Помочь сайту
Поздравления
Играем в классики. РЕВИЗОР
29 ноября 2015 -
Андрей Владимирович Глухов
(полтора столетия спустя)
С областного совещания руководителей совхозов Иван Кузьмич Шпеков вернулся с лицом озабоченным, и сразу проскользнул в кабинет главного бухгалтера. Антона Антоновича он застал за приготовлением душистого чая, в котором чайный лист был щедро сдобрен всевозможным разнотравьем.
- С возвращением, Кузьмич, - поприветствовал директора главбух, - что смурной, или холку начистили?
Директор отрицательно мотнул головой и тяжело опустился на стул.
- Нет, Антон Антоныч, холку не чистили, даже хвалили. Мы и в этом квартале можем первыми стать, если чего худого не отчебучим. Так что с хозяйством всё в порядке, а вот у нас с вами неприятности могут случиться, и немалые.
- Позволь полюбопытствовать: в чем же мы так провинились, что наши мелкие прегрешения могут обернуться большими неприятностями? – главбух поставил чашки с блюдцами на стол, достал сахар и сухарики, наполнил сосуды духмяной жидкостью, сел напротив директора и приготовился выслушать важное сообщение.
- Неприятность, Антоныч, такая: в скором времени к нам нагрянет ревизор.
- Ну, напугал ежа голым седалищем, - рассмеялся главбух, - сколько я их перевидал на своём веку? Не счесть. Чего ты так напужался-то?
- Не скажите. В областном финотделе появился новый ревизор, какой-то Хлесталов. Шерстил он давеча северные районы области. В итоге два уголовных дела и пять строгих выговоров. Скоро к нам нагрянет. Напужаешься тут. У нас с вами тоже нарыть много чего можно при желании.
- Нарыть у любого можно, как пить дать, - согласился главбух, - а что за птица такая к нам залетела? Что за человечек, откуда занесло?
- Толком никто не знает. Говорят, что работал в районе другой области, к нам переведён в порядке повышения и для укрепления местных кадров. Только я разумею, что просто избавились они от него. А про самого разузнал, что тридцати годков, но грамотный, въедливый и принципиальный, не пьёт, в лапу не берёт и налетает внезапно, без предупреждения. Что ещё? Холост. Пожалуй, что всё. Что делать будем, Антон Антоныч?
- Чай будем пить, и думать, глядишь, и придумается чего. Бог не выдаст, ревизор не съест.
Антон Антонович похлопал пухлой ладошкой по блестящей лысине, укрепил локоть на столешнице и водрузил на растопыренные пальцы блюдце.
- Чай, Кузьмич, очень способствует мозговой деятельности, - важно заметил он, наполняя блюдце, - Ты пей чаёк да помалкивай, не мешай размышлять.
Главбух снял очки, наполнил блюдце, подул на коричневую пахучую воду, закрыл глаза и с наслаждением втянул в себя первый глоток любимого напитка. Пил он долго, смакуя каждую порцию. Наконец чайная церемония закончилась, и пустая чашка вверх дном утвердилась на блюдце. Старый бухгалтер водрузил на покрасневший нос очки, и отечески строго посмотрел на директора.
- А что, Иван, твоя племянница, Танька, всё ещё работает в финотделе?
- Работает. Только какая мне племянница троюродной сестры дочь? Разве что троюродная. Да и работает она простой машинисткой. А что?
- Не важна степень родства, важно само родство. Родня, значит должна помогать, - веско поставил точку главбух, - И телефон у неё дома имеется, и ты его знаешь, - то ли спросил, то ли уверил он, - А что простая машинистка, так я тебе скажу, что в иных делах уборщица нужнее управляющего будет. У них, насколько я знаю, машбюро нет, так что она там единственная. Что вытекает из этого факта? – директор пожал плечами, - А то, что приказ о проведении ревизии и выписывание командировки пойдут через неё. Ты позвони ей вечерком, попроси, пусть сразу сообщит, когда он к нам внезапно нагрянуть соберётся.
- И это всё?
- Пока всё. Теперь оставь меня, буду квартальный отчёт готовить.
Через несколько дней во время очередного чаепития Антон Антонович сообщил директору последние новости:
- Я давеча созвонился кое с кем насчёт уголовных дел, о которых ты мне поведал. Там, Кузьмич, история непростая, с активом и пассивом, а сальдо на несколько лет тюрьмы тянет. История такая. Был захудалый совхозик молочной направленности. Решили его поднять на должную высоту и построили километрах в двадцати от него небольшой молокозавод. Связали их грунтовой дорогой, торжественно открыли, отрапортовали, премии и награды разобрали и успокоились. Только всё как всегда вышло: гладко на бумаге, а про ключи подземные забыли. Проложили дорогу прямо поверх выхода ключей. Почти точно посерёдке пути они и взбунтовались. Месяц дорога проработала и в двух местах на ней промоины возникли. Молоковоз провалился в первую, шофёр, матерясь, пошёл назад в совхоз, а там десять вёрст. Пригнали трактор колёсный. Он тоже застрял. Снова десять вёрст топай. Пригнали гусеничный. Он застрявших вытащил, но разворотил промоину так, что проехать стало совсем невозможно. Со стороны завода пустой молоковоз ехал и в другой промоине застрял. Сам понимаешь, дороге кирдык, молокозавод встал, совхозу молоко девать некуда, полная катастрофа.
- Да уж, не позавидуешь, - откликнулся директор, - не приведи Господь в такую западню попасть.
- Совхозный директор к своему начальству кинулся, заводской к своему, а те только ручками разводят и к дорожникам посылают. Дорожники тоже открещиваются: «Мы всё по проекту сделали, работу сдали, идите к эксплуатационникам». Торг идёт, а толку нет. Наконец пригнали самосвалы с гравием, засыпали, разравняли и отрапортовали, что починили. Через месяц история повторяется, только на этот раз молоковоз перевернулся, шофёр рёбра помял и головой ударился.
Директор с главбухом психанули и уволились, благо возраст пенсионный у обоих. Вот им на замену и прислали этих двух, против которых дела завели. Ребята попались молодые, шустрые и на решения скорые. Они в проблеме разобрались, по кабинетам начальственным потолкались, поняли, что бестолку и решили, что спасение утопающих дело рук самих утопающих.
- Правильно решили, молодцы, - одобрил директор.
- Правильно-то правильно, да только получилось у них всё равно как тупым топором узорные наличники резать. Там километрах в пяти газовики что-то своё работали, директор к ним:
-Выручайте, братцы, помогите, заплатим. Надобно дорогу изогнуть, чтобы ключи обойти. Всего-то четыре километра выходит.
Прораб отказался: - Нам свой план выполнять надо, - но совет дал: - Поговори с рабочими, если согласятся в свои выходные поработать на тебя, то я не увижу, как они технику к тебе гоняют. Условий два: горючее твоё и рабочих не спаивать.
В общем, за несколько выходных они объезд соорудили, а как расплачиваться? Пацанам, когда на должности ставили, прямо как издевательство, деньги выделили на покупку высокоудойных коров. Вот они этими деньгами и расплатились. Оформили так, будто у рабочих личных коров покупали. У кого одну «купили», у кого двух, у прораба трёх приобрели. Зоотехник совхозный обиделся и докладную накатал. Прислали ревизию во главе с этим самым Хлесталовым, а там всё на поверхности – что ни нарушение, то уголовная статья. Нанесён государству ущерб немыслимый и всё такое. Ребятки цифры на стол, доказывают, что не ущерб, а экономия, что высокоудойные коровы не нужны, когда и так молоко девать некуда. Все члены комиссии понимают, что ребята правы, только Хлесталов упёрся:
- Задача ревизоров, - говорит, - не оценивать, что правильно или неправильно, а фиксировать нарушения. Здесь нарушены такие–то статьи Закона, такие-то параграфы подзаконных актов и такие-то пункты инструкций. Вот это мы должны отразить в Акте ревизии, а выводы будут делать уполномоченные на то органы. Так и завелись два уголовных дела.
- Почему жизнь так устроена, - тоскливо произнёс директор, - почему то, что одни считают подвигом, другие считают преступлением? Пока ребята будут на нарах париться, совхоз этот и молокозавод будут жить нормально, и сидельцев этих вспоминать с благодарностью, и государству прибыль. Так в чём же их преступление, когда всем только лучше стало?
- Это не жизнь так устроена, а наше государство, - проворчал главбух, - всё потому, что хозяина нет. Хозяин сам бы решил, на что нужнее деньги потратить. Ладно, хватит чаи гонять, давай работать.
Была пятница, когда возбуждённый директор вбежал в кабинет главбуха.
- Танька звонила, ревизор неожиданно нагрянет в понедельник, - доложил он, - Что делать будем, Антон Антоныч?
- Прежде всего, успокоимся. Мы с тобой, Иван Кузьмич, в понедельник рано утром в область поедем, часов в семь.
- Зачем?
- Зачем? Ну, например, дополнительное финансирование выпрашивать. Давно собирались, вот время и пришло. А ревизор пусть денёк поскучает, коль внезапно в гости заявился. Я, Иван, газик твой займу на часок, кое-куда съезжу.
- Я Мишке скажу, чтоб отвёз.
- Нет, я сам – мне лишние глаза и уши не нужны.
Иван Александрович Хлесталов уже больше двух часов изнывал от скуки в зале маленького домика с вывеской «Автостанция». Местный поезд прибыл вовремя, в семь пятьдесят две, но автобус, который по расписанию должен приходить за пятнадцать минут до прибытия поезда и отправляться через десять минут после его убытия, как сквозь землю провалился.
- Опять сломался, наверное, - равнодушно объяснила кассирша, - бывает, ожидайте, может и прикатит.
На улице нещадно палило горячее июльское солнце и воздух, пропитанный мелкой дорожной пылью, казался золотым туманом. В зале было душно, и одолевали мухи. Иван Александрович злился, негодовал по поводу организации работы общественного транспорта, но гордился своей принципиальностью, не позволявшей запросить машину проверяемой организации.
Он уже перечитал все развешанные по стенам и густо засиженные мухами инструкции, изучил маршруты и расписания всех автобусов и теперь сидел в гордом одиночестве на обшарпанной скамье, брезгливо отгоняя мух сложенной газетой. Маршрут нужного автобуса начинался у автостанции, останавливался в совхозе «Ясные дали» и заканчивался в посёлке «Карьерный тупик».
Нынешнее приключение было не первым в работе ревизора Хлесталова. В поездках по районным весям ему частенько приходилось мёрзнуть и мокнуть, шагая от автобусных остановок до контор и обратно, но принцип не вступать с проверяемой стороной ни в какие неслужебные отношения соблюдался им свято. Его не любили, и он это знал. Сельские руководители не любили за неподкупность и принципиальность, и это было нормально. Удручало Ивана Александровича то, что сослуживцы не любили его ровно за то же самое.
Его старались не назначать в состав ревизионных групп, в которых он был «белой вороной» и живым укором остальным ревизорам, выезжавшим на ревизию с большими пустыми сумками, и возвращавшимися с набитыми. Ревизор Хлесталов выезжал на ревизии с одним огромным портфелем, хранившим в себе всё необходимое для длительной командировки. Он не принимал участия в застольях по случаю окончания ревизии. Не пил, не курил, не повышал голоса и не матерился, как другие, слыл чокнутым и крайне неприятным человеком. За восемь лет работы в районе Иван Александрович нажил себе столько врагов и недоброжелателей, сколько другой ревизор не наживёт и за восемьдесят лет. Когда в прошлом году начальник предложил ревизору Хлесталову перейти с повышением на работу в другую область, Иван Александрович с радостью согласился, узрев встречную радость в лице руководителя.
Стрелки часов перевалили за половину одиннадцатого, когда кассирша открыла окошко кассы и визгливо прокричала:
- Пассажир, мужчина! Ваш автобус сломался. Если починится, то приедет к трём, если не успеет, то к восьми вечера, а то завтра утром.
- Это ваш автобус сломался, а не мой! – возмущённо откликнулся Иван Александрович, но кассирша уже заставила окошко кассы фанеркой с корявой надписью «Закрыто» и ушла.
- Проклятье, даже не у кого спросить, как иначе в эти ясные дали добраться, - пробурчал ревизор. Он выглянул на улицу, она была пуста. Только палящее солнце и пыль заполняли всё её пространство. Солнце проникло через окно в зал и захватило почти все скамейки. Иван Александрович забился в самый угол и затаился. Мухи совсем озверели от жары и уже не реагировали на газету.
- Проклятье, - снова прошептал он и в этот миг дверь распахнулась.
В дверном проёме стояла девушка. Солнце, бившее сквозь окно прямо ей в лицо, слепило и она, явно ничего не видя, просто прокричала в зал:
- Есть кто в «Ясные дали»? Могу подвезти одного человека.
- Я, я! – взвизгнул Иван Александрович и бросился к двери. Второпях он выронил портфель, да ещё умудрился пнуть его, отчего тот улетел под дальнюю лавку, чертыхаясь, достал и выскочил на улицу взмыленный и всклокоченный. Девушка стояла возле старенького «москвича». Помятые, плохо выправленные крыша, дверца и капот в сочетании с возрастом водителя внушили Ивану Александровичу некий страх, но выбора не было.
- Куда же вы пропали? – певуче спросила она, - Садитесь вперёд, сзади занято.
Иван Александрович заглянул в окошко, рассчитывая увидеть других пассажиров, но заднее сидение было занято стопками книг, папками и какими-то бумагами.
В машине было жарко и душно, сидение промято и неудобно и ревизор сердито поинтересовался:
- И во сколько мне обойдётся доставка в ясные дали на этом катафалке?
Девушка удивлённо посмотрела на своего пассажира, и рассмеялась звонким рассыпчатым смехом.
- Вы решили, что я калымлю, - констатировала она, - а я просто в город по делам ездила и теперь возвращаюсь. Я всегда в таких случаях на автостанцию заезжаю – у нас ведь автобусы нерегулярно ходят, часто ломаются.
- Простите великодушно, совсем я озверел от жары и мух, - Иван Александрович прижал ладони к груди и покраснел, - три часа сижу и не знаю, будет ли автобус. И простите, что ваше авто катафалком обозвал, совсем мозги расплавились.
Девушка снова рассмеялась.
- Я его про себя тоже так называю. Только машина не моя, а школьная. У нас тут ураганы частенько бывают. Машина эта совхозной была. Они её здорово по полям и дорогам разбили, а тут ещё как-то ночью ураган на неё дерево уронил. Машину списали и подарили школе – пусть дети устройство двигателя изучают. Поставили её в сарай, там и стояла. У нас такого преподавателя сроду не водилось, коллектив чисто женский, мужчин вообще не было. А три года назад пришел к нам завхозом Лелюков Фёдор Иванович. Золотые руки у человека! Он раньше в совхозе главным механиком работал, да со старым директором разругался и ушел. Полтора года он этот катафалк восстанавливал. Теперь у нас своя машина есть, а дарёному авто на крышу не смотрят.
- Так вы учительница?
- Не просто учительница. Лелюков говорит: «Господь прибывает в трёх ипостасях, а ты в четырёх с половиной». Я три предмета веду: математику, физику и географию, ещё и завуч.
- А половинка?
- А это у меня единственной среди учителей наших права есть. Был у меня на первом курсе ухажер – инструктор автошколы, он и водить научил и к экзамену подготовил. Обычно Фёдор Иванович сам машину водит, но сейчас в отпуск укатил, вот мне и пришлось в РОНО за учебниками ехать. А вы в гости или по делам приехали?
- По делам, - коротко ответил он и замолк.
- Экий вы скрытный. Про меня всё выспросили, а про себя ни слова. Уж не следователь ли вы? Признавайтесь.
- Почти угадали, ревизор я.
- Нашу школу проверять будете? – с надеждой спросила учительница.
- Нет, совхоз. Вас пусть РОНО проверяет.
- Жаль, а я понадеялась, что нас, - разочарованно произнесла завуч.
- Впервые встречаю руководителя, который жаждет прихода ревизора. Или директора сменить хотите?
- Что вы, нет-нет. Анна Андреевна отличный директор. Просто ситуация у нас аховая, вот я и понадеялась, что вы по нашу душу приехали.
- Рассказывайте вашу ситуацию, может быть, дельным советом помогу. Вас, кстати, как зовут? Меня – Иваном Александровичем, а вас, как величать прикажите?
- Марией Андроновной называйте, не ошибётесь. А ситуация действительно аховая. Школа наша новая, семь лет всего, как построили, да только два года назад ураган крышу ей сильно повредил – часть шифера сорвал, часть поломал. Коровники совхозные тоже повредил. Совхоз их рубероидом временно накрыл. Там много обрезков от рулонов осталось, и гудрона немного в котле нашлось. Мы всё это в школьный двор перетащили. Лелюков дней десять крышу латал, да обрезками разве залатаешь? Каждый дождь протекает. Куда мы только не писали, пороги каких кабинетов не обивали, ответ везде один: «Свободных средств нет, вы в плане на косметический ремонт через пять лет, когда зданию десять лет исполнится». Два года прошло, чердак сгнил, по стенам плесень и грибок, а весной здоровенный кусок штукатурки с потолка упал. Хорошо, что ночью обрушился, а мог детей покалечить.
- А в совхоз за помощью не обращались?
- Обращались. Сначала им не до нас было – свои разрушения устраняли, да и мы на РОНО надеялись, а как весной потекло, так в совхоз и побежали. Им директора нового как раз тогда назначили. Молодой, сердечный, только неопытный ещё. А главбух старый, такой педант и законник, что не приведи Господь. Мы директору прошение подали, он синим карандашом пишет: «Не возражаю», а главбух, Антон Антонович Мухановский, красным: «Возражаю! Нет у нас такой статьи расходов». И это притом, что у самого две внучки в нашей школе учатся. Отказал, а сам прошение наше в папочку упаковал и в свой сейф запрятал. Он вообще такой аккуратист, каких поискать. Лет десять назад ремонт в конторе делали. Шкафы только на улицу вынесли, как ливень обрушился. Все разбежались, а он свои бухгалтерские документы под дождём назад перетаскал и всю ночь каждую бумажку утюгом сушил. Утром потребовал, чтобы ему специальный сейф изготовили. Лелюков ему шкаф сварил и хитрый замок изготовил. Теперь главбух только в этом шкафу бумаги хранит. Я его про себя Цербером называю.
Дорога пошла в гору и машина, натужно ревя мотором, поползла вверх.
- Сейчас подъём одолеем, и полдороги позади. Вы, Иван Александрович, помогли бы уломать Мухановского. Может быть, подсказав ему, как поступить, или ещё как?
- Рад бы помочь вам, Мария Андроновна, но не могу – должность не позволяет. Прав главбух: нет такой статьи расходов у совхоза, а самовольно разрешит, так сразу совершит должностное преступление. Так что, извините.
- Я понимаю, - уныло отозвалась учительница.
Машина влезла на вершину, несколько раз чихнула и заглохла.
- Этого ещё не хватало! – воскликнула девушка и в отчаянии ударила ладошками по рулю, - Ну почему именно сегодня, за что, чем я провинилась?
- А что, сегодня какой-то особенный день?
- Конечно особенный. День рождения у меня, юбилей двадцатипятилетний, дел полно, а тут всё как назло. В пятницу из РОНО позвонили: «Если в понедельник утром не заберёте учебники, то останетесь без них – ответственная за выдачу учебников уходит в отпуск». Пришлось всё бросить и ехать. Теперь машина сломалась. Хорошо, если свечи подгорели, а если что-то серьёзное? Вы что-нибудь в моторах понимаете?
- Ни бельмеса, - честно признался ревизор, - а вас поздравляю и очень сочувствую.
- Не будем отчаиваться и понадеемся на лучшее, - фальшиво-бодро произнесла именинница и полезла в «бардачок».
Роясь в «бардачке», она почти легла грудью на колени Ивану Александровичу, и он вдыхал запах её волос, пахнувших полынью и пылью. Она достала нитяные перчатки и гаечный ключ, попросила выделить ей медную монетку и вышла из машины. Пассажир вышел следом.
- А муж ваш, чем занимается, если не секрет?
- Я не замужем, - отвечала Мария Андроновна, натирая пятачком свечи, - замуж, Иван Александрович, надо выходить либо по горячей любви, либо, чтобы ребёнок в полной семье рос. А выходить только потому, что так положено, считаю неправильным. Это местные девчата спешат замуж, боятся в девках остаться, а я городская, здесь по распределению. Вот этот учебный год отработаю, и домой, а там посмотрим.
- Садитесь в машину, - сказала она, закрывая помятый капот, - Бог даст, поедем.
Девушка снова полезла в «бардачок», пряча перчатки и ключ. На этот раз она упёрлась в ревизорское колено упругой грудью, и Иван Александрович испытал сильное волнение. Девушка очень нравилась ему.
- Милая, славная машинка, - шептала Мария Андроновна, поглаживая руль, - прости, что я шлёпнула тебя, когда ты заглохла. Заведись, пожалуйста! Мне ещё в парикмахерскую успеть надо. Пожалуйста, очень тебя прошу!
Иван Александрович умилился и внутренне попросил машину о том же.
Мотор взревел, затрясся, и они поехали, шутя, смеясь и умеренно флиртуя.
- Девочки! – позвала Мария Андроновна, остановившись возле домика с вывеской «Совхоз «Ясные дали».
- Здорово, Маша, - в окне возникла мелко завитая голова женщины лет сорока, - чего шумишь?
- Привет, Зинаида! Зови начальство, я вам ревизора привезла.
- Рада бы позвать, да некого. Директор с главбухом рано утром в область укатили, дополнительное финансирование клянчить. Вечером обещали быть.
Голова исчезла, а Мария Андроновна удивлённо посмотрела на ревизора.
- Вы что, Иван Александрович, никого не предупредили о своём приезде? – ревизор смущённо улыбнулся и приподнял плечи, - И что вы теперь делать будете?
- Не знаю, буду ждать, не возвращаться же мне домой, тем более, что автобус сломан.
Несколько секунд девушка сидела в задумчивости, барабаня пальцами по рулю, но внезапно оживилась и спросила:
- Вы картошку чистить умеете, лук, укроп резали когда-нибудь?
- Приходилось, - неопределённо ответил ревизор, - а что?
- А то, что отвезу-ка я вас в школу, будете нашим женщинам помогать стол готовить. Согласны?
Иван Александрович радостно закивал и машина тронулась. Они подъехали к пустующей школе, и Мария Андроновна повела его в столовую, где должно было происходить празднование юбилея.
Закуски готовили две пожилые женщины – пухленькая улыбчивая школьная повариха и сухая желчная учительница химии.
- Спасибо, Мария Андроновна, за помощника, а то мы совсем зашиваемся, - обрадовалась повариха, - а вы пиджачок-то снимайте, я вам халатик дам.
- И руки не забудьте с мылом помыть, не нужно санитарные нормы нарушать, - сурово напутствовала его химичка.
Иван Александрович чистил карпов - больших рыбин, килограмма по три каждая. Он неумело елозил ножом по их спинам, и золотистые чешуйки покрыли блёстками его халат, брюки, туфли, волосы и пол. Чтобы как-то отвлечься от этого утомительного и неприятного занятия, он стал мечтать о вечере после застолья. Ему представлялось, как они с Марией Андроновной сидят в её уютной комнате, наполненной восковым ароматом свечей.
- Интересно, есть ли у неё восковые свечи, - подумал он, и в тот же момент услышал скрипучий голос химички:
- Чище, чище, молодой человек. Вы, видно, рыбу никогда не чистили?
- Такую никогда. Откуда такое богатство?
- Из карьера. Совхоз в заброшенном карьере теперь зеркальных карпов разводит. Красавцы, правда?
- Правда. Кстати, хотел спросить: откуда такое странное название «Карьерный тупик»?
- Почему странное? Очень даже точное. В восемнадцатом веке из карьера руду брали. Рудокопы жили в посёлке неподалёку. Руду выбрали, но посёлок остался, потому «Карьерный», а «тупик», потому что тупик. Дорога упирается в посёлок, и дальше не идёт. А вы решили, что это «конец карьеры», - пошутила учительница и скрипуче засмеялась.
К шести часам готовка, наконец, закончилась, столы расставлены буквой «П» и застелены белыми простынями, а тарелки, вилки и рюмки заняли свои места. Из кухни проникал аппетитный запах жарящейся рыбы, и Иван Александрович вспомнил, что последний раз поел ранним утром, отправляясь в командировку. Он хотел взять кусок хлеба, но химичка властно остановила его:
- Терпите, молодой человек, - проскрипела она, - вот гости соберутся, тогда вместе со всеми и поедите.
Иван Александрович затосковал, расстроился, а когда глянул на себя в зеркало, то натурально ужаснулся: из зеркала на него смотрело измученное, обсыпанное блестящей рыбной чешуёй существо, слегка похожее на ревизора Хлесталова.
- По-человечески помыться у вас, конечно, негде? Речка-то хотя бы есть? – истерично поинтересовался он, выковыривая чешую из волос.
- Почему негде? При спортзале душ имеется, только воду подогреть надо, - обиженно ответила химичка, - не хуже других живём, хоть и не городские. Подождите, пойду, включу вам подогрев.
Иван Александрович тщательно помылся, достал из своего необъятного портфеля чистое бельё, рубашку и походные щёточки, почистил брюки, надраил ботинки и даже постирал рубашку. В банкетный зал он вышел уверенным в себе и блестящим, как свежеотчеканенная монета.
Гости уже начали собираться. Они приходили поодиночке и группками, нарядные и торжественные. Мария Андроновна, причёсанная и умело подкрашенная, в нарядном городском платье и туфлях на высоких каблуках, встречала гостей на пороге столовой. Она благодарила их за то, что они пришли на её юбилей, оставив в будний день домашние дела, смущённо принимала подарки и складывала их на отдельный столик. Ивана Александровича она встретила радостной улыбкой и он, смущаясь, стал извиняться за отсутствие подарка. Мария Андроновна, в свою очередь, извинилась за то, что втравила его в готовку закусок и уверила, что своей самоотверженностью он сделал ей лучший подарок. Иван Александрович прошёл в зал совершенно счастливый.
Он остановился, размышляя куда сесть, но химичка решила за него:
- Сюда садитесь, молодой человек, - приказала она, и Иван Александрович безропотно подчинился.
- Сколько гостей ожидается, еды на всех хватит? – вежливо поинтересовался он, не зная о чём говорить с соседкой.
- Сколько придёт, столько и будет. Всех накормим, не волнуйтесь. Было бы больше, но учителя и директор в отпуска разъехались, только мы с Марией Андроновной остались, да и она скоро в санаторий поедет.
Наконец гости заняли почти все места, и слово взяла крепкая, словно вытесанная из дуба женщина:
- Позвольте мне, как руководителю сельского совета и родительского комитета школы, объявить праздник по случаю двадцатипятилетнего юбилея нашей дорогой Марии Андроновны открытым.
Она долго нахваливала Марию Андроновну, рассказывала о том, как много приобрела школа и главное, дети с приходом такого учителя, и закончила:
- Позвольте мне от имени сельского совета и родительского комитета вручить вам, дорогая Мария Андроновна, памятный подарок, - она полезла под стол и достала коробку,- эту вазу чешского стекла.
Именинница приняла вазу и поставила на стол.
- А теперь тост. Прошу всех налить и поднять бокалы. Дорогая Мария Андроновна! Пусть ваша жизнь будет такой же красивой и яркой, как эта ваза. Позвольте пожелать вам успехов в работе, счастья в личной жизни и крепкого здоровья!
Водку Иван Александрович ненавидел. Ещё студентом, выпив одну рюмку, он больше никогда не прикасался к этому омерзительному напитку. Сейчас, держа в руке полную рюмку, заботливо наполненную химичкой, он никак не мог решиться влить в себя эту дрянь, но увидев, что на него смотрят, пригубил, передёрнулся и хотел поставить рюмку на стол, но соседка перехватила его руку и свирепо зашептала:
- Вы что творите? Был произнесён тост за здоровье, значит надо выпить до дна. Не нарушайте традиции, а то Мария Андроновна про вас бог весть что подумает.
Иван Александрович тяжело вздохнул и влил в себя обжигающую гадость. Химичка протянула ему вилку с насаженным на неё солёным огурцом.
- Молодец, - одобрила она, - огурчиком закусите.
Едва Иван Александрович пришёл в себя, как над столом с рюмкой в руке возвысился какой-то мужичок. Он стал косноязычно рассказывать, как прошлой зимой его сорванец сломал ногу, и Мария Андроновна два месяца после уроков приходила к нему домой и занималась математикой и физикой.
- Вот, какая у нас Мария Андроновна, - закончил он своё выступление, - я желаю её много-много богатырского здоровья!
Рюмка Ивана Александровича уже была наполнена, на вилке блестел наколотый на неё маслёнок, а строгие глаза химички смотрели требовательно и ободряюще. Ревизор Хлесталов зажмурился и выпил вторую рюмку.
И третий тост содержал пожелание имениннице крепкого здоровья. Иван Александрович снова присоединился, и теперь сидел, безуспешно пытаясь насадить на вилку ускользающий маслёнок.
- Слово предоставляется находящемуся среди нас другу Марии Андроновны, не знаю, к сожалению, как его зовут, - прокричала сквозь галдёж председатель родительского комитета.
Иван Александрович с трудом поднялся, взял нетвёрдой рукой рюмку, пролил часть содержимого на скатерть и, блаженно улыбаясь, произнёс:
- Не знаю, какая вы училка, но девушка вы очаровательная и катафалк хорошо водите, поэтому желаю вам крепкого здоровья!
Он лихо влил в себя водку, и попытался пальцами взять с тарелки маслёнок, который почему-то выскользнул и запрыгал по столу.
- Ну и хрен с тобой, - осклабился ревизор, - возьму другой.
Дверь распахнулась и двое мужчин, старый и молодой, вошли в столовую.
- С юбилеем, Мария Андроновна! Прими ручку многоцветную в подарок, будешь ею отметки моим внучкам ставить, - поздравил старый.
- И цветы от меня, - подал букет молодой.
Мария Андроновна поблагодарила, и что-то стала тихо говорить новым гостям, поглядывая на Ивана Александровича, который всё ещё сражался с маслёнком. Новые гости внимательно выслушали юбиляршу, покивали головами, подошли к ревизору и представились. Нарушались главные ревизорские принципы и Иван Александрович с трудом, но твёрдо произнёс:
- Мы встретимся завтра в вашем кабинете, - он икнул, помолчал и добавил: - в восемь тридцать, попрошу не опаздывать.
Директор с главбухом понимающе отошли. Ревизору, наконец, удалось поймать гриб, и он уже открыл непослушный рот, но услышал за спиной ласковый голос Марии Андроновны:
- Иван Александрович, - позвала она.
С помощью соседки он поднялся и, едва не упав, повернулся к имениннице. Она стояла с рюмкой вина в руке и нежно улыбалась ему, красивая и немного подшофе.
- Вы же не школу проверять приехали?
- Не школу, - подтвердил ревизор.
- Так чего же мы с вами чинимся: Мария Андроновна, Иван Александрович. Хотите выпить на брудершафт, по-настоящему, с поцелуем?
- С поц-целуем х-х-очу, оч-ч-ень, – с трудом ворочая языком, выдавил из себя Иван Александрович.
Химичка уже протягивала ему наполненную до краёв большую рюмку водки.
- Эт-то много, - пролепетал Иван Александрович, - х-х-очу вина.
- По правилам брудершафта женщина пьёт вино из рюмки, а мужчина водку из бокала. Оба выпивают до дна. Не нарушайте правил и будьте мужчиной, - проскрипела химичка.
- Б-б-уду мужчиной, - пообещал он.
Они скрестили руки и Иван Александрович, давясь, обливая подбородок и рубашку, осушил бокал. Ревизор обтёр рот ладонью, от чего неуправляемые губы разбежались по лицу, попробовал собрать их в кучку для поцелуя и … рухнул к ногам Марии Андроновны, заехав при этом химичке локтем по голове.
Иван Александрович очнулся от нестерпимой головной боли, сухости во рту и мелкой дрожи, сотрясавшей его больное тело. За всю тридцатилетнюю жизнь ему не случалось напиться и испытать тяжесть похмелья, и теперь, страдая, он пытался осознать причину внезапно свалившейся на него болезни. Трясущееся тело не давало сосредоточиться и требовало срочно напоить себя, грозя немедленно умереть от нестерпимой жажды. Иван Александрович хотел позвать на помощь, но колючий, словно утыканный иголками, язык отказался повиноваться и только тихий стон вырвался из его груди.
Едва живое подобие человека заставило себя сесть. На изменение положения голова тут же отреагировала острой болью, и тело снова застонало и забилось в трясучке. Иван Александрович с трудом разлепил веки. Короткая июльская ночь уже закончилась, но полноценный рассвет ещё не наступил и комната, наполненная мертвенно-бледным светом, показалась ему покойницкой.
Он не сразу понял, что находится всё в той же школьной столовой, только чисто убранной и принявшей свой изначальный вид, что ложе его – сдвинутые стулья, а вместо подушки свёрнутая телогрейка. Настенные часы показывали какое-то время, но он так и не смог понять двадцать минут четвёртого или пятнадцать пятого. Иван Александрович мутным взглядом обозрел комнату. Увидев на столике возле изголовья трёхлитровую банку с какой-то мутной жидкостью, пачку таблеток и граненый стакан с водой, со стоном наклонился, вцепился в ножку стола и подтянул к себе. Из банки пахнуло огуречным рассолом. Дрожащими руками ревизор наклонил банку и припал сухими губами к спасительной жидкости. Он выпил литра полтора, с каждым глотком ощущая, как отступает жажда и проходит дрожь, сунул в рот три таблетки аспирина, запил водой из стакана и только проглотив, понял, что в стакане водка. Иван Александрович по-поросячьи взвизгнул, уронил себя на ложе и отключился.
Его разбудило солнце. Оно заливало комнату и слепило, как ту девушку в дверном проёме автостанции. Иван Александрович лежал на спине, прислушиваясь к своему состоянию. Дрожь прошла, голова болела терпимо, и только тошнота накатывала внезапными волнами. Он сел и открыл глаза. Часы на стене показывали десять часов сорок четыре минуты. Ревизор произнёс традиционное «Проклятье!», подхватил портфель и побежал в туалет.
Иван Александрович бежал по коридору, а впереди него плыл ненавистный запах перегара. Так пахло от сослуживцев наутро после возвращения с удачной ревизии и ревизор Хлесталов, негодуя, тихо презирал коллег.
- Я стал таким же, как они, - шептал он, разглядывая в зеркале свою зелёную, опухшую и помятую физиономию, грязные, залитые чем-то дурно пахнущим рубашку и брюки и едва не плакал от досады.
Он замыл пятна на брюках, снял грязную рубашку, похвалил себя за то, что не поленился вчера постирать другую и долго стоял под холодным душем, изгоняя из себя скверну. На часах было около двенадцати, когда ревизор покинул школу и направился в совхозную контору.
Высокое солнце уже раскалило воздух, улица была пуста, и только ошалевший от жары петух нарушал тишину своим истошным криком, да встречный ветер гнал дорожную пыль. Она оседала на Иване Александровиче, въедалась во влажную ткань брюк, выкрасила в бежевый цвет белую рубашку, и в кабинет главбуха ревизор вошёл театральным подобием разведчика в маскхалате.
Старый главбух что-то писал за своим столом. Ревизор сел на стул у двери, достал носовой платок и принялся вытирать обильный пот с лица и шеи. Старик убрал свои бумаги в ящик и протёр нарукавником столешницу.
- Вот ваше рабочее место, товарищ ревизор.
- Сейчас начнём, только отдышусь немного. Сегодня ещё жарче, чем вчера.
- Да, на два градуса, - сухо ответил главбух.
- Мне понадобятся документы за три последних года, - строго сообщил ревизор.
- Они здесь, в сейфе. На верхней полке документы за этот год, на второй за прошлый, а на третьей позапрошлый год собран.
- Начнём с третьей полки.
- Как скажете, - равнодушно отвечал главбух, не делая, однако, даже попытки достать документы.
- Ну, так доставайте и начнём работать, - раздражённо потребовал ревизор.
- Как же я их достану, когда сейф закрыт?
- Что вы мне ваньку ломаете, товарищ главбух? Откройте и достаньте.
- Как же я могу открыть, когда ключ у вас?
- У меня? Почему? Зачем у меня?
- Потому, товарищ ревизор, что вы вчера его у меня изъяли.
- Изъял? Зачем, на каком основании?
Главбух удивлённо посмотрел на ревизора.
- Вы что, товарищ ревизор, совсем ничего не помните?
- Что я должен помнить, - возмутился Иван Александрович, - что вы мне арапа заправляете? Есть что сказать, так говорите.
- Как скажите, товарищ ревизор, - миролюбиво отозвался Антон Антонович, - только позвольте уточнить: вы с какого момента не помните? Как мы с директором приехали, помните?
- Конечно, помню! Вы ещё ручку имениннице подарили.
- Вот и славно. Я, почему спросил? Вы уже тогда, мягко выражаясь, сильно тёпленьким были, могли и запамятовать. А как вы с Марией Андроновной на брудершафт пили, помните?
- Смутно, - смутился ревизор.
- Значит, с этого места и начнём. Вы на брудершафт выпили и, извиняюсь, отключились. Падая, вы разбили голову пожилой учительнице химии.
- Ужас какой, - прошептал Иван Александрович и спрятал пунцовое лицо в ладони.
- Мы с директором и Марией Андроновной вынесли вас на свежий воздух. Вы немного подышали, потом вас вывернуло в цветник, вы умылись из садового шланга и вам полегчало. Мы стали прощаться и тут вы вдруг сильно возбудились. Стали кричать, что все мы воры и расхитители социалистической собственности, что вы нас насквозь видите, и выведите на чистую воду.
- Простите ради Бога! – простонал ревизор, - это я спьяну наболтал. Я вообще не пью, а тут жара, целый день не ел, вот и развезло.
- Зачем виниться раньше времени? Вдруг ревизия покажет, что вы были совершенно правы. Что тогда, будете брать извинения обратно? – строго изрёк главбух, - И потом народ не зря подметил, что у пьяного на языке мысли трезвого вертятся. Обидно, конечно, что вы о нас так думаете, тем более, что гости всё слышали, а они, в основном, работники совхоза. Мы вас пытаемся успокоить, но вы всё больше распаляетесь. Стали кричать, что специально приезжаете без предупреждения, чтобы у нас, мошенников, не было времени документы уничтожить, а тут у нас вся ночь впереди. Стали требовать, чтобы мы ревизию прямо сейчас начали. Мы, естественно, отказались, и тогда вы потребовали, чтобы я вам ключ от сейфа отдал. Я сказал, что не дам, а вы стали кричать, что вот оно доказательство вашей правоты, значит, нам есть, что скрывать от ревизора и все мы жулики и мошенники. Я человек старый, и знаю, что брань на вороту не виснет, а директор молодой, неопытный. Он очень расстроился и стал меня уговаривать отдать вам ключ, мол, скрывать нам нечего. Мария Андроновна тоже уговаривает отдать, чтоб вы успокоились. Уговорили меня, я его вам отдал, и мы с директором ушли. Последнее, что мы видели, это как вы побежали за Марией Андроновной в дом с криком: «Машка, давай целоваться!» Так что доставайте ключ, товарищ ревизор, и начнём работать.
Иван Александрович сидел, спрятав лицо в ладонях, и только пылающие уши выдавали его, никогда ранее не испытанный стыд. Наконец, повернувшись спиной, он стал обшаривать свои карманы.
- Нет нигде, - растерянно признался он.
- Вы в портфеле посмотрите, - посоветовал главбух с выражением крайней озабоченности на лице.
В портфеле ключа не нашлось.
- Вы что, потеряли ключ? – шёпотом спросил главбух.
- Похоже на то, - смутился ревизор, - придётся воспользоваться запасным.
- Нет никакого запасного, и никогда не было, - истерично закричал главбух и забарабанил кулаком в стену.
Вошедший директор застал ревизора, уткнувшегося в ладони, и красного, тяжело дышащего главбуха, сующего в рот таблетки.
- Что случилось, Антон Антоныч, чего барабанишь, - недовольно спросил директор.
- Что случилось? Этот… Этот … , - главбух никак не мог найти не матерного определения, - этот человек потерял ключ от сейфа.
- Как потерял, где?
- Откуда же ему знать, когда он допился до такого состояния, что даже не помнит, как его брал.
- Постойте, он что, отрицает? Как брал, видели мы с Марией Андроновной. А как же теперь ревизия?
- Плевать я хотел на ревизию, пусть об этом у него голова болит, а как я буду квартальный отчёт готовить? – взвился главбух.
- Пятьдесят лет я эти отчёты пишу и ни разу, слышите, ни разу Мухановский не сдавал их с опозданием даже на день, - истерично кричал Антон Антонович, - и вот теперь, по милости этого налакавшегося павлина, распустившего хвост перед девчонкой строя из себя большого начальника, я должен потерять своё доброе имя.
Он тяжело задышал, схватился за сердце и снова бросил в рот горсть таблеток.
- Всё, товарищ директор, ищите себе нового главбуха, а я на пенсию ухожу. Ты что думаешь, одного меня наказал, - внезапно перешёл на «ты» старик, - ты весь коллектив совхоза наказал. Люди всю весну животы и спины надрывали, чтобы первое место занять в соцсоревновании, чтобы премию получить, а ты одним махом всех их, - главбух не закончил тираду, махнул рукой, плюхнулся на свой стул и усталым голосом продолжил: - Вы, Иван Кузьмич, про первое место забудьте, за несданный отчёт дай Бог последними не стать.
Услышав слова главбуха, директор встрепенулся и возмущённо заорал:
- Ты чего тут расселся? Иди ключ искать, алкаш несчастный!
- Где искать? – простонал из ладоней ревизор.
- А где потерял, там и ищи! – прорычал директор.
Иван Александрович оторвал себя от стула и побрёл в сторону школы.
- Часок у нас есть, - констатировал Антон Антонович, - чаю хочешь?
Чай давно был выпит, чашки помыты и убраны, когда на улице появилась несчастная фигура ревизора.
- А тебе его не жалко, Кузьмич?
- Честно скажу: сейчас смотрю на него и жалко, а как вспомню тех пацанов на нарах, так вся жалость пропадает.
Вид, вошедшего в комнату ревизора был жалок. Глаза главбуха, отражавшие надежду и отчаяние, вызывали в Иване Александровиче сложные чувства, простиравшиеся от вины перед стариком до презрения к самому себе. Он понурил голову, развёл руки, сел на стул и снова спрятал лицо в ладонях.
- Всё ясно, не отыскал, - снова истерично взвился главбух, - Завтра, товарищ директор, положу вам заявление на стол, а сегодня напишу объяснительную, почему главбух Мухановский не может вовремя сдать квартальный отчёт, и докладную в финотдел, где опишу все художества этого алкаша и бабника.
- Делайте, что считаете нужным, Антон Антоныч, я у себя буду, - директор вышел, громко хлопнув дверью.
- И опишу то, что мне с утра гости рассказали. Как ты за Марией Андроновной по всему школьному саду бегал, как в доме при всех гостях зажал её в углу и под юбку лез, но, слава Богу, снова отключился. Пусть знают, кого в ревизорах держат.
Он достал несколько листов бумаги, ручку и прорычал:
- Документы давай, алкаш!
- Зачем? – растерянно спросил ревизор, не отнимая ладоней от лица.
- А чтобы все твои реквизиты до последней буковки правильно переписать. Знаю я вас, ушлых, в одной букве ошибёшься, так вы сразу: «Я не я и лошадь не моя». Давай документы!
Иван Александрович сидел, покачиваясь из стороны в сторону и отгородившись ладонями от суровой правды жизни. Внезапно из ладоней послышалось:
- Не губите!
- Что ты сказал, я не ослышался?
- Не губите, Антон Антонович, умоляю!
Старик снял очки, и некоторое время просидел в задумчивости.
- Интересное кино получилось, когда себя, любимого, коснулось, - пробормотал он и снова задумался.
- Вот ты в школе куролесил, а на крышу их внимание обратил? А сколько раз они ко мне обращались за шифером, знаешь? Киваешь, значит, в курсе. Я не дал. Теперь интересно: дал бы, а тут ты с ревизией, что бы написал? Я тебе и так скажу: «Превышение должностных полномочий и разбазаривание социалистической собственности». А разве я её разбазарил бы? Я бы её наоборот, сохранил. Закрыли бы крышу сразу, так через пять лет им бы копеечный ремонт потребовался – здесь подмазать, там подкрасить, а я не дал и что получается? А выходит через пятилетку капремонт в десятки раз дороже. Так кто из нас стоит на страже, кто об этой собственности радеет, ты или я? Ты – двуногое приложение к инструкции и меня таким же сделал, а жизнь, она инструкций не читает, она свои задачи ставит. Ладно, оставим это. Ты лучше ответь: почему я за свою неочевидную вину отвечать должен, а ты за свою, очевидную, пощады просишь?
Плечи ревизора затряслись и сквозь сомкнутые пальцы просочились слёзы. Они текли по рукам в рукава грязной от дорожной пыли рубашки, и Антону Антоновичу было искренне жаль этого молодого парня.
- Ну, что ты нюни распустил, как баба, - проворчал он и надолго замолчал.
- Бог с тобой, парень, в конце концов, моя вина не меньше твоей – не должен я был тебе ключ отдавать, - новым голосом произнёс бухгалтер, - а раз отдал, то и расплачиваться мне. Садись, пиши акт ревизии, а задержку квартального отчёта я возьму на себя.
Ревизор отнял руки от лица и глянул на Антона Антоновича вмиг высохшими глазами.
- Вы предлагаете написать липовый акт? Это невозможно, это должностное преступление, - возмущённо произнёс ревизор Хлесталов, - я на это пойти не могу.
- На нет и суда нет. Я только чего опасаюсь: вернёшься ты в свою контору и заявишь, что ревизия не состоялась, так как Мухановский отказался представить документы. Меня, естественно, на ковёр. Я ведь твою вину покрывать не стану, привезу директора, Марию Андроновну, учительницу побитую, председателя сельсовета и других гостей. Отобьюсь, не сомневайся. Стоить, правда, мне это будет инфаркта, так зачем мне это нужно, сам подумай. Мне проще докладную с твоими подвигами подать, волнений меньше. Так что решать тебе.
- А у меня тоже нет гарантий, что вы получите акт и не пошлёте вдогонку докладную, - запальчиво произнёс ревизор.
- Почему нет? Полные. Мы с директором акт подписываем, значит, ревизия состоялась, значит, ключ был утерян позже. А доносить на твой моральный облик никакого смысла нет.
- Но ведь для акта цифры нужны, где их взять? Из вашей головы, что ли? – привёл последний довод ревизор.
- Зачем из головы, у меня все контрольные цифры за десять лет на отдельных листочках выписаны и в столе в папочке хранятся. Бери и пользуйся. Что я тебя как девочку уговариваю? Я тебя пожалел, помощь предложил. Не хочешь, не надо. Или сюда садишься, - Антон Антонович указал на свой стол, - либо туда летишь, - он показал пальцем на потолок, - решать тебе.
Ревизор Хлесталов поднялся, потоптался у двери и Иван Александрович, тяжело вздохнув, сел за бухгалтерский стол.
К вечернему поезду ревизор уехал на директорском газике.
- Ну, Антон Антоныч, нет слов! Как вы его! Я всё слышал, снимаю шляпу! – восхищённо прокомментировал выигранное сражение директор.
Главбух на похвалу не отреагировал. Он поднял резиновый сапог, валявшийся в углу, достал из него ключ, открыл сейф, спрятал в него акт ревизии, запер дверь, положил ключ в нагрудный карман рубашки и застегнул на нём пуговицу.
- Ты, Кузьмич, отправь завтра в школу шифер. Маша только на этом условии согласилась нам подыграть. Я обещал.
- О чём разговор? Я и рабочих пошлю, пусть всё по уму сделают, пока дожди не пошли.
- Ну, вот и славненько. Пойду-ка я домой, устал что-то.
Старик взял с вешалки соломенную шляпу и пошёл к выходу. Директор проводил его до крыльца, долго смотрел вслед бредущему по пыльной улице старику и с грустью думал, что такого умного и ушлого главного бухгалтера у него больше не будет никогда.
