ЧИСТИЛИЩЕ

19 апреля 2025 - Доктор ОПИУм
article539591.jpg
 
         Когда Я встретил Его снова, то долго не мог налюбоваться.., особое внимание обратил на ноги.., кое-где со следами крови.., с едва затянувшимися ранами от гвоздей.., стопы босые.., в серой дорожной пыли.., такими же потухшими пепельно-серыми были и Его глаза.., всё вокруг Него и внутри Него говорило о том, что страсти земные ни для Кого не проходят бесследно…
         Одет Он был, как и раньше, в длинный эллинский хитон, это всё, что напоминало о той роскошной прошлой жизни, которая так трагически прервалась... Однако стоило Ему присесть на камень, естественно, не рядом со Мной, а напротив, как голени Его заголились и всей правды было уже не скрыть…
         – Ты что здесь делаешь? – спросил он Меня, уставший от бесконечного пути.
         – Вот, – протянул Я Ему стоптанные, старые сандалии. – Возьми, пригодятся, здесь острые камни.
         Он поблагодарил. Кое-как надел их и перетянул истерзанные голени кожаными ремнями.
         – Они ждут, – добавил я. – Без тебя у них ничего не получается.
         Он тяжело вздохнул, поднялся с камня, под которым я предусмотрительно спрятал античную обувь, и отправился дальше в свой путь, шёл как на нелюбимую работу…
         Я старался не отставать…
         Ещё в прошлый раз Он сказал мне, что нам больше не о чем разговаривать, поэтому я не настаивал, да и зачем говорить, когда по делам Его Его же и узнаете…
 
