Бункер

БУНКЕР
 
1.
Когда остановилось время и мир полетел к чертям, хмурый человек по фамилии Касьянов, весь обросший бородой и волосами, проснулся у себя в комнате. Тут надо сказать, что не так уж и сильно он зарос, но не брился недели две. Одетый в серый шерстяной свитер и мешковатые штаны неопределённого цвета, он несколько минут лежал на разбитом диване, глядя в стену, исписанную цифрами, смысла которых даже он уже не понимал. Лежал и размышлял о том, что надо бы как-то добраться до санузла и привести себя в порядок.
Привести себя в порядок Касьянову мешало то обстоятельство, что ещё с ночи у него нестерпимо болела голова. Осмыслив это, он правой рукой вцепился в свои лохматые русые волосы, а левой принялся нашаривать лекарства на тумбочке, что, слегка покосившись, стояла у изголовья его постели. Касьянов нашёл и вдумчиво разгрыз три таблетки анальгина, после чего перевернулся на спину, и, уже двумя руками схватившись за голову, уставился в потолок. Через полчаса он понял, что таблетки не действуют, и медленно, сперва не взаправду, а затем всё более серьёзно начал подозревать, что ночью, пока он спал, ему потихоньку вставили в мозг микросхему, и теперь он такой же – такой же, как они.
 Набрав полную силу, мысли о микросхеме исказили его сознание и болевым импульсом прошлись по нервным волокнам. Он вскочил с дивана, как ужаленный, подбежал к криво висящему на стене зеркалу и принялся взглядом изучать свои виски.
«Нет, - судорожно соображал он, - никаких микросхем нам не надо. Знаем мы это кино. Шрамы же должны были остаться... шрамов нет. Значит, и микросхемы нет. Не-е-ет, до меня просто так не докопаешься».
Что нужно обычному парню с рабочей окраины города? Крыша над головой, вода, интернет и поменьше людей с микросхемами. Даже после того, как наступил конец света, и города стали один за другим погружаться в дерьмо, всё, что нужно, у Касьянова сохранилось. Бункер, в котором он жил, представлял собой съёмную квартиру в цокольном этаже кирпичного здания дореволюционной постройки. Вода там тоже была, правда, только холодная – горячую, судя по всему, отключили ещё в прошлом тысячелетии. Вот с интернетом небольшая проблема вышла – после конца света Касьянов уволился с завода, на котором работал, деньги как-то быстро стали заканчиваться, и платить за интернет зачастую было нечем. Но это не главное. Главное – то, что у Касьянова не было микросхемы в голове, и он это знал.
Касьянов много чего знал. Он был одним из тех немногих, кто после конца света сохранил способность видеть и знать то, чего не видели и не знали другие. Он не мог точно сказать, когда и откуда появились люди с микросхемами. Но он мог сказать, у кого в голове микросхема есть, а у кого – нет. И почему-то выходило так, что из всех, кого он знал, не было этой дряни только у него. Хотя кого он, собственно, знал? Он знал человека, который лет десять назад утверждал, что конец света совсем близко, что неведомая и безудержная сила уже начинает порабощение человечества, вживляя в мозги людей маленькие электронные устройства, делающие их рабами Системы. И где он теперь, этот человек? Так же блуждает где-нибудь с чипом в голове и ничего понять не может.
Касьянов знал, когда именно состоялся конец света, как знал и то, что люди с микросхемами его не заметили, потому что их критический ум и трезвый взгляд были заблокированы Системой. Они и сейчас не видят того, что видит Касьянов. Когда наступил конец света, практически все живые человеки были заражены каким-то чудовищным психофизическим вирусом, о природе которого даже Касьянову трудно было что-либо сказать. Это было что-то вроде чумы или проказы, медленно, но неотвратимо уничтожающей тела людей. Касьянов много раз видел поражённых этой чумой. Их кожа покрывалась язвами, куски их плоти начинали отмирать, из их глаз и ртов лились зловонные потоки гноя. Вскоре после заражения гной, смешанный с кровью и нечистотами, стал ручьями течь по улицам города, в котором жил Касьянов и в котором люди постепенно превращались в нечто настолько отвратительное, что это трудно описать словами.
 Но микросхема в голове каждого из них делала своё дело. Благодаря ей они не имели возможности видеть, как гниют и разлагаются заживо, они по-прежнему считали себя здоровыми и красивыми. Жалкие твари... они заслужили это.
Заслужили потому, что, как считал Касьянов, чума действовала не только на их тело, но и на разум, а разум у людей был слабый и подлый. С течением болезни заражённые всё сильнее ненавидели тех, кто тогда ещё не был заражён, и всячески старались их изничтожить. Касьянов знал это, и вскоре совсем перестал видеть на улицах людей, которых ещё не обезобразила болезнь. Он, конечно, боялся и за себя, и предпочитал сутками отсиживаться в бункере, выходя на улицу только в случае крайней необходимости.
Сегодня такая необходимость настала. Голова у Касьянова продолжала болеть, и надо было сходить в ближайшую аптеку, чтобы там купить лекарств посильнее. Конечно, можно было бы, например, туда позвонить или сделать заказ через интернет, но все телефонные провода у себя Касьянов перерезал ещё пару месяцев назад, а мобильник и модем уничтожил. Он сделал это из опасения, что через интернет и устройства связи Система сможет до него добраться. После этого ему сделалось спокойнее, но и поддерживать контакты с людьми стало труднее. Хотя с кем их поддерживать? После конца света друзей у него не осталось, и вся его социальная жизнь свелась к общению с прокажённой старухой, которая сдавала ему бункер в подвале, а сама жила этажом выше. Надо сказать, что тогда, когда чума только разразилась, ему больно было смотреть на то, как близкие люди превращаются в омерзительных тварей, но спустя полгода он уже ничего по этому поводу не чувствовал.
Итак, Касьянов принялся размышлять, с чего начать поход в аптеку за обезболивающими. Привести себя в порядок – идея, конечно, неплохая, но к исполнению совсем не обязательная: по сравнению с тем, на что были похожи люди, шныряющие по улицам, Касьянов выглядел просто как ангелочек с картинки.
Он снова поглядел на себя в зеркало, обмотал шею старым клетчатым шарфом, поправил свитер и потуже затянул ремень на штанах. Последнее действо натолкнуло его на мысль о том, что он изрядно похудел. Поразмыслив над этим, Касьянов открыл холодильник и обнаружил в нём ржавую консервную банку, в которой лежал хвост от селёдки.
«Не подойдёт», - решил Касьянов и полез в верхний ящик тумбочки в поисках денег на лекарства. Нашёл там несколько мятых бумажек, сунул их в карман, выпил немного воды из-под крана и приготовился к выходу. Помимо всего прочего, знал Касьянов и то, как гнойный вирус, медленно уничтожающий человечество, попадает в организм – через глаза и уши, вместе с информацией. Именно поэтому перед самым выходом Касьянов надел тёмные очки и заложил уши ватой. Поглядев на маленькое окошко под потолком, по стеклу которого с внешней стороны ползла кровь, смешанная с какой-то желтоватой мерзостью, и кое-где под рамой просачивалась в комнату, Касьянов напоследок подумал, что щели в раме надо будет заделать. Но это всё потом, потом, когда головная боль пройдёт...
- Надо идти, - хриплым голосом сказал он сам себе, и, открыв хлипкую фанерную дверь, неспешно вышел из бункера.
 
2.
Хозяйка квартиры встретила его возле выхода на улицу.
- Касьянов, ты когда платить будешь? За три месяца уже должен.
Касьянов всмотрелся в лицо старухи. Всю левую его половину выгрызла болезнь. Волос у старухи уже не было, из чудовищных язв на голом черепе сочилась омертвевшая кровь, которая сползала слева по изъеденной проказой щеке, и далее вниз, по подбородку, по шее. Кожа на левой половине лица хозяйки отсутствовала, и из кровавого месива на Касьянова смотрел мутный, пожелтевший глаз.
- Скоро будут деньги, - хмуро ответил Касьянов.
- Слушай, студент, или кто ты там, если в течение недели не заплатишь, можешь убираться ко всем чертям. Мне это надоело.
Касьянов кивнул и отправился дальше, напевая про себя песенку: «Я вам денежки принёс за квартиру за январь...» Многодневный голод и недостаток сна сказывались уже в полную силу – он медленно шагал по тротуару, подпирая стены и банкоматы. Под ногами у него хлюпало что-то липкое и вонючее. Вскоре за ним увязались две уличных собаки. Касьянов попытался прогнать их, но оголодавшие плешивые животные смотрели на него как на потенциальный обед и всерьёз его действия не воспринимали. Касьянов решил заманить их на ближайшую помойку в расчёте на то, что там они найдут что-нибудь съедобное и отстанут от него. Так и получилось. В одном из попавшихся по дороге контейнеров для мусора лежал младенец, судя по виду, умерший пару дней назад. Его глазницы были облеплены насекомыми, а пальцы обгрызали крысы. По расчёту Касьянова, собаки заинтересовались трупом младенца и нырнули в контейнер. Дальше он пошёл один, исподлобья глядя на людей, попадающихся по дороге... или на тех, кого ещё полгода назад можно было назвать людьми.
Навстречу ему шёл представительного вида гражданин в белой рубашке и брюках с тщательно выглаженными стрелками. Из его лысой головы выпирали гнилые мозги, вокруг которых с голодным жужжанием кружились мухи. А может, это были не мозги. Может, опарыши.
Потом Касьянова обогнала девушка. Она была одета в короткое платьице с открытой спиной, и на спине её, кожа с которой полностью слезла, были видны катушки подкожного жира, вены и сухожилия. На правой руке девушки не было не только кожи, но и мышц, и Касьянов долго изучал взглядом металлическую часть её скелета. От вони ему хотелось вытащить затычки из ушей и вставить их в нос. Потом он перестал смотреть на людей и уставился под ноги, размышляя следующим образом:
«Люди... глупые, жалкие твари. Вы заслуживаете того, что с вами случилось. Вы хотите уничтожить меня? Вы думаете, что вы сильнее? Не-е-ет. Вы больны и безнадёжны. Вы слабые. Вы поддались этой дряни – и посмотрите теперь на себя. Вы на ходу превращаетесь в дерьмо. А я не такой. Я чистый. У меня нет червей в животе и чипов в мозгах. Ха... что же мне с вами делать? Да и что я могу с вами сделать? Вы все уже обречены. Когда ваша плоть полностью распадётся, от вас останутся только стальные скелеты и черепушки с микросхемами, и вы превратитесь в роботов. Вы будете делать всё по нажатию кнопки. Вами будут управлять... чёрт возьми, уже управляют! Вы думаете, что ещё на что-то способны, но на самом деле, обвешавшись гаджетами и проводами, вы сами сдали себя в рабство. Только вы никак не можете этого понять, потому что вы слепые! Ваши глаза застилает пелена вашей собственной тупости, помноженной на силу зловещего разума, который всех вас использует в своих целях. Если бы вы только могли видеть себя со стороны. Если бы вы только чувствовали зловоние, которое от вас исходит! Господи, господи, но почему всё это вижу и понимаю я один? Я один не справлюсь. Я не смогу вас спасти. Я могу только воевать с вами, упырями. Каждый день вести тихую незаметную войну. А за что я воюю? За кого? Всё, что у меня было, провалилось в ад. Мои друзья и близкие распались на воду и дерьмо, денег у меня нет, работы у меня нет, из убежища выгоняют. Я лишился всего, что составляет человеческую жизнь, и у меня осталась только одна стоящая вещь – это мой разум. Кристально чистый разум. Нет, Система, ты до него не доберешься, ты ничего со мной не сделаешь. Не на того напала. С этими недоумками, которые тут по улицам ошиваются – с ними проще, а я... нет, хе-хе, нет, я ещё разберусь с тобой, я ещё покажу тебе силу своего разума. Но не сейчас. Сейчас ещё рано. Потом. Сейчас я не готов. Да и голова болит... чёрт, я всё-таки надеюсь, что у меня там нет микросхемы».
Касьянов остановился перед стеклянной дверью, на которой был нарисован красный крест с красующейся под ним цифрой «24». Прочистив горло кашлем, он зашёл в аптеку и сразу направился к кассе. Аптекарша презрительно посмотрела на него поверх очков. Вместо глаз у неё были две кровоточащих язвы, а вместо носа зияла глубокая дыра.
- От головной боли что-нибудь дайте, - прохрипел Касьянов, глядя в пол.
- Что именно? – спросила аптекарша.
Из её открытого рта хлынул поток гноя. Касьянов зажал ноздри пальцами. Вонь была нестерпимая.
- Да что угодно, только посильнее.
Аптекарша достала с полки пачку таблеток, взяла у Касьянова деньги, отсчитала сдачу и пробила чек. В этот момент Касьянов подумал о том, что, может быть, она уже давно умерла, только так и не поняла этого, а вместо неё теперь функционирует робот в белом халате.
- Какой-то ты странный, - заметила она.
- Если б вы знали, как от вас воняет, вы бы молчали, - отозвался Касьянов.
- Это от меня воняет? Это от тебя воняет, урод. Сходил бы помылся. Забирай таблетки и проваливай.
Касьянову в очередной раз пришлось смириться с тем, что люди не видят того, каковы они на самом деле.
- Ладно, ладно, извините. А у вас случаем нет рентгеновского аппарата?
Аптекарша снова уставилась на него пустыми глазницами.
- Тебе зачем, чудик?
- Мне надо голову просветить. Хочу узнать, есть ли там микросхема.
- Вот урод. Проваливай, я сказала. Сейчас охрану позову.
Битва была проиграна. Очередная битва из тысячи битв в его личной войне. Касьянов вышел из аптеки и отправился обратно в бункер. По дороге он снова погрузился в размышления.
«Но ведь наверняка же ещё есть уцелевшие. Те, кто ещё не заражены. Они должны быть. Наверное, так же отсиживаются в бункерах, как и я. На поверхности все уже... того. А я ведь рискую, делая вот такие вылазки. Могу тоже схватить эту заразу. Чёрт. Может, уже схватил, и у меня в голове уже микросхема, только я теперь всего этого не вижу. Нет, нет, не может быть. Я же вижу, какие они. Значит, я здоров. Вот, бабища идёт за мной. У неё гнойные сопли и весь живот изъеден червями до крови. Мерзость течёт из неё прямо на асфальт. Внизу на ногах уже некроз начинается. Эх, знать бы того, кто стоит за всем этим ужасом. А может, никто конкретно и не стоит. Может, те же люди сами и сделали себя такими. Они хотели уничтожить друг друга, и у них это получилось. Теперь они хотят уничтожить меня. Все они хотят уничтожить меня. И бабища эта с соплями тоже. Так. Стойте. Она опять идёт за мной? Зачем она идёт за мной?»
Касьянов обернулся. Верно, женщина по-прежнему ковыляла за ним на омертвевших ногах. Касьянов ускорил шаг насколько это позволяли ему силы. Женщина не отставала. Тогда он завернул за угол и решил пройти до бункера через дворы. Обернувшись через минуту, он снова увидел омерзительную человеческую плоть.
- Зачем ты идёшь за мной, тварь?! – крикнул он женщине и почти бегом помчался дальше.
До бункера оставалось уже недалеко. Опрокинув по пути мусорный бак, Касьянов вскочил в дом, спустился к себе на цокольный этаж, заскочил в бункер и подпёр спиной дверь. Несколько минут он молча стоял и прислушивался к звукам из коридора – не пришла ли за ним чумная тварь. Женщина не появлялась.
Только через полчаса Касьянову удалось успокоиться. Он вспомнил, что выходил из бункера за таблетками, и с удивлением обнаружил, что голова перестала болеть сама по себе.
«Твою мать, - разочарованно подумал он, - можно было в аптеку и не ходить».
Сняв очки и налив себе стакан воды, Касьянов сел на диван и осмотрелся в бункере. Ничего с момента его ухода не изменилось, значит, посторонних здесь не было. Цифры на стенах по-прежнему говорили ему обо всём и ни о чём. Несколько месяцев тому назад он вооружился маркером и принялся вести сложные расчёты прямо на стенах, потому что бумаги у него не было. А сейчас он уже не мог вспомнить, что именно он вычислял и какой результат получил в итоге.
Откинувшись на спинку дивана, Касьянов прикрыл глаза и задремал.
 
3.
Его нелегко давшуюся дремоту прервал стук в дверь.
Касьянов попытался сообразить, где он и что происходит. Осознав, что он проснулся там же, где и заснул, он решил, что старуха-хозяйка опять пришла требовать деньги, и направился к двери. Открыв её, он обнаружил на пороге своего давнего приятеля с загадочным именем Антон. На нём были джинсы и белая футболка, жёсткие тёмные волосы его были аккуратно подстрижены, а в руках он держал смартфон.
Последний раз Касьянов и Антон виделись ещё до конца света. Когда-то учились вместе и вместе пили пиво в компании хорошеньких девушек.
- Женька, - улыбнулся Антон, - ну ты просто какой-то квартирант Шрёдингера. То ли ты здесь, то ли тебя нет, на звонки не отвечаешь, а соседи твои подозревают, что ты вообще умер. Сто лет тебя не видел. Как дела?
Антон собрался было зайти в бункер, но Касьянов остановил его.
- Постой, постой. Мне надо на тебя хорошо посмотреть. Вдруг ты болен.
- Это я-то болен? Да я здоровее всех здоровых. Штанга и гантели творят чудеса...
Пока Антон говорил, Касьянов внимательно изучал его внешность. Нет, признаков заражения у Антона не было. Своим глазам Касьянов верил – он уже так насмотрелся на заражённых, что определял у человека наличие болезни с первого взгляда.
- Ладно, заходи, - Касьянов пригласил приятеля в комнату. – У меня тут немного не прибрано, сам понимаешь, не до этого сейчас.
Антон с лёгким ощущением пробегающего по спине холодка сел на диван и передёрнул плечами. Бегло осмотревшись, он сказал Касьянову:
- Женя, ты меня, конечно, извини, но я бы так не смог. Как ты живёшь здесь? Здесь же как в бункере...
- Так это и есть бункер, - отозвался Касьянов из кухни, пытаясь заварить чай холодной водой.
В холодной воде чай не заваривался. Касьянову пришлось зажечь газовую плиту и поставить на огонь старый закопчённый чайник. Сделав это, он вернулся в комнату и сел на табуретку напротив Антона.
- Жень, а ты сам-то не заболел? На работу, как я понимаю, ты не ходишь, срач у тебя кругом, да и выглядишь не лучшим образом. Сейчас июль, а ты в свитере. Твои штаны морально устарели ещё десять лет назад. У тебя точно всё в порядке?
- Да точно, точно. А ты можешь смартфон свой выключить?
Антон с удивлением посмотрел на свою электронную игрушку.
- Выключить? А что, он тебе мешает?
- Да. Я не хочу, чтоб меня нашли по сигналу с электронного устройства.
Тут Антон рассмеялся, несмотря на то, что мурашки снова пробежались у него по спине.
- Даже так? И от кого же ты прячешься? Кто тебя ищет? Жидомасоны? ZOG? Большой Брат следит за нами? Вселенский заговор против тебя, да?
Касьянов нахмурился.
- Ты чушь несёшь, - сказал он Антону. – Лучше вот что скажи. Ты тоже это видишь?
- Что именно?
- Гниение, разложение и распад. Ты чувствуешь вонь от полумёртвых людей? Ты видишь, в каких уродов они превращаются, видишь, как их дерьмо течёт по улицам? Видишь этих мерзких тварей? Видишь?
Между Антоном и Касьяновым повисла тяжёлая, наполненная непониманием тишина, в которой было слышно, как Антон с напряжением думает. Выдержав длительную паузу, он наконец-то заговорил:
- Жень... ты меня прости, но у тебя, по-моему, от такой жизни крыша едет. Тебе надо ходить на работу, гулять, встречаться с девушками, а не торчать здесь. А то так и загнёшься в своём бункере, провонявшемся мышами и варёной капустой. Я тебе серьёзно говорю, никаких мерзких тварей тут нет.
- Антон, - Касьянов с сожалением приложил руки к груди. – Если ты не видишь их, то ты... ты заражён.
- Чем же я заражён? Птичьим гриппом?
- