Я вам клялся…, да нет…, себе обещал, припоминаю, что не стану вовеки трещать пустословием спьяну (хоть и нарушил, грешный, два-три раза в дневнике этом). Пьяный человек глуп и невозможен в общении. Даже если в обыкновенной жизни индивид пускай и неглуп, то выпивши… несет такую, прости Христос, ахинею…, за какую не то что стыдно перед образом, который всегда глядит из угла красного или из зеркала, за какую…, если б был ад, – прямо туда. Просто за глупость. Данте, сколь правильно помню, за глупость в круги свои эти никого не ставил; глупость, она навроде божьей милости – дурак, он все одно, что божий сын. Вот он лежит передо мной на полу под столом, пьяный, а до того – умный... Все, что скажу дальше – не мои – его мысли. Лежит…, смердит перегаром, да и, похоже, помочился где неловко мимо…
Мы познакомились…, было ему, нам…, неважно. Я стал ему верить как-то сразу, наотмашь. Семь пядей во лбу. Вы встречали таких. В сто, в тысячу раз умнее, хотя бы начитаннее вас. На любой вопрос не то что ответ, но и два, и десять, и каждый будто Богом надиктованные и друг дружке не противоречат, словно с уст Его списано… Волк в овечьей шкуре – скажете вы? Не бывает пьяных пророков? Эка все непросто… Какая ерундовая метафора, это вот «волк в овечьей шкуре». Ни волку, ни овце верить нет резону, хоть оборотись, перевернись они друг в дружку пускай и тысячу раз. Умный…, он будто Богом дышит, будто устами его… Ну да и хватит… Не о том бишь я тут... Ввалился вот…, грязный, в кровавой губе, под правым глазом бланш с гнилой апельсин, левым ворочает, зыркает по кругу, будто ищет за что ухватиться – сейчас упадет. Увидев меня успокоился, достает непочатую литровую бутылку водки и шасть на кухню, не снявши сапог, – помнит, сука, расположение комнат. За это вот «сука» простите, - это меньшее, что я тогда подумал…, только слово это и ему подобные слова будут окаймлять весь мой недлинный рассказ, так что извиняйте, я и так-то прямую речь его уличную как могу приглажу.
- Цыганы шумною толпой по Бессарабии кочуют…, - начал он, когда мы выпили по чайной чашке водки. Цыганы, говорит он. Не говорит, как мы теперь, цыгане… Не знаешь почему он так говорит. - Какие, блин, еще цыгане? К цыганам что ль ездил? - Не цыгане, а цыганы, мать твою бога душу! Неуч херов! Уже и русскому пьянице Пушкин не учитель русского языка…, дожили…, философ, блин, отмороженный…,- тут вывалилось из его рта столько исконно русского, что строчки бы покраснели, если б написал, причешу как смогу. - Заполонили весь Божий мир, суки, Бараки Обамы обдолбанные. Америкосы… Мой мудак Набоков для них Пушкина моего переводил. Идиот! Свиньям бисер… И я идиот… Много чести для них, сравнивать с его цыганами. Цыганы полны чести, свободы, помнишь? Национальное самосознание, пассионарии, сука, блин, как ты говоришь…, а эти… Хотя…, этот раздолбай Алеко – ну точно американец был, дышло ему в печень, в простату! - Чего они тебе такого сделали, что вон стены, соседи за стенами вянут от матерщины твоей? - Кочуют, суки! Весь мир в свой табор превратили! Ни роду, ни племени, ни чести, ни достоинства в них. Вместо сердца куль с деньгами, вместо души дыра на очке в деревенском гальюне – смердит душа такая говном – не спрячешься. Сидели бы да срали бы себе на своем Колумбовом острове, будь оба они неладны, – нет же, суки, срут где подвело поносом, а сводит им везде, и Антарктида не предел. Прихлопнуть бы их ихней же Хиросимой в обратку, да в том беда, что ежели такой слон гнить станет по успению, - вони на всех хватит, задохнется мир. Хер знает что! И там ведь люди вроде живут, и любят наверное, детей поди любят, как и мы… Нет, не умеют они любить, как любим мы. Суки - и те искреннее любить умеют, если не сердцем святым, так хоть святым пахом, а все по-божьи. Нет…, собаки сердце огромное имеют, ровно как мы, русские все…
Он разлил по чашкам, но меня ждать не стал, выпил залпом, налил снова и снова выпил. Казалось, он в сне каком летаргическом или как там у лунатиков называется? сомнамбулическом? Взгляд в стену смотрит и видно, что что-то видит, но что видит?.. Он и до меня-то еще не меньше литра, к гадалке не ходи, на грудь взял, да видать вышибли из него каблуком в скулу. Теперь догоняет. Уж и скорей бы, думаю, - упадет, накрою пледом, не перетащишь кабана такого на кровать. Как странно это все… Почему?.. Только русского что ли так крутит от мировых проблем? Был он щедр душою, деньгами сорил и друзьям и недругам под ноги, а здоровья - махнет направо – улица, налево – переулочек, ума палаты, душа - что печь уютная в изразцах; а теперь вот сидит тут с подбитым глазом на чужой кухне и не в грусть ему, что спился, что коню под хвост жизнь, талант свой слил, - Обама ему видьте ли жить мешает. Какая дурацкая мысль вдруг в голову пришла: вот она, вся Россия перед глазами моими на моей кухне.