                                                        * * *
 
         – Учитель, Учитель! Мы здесь!
         Как только Он показался из-за холма, они бросились к нему наперегонки. Впереди, как всегда, бежали Пётр (он же Симон), сын рыбака Ионы, и сын другого рыбака, Зеведея, – Иаков, чуть поодаль Иоанн Зеведеев, дальше уже все остальные, за исключением Иуды…
         – Учитель! Учитель! Наконец-то! – между Петром и Иаковом завязалась драка, никто из них не хотел уступать своё первенство, однажды обнаруженное ими в их бестолковых спорах, а может быть, впитанное с молоком матери, ведь старшим в роду всегда достаётся самое лучшее…
         – Учитель сказал, что это я буду привратником Царства Небесного! – Пётр на последних десяти шагах столкнул Иакова с дороги.
         Тот упал в пыль, но быстро поднялся, чтобы догнать и отомстить обидчику. К сожалению, не смог, дистанция была слишком короткая – сын Ионы уже был в объятиях Назорея…
– Какой же ты привратник, если Врата тебя не слушаются! – бросил Иаков в спину Петру горькое, но справедливое обвинение.
– Они сломались, вот и всё, сейчас Учитель их починит, и мы все попадём в Царствие Небесное. Я же только об этом вам и говорю, а вы, маловерные, сомневаетесь! – Пётр погрозил остальным апостолам пальцем, будто маленьким детям.
– Хвала Небесам! – воскликнул Матфей.
– Слава Всевышнему! – подтвердил Филипп.
– Он снова с нами! – заверил Андрей. – Брат, я же тебе говорил, что Он вернётся, что Он не оставит нас, как не оставил всю жизнь прозябать на берегу Галилейского моря.
Сыны рыбака Ионы улыбались друг другу.
– Учитель, – тем временем Иоанн Зеведеев ласковым котёнком приник к груди Назорея, мягко вытеснив оттуда Петра, своего вечного соперника.
Иисус улыбался: Ему всегда нравилась эта суматоха, которую вокруг Него создавали ученики… Меня же они раздражали… Если бы у Меня были такие ученики – клянусь изгнавшими Меня Небесами – мне было бы стыдно!..
Иисус улыбался… точно так же, когда Он впервые предстал передо Мной: длинноволосый, красивый, спокойный, посреди всей этой суматохи, настолько бестолковой, что порой и у ангела не хватало терпения… Возможно, поэтому однажды Он и сбежал от них ко Мне в пустыню, однако в компании со Мной Ему сразу не понравилось.., потому что Я – не демагог и не льстец, я не люблю суматохи и лжи, я люблю правду и конкретные дела… И ещё: Я всегда выступаю за справедливость…
– Отойди от Учителя, отступник! – Иаков продолжал грозить Петру.
– Да ты сам отступник! – отвечал Пётр, не отягощая свой разум достойными аргументами защиты.
– А ты трижды отступник! – закричал уязвлённый проигрышем в беге Иаков и вдобавок трижды надрывно закукарекал.
Пётр побагровел от гнева и снова набросился на Иакова, тут же драка возобновилась, но уже с участием обоих сынов Ионы и обоих сынов славного Зеведея, как в старые добрые времена на берегах Галилейского моря…
Остальные апостолы сгрудились в стороне и наблюдали за происходящим: кто-то равнодушно, кто-то с любопытством, кто-то с неизменным скепсисом на лице, кто-то молчал, Матфей, естественно, всё записывал… Не было только Иуды… Иуда должен был появиться в самый неподходящий для Него момент…
Андрей и Пётр вдвоём уже скрутили Иакова, пока одинокий Иоанн метался между дерущимися и своим любимым Учителем.
– А ты где был?! А ты где был?! – кричали дети Ионы – двое против одного.
– Я не помню, я не помню! – как мог отбивался Иаков. – Иоанн, скажи им!
– Он со мной был, он был со мной! – сказал Иоанн. – Как только это случилось, мы с Иаковом бросились к Марии, Его матери, чтобы она знала: Сына её всеми любимого и нашего Учителя схватили.
– А почему ты не сражался за своего «любимого» Учителя?! – слово «любимого» Пётр произнёс с пренебрежением и издёвкой.
– А ты почему не сражался? – ответить вопросом на вопрос – это всё, что мог позволить себе тщедушный безбородый Иоанн (все знали, что храбрым он бывал лишь рядом со своим старшим братом).
– Я сражался! – гордо заявил Пётр, как будто только и ждал этого упрёка. – Я даже отсёк одному из рабов первосвященника ухо, но Учитель остановил меня и приказал не сопротивляться…
– Довольно, братья, – Назорей не любил, когда начинали говорить о его добродетелях…
Скромность Ему очень шла… И как ей не идти, когда Он каждому встречному-поперечному успевал сообщить о том, что именно Он (Иисус, по прозвищу Назорей) является Мессией, ни много ни мало самим Сыном Человеческим!.. И только затем, когда скромность шла-шла, да и проходила мимо, очень просил своего случайного собеседника больше никому об Его избранности не говорить.
– Лучше скажи, Иоанн – обратился Иисус к младшему из апостолов. – Здесь ли мать моя, заботу о которой я поручил тебе?
– Здесь, – ответил тот с присущим ему смирением.
 – И братья твои, и сёстры, и Мария из Магдалы тоже здесь? – стали по очереди добавлять остальные ученики, точно как в школе на уроке.
– Как? – не поверил Назорей. – И другие женщины здесь?
– Да, Учитель, – Пётр со знанием дела выступил вперёд. – Помнишь ли ты тёщу мою, которую излечил в Вифсаиде, в доме моём? Она лежала в горячке, а ты подошёл к постели её, едва подержал за руку, как она и поднялась, а потом прислуживала нам за столом, помнишь?
– Помню, – Иисус утвердительно кивнул.
– Так вот, она тоже здесь, – незадачливый привратник Царствия Небесного даже руками развёл.
Затем, заметив растерянность Учителя, Пётр подошёл к Нему и заговорил тихо на ухо, однако все слышали:
– И жена моя тоже здесь, только, признаться, никакого желания возлежать с ней у меня не возникает, как и у брата моего Андрея, – Пётр кивнул в сторону первозванного ученика…
Тот смутился…
Назорей с тревогой окинул взглядом апостолов, они тоже смутились, никто не улыбался ни саркастически, ни скептически, ни по какой-либо другой причине…
Только Матфей вдруг решился процитировать из раннее им самим же за Кем-то записанного: «Здесь нету солнца, нету ночи, здесь время как будто остановилось… здесь нет ни зверья, ни скота, как, впрочем, и травы, их питающей, нет, нет воды, но нет и жажды, нет голода, как нет и похоти… есть только нестерпимое вечное ожидание приговора…»
– Это проклятое место, – наконец назвал вещи своими именами апостол Иуда Фадей, а может быть, это был Симон Канонит, не знаю, кто их там разберёт.
– Это мёртвое место, – добавил Иоанн, ни один раз пожалевший, что написал свой Апокалипсис только в конце своей перепутанной жизни, а не задолго до её возникновения.
– Немедленно перестаньте, маловерные! – вновь пригрозил Пётр. – Учитель теперь с нами, что вы раскудахтались как куры…
Последние слова его потонули в надрывных кукареканьях Иакова Зеведея…
Очередной потасовке Назорей состояться не дал, приказав ученикам проводить Его к Небесным Вратам…
И вновь долгий извилистый путь… преимущественно вверх… как и любой другой лабиринт, заканчивающийся тупиком из ровных гранитных плит эпохи египетских фараонов, на плитах иероглифы – язык первых жрецов, без устали вещавших о милости и гневе божьем…
Иисус приблизился к тупику и после многозначительной паузы наложил на него руку.., затем обе руки.., затем прижался всем телом и долго стоял как распятый…
Врата не поддались…
– Учитель! Учитель! – вдруг Он услышал неподалёку ранее незнакомый голос.
– Не пускайте сюда этого проныру и самозванца! – уже кричал в ответ Пётр.
– Кто это? – спросил Назорей у Иоанна.
Тот в отвращении скривил губы:
– Это Савл из Тарса, берегись его, Учитель, он настоящий мошенник…
– Учитель, что же они гонят  меня от Тебя?! – взмолился низкорослый коренастый человек двуличного вида: одно его лицо так же располагало к себе, как другое отталкивало. Выиграть первому лицу у второго всегда помогал крепко подвешенный язык, как у колокола...
– Пропустите, – приказал Назорей настоящим апостолам, крепко державшим за руки и за плечи ненастоящего…
– … или ты забыл, как я ослеп по пути в Дамаск, преследуя приверженцев твоих, а затем Ты явился ко мне с вопросом: «За что ты меня гонишь, Савл? И я уверовал в силу и власть Твою и немедленно прозрел, помнишь?!»
Иисус ничего подобного не помнил.
Воспользовавшись Его замешательством, настоящие апостолы дали под дых самозванцу, не позволив последнему начать цитировать послания к коринфинянам, галатам, филиппийцам и римлянам.., после чего почти бездыханное тело отдали обратно христианам, которых назаряне искренне презирали…
Иисус больше не улыбался, терзаемый сомнениями: Он не помнил Савла, но и утверждать, что никогда никому не являлся по дороге в Дамаск, тоже не осмеливался…
Такое же чувство неуверенности у Него было в Гефсиманскому саду, когда Он узнал, что иудейские власти ищут Его, но не знал зачем: чтобы покарать или вовеки возвысить?..
Апостолы Ему предлагали бежать из Иерусалима, вот только Он опять сомневался: делают они это из любви к Нему или из-за собственной трусости. Чтобы преподать им урок мужества, Он остался и потом (с четверга до воскресения) очень сожалел об этом своём решении…
– Учитель, этот Савл из Тарса баламутит народ, – нашёптывал Пётр. – От его речей люди начинают роптать: «Почему, дескать, Врата в Царствие Небесное не открываются? Неужели Бог о нас ничего не слыхал?! И что же нам вечность тут пребывать ни живыми ни мёртвыми?!» Иногда мне кажется, что этот Савл хуже Иуды, разреши нам с Иаковым, Учитель, поступить с ним так же, как с изменником…
Шестым своим чувством Назорей понимал, что это ловушка, что с ним однажды уже проделали такое, но в присутствии учеников глас разума заглушала в Нём их неуёмная суета…
– Учитель, они, последователи Савла, называют себя христианами, – не унимался Пётр, – они расположились там, в долине (если долиной можно назвать высохшее русло), нашили себе шатров, аж в глазах рябит! В большинстве своём там собрались греки, но также есть и сирийцы, и римляне, и еллинисты, покарай их Господь, отступников…
Пётр замолчал, прислушиваясь, не закукарекает ли кто?
Назорей очень хорошо знал, кто такие еллинисты, – израильтяне, забывшие родной язык ради эллинского языческого образа жизни. Их начитанности и красноречия он побаивался не меньше фарисейского…
– Савл сказал им, Учитель, – продолжал Пётр, – если они уверуют в Тебя, а также откажутся от блуда, идолопоклонства, удавленины и крови, то, как и мы, попадут в Царствие Небесное…
– И что же ты им ответил? – тихим голосом спросил Иисус.
– Я им ответил, Учитель, что не пущу ни одного из них, ибо врата в Царствие Небесное будут всегда находиться в моём ведении. Так Ты мне обещал, Сын Бога Живаго!
– Неужели помимо греков, сирийцев, римлян здесь ещё есть и удавленина? – в размышлении Иисус отошёл прочь от гранитных ворот.
– Нет, Учитель, здесь нет удавленины, – ответил Филипп, как на грех носящий эллинское имя, – но это не мешает им говорить об этом, как, впрочем, и утверждать фарисеям, что Ты завёл нас в западню, подобно египетскому колдуну, что один Ты можешь прочитать эти древние заклинания, не сулящие нам ничего хорошего…
Иисус, в силу своего рождения в галилейской деревушке Назарет, не мог знать, что обозначают иероглифы на Вратах, как и того факта, что буквы в Писании, которые он принимал за божественные, были придуманы финикийцами-идолопоклонниками, и только потом уже заимствованы израильтянами у своих соседей-мореплавателей.
