Дежавю. Часть 1

[Скрыть] Регистрационный номер 0411318 выдан для произведения:
Испытытвали ли вы когда-либо то, что называют dejavu - дежавю: нечто уже как-будто бы виденное, случившееся с вами раньше, прожитое... событие, запах, чей-то взгляд, знакомый, как бы уже когда-то бывший...Не просто промелькнувший и пропавший в мозгу, сознании, россыпавшийся, как роса по траве по древней твоей, сотни раз прожитой жизни. Нет, нечто реально случившееся, но забытое, подавленное и заваленное той горой выброшенного, уже ненужного хлама, что мы обычно называем жизнью. Если - да, эта история не покажется вам странной.

Часть 1.

Разбудил Идена телефонный звонок, и он явно не сулил ничего хорошего. Было 10 утра и звонила Ольген, новая секретарша Виктора. Ее голос, вечно писклявый, как у полузадушенной утки, вызывал у Идена приступ невольной тошноты, особенно в день, как сегодня, когда после вчерашней вечеринки, муть гуляла по всему телу, начиная с головы и кончаясь где-то в трясущихся ладонях и подворачивающихся ступнях. Хотелось схватить эту пищащую дуру и одной рукой придушить, выключив к черту эти бьющие по мозгам звуки, а другой рукой мять как тесто две белые торчащие, почти не прикрытые снежные вершины, чтобы они растеклись под его рукой, как вода. Ольген была из новых биснесс-иммигрантов. Датский знала в совершенстве. Но эти две белоснежные никогда почти и ничем не прикрырые вершины приводили в исступление каждого, видевшего ее. Потому Виктор и взял ее, по-видимому. Его семейная жизнь складывалась, кажется, не слишком удачно. Болтать он об этом не любил. Взял, вот, Ольген, и народ, пошушукавшись, как обычно в такой случаях, смирился.

Заговорила она сразу же о том, что уже 10 утра, а статью Иден обещал принести к восьми, чтобы она уже вышла в печать в завтрашнем номере. Все это он знал и без ее напоминания. Но тело ныло, статьи не было и говорить было не о чем.

- Завтра к вечеру принесу, - попытался рявкнуть он в трубку, как делал всегда, но голос тоже сорвался в какое-то хрюканье. "К черту"- пронеслось в голове.

- Но господин Иден, - пыталась продолжать Ольген, - господин Виктор сказал...

- К черту! - рявкнуть, наконец, получилось. - Завтра к вечеру! - и он бросил трубку.

За работу он не боялся. С Виктором они нельза сказать, что дружили, но знали друг друга еще с гимназии, и испытывали странную симпатию друг к другу. Правда, к Виктору испытывали симпатию практически все. Про себя, Иден называл его "костюм". Что бы Виктор ни одел, смотрелось на нем, словно он только что вернулся со светского раута, лобби или приема у министра. И так было всегда, еще со школы. Этот высокий светловолосый парень умел "выглядеть". Его уверенная осанка и чувство собственного достоинства невольно привлекали к нему. С ним всем "хотелось иметь дело", по профессиональной ли части, личной ли. Рядом с ним каждый чувствовал себя защищенным и уверенным, что все будет - высший класс. И практически всегда так оно и получалось.

На рычаг трубка не попала и запищала где-то под кроватью. Любой звук доставлял сегодня боль, потому пришлось снова приподняться и швырнуть дурацкий аггрегат на место. Так же и статью, хочешь - не хочешь, а писать было надо.

Иден с трудом содрал тело с кровати, долго отмокал в ванной. Проходя мимо второй спальни и гостиной, везде утыкался взглядом в остатки вчерашней оргии. Дотащился до кухни, брезгливо передернулся от отвращения. Подумалось, что хорошо бы вызвать Ольген, чтобы навела здесь порядок. Плевать, что подумают на работе. В конце концов, он одинокий мужик и имеет право. Корячиться с этим дерьмом самому не было ни малейшего желания.

Статья должна была быть о нынешнем наплыве иммигрантов в страны Евросоюза и о падении состоянии экономики и культурного уровня в связи с этим. Мнения по этому вопросу расходились. Народ, в основном, не возникал, но Иден понимал, что иная культура – есть иная культура. И законы у них свои. Хороши ли, плохи, но - другие, и подчиняться законам стран, их приютивших, они не очень-то собирались, основываясь, в основном, на собственные традиции. Хорошо, что Дания ужесточает правила иммиграции, делая страну менее привлекательной для беженцев, - такого было его мнение.

Очень хотелось пить. Попробовал попить воду из крана, но показалось бурдой из лужи. Решился. Напялил рубашку и брюки, и - туп-туп, не сильно напрягая разваливающееся тело, потащился к ближайшей кафешке: захотелось кофе. Знакомый говнюшник, но кофе здесь варили хорошо. Здесь он и девчонок цеплял не раз.

Несоответственно рабочему времени суток, кафе оказался не то, чтобы, забит людьми, но свободных мест оказалось не так уж много. Поводив глазами, выбирая где бы пристроиться, нашел местечко в углу за столиком у окна. Пока ждал кофе, бросил беглый взгляд на сидевшую напротив женщину. Ничего, лицо приятное, но не из тех, ради которых можно убиться. Так же и тело, красивое, но слегка полноватое, видно, рожала: расплывающиеся бедра.

Удивил легкий, еле уловимый запах ее духов. По журналистской привычке, не сильно стесняясь посторонних, спросил почти с интересом:

- Я хорошо разбираюсь в духах, а вот запах Ваших не разберу, что это?

- Это бабушкины, сейчас таких не выпускают, - голос оказался неожиданно мягким и глубоким, а глаза, когда она подняла голову... Он на секунду застыл под впечатлением... он даже не понял, чего. Запах ли, голос, зеленоватые почти изумрудные глаза. В голове, не отошедшей еще от вчерашнего запоя, стоял гул, как-будто рядом кружил самолет, в желудке ныло от тошноты. Но эта женщина...

- Простите, я журналист, - он пригубил принесенний, наконец, кофе, и ему чуть полегчало. Или показалось, что полегчало. - У меня профессиональная память на лица, но Вас я не могу вспомнить, хотя лицо кажется знакомым. Мы когда-то встречались?

Устремленный на него взгляд изумил еще больше: он когда-то знал это лицо и знал хорошо.

Легкая улыбка коснулась ее губ и угасла.

- Вы совсем ничего не помните? - Глаза смотрели грустно. - Да, мы встречались, и даже не в одной жизни.

От последней ее тирады, глаза его изумленно округлились под вскинувшимися бровями. «Ненормальная», - пронеслось в голове. Такие темы он не любил, но на споры не было сил. Показалось, что в голову врезался кружащий над ним самолет, а в желудке стало совсем худо. Захотелось встать и уйти. по крайней мере, вырвать в туалете.

- Я сейчас приду, - он с трудом оторвал от стула тяжелое тело. - Вы не обижайтесь, мне просто нехорошо.

Он медленно поднялся, но к туалету почти бежал, рвота стояла уже почти во рту. Отблевавшись и ошущая себя полным дерьмом, свалился прямо у писсуара, кажется, даже ударившись об него головой. Сознание вдруг уплыло к иным берегам.