С областного совещания руководителей совхозов Иван Кузьмич Шпеков вернулся с лицом озабоченным, и сразу проскользнул в кабинет главного бухгалтера. Антона Антоновича он застал за приготовлением душистого чая, в котором чайный лист был щедро сдобрен всевозможным разнотравьем.
- С возвращением, Кузьмич, - поприветствовал директора главбух, - что смурной, или холку начистили?
Директор отрицательно мотнул головой и тяжело опустился на стул.
- Нет, Антон Антоныч, холку не чистили, даже хвалили. Мы и в этом квартале можем первыми стать, если чего худого не отчебучим. Так что с хозяйством всё в порядке, а вот у нас с вами неприятности могут случиться, и немалые.
- Позволь полюбопытствовать: в чем же мы так провинились, что наши мелкие прегрешения могут обернуться большими неприятностями? – главбух поставил чашки с блюдцами на стол, достал сахар и сухарики, наполнил сосуды духмяной жидкостью, сел напротив директора и приготовился выслушать важное сообщение.
- Неприятность, Антоныч, такая: в скором времени к нам нагрянет ревизор.
- Ну, напугал ежа голым седалищем, - рассмеялся главбух, - сколько я их перевидал на своём веку? Не счесть. Чего ты так напужался-то?
- Не скажите. В областном финотделе появился новый ревизор, какой-то Хлесталов. Шерстил он давеча северные районы области. В итоге два уголовных дела и пять строгих выговоров. Скоро к нам нагрянет. Напужаешься тут. У нас с вами тоже нарыть много чего можно при желании.
- Нарыть у любого можно, как пить дать, - согласился главбух, - а что за птица такая к нам залетела? Что за человечек, откуда занесло?
- Толком никто не знает. Говорят, что работал в районе другой области, к нам переведён в порядке повышения и для укрепления местных кадров. Только я разумею, что просто избавились они от него. А про самого разузнал, что тридцати годков, но грамотный, въедливый и принципиальный, не пьёт, в лапу не берёт и налетает внезапно, без предупреждения. Что ещё? Холост. Пожалуй, что всё. Что делать будем, Антон Антоныч?
- Чай будем пить, и думать, глядишь, и придумается чего. Бог не выдаст, ревизор не съест.
Антон Антонович похлопал пухлой ладошкой по блестящей лысине, укрепил локоть на столешнице и водрузил на растопыренные пальцы блюдце.
- Чай, Кузьмич, очень способствует мозговой деятельности, - важно заметил он, наполняя блюдце, - Ты пей чаёк да помалкивай, не мешай размышлять.
Главбух снял очки, наполнил блюдце, подул на коричневую пахучую воду, закрыл глаза и с наслаждением втянул в себя первый глоток любимого напитка. Пил он долго, смакуя каждую порцию. Наконец чайная церемония закончилась, и пустая чашка вверх дном утвердилась на блюдце. Старый бухгалтер водрузил на покрасневший нос очки, и отечески строго посмотрел на директора.
- А что, Иван, твоя племянница, Танька, всё ещё работает в финотделе?
- Работает. Только какая мне племянница троюродной сестры дочь? Разве что троюродная. Да и работает она простой машинисткой. А что?
- Не важна степень родства, важно само родство. Родня, значит должна помогать, - веско поставил точку главбух, - И телефон у неё дома имеется, и ты его знаешь, - то ли спросил, то ли уверил он, - А что простая машинистка, так я тебе скажу, что в иных делах уборщица нужнее управляющего будет. У них, насколько я знаю, машбюро нет, так что она там единственная. Что вытекает из этого факта? – директор пожал плечами, - А то, что приказ о проведении ревизии и выписывание командировки пойдут через неё. Ты позвони ей вечерком, попроси, пусть сразу сообщит, когда он к нам внезапно нагрянуть соберётся.
- И это всё?
- Пока всё. Теперь оставь меня, буду квартальный отчёт готовить.
Через несколько дней во время очередного чаепития Антон Антонович сообщил директору последние новости:
- Я давеча созвонился кое с кем насчёт уголовных дел, о которых ты мне поведал. Там, Кузьмич, история непростая, с активом и пассивом, а сальдо на несколько лет тюрьмы тянет. История такая. Был захудалый совхозик молочной направленности. Решили его поднять на должную высоту и построили километрах в двадцати от него небольшой молокозавод. Связали их грунтовой дорогой, торжественно открыли, отрапортовали, премии и награды разобрали и успокоились. Только всё как всегда вышло: гладко на бумаге, а про ключи подземные забыли. Проложили дорогу прямо поверх выхода ключей. Почти точно посерёдке пути они и взбунтовались. Месяц дорога проработала и в двух местах на ней промоины возникли. Молоковоз провалился в первую, шофёр, матерясь, пошёл назад в совхоз, а там десять вёрст. Пригнали трактор колёсный. Он тоже застрял. Снова десять вёрст топай. Пригнали гусеничный. Он застрявших вытащил, но разворотил промоину так, что проехать стало совсем невозможно. Со стороны завода пустой молоковоз ехал и в другой промоине застрял. Сам понимаешь, дороге кирдык, молокозавод встал, совхозу молоко девать некуда, полная катастрофа.
- Да уж, не позавидуешь, - откликнулся директор, - не приведи Господь в такую западню попасть.
- Совхозный директор к своему начальству кинулся, заводской к своему, а те только ручками разводят и к дорожникам посылают. Дорожники тоже открещиваются: «Мы всё по проекту сделали, работу сдали, идите к эксплуатационникам». Торг идёт, а толку нет. Наконец пригнали самосвалы с гравием, засыпали, разравняли и отрапортовали, что починили. Через месяц история повторяется, только на этот раз молоковоз перевернулся, шофёр рёбра помял и головой ударился.
Директор с главбухом психанули и уволились, благо возраст пенсионный у обоих. Вот им на замену и прислали этих двух, против которых дела завели. Ребята попались молодые, шустрые и на решения скорые. Они в проблеме разобрались, по кабинетам начальственным потолкались, поняли, что бестолку и решили, что спасение утопающих дело рук самих утопающих.
- Правильно решили, молодцы, - одобрил директор.
- Правильно-то правильно, да только получилось у них всё равно как тупым топором узорные наличники резать. Там километрах в пяти газовики что-то своё работали, директор к ним:
-Выручайте, братцы, помогите, заплатим. Надобно дорогу изогнуть, чтобы ключи обойти. Всего-то четыре километра выходит.
Прораб отказался: - Нам свой план выполнять надо, - но совет дал: - Поговори с рабочими, если согласятся в свои выходные поработать на тебя, то я не увижу, как они технику к тебе гоняют. Условий два: горючее твоё и рабочих не спаивать.
В общем, за несколько выходных они объезд соорудили, а как расплачиваться? Пацанам, когда на должности ставили, прямо как издевательство, деньги выделили на покупку высокоудойных коров. Вот они этими деньгами и расплатились. Оформили так, будто у рабочих личных коров покупали. У кого одну «купили», у кого двух, у прораба трёх приобрели. Зоотехник совхозный обиделся и докладную накатал. Прислали ревизию во главе с этим самым Хлесталовым, а там всё на поверхности – что ни нарушение, то уголовная статья. Нанесён государству ущерб немыслимый и всё такое. Ребятки цифры на стол, доказывают, что не ущерб, а экономия, что высокоудойные коровы не нужны, когда и так молоко девать некуда. Все члены комиссии понимают, что ребята правы, только Хлесталов упёрся:
- Задача ревизоров, - говорит, - не оценивать, что правильно или неправильно, а фиксировать нарушения. Здесь нарушены такие–то статьи Закона, такие-то параграфы подзаконных актов и такие-то пункты инструкций. Вот это мы должны отразить в Акте ревизии, а выводы будут делать уполномоченные на то органы. Так и завелись два уголовных дела.
- Почему жизнь так устроена, - тоскливо произнёс директор, - почему то, что одни считают подвигом, другие считают преступлением? Пока ребята будут на нарах париться, совхоз этот и молокозавод будут жить нормально, и сидельцев этих вспоминать с благодарностью, и государству прибыль. Так в чём же их преступление, когда всем только лучше стало?
- Это не жизнь так устроена, а наше государство, - проворчал главбух, - всё потому, что хозяина нет. Хозяин сам бы решил, на что нужнее деньги потратить. Ладно, хватит чаи гонять, давай работать.
Была пятница, когда возбуждённый директор вбежал в кабинет главбуха.
- Танька звонила, ревизор неожиданно нагрянет в понедельник, - доложил он, - Что делать будем, Антон Антоныч?
- Прежде всего, успокоимся. Мы с тобой, Иван Кузьмич, в понедельник рано утром в область поедем, часов в семь.
- Зачем?
- Зачем? Ну, например, дополнительное финансирование выпрашивать. Давно собирались, вот время и пришло. А ревизор пусть денёк поскучает, коль внезапно в гости заявился. Я, Иван, газик твой займу на часок, кое-куда съезжу.
- Я Мишке скажу, чтоб отвёз.
- Нет, я сам – мне лишние глаза и уши не нужны.
Иван Александрович Хлесталов уже больше двух часов изнывал от скуки в зале маленького домика с вывеской «Автостанция». Местный поезд прибыл вовремя, в семь пятьдесят две, но автобус, который по расписанию должен приходить за пятнадцать минут до прибытия поезда и отправляться через десять минут после его убытия, как сквозь землю провалился.
- Опять сломался, наверное, - равнодушно объяснила кассирша, - бывает, ожидайте, может и прикатит.
На улице нещадно палило горячее июльское солнце и воздух, пропитанный мелкой дорожной пылью, казался золотым туманом. В зале было душно, и одолевали мухи. Иван Александрович злился, негодовал по поводу организации работы общественного транспорта, но гордился своей принципиальностью, не позволявшей запросить машину проверяемой организации.
Он уже перечитал все развешанные по стенам и густо засиженные мухами инструкции, изучил маршруты и расписания всех автобусов и теперь сидел в гордом одиночестве на обшарпанной скамье, брезгливо отгоняя мух сложенной газетой. Маршрут нужного автобуса начинался у автостанции, останавливался в совхозе «Ясные дали» и заканчивался в посёлке «Карьерный тупик».
Нынешнее приключение было не первым в работе ревизора Хлесталова. В поездках по районным весям ему частенько приходилось мёрзнуть и мокнуть, шагая от автобусных остановок до контор и обратно, но принцип не вступать с проверяемой стороной ни в какие неслужебные отношения соблюдался им свято. Его не любили, и он это знал. Сельские руководители не любили за неподкупность и принципиальность, и это было нормально. Удручало Ивана Александровича то, что сослуживцы не любили его ровно за то же самое.
Его старались не назначать в состав ревизионных групп, в которых он был «белой вороной» и живым укором остальным ревизорам, выезжавшим на ревизию с большими пустыми сумками, и возвращавшимися с набитыми. Ревизор Хлесталов выезжал на ревизии с одним огромным портфелем, хранившим в себе всё необходимое для длительной командировки. Он не принимал участия в застольях по случаю окончания ревизии. Не пил, не курил, не повышал голоса и не матерился, как другие, слыл чокнутым и крайне неприятным человеком. За восемь лет работы в районе Иван Александрович нажил себе столько врагов и недоброжелателей, сколько другой ревизор не наживёт и за восемьдесят лет. Когда в прошлом году начальник предложил ревизору Хлесталову перейти с повышением на работу в другую область, Иван Александрович с радостью согласился, узрев встречную радость в лице руководителя.
Стрелки часов перевалили за половину одиннадцатого, когда кассирша открыла окошко кассы и визгливо прокричала:
- Пассажир, мужчина! Ваш автобус сломался. Если починится, то приедет к трём, если не успеет, то к восьми вечера, а то завтра утром.
- Это ваш автобус сломался, а не мой! – возмущённо откликнулся Иван Александрович, но кассирша уже заставила окошко кассы фанеркой с корявой надписью «Закрыто» и ушла.
- Проклятье, даже не у кого спросить, как иначе в эти ясные дали добраться, - пробурчал ревизор. Он выглянул на улицу, она была пуста. Только палящее солнце и пыль заполняли всё её пространство. Солнце проникло через окно в зал и захватило почти все скамейки. Иван Александрович забился в самый угол и затаился. Мухи совсем озверели от жары и уже не реагировали на газету.