– Здесь есть фарисеи? – спросил Он, и удручённое молчание учеников Его стало многозначительным ответом.
 – Одного я не могу понять, – вновь заговорил Он, и лучик надежды блеснул в Его уже было потухших глазах, – откуда у них шатры?
– Вот и я о том же, Учитель, – немедленно подхватил Пётр, – не иначе сам Сатана им помогает!
В кое-то веки от  апостольской проницательности мне стало вдруг неудержимо весело, и Я не придумал ничего лучше, как пуститься в самый настоящий разнузданный пляс, благо никто, кроме Иисуса, Меня видеть не мог. Ангелы никогда не являются на глаза просто так и просто Филям…
Так получилось, что пока Назорей недоумённо смотрел на Меня, апостолы смотрели на недоумённого Учителя, вследствие чего полностью утратили бдительность… Они не заметили, как появился Иуда… Он был уже в голосовой досягаемости, прежде чем они схватились за камни…
Назорей молча, терпеливо ждал и лишь потом подошёл к каждому из учеников своих и бил тех по рукам, чтобы выбить камни, а подойдя к Иуде поцеловал его в губы по еврейскому обычаю.
– И ты здесь, Иуда? – обречённо спросил Он.
– Куда же я без вас, без Тебя и без братьев, Учитель? – Искариот расплакался.
Пётр и Иаков скрежетали зубами. Иоанн, видевший, как удавили Иуду на суку дерева Гефсиманского сада, был скорее рад, чем расстроен. Убийство, как и Учитель, он считал грехом. Пусть бывший их казначей всё время кашлял и тёр одной рукой шею, зато одним грехом меньше для брата Иакова…
– Братья, простите меня, простите братья, – причитал Искариот, – бес попутал, Сатана проклятый заставил усомниться, всё время нашёптывал мне, что вы меня не любите, что хотите прогнать, а куда я без вас, братья, и без Учителя!..
Из всех только Иуда Фома не побрезговал и подошёл к своему тёзке, попросив разрешения дотронуться до сильного кровоподтёка на удавленной шее:
– Не уверую, пока персты свои не возложу на твою шею…
Искариот пал на колени перед всеми и уже не плакал, а рыдал, забившись в жуткой истерике.
– Учитель, – вдруг спросил Иоанн, никогда не доверявший глазам своим, а лишь сердцу. – Неужели и он пойдёт туда с нами?
Иисус посмотрел на Меня, как всегда с превосходством, с той самой высокой мерой, с которой Милосердие всегда смотрит на Справедливость, и сказал:
– Да, Искариот пойдёт с нами.
И не успел ещё предатель броситься в ноги к жертве своей, чтобы целовать старые, стоптанные сандалии, как вновь загорелись верой глаза Назорея, Врата в Царствие Небесное загрохотали, и плиты каменные с египетскими иероглифами поползли в разные стороны.
– Я же Тебе говорил, – произнёс Назорей, обращаясь ко Мне, и тотчас смело пошёл внутрь.
Пётр подумал, что это ему сказал Учитель, поэтому расправил плечи, принял важный вид и не заметил сам, как стал привратником.
Первым вошёл, как и положено, Назорей, за ним Иоанн с матерью Марией и Марией из Магдалы. Искариот буквально заполз в Царствие Небесное, держась одной рукой за подол Учительского хитона. Когда в ворота входил Иаков, они с Петром крепко обнялись и расцеловались, потом люди потекли рекой: Савл, чтобы избежать очной встречи с Петром, затерялся в толпе и только таким образом проскочил.
Люди шли и шли, и Пётр устал стоять, вглядываясь в их незнакомые чужие лица. Сначала он попросил своего брата Андрея подменить себя, однако желание увидеть Царствие Небесное своими глазами было столь велико у обоих сыновей Ионы, что они вскоре оставили свой пост, побежав догонять Учителя и остальных братьев, не по крови, разумеется, а уже по духу...
Когда последний человек вошёл, Врата естественным образом закрылись.
Долгое время ничего не происходило, потому что Я взял паузу, Я искал ответ для Назорея. Наконец Я понял, что хочу сказать Ему:
– Принимать решения – это всегда объявлять войну Богу. Принимать решение за других – это обрекать себя и других на вечные страдания. Нельзя спасти ниКого, как нельзя спасти и Себя. Запомни раз и навсегда, очередной Сын Человеческий, никому нельзя войти в Царствие Небесное с одним лишь именем Твоим на устах, ибо само имя Твоё уже не принадлежит ни им, ни Тебе…
Одновременно чёрный дым, потянувшийся из всех труб ЧИСТИЛИЩА, стал самым убедительным доказательством только что сказанного Мной…
Потом откуда-то сверху, где, согласно преданиям, должны были бы располагаться Небеса.., посыпал густой погребальный… пепел…
Воскресение воскресением поправ, торжествовала первобытная Смерть… в том смысле первобытная, что бывшая ещё до Бытия… торжествовала до тех самых пор, пока я вновь не услышал человеческие голоса…
Мне не было необходимости оглядываться, чтобы увидеть двух апостолов: Иуду Фому и Нафанаила, сидящих как ни в чём не бывало и мирно беседующих.
– Понимаешь, – говорил Иуда Фома, – и раны есть, и он живой, а веры нет!
– Да разве может быть что доброе из Назарета? – вторил брату Нафанаил и пренебрежительно махал рукой, не желая продолжать затянувшуюся на тысячелетия дискуссию. – Прежде чем спасать кого-то ещё, подумал ли Он о том, кто спасёт Его самого от Сатанинских ухищрений?
– Ну как, скажи, он мог воскреснуть?! – Иуда Фома не унимался. – Я же сам видел, как Пётр и Иаков его удавили, а затем повесили на суку. Мы с братом Иоанном всё видели. Я после, когда все ушли, ещё раз вернулся к телу и проверил, не дышит ли он? Иуда не дышал.
Нафанаил с изумлением посмотрел на Иуду Фому, на пепел, летящий сверху, на Меня, на Смерть, – всегда танцующих вместе, и вдруг всё понял, – они просто заболтались и пропустили в своей жизни всё самое главное…
Ибо что есть невинная жертва для Сатаны – это всего лишь приманка для хищников…
 
