Общеизвестно, что детям часто снятся страшные сны. Почему?
Задумаемся. Наверное многие понимают и на себе неоднократно проверяли, что страх - естественная реакция на неожиданное, на неизвестное. Если вы, открывая дверь в свой кабинет, вместо привычной канцелярской обстановки видите, например, море, солнце и песок, то наверное, содрогнетесь. Хотя, сами по себе, эти предметы никакого страха не вызывают. Пугает неожиданность и непривычность их появления. А детям, как нуворишам в этом мире, все ново и неизведано. И обилие страшных снов, как мне кажется, ни что иное, как реакция разума на информацию, к которой он еще не привык, с которой он не знает, что делать. Как с ней поступить - отбросить или положить. А если положить - то куда?
Меня в детстве, и даже в более старшем возрасте, преследовали пять разных, время от времени повторяющихся, кошмаров.
1. Незажигающийся свет.
Он снился мне особенно часто и был таков ─ я, натурально, просыпаюсь, причем совершенно не ощущаю того, что я, на самом деле, сплю. Встаю, выхожу в прихожую, кухню или туалет, где, естественно, ночью темно, привычным жестом щелкаю выключателем, а света нет! Я вижу люстру, но она не горит. Тогда я щелкаю еще, еще и еще ─ а свет так и не зажигается. И тут, я, с ужасом, начинаю понимать – это не лампочка перегорела, это что-то другое, ведь в жизни никогда не бывает так темно! У меня холодеет все внутри. Это ─ не та темнота! Это тьма-тьмущая! Только что я еще видел стены, даже пейзаж за кухонным окном, какое-то окно в соседнем доме светилось. Видел лампочку, которая не светит.
А теперь - нет!
Я оглядываюсь по сторонам и не вижу ничего, кроме непроглядной тьмы. Ужас охватывает меня, но я, каким-то образом, собираюсь с силами и, на ощупь, снова нахожу выключатель. Но он щелкает вхолостую. Света нет! И до меня доходит, что его не будет уже никогда. И вот тогда приходит несказанный страх. К тому же, я чувствую ─ в этой непроглядной тьме, что-то есть. Что-то, чего я не вижу и никогда не смогу, при всем своем желании, увидеть. Не скажу что оно злое, просто неизвестное, непонятное, пугающее своей загадочностью. Что мне делать? Что ждет меня? Что это, вообще, и где я?
На этом месте я обычно просыпаюсь.
Когда я задумываюсь над смыслом этого сна, то мне кажется, что именно так и должна выглядеть Смерть.
2. Отчуждение
Второй сон – самый пугающий. Я просыпаюсь, открываю глаза, смотрю на стену, около которой сплю, и вижу, что она находится намного дальше, чем была тогда, когда я засыпал. Я не могу понять она ли так далеко от меня, или я, наоборот, далеко от нее.
В общем, как бы то ни было ─ мне становится очень страшно. Ведь я не понимаю ─ где я ─ дома или уже нет и что произошло со мною или со стеной. Пытаясь разобраться в ситуации, я протягиваю руку, чтобы дотронуться до стены, а рука удаляется в пространство… она вытягивается... вытягивается... становится длиннее... длиннее… причем с огромной скоростью, а стены все нет и нет…И я уже не пойму - рука ли моя улетает в пространство или я отлетаю от своей руки, лежу ли я на кровати или повис между небом и землей? Я ухожу или возвращаюсь? Проваливаюсь или взлетаю? Ж-ж-жуть!
Хорошо, что я все-таки, просыпаюсь
3. Падающий самолет.
Иногда, среди, в общем-то, обычного сна, неожиданно, я вижу, что с неба падает Нечто такое огромное, такое страшное, готовое накрыть собою всю землю, уничтожить меня, и всех, и вся, и нет никому от него спасения. Страх пронимает меня, но ноги мои прирастают к земле, я не могу убежать, даже не потому, что нет сил, а потому, что понимаю - это бессмысленно.
И, когда, меня уже должно раздавить этой дрянью, я, рывком скинув одеяло, просыпаюсь.
Зачастую это Нечто выглядит как большой гудящий самолет, от которого веет смертью, который распространяет ужас округ себя. Я еще не вижу, что он падает на меня, но уже, заранее, чувствую это. Я пугаюсь. Ищу спасения. Думаю - кукда бы мне скрыться. И тут, замечаю, что он, с бешенной скоростью, падает на меня. Я пытаюсь убежать, но он гонится за мной ─ гул и шум преследуют меня, то приближаясь, то отдаляясь. Он играет со мной как кошка с мышкой, то давая надежду на спасение, то напрочь отнимая ее. Я бегу, бегу, бегу… и слышу, как самолет, с жутким грохотом, падает за моей спиной, ощущаю, что меня догоняет взрывная волна, как она бьет меня спину... подбрасывает... я понимаю, что это - Конец и с этим просыпаюсь.
Бывает, что этот сон всего лишь мгновенье - рев, шум, Нечто, летящее, несущее страх, догоняет, падает...
Рывок - и я просыпаюсь.
Без холодного пота...
4, Дверной проем.
В общем-то, не столь страшный, не такой уж ужасный, но какой-то омерзительно тягостный и тянущий (скажем так) сон. Он не бьет, не вгоняет в холод, не наводит панический ужас, от гнего не хочется бежать, кричать... Но он медленно отнимает все жизненные силы, будто бы растягивая меня на дыбе или выжимает винным прессом.
Мне снится, что стою перед дверью (двери бывают очень разные - может быть и стеклянная дверь метро, обычная входная дверь подъезда, квартиры и вообще - какая-то абстрактная Простодверь), знаю, что мне нужно, просто необходимо, войти в нее. Я открываю дверь, которая сразу же исчезает из поля зрения, но пройти через дверной проем не могу! Как будто бы его заговорили.
Я тычусь, тычусь, как слепой котенок, но упираюсь в невидимую преграду. Прямоугольник дверного проема ─ как заслон. Разумнее было бы повернуться и уйти (иногда я пытаюсь так поступить, но неведомая сила возвращает меня обратно). Я не могу, я должен, я обязан (!) войти внутрь. Причем, зачастую. Меня окружает толпа - люди входят и выходят, и только я один стою, упершись в пустоту.
Тогда я собираю все силы, напрягаясь всем телом и пытаюсь продавить, промять, разорвать собою эту прозрачную перепонку. Я давлю, давлю, давлю, уже не понимаю я ли давлю на нее или она на меня давит. Все тело стонет и болит, а она не рвется и не рвется. Я упираюсь в нее так, что все тело каменеет, меня тянет и мучит ─ рывок ─ и вот ─ я внутри.
Я вошел!?
Но как?
Не знаю! Потому что не помню как проскочил через дверной проем. Я просто оказался за ним. Я пытаюсь осознать момент перехода с одной стороны на другую ─ и не могу. В некоторых случаях, я пытаюсь рассмотреть дверной проем в тот момент, когда я вхожу в дверь. Но нет! Я не могу его увидеть. Я просто появляюсь с другой стороны двери и все. Вот такая хитрость!
5. Черти в дверном глазке.
Этот сон всегда разворачивается по стандартному сценарию. Разными бывают только действующие лица.
Звонок в дверь… или стук, иногда обычный, иногда настойчивый, но в нем нет никакого намека на приближающуюся опасность.
Я подхожу к двери и, как учила меня мама, смотрю в глазок ─ кто пришел?
А там – нечистая сила!
И вся эта нечисть норовит ворваться ко мне!
Причем ее невероятно много. Вся площадка забита ею.
Либо просто черные веселые черти машут рогами и хвостами, потрясая копьями или трезубцами, либо, всевозможных размеров и оттенков, болотная и лесная нечисть ─ какие-то пузатые тролли, безголовые, многоголовые, чудища, коротконогие, длинноногие как цапли… Корчат рожи, высовывают языки. Короче - дразнятся, потому что знают - мне их не одолеть, мне их не задержать.
Один раз ко мне явилась даже бабка Смерть, трясущая косой и болтающая своим безглазым черепом вправо и влево. Бывали и пираты в треуголках со старинными пистолетами, были и обыкновенные разбойники и просто бандиты, которые очень хотели войти. Но, несмотря на это, у меня почему-то нет страха от их вида. Мне неприятно, гадливо, но я не забиваюсь в угол, не бегу, не кричу от страха, а просто ─ не хочу их пускать!
И наваливаюсь плечом на дверь, чтобы эти гады не ворвались в квартиру. Растопыриваю руки, налегая всем телом на дверь.
Порою мне кажется, что я уже не глжу в глазок, а сама дверь становится прозрачной и через нее я вижу лестничную площадку, заполненную гадостью.
Ни страха, ни ужаса, только одно желание - держать и не пущать!
Обычно сон заканчивается на этом месте. И я просыпаюсь с оцепеневшим телом, затекшими руками и ногами.