- Проклятье, - снова прошептал он и в этот миг дверь распахнулась.
В дверном проёме стояла девушка. Солнце, бившее сквозь окно прямо ей в лицо, слепило и она, явно ничего не видя, просто прокричала в зал:
- Есть кто в «Ясные дали»? Могу подвезти одного человека.
- Я, я! – взвизгнул Иван Александрович и бросился к двери. Второпях он выронил портфель, да ещё умудрился пнуть его, отчего тот улетел под дальнюю лавку, чертыхаясь, достал и выскочил на улицу взмыленный и всклокоченный. Девушка стояла возле старенького «москвича». Помятые, плохо выправленные крыша, дверца и капот в сочетании с возрастом водителя внушили Ивану Александровичу некий страх, но выбора не было.
- Куда же вы пропали? – певуче спросила она, - Садитесь вперёд, сзади занято.
Иван Александрович заглянул в окошко, рассчитывая увидеть других пассажиров, но заднее сидение было занято стопками книг, папками и какими-то бумагами.
В машине было жарко и душно, сидение промято и неудобно и ревизор сердито поинтересовался:
- И во сколько мне обойдётся доставка в ясные дали на этом катафалке?
Девушка удивлённо посмотрела на своего пассажира, и рассмеялась звонким рассыпчатым смехом.
- Вы решили, что я калымлю, - констатировала она, - а я просто в город по делам ездила и теперь возвращаюсь. Я всегда в таких случаях на автостанцию заезжаю – у нас ведь автобусы нерегулярно ходят, часто ломаются.
- Простите великодушно, совсем я озверел от жары и мух, - Иван Александрович прижал ладони к груди и покраснел, - три часа сижу и не знаю, будет ли автобус. И простите, что ваше авто катафалком обозвал, совсем мозги расплавились.
Девушка снова рассмеялась.
- Я его про себя тоже так называю. Только машина не моя, а школьная. У нас тут ураганы частенько бывают. Машина эта совхозной была. Они её здорово по полям и дорогам разбили, а тут ещё как-то ночью ураган на неё дерево уронил. Машину списали и подарили школе – пусть дети устройство двигателя изучают. Поставили её в сарай, там и стояла. У нас такого преподавателя сроду не водилось, коллектив чисто женский, мужчин вообще не было. А три года назад пришел к нам завхозом Лелюков Фёдор Иванович. Золотые руки у человека! Он раньше в совхозе главным механиком работал, да со старым директором разругался и ушел. Полтора года он этот катафалк восстанавливал. Теперь у нас своя машина есть, а дарёному авто на крышу не смотрят.
- Так вы учительница?
- Не просто учительница. Лелюков говорит: «Господь прибывает в трёх ипостасях, а ты в четырёх с половиной». Я три предмета веду: математику, физику и географию, ещё и завуч.
- А половинка?
- А это у меня единственной среди учителей наших права есть. Был у меня на первом курсе ухажер – инструктор автошколы, он и водить научил и к экзамену подготовил. Обычно Фёдор Иванович сам машину водит, но сейчас в отпуск укатил, вот мне и пришлось в РОНО за учебниками ехать. А вы в гости или по делам приехали?
- По делам, - коротко ответил он и замолк.
- Экий вы скрытный. Про меня всё выспросили, а про себя ни слова. Уж не следователь ли вы? Признавайтесь.
- Почти угадали, ревизор я.
- Нашу школу проверять будете? – с надеждой спросила учительница.
- Нет, совхоз. Вас пусть РОНО проверяет.
- Жаль, а я понадеялась, что нас, - разочарованно произнесла завуч.
- Впервые встречаю руководителя, который жаждет прихода ревизора. Или директора сменить хотите?
- Что вы, нет-нет. Анна Андреевна отличный директор. Просто ситуация у нас аховая, вот я и понадеялась, что вы по нашу душу приехали.
- Рассказывайте вашу ситуацию, может быть, дельным советом помогу. Вас, кстати, как зовут? Меня – Иваном Александровичем, а вас, как величать прикажите?
- Марией Андроновной называйте, не ошибётесь. А ситуация действительно аховая. Школа наша новая, семь лет всего, как построили, да только два года назад ураган крышу ей сильно повредил – часть шифера сорвал, часть поломал. Коровники совхозные тоже повредил. Совхоз их рубероидом временно накрыл. Там много обрезков от рулонов осталось, и гудрона немного в котле нашлось. Мы всё это в школьный двор перетащили. Лелюков дней десять крышу латал, да обрезками разве залатаешь? Каждый дождь протекает. Куда мы только не писали, пороги каких кабинетов не обивали, ответ везде один: «Свободных средств нет, вы в плане на косметический ремонт через пять лет, когда зданию десять лет исполнится». Два года прошло, чердак сгнил, по стенам плесень и грибок, а весной здоровенный кусок штукатурки с потолка упал. Хорошо, что ночью обрушился, а мог детей покалечить.
- А в совхоз за помощью не обращались?
- Обращались. Сначала им не до нас было – свои разрушения устраняли, да и мы на РОНО надеялись, а как весной потекло, так в совхоз и побежали. Им директора нового как раз тогда назначили. Молодой, сердечный, только неопытный ещё. А главбух старый, такой педант и законник, что не приведи Господь. Мы директору прошение подали, он синим карандашом пишет: «Не возражаю», а главбух, Антон Антонович Мухановский, красным: «Возражаю! Нет у нас такой статьи расходов». И это притом, что у самого две внучки в нашей школе учатся. Отказал, а сам прошение наше в папочку упаковал и в свой сейф запрятал. Он вообще такой аккуратист, каких поискать. Лет десять назад ремонт в конторе делали. Шкафы только на улицу вынесли, как ливень обрушился. Все разбежались, а он свои бухгалтерские документы под дождём назад перетаскал и всю ночь каждую бумажку утюгом сушил. Утром потребовал, чтобы ему специальный сейф изготовили. Лелюков ему шкаф сварил и хитрый замок изготовил. Теперь главбух только в этом шкафу бумаги хранит. Я его про себя Цербером называю.
Дорога пошла в гору и машина, натужно ревя мотором, поползла вверх.
- Сейчас подъём одолеем, и полдороги позади. Вы, Иван Александрович, помогли бы уломать Мухановского. Может быть, подсказав ему, как поступить, или ещё как?
- Рад бы помочь вам, Мария Андроновна, но не могу – должность не позволяет. Прав главбух: нет такой статьи расходов у совхоза, а самовольно разрешит, так сразу совершит должностное преступление. Так что, извините.
- Я понимаю, - уныло отозвалась учительница.
Машина влезла на вершину, несколько раз чихнула и заглохла.
- Этого ещё не хватало! – воскликнула девушка и в отчаянии ударила ладошками по рулю, - Ну почему именно сегодня, за что, чем я провинилась?
- А что, сегодня какой-то особенный день?
- Конечно особенный. День рождения у меня, юбилей двадцатипятилетний, дел полно, а тут всё как назло. В пятницу из РОНО позвонили: «Если в понедельник утром не заберёте учебники, то останетесь без них – ответственная за выдачу учебников уходит в отпуск». Пришлось всё бросить и ехать. Теперь машина сломалась. Хорошо, если свечи подгорели, а если что-то серьёзное? Вы что-нибудь в моторах понимаете?
- Ни бельмеса, - честно признался ревизор, - а вас поздравляю и очень сочувствую.
- Не будем отчаиваться и понадеемся на лучшее, - фальшиво-бодро произнесла именинница и полезла в «бардачок».
Роясь в «бардачке», она почти легла грудью на колени Ивану Александровичу, и он вдыхал запах её волос, пахнувших полынью и пылью. Она достала нитяные перчатки и гаечный ключ, попросила выделить ей медную монетку и вышла из машины. Пассажир вышел следом.
- А муж ваш, чем занимается, если не секрет?
- Я не замужем, - отвечала Мария Андроновна, натирая пятачком свечи, - замуж, Иван Александрович, надо выходить либо по горячей любви, либо, чтобы ребёнок в полной семье рос. А выходить только потому, что так положено, считаю неправильным. Это местные девчата спешат замуж, боятся в девках остаться, а я городская, здесь по распределению. Вот этот учебный год отработаю, и домой, а там посмотрим.
- Садитесь в машину, - сказала она, закрывая помятый капот, - Бог даст, поедем.
Девушка снова полезла в «бардачок», пряча перчатки и ключ. На этот раз она упёрлась в ревизорское колено упругой грудью, и Иван Александрович испытал сильное волнение. Девушка очень нравилась ему.
- Милая, славная машинка, - шептала Мария Андроновна, поглаживая руль, - прости, что я шлёпнула тебя, когда ты заглохла. Заведись, пожалуйста! Мне ещё в парикмахерскую успеть надо. Пожалуйста, очень тебя прошу!
Иван Александрович умилился и внутренне попросил машину о том же.
Мотор взревел, затрясся, и они поехали, шутя, смеясь и умеренно флиртуя.
- Девочки! – позвала Мария Андроновна, остановившись возле домика с вывеской «Совхоз «Ясные дали».
- Здорово, Маша, - в окне возникла мелко завитая голова женщины лет сорока, - чего шумишь?
- Привет, Зинаида! Зови начальство, я вам ревизора привезла.
- Рада бы позвать, да некого. Директор с главбухом рано утром в область укатили, дополнительное финансирование клянчить. Вечером обещали быть.
Голова исчезла, а Мария Андроновна удивлённо посмотрела на ревизора.
- Вы что, Иван Александрович, никого не предупредили о своём приезде? – ревизор смущённо улыбнулся и приподнял плечи, - И что вы теперь делать будете?
- Не знаю, буду ждать, не возвращаться же мне домой, тем более, что автобус сломан.
Несколько секунд девушка сидела в задумчивости, барабаня пальцами по рулю, но внезапно оживилась и спросила:
- Вы картошку чистить умеете, лук, укроп резали когда-нибудь?
- Приходилось, - неопределённо ответил ревизор, - а что?
- А то, что отвезу-ка я вас в школу, будете нашим женщинам помогать стол готовить. Согласны?
Иван Александрович радостно закивал и машина тронулась. Они подъехали к пустующей школе, и Мария Андроновна повела его в столовую, где должно было происходить празднование юбилея.
Закуски готовили две пожилые женщины – пухленькая улыбчивая школьная повариха и сухая желчная учительница химии.
- Спасибо, Мария Андроновна, за помощника, а то мы совсем зашиваемся, - обрадовалась повариха, - а вы пиджачок-то снимайте, я вам халатик дам.
- И руки не забудьте с мылом помыть, не нужно санитарные нормы нарушать, - сурово напутствовала его химичка.
Иван Александрович чистил карпов - больших рыбин, килограмма по три каждая. Он неумело елозил ножом по их спинам, и золотистые чешуйки покрыли блёстками его халат, брюки, туфли, волосы и пол. Чтобы как-то отвлечься от этого утомительного и неприятного занятия, он стал мечтать о вечере после застолья. Ему представлялось, как они с Марией Андроновной сидят в её уютной комнате, наполненной восковым ароматом свечей.
- Интересно, есть ли у неё восковые свечи, - подумал он, и в тот же момент услышал скрипучий голос химички:
- Чище, чище, молодой человек. Вы, видно, рыбу никогда не чистили?
- Такую никогда. Откуда такое богатство?
- Из карьера. Совхоз в заброшенном карьере теперь зеркальных карпов разводит. Красавцы, правда?
- Правда. Кстати, хотел спросить: откуда такое странное название «Карьерный тупик»?
- Почему странное? Очень даже точное. В восемнадцатом веке из карьера руду брали. Рудокопы жили в посёлке неподалёку. Руду выбрали, но посёлок остался, потому «Карьерный», а «тупик», потому что тупик. Дорога упирается в посёлок, и дальше не идёт. А вы решили, что это «конец карьеры», - пошутила учительница и скрипуче засмеялась.
К шести часам готовка, наконец, закончилась, столы расставлены буквой «П» и застелены белыми простынями, а тарелки, вилки и рюмки заняли свои места. Из кухни проникал аппетитный запах жарящейся рыбы, и Иван Александрович вспомнил, что последний раз поел ранним утром, отправляясь в командировку. Он хотел взять кусок хлеба, но химичка властно остановила его:
- Терпите, молодой человек, - проскрипела она, - вот гости соберутся, тогда вместе со всеми и поедите.