 
 
 
 

© Copyright: Доктор ОПИУм, 2025

Регистрационный номер №0539591

от 19 апреля 2025

[Скрыть] Регистрационный номер 0539591 выдан для произведения:  
         Когда Я встретил Его снова, то долго не мог налюбоваться.., особое внимание обратил на ноги.., кое-где со следами крови.., с едва затянувшимися ранами от гвоздей.., стопы босые.., в серой дорожной пыли.., такими же потухшими пепельно-серыми были и Его глаза.., всё вокруг Него и внутри Него говорило о том, что страсти земные ни для Кого не проходят бесследно…
         Одет Он был, как и раньше, в длинный эллинский хитон, это всё, что напоминало о той роскошной прошлой жизни, которая так трагически прервалась... Однако стоило Ему присесть на камень, естественно, не рядом со Мной, а напротив, как голени Его заголились и всей правды было уже не скрыть…
         – Ты что здесь делаешь? – спросил он Меня, уставший от бесконечного пути.
         – Вот, – протянул Я Ему стоптанные, старые сандалии. – Возьми, пригодятся, здесь острые камни.
         Он поблагодарил. Кое-как надел их и перетянул истерзанные голени кожаными ремнями.
         – Они ждут, – добавил я. – Без тебя у них ничего не получается.
         Он тяжело вздохнул, поднялся с камня, под которым я предусмотрительно спрятал античную обувь, и отправился дальше в свой путь, шёл как на нелюбимую работу…
         Я старался не отставать…
         Ещё в прошлый раз Он сказал мне, что нам больше не о чем разговаривать, поэтому я не настаивал, да и зачем говорить, когда по делам Его Его же и узнаете…
 
                                                        * * *
 
         – Учитель, Учитель! Мы здесь!
         Как только Он показался из-за холма, они бросились к нему наперегонки. Впереди, как всегда, бежали Пётр (он же Симон), сын рыбака Ионы, и сын другого рыбака, Зеведея, – Иаков, чуть поодаль Иоанн Зеведеев, дальше уже все остальные, за исключением Иуды…
         – Учитель! Учитель! Наконец-то! – между Петром и Иаковом завязалась драка, никто из них не хотел уступать своё первенство, однажды обнаруженное ими в их бестолковых спорах, а может быть, впитанное с молоком матери, ведь старшим в роду всегда достаётся самое лучшее…
         – Учитель сказал, что это я буду привратником Царства Небесного! – Пётр на последних десяти шагах столкнул Иакова с дороги.
         Тот упал в пыль, но быстро поднялся, чтобы догнать и отомстить обидчику. К сожалению, не смог, дистанция была слишком короткая – сын Ионы уже был в объятиях Назорея…
– Какой же ты привратник, если Врата тебя не слушаются! – бросил Иаков в спину Петру горькое, но справедливое обвинение.
– Они сломались, вот и всё, сейчас Учитель их починит, и мы все попадём в Царствие Небесное. Я же только об этом вам и говорю, а вы, маловерные, сомневаетесь! – Пётр погрозил остальным апостолам пальцем, будто маленьким детям.
– Хвала Небесам! – воскликнул Матфей.
– Слава Всевышнему! – подтвердил Филипп.
– Он снова с нами! – заверил Андрей. – Брат, я же тебе говорил, что Он вернётся, что Он не оставит нас, как не оставил всю жизнь прозябать на берегу Галилейского моря.
Сыны рыбака Ионы улыбались друг другу.
– Учитель, – тем временем Иоанн Зеведеев ласковым котёнком приник к груди Назорея, мягко вытеснив оттуда Петра, своего вечного соперника.
Иисус улыбался: Ему всегда нравилась эта суматоха, которую вокруг Него создавали ученики… Меня же они раздражали… Если бы у Меня были такие ученики – клянусь изгнавшими Меня Небесами – мне было бы стыдно!..
Иисус улыбался… точно так же, когда Он впервые предстал передо Мной: длинноволосый, красивый, спокойный, посреди всей этой суматохи, настолько бестолковой, что порой и у ангела не хватало терпения… Возможно, поэтому однажды Он и сбежал от них ко Мне в пустыню, однако в компании со Мной Ему сразу не понравилось.., потому что Я – не демагог и не льстец, я не люблю суматохи и лжи, я люблю правду и конкретные дела… И ещё: Я всегда выступаю за справедливость…
– Отойди от Учителя, отступник! – Иаков продолжал грозить Петру.
– Да ты сам отступник! – отвечал Пётр, не отягощая свой разум достойными аргументами защиты.
– А ты трижды отступник! – закричал уязвлённый проигрышем в беге Иаков и вдобавок трижды надрывно закукарекал.
Пётр побагровел от гнева и снова набросился на Иакова, тут же драка возобновилась, но уже с участием обоих сынов Ионы и обоих сынов славного Зеведея, как в старые добрые времена на берегах Галилейского моря…
Остальные апостолы сгрудились в стороне и наблюдали за происходящим: кто-то равнодушно, кто-то с любопытством, кто-то с неизменным скепсисом на лице, кто-то молчал, Матфей, естественно, всё записывал… Не было только Иуды… Иуда должен был появиться в самый неподходящий для Него момент…
Андрей и Пётр вдвоём уже скрутили Иакова, пока одинокий Иоанн метался между дерущимися и своим любимым Учителем.
– А ты где был?! А ты где был?! – кричали дети Ионы – двое против одного.
– Я не помню, я не помню! – как мог отбивался Иаков. – Иоанн, скажи им!
– Он со мной был, он был со мной! – сказал Иоанн. – Как только это случилось, мы с Иаковом бросились к Марии, Его матери, чтобы она знала: Сына её всеми любимого и нашего Учителя схватили.
– А почему ты не сражался за своего «любимого» Учителя?! – слово «любимого» Пётр произнёс с пренебрежением и издёвкой.
– А ты почему не сражался? – ответить вопросом на вопрос – это всё, что мог позволить себе тщедушный безбородый Иоанн (все знали, что храбрым он бывал лишь рядом со своим старшим братом).
– Я сражался! – гордо заявил Пётр, как будто только и ждал этого упрёка. – Я даже отсёк одному из рабов первосвященника ухо, но Учитель остановил меня и приказал не сопротивляться…
– Довольно, братья, – Назорей не любил, когда начинали говорить о его добродетелях…
Скромность Ему очень шла… И как ей не идти, когда Он каждому встречному-поперечному успевал сообщить о том, что именно Он (Иисус, по прозвищу Назорей) является Мессией, ни много ни мало самим Сыном Человеческим!.. И только затем, когда скромность шла-шла, да и проходила мимо, очень просил своего случайного собеседника больше никому об Его избранности не говорить.
– Лучше скажи, Иоанн – обратился Иисус к младшему из апостолов. – Здесь ли мать моя, заботу о которой я поручил тебе?
– Здесь, – ответил тот с присущим ему смирением.
 – И братья твои, и сёстры, и Мария из Магдалы тоже здесь? – стали по очереди добавлять остальные ученики, точно как в школе на уроке.
– Как? – не поверил Назорей. – И другие женщины здесь?
– Да, Учитель, – Пётр со знанием дела выступил вперёд. – Помнишь ли ты тёщу мою, которую излечил в Вифсаиде, в доме моём? Она лежала в горячке, а ты подошёл к постели её, едва подержал за руку, как она и поднялась, а потом прислуживала нам за столом, помнишь?
– Помню, – Иисус утвердительно кивнул.
– Так вот, она тоже здесь, – незадачливый привратник Царствия Небесного даже руками развёл.
Затем, заметив растерянность Учителя, Пётр подошёл к Нему и заговорил тихо на ухо, однако все слышали:
– И жена моя тоже здесь, только, признаться, никакого желания возлежать с ней у меня не возникает, как и у брата моего Андрея, – Пётр кивнул в сторону первозванного ученика…