Хотя бывали случаи, когда нечисть все-таки врывалась. Часто через глазок, иногда просачивалась прямо сквозь дверь. Но вот незадача ─ на меня она не обращала никакого внимания, а неслась мимо или даже ─ через меня, черным вихрем, куда-то вдаль, вдаль, вдаль…
Были разновидности этого сна, когда я гляжу в глазок и никого там не вижу, но как бы чувствую или слышу, что Кто-то поднимается по лестнице. Иногда крадучись, иногда настойчиво и уверенно. Я знаю, что Он - один и мне становится страшно. Я жду, затаив дыхание, жду Его, но Его нет и нет. Хотя я знаю, что Он идет и рано или подойдет к моей двери, и меня трясет от страха, потому что я знаю - дверь мне не удержать, бежать я не могу, потому что страх сковал мои члены...
К сожалению, наша жизнь есть, всего лишь, ожидание Смерти.
Вот такие кошмарные сновидения сопутствовали моему детству, да и не только детству. Сломанный выключатель преследовал меня лет до сорок. Редко, правда, очень редко ─ один раз в год, но все же.
Но были у меня и иные, можно сказать, вещие сны.
Как-то мне приснилось, что я смотрю из своего южного окна на первый корпус и вижу его наполовину разрушенным. Крыши нет, верхние этажи пробиты, окна зияют пустыми глазницами сквозь которые проглядывает сумеречное небо. Жутковатое зрелище. Сон идет в нескольких планах. Одновременно я смотрю и как бы из окна и как бы снизу, стоя около Валеркиного окна. Я чувствую, что вокруг никого нет, я гляжу на разрушенный корпус, вижу пустую улицу ─ по ней никто не ходит и не едет, вижу старую кирпичную пятиэтажку –- в ней темно, окна не светятся –- никого нет. Оборачиваюсь вокруг, почему-то не видя собственного дома, но все окна темные - и в маринкином доме, и в моем старом. Может в городе, а может и на всей земле никого не осталось? Я приближаюсь к развалинам прямо из своего окна, не спустившись по лестнице, а просто перескочивши пространство и вдруг вижу, что в каком-то окне разрушенного дома мерцает огонек, будто бы от свечки, потом вижу в другом, в третьем...
И до меня доходит что это ─ не обычный свет, а потусторонние, погребальные свечи, и это не люди зажгли их. Вскорости все развалины заполняются маленькими яркими точками-свечечками.
Мне стало дико и страшно, и я проснулся.
Так вот, когда я в 2009 году писал эти строки, то не знал что этот сон – вещий! Его смысл прояснился только в начале 2010 года, когда во время строительства теплотрассы, практически под первым корпусом обнаружили склад боеприпасов. Сколько снарядов там было – не помню По-моему 250 или что-то около того. Какая разница сколько – хватило бы чтобы превратить здание в то, что я видел в своем сне. Да, я видел в своем сне Смерть. Я только не мог понять – откуда она исходит? А Смерть столько лет лежала в земле и ждала. Ждала своего часа, который, слава Богу, так и не наступил.
Видимо, вдоль трассы современного проспекта Жукова, там, где стоят сейчас дома 20 корп. 1, 22 корп. 1 и т.д. были полуземляные склады для хранения боеприпасов.
Когда мы приехали сюда в 1965 году, то на месте современного дома 18 стоял такой артиллерийский амбар. Невысокий, в один этаж, удивительно длинный, из серого силикатного кирпича, ставшего практически черным от старости, мрачный как старинный замок с привидениями, он тянулся от одной девятиэтажной башни до другой и был обнесен забором. Вокруг него уже стоял целый район пятиэтажек, а амбар почему-то сохранялся. Что там было – я не знал. Мы катались вокруг него на самокатах, потому что он был как бы на горе и от него удобно было скатываться. Теперь я понимаю – откуда взялась эта горка. Это была засыпка артиллерийского амбара. То что мы видели его одноэтажным, ничего не значило – несколько этажей могло находиться под землей. Потом его все-таки срыли и построили на его месте, такой же длиннющий, дом 18. Когда это случилось – точно не помню, но Надя Лисицина (про которую есть отдельный рассказ в разделе Школа 131) жила в этом доме в самом крайнем окошке на первом этаже. И это было в 1971 году. Значит амбар убрали к 1970 году – столетию Ленина. А под 1 корпусом 20 дома, видимо был такой же амбар, который снесли еще до нашего переезда сюда.. При строительстве, что-то вывезли-вычистили, а какую-то его часть не заметили, а может не захотели заметить – ну ее – вывозить, уничтожать, на фиг надо.
Авось не рванет!
Повезло – не рвануло.
Но для тех, кто жил в этом доме, эти годы могут быть названы «Сорок пять лет на пороховом погребе». В натуре!
Удивительно как беспечно или же, скажем так, по-хамски, вела себя Советская власть. Какому идиоту, взбрело в голову построить жилой район на старых артиллерийских складах, взрыв которых 9 мая 1920 года потряс всю Москву. Нет у меня ни времени, ни желания, ни возможности копаться в архивах, выискивая его фамилию. Какая разница – Иванов, Петров, Туманишвили, Коган, Исламбеков… Не важно – имя им – СССР. Виноват не конкретный человечек, а система, возомнившая себя, подобно хитроумному Одиссею, сильнее Бога, сильнее природы и всегда шла наперекор стихии.
Пожар потушили, склады перестроили, воздвигли радиостанцию Коминтерна (на значительном удалении от складов) - все это нормально, ведь людей там практически не было.
Но в конце 50-х годов начали возводить огромный жилой массив - вот это гадко. Все наше детство прошло около плакатов «Костры не разжигать» и «Не копать». Машины с саперами в конце 60-х годов приезжали каждый месяц.
Были и жертвы.
Но вернемся к моим снам, а то я отвлекся…
Два раза в детстве у меня был бред.
Один раз, когда мне было пять лет, и я болел очередной простудой может температура была высокой, а может так, просто, без видимых причин, начался бред. Мне показалось что кроватка, на которой я лежал, наклонилась и я сейчас из нее выпаду. Причем выпаду не на пол, а на стену, которая вытягивалась вниз серой воронкой. Кровать наклонялась, удлинялась, я хватался за край кровати, за спинку, за руки матери, плакал, кричал… Но биться, не бился, только махал руками и вопил. Было страшно, очень страшно, что сейчас упаду туда, откуда мне никогда не выбраться. Комната казалась маленькой, мать почти не различимой…
Страх и Ужас…
Второй раз, бред посетил меня в двенадцатилетнем возрасте. Я лежал в постели с температурой и читал книгу «Два капитана», про войну, стрельбу и бомбежку. И вроде температура-то не зашкаливала, но мать уверяет, что бред - результат принятого мною сульфадемезина и называет это аллергией. В это я не верю. Рожу может раздуть, спина может зачесаться, но бред от него - это уж слишком.
Короче - ночью я проснулся от того, что начался бой. Я услышал стрельбу, раздирающий душу визг падающих авиабомб, грохот разрушаемых зданий. Увидел себя, стоящего посреди всего этого ужаса и понял, что надо бежать. Бежать, пока тебя не застрелили, пока тебя не разбомбили. Я ринулся к двери, чтобы вырваться и удрать от этого кошмара. Но дверь была заперта, а я никак не мог повернуть вертушку замка, поскольку руки мои тряслись, да и сам я бился в конвульсиях. Там меня и поймала мать, но я вырывался, а поскольку мне было уже двенадцать лет, то удержать меня ей было сложновато. Страх придал ей силы и она справилась с трудной задачей.
Потом, минут через десять, это как-то само-собой прошло. Как говорится в таких случаях - наконец, проснулся. Может мать облила мне голову холодной водой. Хотя вряд ли она отпустила бы меня, а может смогла затащить меня в ванную. Может быть что другое ─ не помню, да и мать, смертельно испугавшаяся в тот момент, тоже ничего не запомнила.
Удивительно как я все это ощущал ─ видел, и квартиру, и мать, и мебель, но все как бы прозрачное, через которое просвечивали разрушенные дома, бегущие солдаты, автоматные очереди, взрывы, горящие обломки. Я был одновременно в двух мирах – реальном и воображаемом, но реагировал почему-то на воображаемый. Он казался мне естественным, а естественный - воображаемым. Дикое состояние. До сих пор вспоминаю с содроганием.
И, в третий раз, бред у меня был, когда мне стукнуло аж 42 года. Но, слава богу, он прошел без физического возбуждения, одной только нереальностью.
Я глянул в сторону окна и, увидев там Ирину Алекаеву, стоящую ко мне спиной, почему-то не удивился тому откуда она взялась и что она здесь делает. Ее появление показалось мне вполне естественным. Я не испугался, и не удивился, и не задумался над этим, даже заметив, что Ирина одета как-то не по своему - во все белое, что в общем-то, было и не так удивительно, поскольку мы с ней столько лет не виделись и ее вкусы могли кардинально измениться. А вот то, что она была прозрачной и сквозь нее просвечивал подоконник, радиатор отопления и оконный проем - настораживало и наводило на мысль, что пришла пора вызывать «скорую». Что я, собственно, и сделал.
[Скрыть]Регистрационный номер 0383689 выдан для произведения:
Детские сны
Общеизвестно, что детям часто снятся страшные сны. Почему?
Задумаемся. Наверное многие понимают и на себе неоднократно проверяли, что страх - естественная реакция на неожиданное, на неизвестное. Если вы, открывая дверь в свой кабинет, вместо привычной канцелярской обстановки видите, например, море, солнце и песок, то наверное, содрогнетесь. Хотя, сами по себе, эти предметы никакого страха не вызывают. Пугает неожиданность и непривычность их появления. А детям, как нуворишам в этом мире, все ново и неизведано. И обилие страшных снов, как мне кажется, ни что иное, как реакция разума на информацию, к которой он еще не привык, с которой он не знает, что делать. Как с ней поступить - отбросить или положить. А если положить - то куда?
Меня в детстве, и даже в более старшем возрасте, преследовали пять разных, время от времени повторяющихся, кошмаров.
1. Незажигающийся свет.
Он снился мне особенно часто и был таков ─ я, натурально, просыпаюсь, причем совершенно не ощущаю того, что я, на самом деле, сплю. Встаю, выхожу в прихожую, кухню или туалет, где, естественно, ночью темно, привычным жестом щелкаю выключателем, а света нет! Я вижу люстру, но она не горит. Тогда я щелкаю еще, еще и еще ─ а свет так и не зажигается. И тут, я, с ужасом, начинаю понимать – это не лампочка перегорела, это что-то другое, ведь в жизни никогда не бывает так темно! У меня холодеет все внутри. Это ─ не та темнота! Это тьма-тьмущая! Только что я еще видел стены, даже пейзаж за кухонным окном, какое-то окно в соседнем доме светилось. Видел лампочку, которая не светит.
А теперь - нет!
Я оглядываюсь по сторонам и не вижу ничего, кроме непроглядной тьмы. Ужас охватывает меня, но я, каким-то образом, собираюсь с силами и, на ощупь, снова нахожу выключатель. Но он щелкает вхолостую. Света нет! И до меня доходит, что его не будет уже никогда. И вот тогда приходит несказанный страх. К тому же, я чувствую ─ в этой непроглядной тьме, что-то есть. Что-то, чего я не вижу и никогда не смогу, при всем своем желании, увидеть. Не скажу что оно злое, просто неизвестное, непонятное, пугающее своей загадочностью. Что мне делать? Что ждет меня? Что это, вообще, и где я?
На этом месте я обычно просыпаюсь.
Когда я задумываюсь над смыслом этого сна, то мне кажется, что именно так и должна выглядеть Смерть.
2. Отчуждение
Второй сон – самый пугающий. Я просыпаюсь, открываю глаза, смотрю на стену, около которой сплю, и вижу, что она находится намного дальше, чем была тогда, когда я засыпал. Я не могу понять она ли так далеко от меня, или я, наоборот, далеко от нее.
В общем, как бы то ни было ─ мне становится очень страшно. Ведь я не понимаю ─ где я ─ дома или уже нет и что произошло со мною или со стеной. Пытаясь разобраться в ситуации, я протягиваю руку, чтобы дотронуться до стены, а рука удаляется в пространство… она вытягивается... вытягивается... становится длиннее... длиннее… причем с огромной скоростью, а стены все нет и нет…И я уже не пойму - рука ли моя улетает в пространство или я отлетаю от своей руки, лежу ли я на кровати или повис между небом и землей? Я ухожу или возвращаюсь? Проваливаюсь или взлетаю? Ж-ж-жуть!
Хорошо, что я все-таки, просыпаюсь
3. Падающий самолет.
Иногда, среди, в общем-то, обычного сна, неожиданно, я вижу, что с неба падает Нечто такое огромное, такое страшное, готовое накрыть собою всю землю, уничтожить меня, и всех, и вся, и нет никому от него спасения. Страх пронимает меня, но ноги мои прирастают к земле, я не могу убежать, даже не потому, что нет сил, а потому, что понимаю - это бессмысленно.
И, когда, меня уже должно раздавить этой дрянью, я, рывком скинув одеяло, просыпаюсь.
Зачастую это Нечто выглядит как большой гудящий самолет, от которого веет смертью, который распространяет ужас округ себя. Я еще не вижу, что он падает на меня, но уже, заранее, чувствую это. Я пугаюсь. Ищу спасения. Думаю - кукда бы мне скрыться. И тут, замечаю, что он, с бешенной скоростью, падает на меня. Я пытаюсь убежать, но он гонится за мной ─ гул и шум преследуют меня, то приближаясь, то отдаляясь. Он играет со мной как кошка с мышкой, то давая надежду на спасение, то напрочь отнимая ее. Я бегу, бегу, бегу… и слышу, как самолет, с жутким грохотом, падает за моей спиной, ощущаю, что меня догоняет взрывная волна, как она бьет меня спину... подбрасывает... я понимаю, что это - Конец и с этим просыпаюсь.
Бывает, что этот сон всего лишь мгновенье - рев, шум, Нечто, летящее, несущее страх, догоняет, падает...
Рывок - и я просыпаюсь.
Без холодного пота...
4, Дверной проем.
В общем-то, не столь страшный, не такой уж ужасный, но какой-то омерзительно тягостный и тянущий (скажем так) сон. Он не бьет, не вгоняет в холод, не наводит панический ужас, от гнего не хочется бежать, кричать... Но он медленно отнимает все жизненные силы, будто бы растягивая меня на дыбе или выжимает винным прессом.
Мне снится, что стою перед дверью (двери бывают очень разные - может быть и стеклянная дверь метро, обычная входная дверь подъезда, квартиры и вообще - какая-то абстрактная Простодверь), знаю, что мне нужно, просто необходимо, войти в нее. Я открываю дверь, которая сразу же исчезает из поля зрения, но пройти через дверной проем не могу! Как будто бы его заговорили.
Я тычусь, тычусь, как слепой котенок, но упираюсь в невидимую преграду. Прямоугольник дверного проема ─ как заслон. Разумнее было бы повернуться и уйти (иногда я пытаюсь так поступить, но неведомая сила возвращает меня обратно). Я не могу, я должен, я обязан (!) войти внутрь. Причем, зачастую. Меня окружает толпа - люди входят и выходят, и только я один стою, упершись в пустоту.
Тогда я собираю все силы, напрягаясь всем телом и пытаюсь продавить, промять, разорвать собою эту прозрачную перепонку. Я давлю, давлю, давлю, уже не понимаю я ли давлю на нее или она на меня давит. Все тело стонет и болит, а она не рвется и не рвется. Я упираюсь в нее так, что все тело каменеет, меня тянет и мучит ─ рывок ─ и вот ─ я внутри.
Я вошел!?
Но как?
Не знаю! Потому что не помню как проскочил через дверной проем. Я просто оказался за ним. Я пытаюсь осознать момент перехода с одной стороны на другую ─ и не могу. В некоторых случаях, я пытаюсь рассмотреть дверной проем в тот момент, когда я вхожу в дверь. Но нет! Я не могу его увидеть. Я просто появляюсь с другой стороны двери и все. Вот такая хитрость!
5. Черти в дверном глазке.
Этот сон всегда разворачивается по стандартному сценарию. Разными бывают только действующие лица.
Звонок в дверь… или стук, иногда обычный, иногда настойчивый, но в нем нет никакого намека на приближающуюся опасность.
Я подхожу к двери и, как учила меня мама, смотрю в глазок ─ кто пришел?
А там – нечистая сила!
И вся эта нечисть норовит ворваться ко мне!
Причем ее невероятно много. Вся площадка забита ею.
Либо просто черные веселые черти машут рогами и хвостами, потрясая копьями или трезубцами, либо, всевозможных размеров и оттенков, болотная и лесная нечисть ─ какие-то пузатые тролли, безголовые, многоголовые, чудища, коротконогие, длинноногие как цапли… Корчат рожи, высовывают языки. Короче - дразнятся, потому что знают - мне их не одолеть, мне их не задержать.
Один раз ко мне явилась даже бабка Смерть, трясущая косой и болтающая своим безглазым черепом вправо и влево. Бывали и пираты в треуголках со старинными пистолетами, были и обыкновенные разбойники и просто бандиты, которые очень хотели войти. Но, несмотря на это, у меня почему-то нет страха от их вида. Мне неприятно, гадливо, но я не забиваюсь в угол, не бегу, не кричу от страха, а просто ─ не хочу их пускать!
И наваливаюсь плечом на дверь, чтобы эти гады не ворвались в квартиру. Растопыриваю руки, налегая всем телом на дверь.
Порою мне кажется, что я уже не глжу в глазок, а сама дверь становится прозрачной и через нее я вижу лестничную площадку, заполненную гадостью.
Ни страха, ни ужаса, только одно желание - держать и не пущать!
Обычно сон заканчивается на этом месте. И я просыпаюсь с оцепеневшим телом, затекшими руками и ногами.