Иван Александрович затосковал, расстроился, а когда глянул на себя в зеркало, то натурально ужаснулся: из зеркала на него смотрело измученное, обсыпанное блестящей рыбной чешуёй существо, слегка похожее на ревизора Хлесталова.
- По-человечески помыться у вас, конечно, негде? Речка-то хотя бы есть? – истерично поинтересовался он, выковыривая чешую из волос.
- Почему негде? При спортзале душ имеется, только воду подогреть надо, - обиженно ответила химичка, - не хуже других живём, хоть и не городские. Подождите, пойду, включу вам подогрев.
Иван Александрович тщательно помылся, достал из своего необъятного портфеля чистое бельё, рубашку и походные щёточки, почистил брюки, надраил ботинки и даже постирал рубашку. В банкетный зал он вышел уверенным в себе и блестящим, как свежеотчеканенная монета.
Гости уже начали собираться. Они приходили поодиночке и группками, нарядные и торжественные. Мария Андроновна, причёсанная и умело подкрашенная, в нарядном городском платье и туфлях на высоких каблуках, встречала гостей на пороге столовой. Она благодарила их за то, что они пришли на её юбилей, оставив в будний день домашние дела, смущённо принимала подарки и складывала их на отдельный столик. Ивана Александровича она встретила радостной улыбкой и он, смущаясь, стал извиняться за отсутствие подарка. Мария Андроновна, в свою очередь, извинилась за то, что втравила его в готовку закусок и уверила, что своей самоотверженностью он сделал ей лучший подарок. Иван Александрович прошёл в зал совершенно счастливый.
Он остановился, размышляя куда сесть, но химичка решила за него:
- Сюда садитесь, молодой человек, - приказала она, и Иван Александрович безропотно подчинился.
- Сколько гостей ожидается, еды на всех хватит? – вежливо поинтересовался он, не зная о чём говорить с соседкой.
- Сколько придёт, столько и будет. Всех накормим, не волнуйтесь. Было бы больше, но учителя и директор в отпуска разъехались, только мы с Марией Андроновной остались, да и она скоро в санаторий поедет.
Наконец гости заняли почти все места, и слово взяла крепкая, словно вытесанная из дуба женщина:
- Позвольте мне, как руководителю сельского совета и родительского комитета школы, объявить праздник по случаю двадцатипятилетнего юбилея нашей дорогой Марии Андроновны открытым.
Она долго нахваливала Марию Андроновну, рассказывала о том, как много приобрела школа и главное, дети с приходом такого учителя, и закончила:
- Позвольте мне от имени сельского совета и родительского комитета вручить вам, дорогая Мария Андроновна, памятный подарок, - она полезла под стол и достала коробку,- эту вазу чешского стекла.
Именинница приняла вазу и поставила на стол.
- А теперь тост. Прошу всех налить и поднять бокалы. Дорогая Мария Андроновна! Пусть ваша жизнь будет такой же красивой и яркой, как эта ваза. Позвольте пожелать вам успехов в работе, счастья в личной жизни и крепкого здоровья!
Водку Иван Александрович ненавидел. Ещё студентом, выпив одну рюмку, он больше никогда не прикасался к этому омерзительному напитку. Сейчас, держа в руке полную рюмку, заботливо наполненную химичкой, он никак не мог решиться влить в себя эту дрянь, но увидев, что на него смотрят, пригубил, передёрнулся и хотел поставить рюмку на стол, но соседка перехватила его руку и свирепо зашептала:
- Вы что творите? Был произнесён тост за здоровье, значит надо выпить до дна. Не нарушайте традиции, а то Мария Андроновна про вас бог весть что подумает.
Иван Александрович тяжело вздохнул и влил в себя обжигающую гадость. Химичка протянула ему вилку с насаженным на неё солёным огурцом.
- Молодец, - одобрила она, - огурчиком закусите.
Едва Иван Александрович пришёл в себя, как над столом с рюмкой в руке возвысился какой-то мужичок. Он стал косноязычно рассказывать, как прошлой зимой его сорванец сломал ногу, и Мария Андроновна два месяца после уроков приходила к нему домой и занималась математикой и физикой.
- Вот, какая у нас Мария Андроновна, - закончил он своё выступление, - я желаю её много-много богатырского здоровья!
Рюмка Ивана Александровича уже была наполнена, на вилке блестел наколотый на неё маслёнок, а строгие глаза химички смотрели требовательно и ободряюще. Ревизор Хлесталов зажмурился и выпил вторую рюмку.
И третий тост содержал пожелание имениннице крепкого здоровья. Иван Александрович снова присоединился, и теперь сидел, безуспешно пытаясь насадить на вилку ускользающий маслёнок.
- Слово предоставляется находящемуся среди нас другу Марии Андроновны, не знаю, к сожалению, как его зовут, - прокричала сквозь галдёж председатель родительского комитета.
Иван Александрович с трудом поднялся, взял нетвёрдой рукой рюмку, пролил часть содержимого на скатерть и, блаженно улыбаясь, произнёс:
- Не знаю, какая вы училка, но девушка вы очаровательная и катафалк хорошо водите, поэтому желаю вам крепкого здоровья!
Он лихо влил в себя водку, и попытался пальцами взять с тарелки маслёнок, который почему-то выскользнул и запрыгал по столу.
- Ну и хрен с тобой, - осклабился ревизор, - возьму другой.
Дверь распахнулась и двое мужчин, старый и молодой, вошли в столовую.
- С юбилеем, Мария Андроновна! Прими ручку многоцветную в подарок, будешь ею отметки моим внучкам ставить, - поздравил старый.
- И цветы от меня, - подал букет молодой.
Мария Андроновна поблагодарила, и что-то стала тихо говорить новым гостям, поглядывая на Ивана Александровича, который всё ещё сражался с маслёнком. Новые гости внимательно выслушали юбиляршу, покивали головами, подошли к ревизору и представились. Нарушались главные ревизорские принципы и Иван Александрович с трудом, но твёрдо произнёс:
- Мы встретимся завтра в вашем кабинете, - он икнул, помолчал и добавил: - в восемь тридцать, попрошу не опаздывать.
Директор с главбухом понимающе отошли. Ревизору, наконец, удалось поймать гриб, и он уже открыл непослушный рот, но услышал за спиной ласковый голос Марии Андроновны:
- Иван Александрович, - позвала она.
С помощью соседки он поднялся и, едва не упав, повернулся к имениннице. Она стояла с рюмкой вина в руке и нежно улыбалась ему, красивая и немного подшофе.
- Вы же не школу проверять приехали?
- Не школу, - подтвердил ревизор.
- Так чего же мы с вами чинимся: Мария Андроновна, Иван Александрович. Хотите выпить на брудершафт, по-настоящему, с поцелуем?
- С поц-целуем х-х-очу, оч-ч-ень, – с трудом ворочая языком, выдавил из себя Иван Александрович.
Химичка уже протягивала ему наполненную до краёв большую рюмку водки.
- Эт-то много, - пролепетал Иван Александрович, - х-х-очу вина.
- По правилам брудершафта женщина пьёт вино из рюмки, а мужчина водку из бокала. Оба выпивают до дна. Не нарушайте правил и будьте мужчиной, - проскрипела химичка.
- Б-б-уду мужчиной, - пообещал он.
Они скрестили руки и Иван Александрович, давясь, обливая подбородок и рубашку, осушил бокал. Ревизор обтёр рот ладонью, от чего неуправляемые губы разбежались по лицу, попробовал собрать их в кучку для поцелуя и … рухнул к ногам Марии Андроновны, заехав при этом химичке локтем по голове.
Иван Александрович очнулся от нестерпимой головной боли, сухости во рту и мелкой дрожи, сотрясавшей его больное тело. За всю тридцатилетнюю жизнь ему не случалось напиться и испытать тяжесть похмелья, и теперь, страдая, он пытался осознать причину внезапно свалившейся на него болезни. Трясущееся тело не давало сосредоточиться и требовало срочно напоить себя, грозя немедленно умереть от нестерпимой жажды. Иван Александрович хотел позвать на помощь, но колючий, словно утыканный иголками, язык отказался повиноваться и только тихий стон вырвался из его груди.
Едва живое подобие человека заставило себя сесть. На изменение положения голова тут же отреагировала острой болью, и тело снова застонало и забилось в трясучке. Иван Александрович с трудом разлепил веки. Короткая июльская ночь уже закончилась, но полноценный рассвет ещё не наступил и комната, наполненная мертвенно-бледным светом, показалась ему покойницкой.
Он не сразу понял, что находится всё в той же школьной столовой, только чисто убранной и принявшей свой изначальный вид, что ложе его – сдвинутые стулья, а вместо подушки свёрнутая телогрейка. Настенные часы показывали какое-то время, но он так и не смог понять двадцать минут четвёртого или пятнадцать пятого. Иван Александрович мутным взглядом обозрел комнату. Увидев на столике возле изголовья трёхлитровую банку с какой-то мутной жидкостью, пачку таблеток и граненый стакан с водой, со стоном наклонился, вцепился в ножку стола и подтянул к себе. Из банки пахнуло огуречным рассолом. Дрожащими руками ревизор наклонил банку и припал сухими губами к спасительной жидкости. Он выпил литра полтора, с каждым глотком ощущая, как отступает жажда и проходит дрожь, сунул в рот три таблетки аспирина, запил водой из стакана и только проглотив, понял, что в стакане водка. Иван Александрович по-поросячьи взвизгнул, уронил себя на ложе и отключился.
Его разбудило солнце. Оно заливало комнату и слепило, как ту девушку в дверном проёме автостанции. Иван Александрович лежал на спине, прислушиваясь к своему состоянию. Дрожь прошла, голова болела терпимо, и только тошнота накатывала внезапными волнами. Он сел и открыл глаза. Часы на стене показывали десять часов сорок четыре минуты. Ревизор произнёс традиционное «Проклятье!», подхватил портфель и побежал в туалет.
Иван Александрович бежал по коридору, а впереди него плыл ненавистный запах перегара. Так пахло от сослуживцев наутро после возвращения с удачной ревизии и ревизор Хлесталов, негодуя, тихо презирал коллег.
- Я стал таким же, как они, - шептал он, разглядывая в зеркале свою зелёную, опухшую и помятую физиономию, грязные, залитые чем-то дурно пахнущим рубашку и брюки и едва не плакал от досады.
Он замыл пятна на брюках, снял грязную рубашку, похвалил себя за то, что не поленился вчера постирать другую и долго стоял под холодным душем, изгоняя из себя скверну. На часах было около двенадцати, когда ревизор покинул школу и направился в совхозную контору.
Высокое солнце уже раскалило воздух, улица была пуста, и только ошалевший от жары петух нарушал тишину своим истошным криком, да встречный ветер гнал дорожную пыль. Она оседала на Иване Александровиче, въедалась во влажную ткань брюк, выкрасила в бежевый цвет белую рубашку, и в кабинет главбуха ревизор вошёл театральным подобием разведчика в маскхалате.
Старый главбух что-то писал за своим столом. Ревизор сел на стул у двери, достал носовой платок и принялся вытирать обильный пот с лица и шеи. Старик убрал свои бумаги в ящик и протёр нарукавником столешницу.
- Вот ваше рабочее место, товарищ ревизор.
- Сейчас начнём, только отдышусь немного. Сегодня ещё жарче, чем вчера.
- Да, на два градуса, - сухо ответил главбух.
- Мне понадобятся документы за три последних года, - строго сообщил ревизор.
- Они здесь, в сейфе. На верхней полке документы за этот год, на второй за прошлый, а на третьей позапрошлый год собран.
- Начнём с третьей полки.
- Как скажете, - равнодушно отвечал главбух, не делая, однако, даже попытки достать документы.
- Ну, так доставайте и начнём работать, - раздражённо потребовал ревизор.
- Как же я их достану, когда сейф закрыт?
- Что вы мне ваньку ломаете, товарищ главбух? Откройте и достаньте.
- Как же я могу открыть, когда ключ у вас?
- У меня? Почему? Зачем у меня?
- Потому, товарищ ревизор, что вы вчера его у меня изъяли.
- Изъял? Зачем, на каком основании?
Главбух удивлённо посмотрел на ревизора.
- Вы что, товарищ ревизор, совсем ничего не помните?
- Что я должен помнить, - возмутился Иван Александрович, - что вы мне арапа заправляете? Есть что сказать, так говорите.
- Как скажите, товарищ ревизор, - миролюбиво отозвался Антон Антонович, - только позвольте уточнить: вы с какого момента не помните? Как мы с директором приехали, помните?
- Конечно, помню! Вы ещё ручку имениннице подарили.
- Вот и славно. Я, почему спросил? Вы уже тогда, мягко выражаясь, сильно тёпленьким были, могли и запамятовать. А как вы с Марией Андроновной на брудершафт пили, помните?
- Смутно, - смутился ревизор.
- Значит, с этого места и начнём. Вы на брудершафт выпили и, извиняюсь, отключились. Падая, вы разбили голову пожилой учительнице химии.
- Ужас какой, - прошептал Иван Александрович и спрятал пунцовое лицо в ладони.
- Мы с директором и Марией Андроновной вынесли вас на свежий воздух. Вы немного подышали, потом вас вывернуло в цветник, вы умылись из садового шланга и вам полегчало. Мы стали прощаться и тут вы вдруг сильно возбудились. Стали кричать, что все мы воры и расхитители социалистической собственности, что вы нас насквозь видите, и выведите на чистую воду.
- Простите ради Бога! – простонал ревизор, - это я спьяну наболтал. Я вообще не пью, а тут жара, целый день не ел, вот и развезло.
- Зачем виниться раньше времени? Вдруг ревизия покажет, что вы были совершенно правы. Что тогда, будете брать извинения обратно? – строго изрёк главбух, - И потом народ не зря подметил, что у пьяного на языке мысли трезвого вертятся. Обидно, конечно, что вы о нас так думаете, тем более, что гости всё слышали, а они, в основном, работники совхоза. Мы вас пытаемся успокоить, но вы всё больше распаляетесь. Стали кричать, что специально приезжаете без предупреждения, чтобы у нас, мошенников, не было времени документы уничтожить, а тут у нас вся ночь впереди. Стали требовать, чтобы мы ревизию прямо сейчас начали. Мы, естественно, отказались, и тогда вы потребовали, чтобы я вам ключ от сейфа отдал. Я сказал, что не дам, а вы стали кричать, что вот оно доказательство вашей правоты, значит, нам есть, что скрывать от ревизора и все мы жулики и мошенники. Я человек старый, и знаю, что брань на вороту не виснет, а директор молодой, неопытный. Он очень расстроился и стал меня уговаривать отдать вам ключ, мол, скрывать нам нечего. Мария Андроновна тоже уговаривает отдать, чтоб вы успокоились. Уговорили меня, я его вам отдал, и мы с директором ушли. Последнее, что мы видели, это как вы побежали за Марией Андроновной в дом с криком: «Машка, давай целоваться!» Так что доставайте ключ, товарищ ревизор, и начнём работать.
Иван Александрович сидел, спрятав лицо в ладонях, и только пылающие уши выдавали его, никогда ранее не испытанный стыд. Наконец, повернувшись спиной, он стал обшаривать свои карманы.
- Нет нигде, - растерянно признался он.
- Вы в портфеле посмотрите, - посоветовал главбух с выражением крайней озабоченности на лице.
В портфеле ключа не нашлось.
- Вы что, потеряли ключ? – шёпотом спросил главбух.
- Похоже на то, - смутился ревизор, - придётся воспользоваться запасным.
- Нет никакого запасного, и никогда не было, - истерично закричал главбух и забарабанил кулаком в стену.
Вошедший директор застал ревизора, уткнувшегося в ладони, и красного, тяжело дышащего главбуха, сующего в рот таблетки.
- Что случилось, Антон Антоныч, чего барабанишь, - недовольно спросил директор.
- Что случилось? Этот… Этот … , - главбух никак не мог найти не матерного определения, - этот человек потерял ключ от сейфа.
- Как потерял, где?
- Откуда же ему знать, когда он допился до такого состояния, что даже не помнит, как его брал.
- Постойте, он что, отрицает? Как брал, видели мы с Марией Андроновной. А как же теперь ревизия?
- Плевать я хотел на ревизию, пусть об этом у него голова болит, а как я буду квартальный отчёт готовить? – взвился главбух.
- Пятьдесят лет я эти отчёты пишу и ни разу, слышите, ни разу Мухановский не сдавал их с опозданием даже на день, - истерично кричал Антон Антонович, - и вот теперь, по милости этого налакавшегося павлина, распустившего хвост перед девчонкой строя из себя большого начальника, я должен потерять своё доброе имя.
Он тяжело задышал, схватился за сердце и снова бросил в рот горсть таблеток.
- Всё, товарищ директор, ищите себе нового главбуха, а я на пенсию ухожу. Ты что думаешь, одного меня наказал, - внезапно перешёл на «ты» старик, - ты весь коллектив совхоза наказал. Люди всю весну животы и спины надрывали, чтобы первое место занять в соцсоревновании, чтобы премию получить, а ты одним махом всех их, - главбух не закончил тираду, махнул рукой, плюхнулся на свой стул и усталым голосом продолжил: - Вы, Иван Кузьмич, про первое место забудьте, за несданный отчёт дай Бог последними не стать.
Услышав слова главбуха, директор встрепенулся и возмущённо заорал:
- Ты чего тут расселся? Иди ключ искать, алкаш несчастный!
- Где искать? – простонал из ладоней ревизор.
- А где потерял, там и ищи! – прорычал директор.
Иван Александрович оторвал себя от стула и побрёл в сторону школы.
- Часок у нас есть, - констатировал Антон Антонович, - чаю хочешь?
Чай давно был выпит, чашки помыты и убраны, когда на улице появилась несчастная фигура ревизора.
- А тебе его не жалко, Кузьмич?
- Честно скажу: сейчас смотрю на него и жалко, а как вспомню тех пацанов на нарах, так вся жалость пропадает.
Вид, вошедшего в комнату ревизора был жалок. Глаза главбуха, отражавшие надежду и отчаяние, вызывали в Иване Александровиче сложные чувства, простиравшиеся от вины перед стариком до презрения к самому себе. Он понурил голову, развёл руки, сел на стул и снова спрятал лицо в ладонях.
- Всё ясно, не отыскал, - снова истерично взвился главбух, - Завтра, товарищ директор, положу вам заявление на стол, а сегодня напишу объяснительную, почему главбух Мухановский не может вовремя сдать квартальный отчёт, и докладную в финотдел, где опишу все художества этого алкаша и бабника.
- Делайте, что считаете нужным, Антон Антоныч, я у себя буду, - директор вышел, громко хлопнув дверью.
- И опишу то, что мне с утра гости рассказали. Как ты за Марией Андроновной по всему школьному саду бегал, как в доме при всех гостях зажал её в углу и под юбку лез, но, слава Богу, снова отключился. Пусть знают, кого в ревизорах держат.
Он достал несколько листов бумаги, ручку и прорычал:
- Документы давай, алкаш!
- Зачем? – растерянно спросил ревизор, не отнимая ладоней от лица.
- А чтобы все твои реквизиты до последней буковки правильно переписать. Знаю я вас, ушлых, в одной букве ошибёшься, так вы сразу: «Я не я и лошадь не моя». Давай документы!
Иван Александрович сидел, покачиваясь из стороны в сторону и отгородившись ладонями от суровой правды жизни. Внезапно из ладоней послышалось:
- Не губите!
- Что ты сказал, я не ослышался?
- Не губите, Антон Антонович, умоляю!
Старик снял очки, и некоторое время просидел в задумчивости.
- Интересное кино получилось, когда себя, любимого, коснулось, - пробормотал он и снова задумался.
- Вот ты в школе куролесил, а на крышу их внимание обратил? А сколько раз они ко мне обращались за шифером, знаешь? Киваешь, значит, в курсе. Я не дал. Теперь интересно: дал бы, а тут ты с ревизией, что бы написал? Я тебе и так скажу: «Превышение должностных полномочий и разбазаривание социалистической собственности». А разве я её разбазарил бы? Я бы её наоборот, сохранил. Закрыли бы крышу сразу, так через пять лет им бы копеечный ремонт потребовался – здесь подмазать, там подкрасить, а я не дал и что получается? А выходит через пятилетку капремонт в десятки раз дороже. Так кто из нас стоит на страже, кто об этой собственности радеет, ты или я? Ты – двуногое приложение к инструкции и меня таким же сделал, а жизнь, она инструкций не читает, она свои задачи ставит. Ладно, оставим это. Ты лучше ответь: почему я за свою неочевидную вину отвечать должен, а ты за свою, очевидную, пощады просишь?
Плечи ревизора затряслись и сквозь сомкнутые пальцы просочились слёзы. Они текли по рукам в рукава грязной от дорожной пыли рубашки, и Антону Антоновичу было искренне жаль этого молодого парня.
- Ну, что ты нюни распустил, как баба, - проворчал он и надолго замолчал.
- Бог с тобой, парень, в конце концов, моя вина не меньше твоей – не должен я был тебе ключ отдавать, - новым голосом произнёс бухгалтер, - а раз отдал, то и расплачиваться мне. Садись, пиши акт ревизии, а задержку квартального отчёта я возьму на себя.
Ревизор отнял руки от лица и глянул на Антона Антоновича вмиг высохшими глазами.
- Вы предлагаете написать липовый акт? Это невозможно, это должностное преступление, - возмущённо произнёс ревизор Хлесталов, - я на это пойти не могу.
- На нет и суда нет. Я только чего опасаюсь: вернёшься ты в свою контору и заявишь, что ревизия не состоялась, так как Мухановский отказался представить документы. Меня, естественно, на ковёр. Я ведь твою вину покрывать не стану, привезу директора, Марию Андроновну, учительницу побитую, председателя сельсовета и других гостей. Отобьюсь, не сомневайся. Стоить, правда, мне это будет инфаркта, так зачем мне это нужно, сам подумай. Мне проще докладную с твоими подвигами подать, волнений меньше. Так что решать тебе.
- А у меня тоже нет гарантий, что вы получите акт и не пошлёте вдогонку докладную, - запальчиво произнёс ревизор.
- Почему нет? Полные. Мы с директором акт подписываем, значит, ревизия состоялась, значит, ключ был утерян позже. А доносить на твой моральный облик никакого смысла нет.
- Но ведь для акта цифры нужны, где их взять? Из вашей головы, что ли? – привёл последний довод ревизор.
- Зачем из головы, у меня все контрольные цифры за десять лет на отдельных листочках выписаны и в столе в папочке хранятся. Бери и пользуйся. Что я тебя как девочку уговариваю? Я тебя пожалел, помощь предложил. Не хочешь, не надо. Или сюда садишься, - Антон Антонович указал на свой стол, - либо туда летишь, - он показал пальцем на потолок, - решать тебе.
Ревизор Хлесталов поднялся, потоптался у двери и Иван Александрович, тяжело вздохнув, сел за бухгалтерский стол.
К вечернему поезду ревизор уехал на директорском газике.
- Ну, Антон Антоныч, нет слов! Как вы его! Я всё слышал, снимаю шляпу! – восхищённо прокомментировал выигранное сражение директор.
Главбух на похвалу не отреагировал. Он поднял резиновый сапог, валявшийся в углу, достал из него ключ, открыл сейф, спрятал в него акт ревизии, запер дверь, положил ключ в нагрудный карман рубашки и застегнул на нём пуговицу.
- Ты, Кузьмич, отправь завтра в школу шифер. Маша только на этом условии согласилась нам подыграть. Я обещал.
- О чём разговор? Я и рабочих пошлю, пусть всё по уму сделают, пока дожди не пошли.
- Ну, вот и славненько. Пойду-ка я домой, устал что-то.
Старик взял с вешалки соломенную шляпу и пошёл к выходу. Директор проводил его до крыльца, долго смотрел вслед бредущему по пыльной улице старику и с грустью думал, что такого умного и ушлого главного бухгалтера у него больше не будет никогда.
Рейтинг: +1
366 просмотров
Комментарии (1)
| Влад Устимов # 2 декабря 2015 в 22:25 0 | ||
|
Новые произведения