Тот смутился…
Назорей с тревогой окинул взглядом апостолов, они тоже смутились, никто не улыбался ни саркастически, ни скептически, ни по какой-либо другой причине…
Только Матфей вдруг решился процитировать из раннее им самим же за Кем-то записанного: «Здесь нету солнца, нету ночи, здесь время как будто остановилось… здесь нет ни зверья, ни скота, как, впрочем, и травы, их питающей, нет, нет воды, но нет и жажды, нет голода, как нет и похоти… есть только нестерпимое вечное ожидание приговора…»
– Это проклятое место, – наконец назвал вещи своими именами апостол Иуда Фадей, а может быть, это был Симон Канонит, не знаю, кто их там разберёт.
– Это мёртвое место, – добавил Иоанн, ни один раз пожалевший, что написал свой Апокалипсис только в конце своей перепутанной жизни, а не задолго до её возникновения.
– Немедленно перестаньте, маловерные! – вновь пригрозил Пётр. – Учитель теперь с нами, что вы раскудахтались как куры…
Последние слова его потонули в надрывных кукареканьях Иакова Зеведея…
Очередной потасовке Назорей состояться не дал, приказав ученикам проводить Его к Небесным Вратам…
И вновь долгий извилистый путь… преимущественно вверх… как и любой другой лабиринт, заканчивающийся тупиком из ровных гранитных плит эпохи египетских фараонов, на плитах иероглифы – язык первых жрецов, без устали вещавших о милости и гневе божьем…
Иисус приблизился к тупику и после многозначительной паузы наложил на него руку.., затем обе руки.., затем прижался всем телом и долго стоял как распятый…
Врата не поддались…
– Учитель! Учитель! – вдруг Он услышал неподалёку ранее незнакомый голос.
– Не пускайте сюда этого проныру и самозванца! – уже кричал в ответ Пётр.
– Кто это? – спросил Назорей у Иоанна.
Тот в отвращении скривил губы:
– Это Савл из Тарса, берегись его, Учитель, он настоящий мошенник…
– Учитель, что же они гонят  меня от Тебя?! – взмолился низкорослый коренастый человек двуличного вида: одно его лицо так же располагало к себе, как другое отталкивало. Выиграть первому лицу у второго всегда помогал крепко подвешенный язык, как у колокола...
– Пропустите, – приказал Назорей настоящим апостолам, крепко державшим за руки и за плечи ненастоящего…
– … или ты забыл, как я ослеп по пути в Дамаск, преследуя приверженцев твоих, а затем Ты явился ко мне с вопросом: «За что ты меня гонишь, Савл? И я уверовал в силу и власть Твою и немедленно прозрел, помнишь?!»
Иисус ничего подобного не помнил.
Воспользовавшись Его замешательством, настоящие апостолы дали под дых самозванцу, не позволив последнему начать цитировать послания к коринфинянам, галатам, филиппийцам и римлянам.., после чего почти бездыханное тело отдали обратно христианам, которых назаряне искренне презирали…
Иисус больше не улыбался, терзаемый сомнениями: Он не помнил Савла, но и утверждать, что никогда никому не являлся по дороге в Дамаск, тоже не осмеливался…
Такое же чувство неуверенности у Него было в Гефсиманскому саду, когда Он узнал, что иудейские власти ищут Его, но не знал зачем: чтобы покарать или вовеки возвысить?..
Апостолы Ему предлагали бежать из Иерусалима, вот только Он опять сомневался: делают они это из любви к Нему или из-за собственной трусости. Чтобы преподать им урок мужества, Он остался и потом (с четверга до воскресения) очень сожалел об этом своём решении…
– Учитель, этот Савл из Тарса баламутит народ, – нашёптывал Пётр. – От его речей люди начинают роптать: «Почему, дескать, Врата в Царствие Небесное не открываются? Неужели Бог о нас ничего не слыхал?! И что же нам вечность тут пребывать ни живыми ни мёртвыми?!» Иногда мне кажется, что этот Савл хуже Иуды, разреши нам с Иаковым, Учитель, поступить с ним так же, как с изменником…
Шестым своим чувством Назорей понимал, что это ловушка, что с ним однажды уже проделали такое, но в присутствии учеников глас разума заглушала в Нём их неуёмная суета…
– Учитель, они, последователи Савла, называют себя христианами, – не унимался Пётр, – они расположились там, в долине (если долиной можно назвать высохшее русло), нашили себе шатров, аж в глазах рябит! В большинстве своём там собрались греки, но также есть и сирийцы, и римляне, и еллинисты, покарай их Господь, отступников…
Пётр замолчал, прислушиваясь, не закукарекает ли кто?
Назорей очень хорошо знал, кто такие еллинисты, – израильтяне, забывшие родной язык ради эллинского языческого образа жизни. Их начитанности и красноречия он побаивался не меньше фарисейского…
– Савл сказал им, Учитель, – продолжал Пётр, – если они уверуют в Тебя, а также откажутся от блуда, идолопоклонства, удавленины и крови, то, как и мы, попадут в Царствие Небесное…
– И что же ты им ответил? – тихим голосом спросил Иисус.
– Я им ответил, Учитель, что не пущу ни одного из них, ибо врата в Царствие Небесное будут всегда находиться в моём ведении. Так Ты мне обещал, Сын Бога Живаго!
– Неужели помимо греков, сирийцев, римлян здесь ещё есть и удавленина? – в размышлении Иисус отошёл прочь от гранитных ворот.
– Нет, Учитель, здесь нет удавленины, – ответил Филипп, как на грех носящий эллинское имя, – но это не мешает им говорить об этом, как, впрочем, и утверждать фарисеям, что Ты завёл нас в западню, подобно египетскому колдуну, что один Ты можешь прочитать эти древние заклинания, не сулящие нам ничего хорошего…
Иисус, в силу своего рождения в галилейской деревушке Назарет, не мог знать, что обозначают иероглифы на Вратах, как и того факта, что буквы в Писании, которые он принимал за божественные, были придуманы финикийцами-идолопоклонниками, и только потом уже заимствованы израильтянами у своих соседей-мореплавателей.