Хотя бывали случаи, когда нечисть все-таки врывалась. Часто через глазок, иногда просачивалась прямо сквозь дверь. Но вот незадача ─ на меня она не обращала никакого внимания, а неслась мимо или даже ─ через меня, черным вихрем, куда-то вдаль, вдаль, вдаль…
Были разновидности этого сна, когда я гляжу в глазок и никого там не вижу, но как бы чувствую или слышу, что Кто-то поднимается по лестнице. Иногда крадучись, иногда настойчиво и уверенно. Я знаю, что Он - один и мне становится страшно. Я жду, затаив дыхание, жду Его, но Его нет и нет. Хотя я знаю, что Он идет и рано или подойдет к моей двери, и меня трясет от страха, потому что я знаю - дверь мне не удержать, бежать я не могу, потому что страх сковал мои члены...
К сожалению, наша жизнь есть, всего лишь, ожидание Смерти.
Вот такие кошмарные сновидения сопутствовали моему детству, да и не только детству. Сломанный выключатель преследовал меня лет до сорок. Редко, правда, очень редко ─ один раз в год, но все же.
Но были у меня и иные, можно сказать, вещие сны.
Как-то мне приснилось, что я смотрю из своего южного окна на первый корпус и вижу его наполовину разрушенным. Крыши нет, верхние этажи пробиты, окна зияют пустыми глазницами сквозь которые проглядывает сумеречное небо. Жутковатое зрелище. Сон идет в нескольких планах. Одновременно я смотрю и как бы из окна и как бы снизу, стоя около Валеркиного окна. Я чувствую, что вокруг никого нет, я гляжу на разрушенный корпус, вижу пустую улицу ─ по ней никто не ходит и не едет, вижу старую кирпичную пятиэтажку –- в ней темно, окна не светятся –- никого нет. Оборачиваюсь вокруг, почему-то не видя собственного дома, но все окна темные - и в маринкином доме, и в моем старом. Может в городе, а может и на всей земле никого не осталось? Я приближаюсь к развалинам прямо из своего окна, не спустившись по лестнице, а просто перескочивши пространство и вдруг вижу, что в каком-то окне разрушенного дома мерцает огонек, будто бы от свечки, потом вижу в другом, в третьем...
И до меня доходит что это ─ не обычный свет, а потусторонние, погребальные свечи, и это не люди зажгли их. Вскорости все развалины заполняются маленькими яркими точками-свечечками.
Мне стало дико и страшно, и я проснулся.
Так вот, когда я в 2009 году писал эти строки, то не знал что этот сон – вещий! Его смысл прояснился только в начале 2010 года, когда во время строительства теплотрассы, практически под первым корпусом обнаружили склад боеприпасов. Сколько снарядов там было – не помню По-моему 250 или что-то около того. Какая разница сколько – хватило бы чтобы превратить здание в то, что я видел в своем сне. Да, я видел в своем сне Смерть. Я только не мог понять – откуда она исходит? А Смерть столько лет лежала в земле и ждала. Ждала своего часа, который, слава Богу, так и не наступил.
Видимо, вдоль трассы современного проспекта Жукова, там, где стоят сейчас дома 20 корп. 1, 22 корп. 1 и т.д. были полуземляные склады для хранения боеприпасов.
Когда мы приехали сюда в 1965 году, то на месте современного дома 18 стоял такой артиллерийский амбар. Невысокий, в один этаж, удивительно длинный, из серого силикатного кирпича, ставшего практически черным от старости, мрачный как старинный замок с привидениями, он тянулся от одной девятиэтажной башни до другой и был обнесен забором. Вокруг него уже стоял целый район пятиэтажек, а амбар почему-то сохранялся. Что там было – я не знал. Мы катались вокруг него на самокатах, потому что он был как бы на горе и от него удобно было скатываться. Теперь я понимаю – откуда взялась эта горка. Это была засыпка артиллерийского амбара. То что мы видели его одноэтажным, ничего не значило – несколько этажей могло находиться под землей. Потом его все-таки срыли и построили на его месте, такой же длиннющий, дом 18. Когда это случилось – точно не помню, но Надя Лисицина (про которую есть отдельный рассказ в разделе Школа 131) жила в этом доме в самом крайнем окошке на первом этаже. И это было в 1971 году. Значит амбар убрали к 1970 году – столетию Ленина. А под 1 корпусом 20 дома, видимо был такой же амбар, который снесли еще до нашего переезда сюда.. При строительстве, что-то вывезли-вычистили, а какую-то его часть не заметили, а может не захотели заметить – ну ее – вывозить, уничтожать, на фиг надо.
Авось не рванет!
Повезло – не рвануло.
