакими  услугами людей не пользовался,  кроме опроса их реально состоящих душ согласно моих технологи­ческих установок и того, что  зовется простой  научной деятельностью.
Также хочу сказать, что в создании  ядерного оружия не участвовал и  зна­ния те  не  посылал. Люди сами  изобрели и стали на тот путь развития. Отношение  ко всякому  прочему чисто природному злу не имею и  всегда стараюсь упредить  кого-то  о  готовящейся  угрозе. Дело ваше - принимать то или  нет.
Моя задача - обеспечить помощью и сохранить по возможнос­ти  основную суть людского  населения в ее видах и составах.
Мое заявление не  будет подписано мною, так как я сам лично поставить ту подпись не могу. Потому, обозначу просто его словом Бог, что определяет всю мою полновесность по отношению ко всему земному и, в частности, чело­веческому. Не хочу отбирать у вас много времени, а потому завершаю свой  рассказ и  обращаюсь ко всем такими словами.
Люди! Вспомните  себя, свое детство. Такими  вы когда-то по уму и были. Время подготовило вас для дальшего развития, но  пока не  совсем  и не  всех одинаково. Я  хочу, чтобы вы  все  повзрослели одновременно и дотянулись до меня своей мыслью, желающей добра и всего наилучшего не только мне или самим, но и тем, кто проживает от вас рядом или совсем недалеко. Хочу, чтобы ваше сознание проснулось, чтобы  вы очнулись от чумы двадцатого  столетия  и   жили  в  веку двадцать первом  с самыми наилучшими  и  нужными для вас пожеланиями. Хочу, чтобы  вы  все  верили себе и доверяли самое сокровенное. Если того не будет - не будет и мира на Земле, не  будет и счастья. Думайте все над моими словами и прячьте  свои головы  под  зонты как от солнца, так и от дождя. Вскоре  вредность та  возрастет вдвое и  вырастет угроза  скорых смертей. Это  не  я так хочу. Так творит ваша  природа, которую вы не сочли нужным опросить и  которая сейчас вас желает просто изгнать.
Вдумайтесь в мои слова и сохраните свою веру. Она наибольшее, чего истинно может достигнуть человек в своем развитии и непосредственно на Земле. Только говорю я о вере ума, а  не  о вере всякого беззвучия  или подсобного моления.  Это последнее мое заключающее слово перед событиями, предстояще  несущимися к вам впереди. Может и вложу когда-либо словечко, но не так долго и по существу. На этом прощаюсь с вами и, как обещал, ставлю подпись.
Бог»
Ушел сам Творец или покинул - не знаю. Нам остается только ждать следующего визита в его словах, а еще пуще ожидать чего-либо в дальнейшем не совсем хорошего и не совсем для нас ясного.
Что ж, будем ожидать вместе. Посмотрим, что нам сообщит природа Земли, и что мы ей сами ответим в своих голосах.
До свидания. До новых встреч. С уважением автор и вся та темнота времени, что сражалась  и  сотворила все чудеса.
                        СОДЕРЖАНИЕ
 
Прежде  всего………………………………3
Содержание  и  немного
о  душе………………………………………7
 
PROSETERIUM  1
Сила. Опознание в глубине……………...17
 
PROSETERIUM  2
Завоеватели. Завоевания………………..51
 
PROSETERIUM  3
Государство  галлов. Войны, сражения.
Большинство……………………………..73
 
PROSETERIUM  4
Вечного  не  бывает.
История  сохраняется  всеми………….89