- Если б не были бы мы русскими, с собачьим, сука, огромным сердцем, то в миг, в одно нажатие кнопки прихлопнули бы, - стал он вдруг как-то даже трезвее, даже глаз его левый перестал быть стеклянным, а правый чуть даже приоткрылся. – Нет же! Сидим, блин, на шестой части суши, жопа мерзнет, а в глазах идея. Не дураки и дороги, Вова, наша беда, а лень и идея, точнее, идея и лень. Нам какую идею не кинь костью под стол, - что язычество, что православие, что коммунизм, что капитализм теперь вот, – все одним жевком проглотим, а после – нет бы переварить да прогавкать что путное, - давай храпака гнать на всю Ивановскую. Проснулись – а уже и дураки. Пока снилась во сне вольность цыганская да конь игривый, полстраны и оттяпали америкосы поганые, педерасты вонючие! Думаешь, лопушня вся эта, чухонцы, хохля да казахи сами замутили, блин, самосознание свое? Не-ет, брат! Сидит там в Лэнгли какая-то сука и, в отличие от нас, не дремлет, не ленится, - там пернул, здесь пукнул, освежил воздух дезодорантом долларовым – вот тебе и революция, борьба, блин, за права народа, чьего места и на карте не сыщет. Я вот мечтал тут…, - налил он себе еще, совсем, похоже, позабыв про хозяина, - мечтал, блин…, мечтатель хренов… Или вот тебе, философ, если б разрешил Господь убить кого, но только одного, но и без последствий, Геенн там огненных, кого бы ты убил?
- Если без последствий? -задумался я, - себя, разумеется. Кажется Гамлет уже ответил на этот вопрос: «Кто снес бы плети и глумленье века, гнет сильного, насмешку гордеца, боль презренной любви, судей неправду, заносчивость властей и оскорбленья, чинимые безропотной заслуге, когда б он сам мог дать себе расчет простым кинжалом? Кто бы плелся с ношей, чтоб охать и потеть под нудной жизнью, когда бы страх чего-то после смерти...»
- Да закрой ты пасть, Шекспир обдолбанный! Ты, сука, родился такой идиот или в школе твоей философской обучили дурака корчить? Тоже, сука, русский от темени до копчика. Вначале ляпнет, а после подумает, а то и подумать поленится… И то верно – чего думать, раз уже ляпнул, Спиноза херов? Себя, блин… Я, ясный пень, вначале тоже про Обаму подумал, но…, рассудить если…, сколь Цезарей, Наполеонов, Гитлеров всяких грохнули или сами они…, какая, хрен, разница…, а мир как гнил, так и гниет себе; и на Обаму найдется какой-нибудь узкоглазый Лао Цзы, мать его! Не, брат. Я бы в Создателя выстрелил, в него, суку, дебила недоученного, аккурат бы промеж бровей из сорок пятого калибра, чтоб мозг его поганый по всей вселенной разнесло – не собрать. Как говорили римляне твои: пусть гибнет мир, но да здравствует правосудие? Не обезьяна черножопая виной всему, отнюдь… Он за веревочки дергает, его за веревочки дергают, кукловодов его за веревочки дергают… Ну, старик, напрягай извилину свою единственную! Ну не твой ли Шопенгауэр говорил, что ежели с неба свисает цепь причин и следствий, то есть же где-то в вышине первое, главное кольцо, благодаря которому она, цепь эта висит? Мало ему, что страдание сделал смыслом и сутью бытия, он еще и поклоняться себе заставил, будь то Будда, Христос иль Магомет, а от скуки еще и всех их лбами за веру столкнул. Так вот, брат. Преступник определен, только как сыскать? Гамлет вон твой тоже сыскал главное, дураку так мнилось, иль папа убиенный подсказал, звено, а чем окончилось? Быть иль не быть, - таков вопрос?.. Идиот! Какой, к херам, вопрос?! Недоумок! Что не быть, то и ежу понятно, но только не через убийство себя или сраного какого дяди Клавдия, но кукловода главного. Впрочем…, все это мечты… Да, друг мой Вова, мечты гребанные! Не сыскать Бога, не сыскать у Него выи, не накинуть на нее петли… Аминь, сука, аминь во веки веков…
С этими словами он опрокинул в себя очередную чашку водки, на миг вроде как задумался, но вдруг обмяк, здоровый глаз его закатился и он рухнул под стол таким мертвецом, что я даже испугался, - не кара ли это Божья за такие страшные ереси, пощупал пульс – спит, как младенец. Пледом накрывать не стану – он так и не снял куртку. Зажгу газ на кухне – тепло будет. Зачем пересказал вам? – сам не знаю. Я доверял ему… Он был моим героем, героем нашего времени…, думал я… Ему есть нечего, а он о Боге думает, да вишь ты как… - не с почтением, а чтобы убить… М-да… Вся Россия передо мною на этой кухне под столом… Аминь.
Помочь сайту
Поздравления