Но для тех, кто жил в этом доме, эти годы могут быть названы «Сорок пять лет на пороховом погребе». В натуре!
Удивительно как беспечно или же, скажем так, по-хамски, вела себя Советская власть. Какому идиоту, взбрело в голову построить жилой район на старых артиллерийских складах, взрыв которых 9 мая 1920 года потряс всю Москву. Нет у меня ни времени, ни желания, ни возможности копаться в архивах, выискивая его фамилию. Какая разница – Иванов, Петров, Туманишвили, Коган, Исламбеков… Не важно – имя им – СССР. Виноват не конкретный человечек, а система, возомнившая себя, подобно хитроумному Одиссею, сильнее Бога, сильнее природы и всегда шла наперекор стихии.
Пожар потушили, склады перестроили, воздвигли радиостанцию Коминтерна (на значительном удалении от складов) - все это нормально, ведь людей там практически не было.
Но в конце 50-х годов начали возводить огромный жилой массив - вот это гадко. Все наше детство прошло около плакатов «Костры не разжигать» и «Не копать». Машины с саперами в конце 60-х годов приезжали каждый месяц.
Были и жертвы.
Но вернемся к моим снам, а то я отвлекся…
Два раза в детстве у меня был бред.
Один раз, когда мне было пять лет, и я болел очередной простудой может температура была высокой, а может так, просто, без видимых причин, начался бред. Мне показалось что кроватка, на которой я лежал, наклонилась и я сейчас из нее выпаду. Причем выпаду не на пол, а на стену, которая вытягивалась вниз серой воронкой. Кровать наклонялась, удлинялась, я хватался за край кровати, за спинку, за руки матери, плакал, кричал… Но биться, не бился, только махал руками и вопил. Было страшно, очень страшно, что сейчас упаду туда, откуда мне никогда не выбраться. Комната казалась маленькой, мать почти не различимой…
Страх и Ужас…
Второй раз, бред посетил меня в двенадцатилетнем возрасте. Я лежал в постели с температурой и читал книгу «Два капитана», про войну, стрельбу и бомбежку. И вроде температура-то не зашкаливала, но мать уверяет, что бред - результат принятого мною сульфадемезина и называет это аллергией. В это я не верю. Рожу может раздуть, спина может зачесаться, но бред от него - это уж слишком.
Короче - ночью я проснулся от того, что начался бой. Я услышал стрельбу, раздирающий душу визг падающих авиабомб, грохот разрушаемых зданий. Увидел себя, стоящего посреди всего этого ужаса и понял, что надо бежать. Бежать, пока тебя не застрелили, пока тебя не разбомбили. Я ринулся к двери, чтобы вырваться и удрать от этого кошмара. Но дверь была заперта, а я никак не мог повернуть вертушку замка, поскольку руки мои тряслись, да и сам я бился в конвульсиях. Там меня и поймала мать, но я вырывался, а поскольку мне было уже двенадцать лет, то удержать меня ей было сложновато. Страх придал ей силы и она справилась с трудной задачей.
Потом, минут через десять, это как-то само-собой прошло. Как говорится в таких случаях - наконец, проснулся. Может мать облила мне голову холодной водой. Хотя вряд ли она отпустила бы меня, а может смогла затащить меня в ванную. Может быть что другое ─ не помню, да и мать, смертельно испугавшаяся в тот момент, тоже ничего не запомнила.
Удивительно как я все это ощущал ─ видел, и квартиру, и мать, и мебель, но все как бы прозрачное, через которое просвечивали разрушенные дома, бегущие солдаты, автоматные очереди, взрывы, горящие обломки. Я был одновременно в двух мирах – реальном и воображаемом, но реагировал почему-то на воображаемый. Он казался мне естественным, а естественный - воображаемым. Дикое состояние. До сих пор вспоминаю с содроганием.
И, в третий раз, бред у меня был, когда мне стукнуло аж 42 года. Но, слава богу, он прошел без физического возбуждения, одной только нереальностью.
Я глянул в сторону окна и, увидев там Ирину Алекаеву, стоящую ко мне спиной, почему-то не удивился тому откуда она взялась и что она здесь делает. Ее появление показалось мне вполне естественным. Я не испугался, и не удивился, и не задумался над этим, даже заметив, что Ирина одета как-то не по своему - во все белое, что в общем-то, было и не так удивительно, поскольку мы с ней столько лет не виделись и ее вкусы могли кардинально измениться. А вот то, что она была прозрачной и сквозь нее просвечивал подоконник, радиатор отопления и оконный проем - настораживало и наводило на мысль, что пришла пора вызывать «скорую». Что я, собственно, и сделал.