– Здесь есть фарисеи? – спросил Он, и удручённое молчание учеников Его стало многозначительным ответом.
 – Одного я не могу понять, – вновь заговорил Он, и лучик надежды блеснул в Его уже было потухших глазах, – откуда у них шатры?
– Вот и я о том же, Учитель, – немедленно подхватил Пётр, – не иначе сам Сатана им помогает!
В кое-то веки от  апостольской проницательности мне стало вдруг неудержимо весело, и Я не придумал ничего лучше, как пуститься в самый настоящий разнузданный пляс, благо никто, кроме Иисуса, Меня видеть не мог. Ангелы никогда не являются на глаза просто так и просто Филям…
Так получилось, что пока Назорей недоумённо смотрел на Меня, апостолы смотрели на недоумённого Учителя, вследствие чего полностью утратили бдительность… Они не заметили, как появился Иуда… Он был уже в голосовой досягаемости, прежде чем они схватились за камни…
Назорей молча, терпеливо ждал и лишь потом подошёл к каждому из учеников своих и бил тех по рукам, чтобы выбить камни, а подойдя к Иуде поцеловал его в губы по еврейскому обычаю.
– И ты здесь, Иуда? – обречённо спросил Он.
– Куда же я без вас, без Тебя и без братьев, Учитель? – Искариот расплакался.
Пётр и Иаков скрежетали зубами. Иоанн, видевший, как удавили Иуду на суку дерева Гефсиманского сада, был скорее рад, чем расстроен. Убийство, как и Учитель, он считал грехом. Пусть бывший их казначей всё время кашлял и тёр одной рукой шею, зато одним грехом меньше для брата Иакова…
– Братья, простите меня, простите братья, – причитал Искариот, – бес попутал, Сатана проклятый заставил усомниться, всё время нашёптывал мне, что вы меня не любите, что хотите прогнать, а куда я без вас, братья, и без Учителя!..
Из всех только Иуда Фома не побрезговал и подошёл к своему тёзке, попросив разрешения дотронуться до сильного кровоподтёка на удавленной шее:
– Не уверую, пока персты свои не возложу на твою шею…
Искариот пал на колени перед всеми и уже не плакал, а рыдал, забившись в жуткой истерике.
– Учитель, – вдруг спросил Иоанн, никогда не доверявший глазам своим, а лишь сердцу. – Неужели и он пойдёт туда с нами?
Иисус посмотрел на Меня, как всегда с превосходством, с той самой высокой мерой, с которой Милосердие всегда смотрит на Справедливость, и сказал:
– Да, Искариот пойдёт с нами.
И не успел ещё предатель броситься в ноги к жертве своей, чтобы целовать старые, стоптанные сандалии, как вновь загорелись верой глаза Назорея, Врата в Царствие Небесное загрохотали, и плиты каменные с египетскими иероглифами поползли в разные стороны.
– Я же Тебе говорил, – произнёс Назорей, обращаясь ко Мне, и тотчас смело пошёл внутрь.
Пётр подумал, что это ему сказал Учитель, поэтому расправил плечи, принял важный вид и не заметил сам, как стал привратником.
Первым вошёл, как и положено, Назорей, за ним Иоанн с матерью Марией и Марией из Магдалы. Искариот буквально заполз в Царствие Небесное, держась одной рукой за подол Учительского хитона. Когда в ворота входил Иаков, они с Петром крепко обнялись и расцеловались, потом люди потекли рекой: Савл, чтобы избежать очной встречи с Петром, затерялся в толпе и только таким образом проскочил.
Люди шли и шли, и Пётр устал стоять, вглядываясь в их незнакомые чужие лица. Сначала он попросил своего брата Андрея подменить себя, однако желание увидеть Царствие Небесное своими глазами было столь велико у обоих сыновей Ионы, что они вскоре оставили свой пост, побежав догонять Учителя и остальных братьев, не по крови, разумеется, а уже по духу...
Когда последний человек вошёл, Врата естественным образом закрылись.
Долгое время ничего не происходило, потому что Я взял паузу, Я искал ответ для Назорея. Наконец Я понял, что хочу сказать Ему:
– Принимать решения – это всегда объявлять войну Богу. Принимать решение за других – это обрекать себя и других на вечные страдания. Нельзя спасти ниКого, как нельзя спасти и Себя. Запомни раз и навсегда, очередной Сын Человеческий, никому нельзя войти в Царствие Небесное с одним лишь именем Твоим на устах, ибо само имя Твоё уже не принадлежит ни им, ни Тебе…
Одновременно чёрный дым, потянувшийся из всех труб ЧИСТИЛИЩА, стал самым убедительным доказательством только что сказанного Мной…
Потом откуда-то сверху, где, согласно преданиям, должны были бы располагаться Небеса.., посыпал густой погребальный… пепел…
Воскресение воскресением поправ, торжествовала первобытная Смерть… в том смысле первобытная, что бывшая ещё до Бытия… торжествовала до тех самых пор, пока я вновь не услышал человеческие голоса…
Мне не было необходимости оглядываться, чтобы увидеть двух апостолов: Иуду Фому и Нафанаила, сидящих как ни в чём не бывало и мирно беседующих.
– Понимаешь, – говорил Иуда Фома, – и раны есть, и он живой, а веры нет!
– Да разве может быть что доброе из Назарета? – вторил брату Нафанаил и пренебрежительно махал рукой, не желая продолжать затянувшуюся на тысячелетия дискуссию. – Прежде чем спасать кого-то ещё, подумал ли Он о том, кто спасёт Его самого от Сатанинских ухищрений?
– Ну как, скажи, он мог воскреснуть?! – Иуда Фома не унимался. – Я же сам видел, как Пётр и Иаков его удавили, а затем повесили на суку. Мы с братом Иоанном всё видели. Я после, когда все ушли, ещё раз вернулся к телу и проверил, не дышит ли он? Иуда не дышал.
Нафанаил с изумлением посмотрел на Иуду Фому, на пепел, летящий сверху, на Меня, на Смерть, – всегда танцующих вместе, и вдруг всё понял, – они просто заболтались и пропустили в своей жизни всё самое главное…
Ибо что есть невинная жертва для Сатаны – это всего лишь приманка для хищников…
 
 
 
 
 
 
Рейтинг: +1 75 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!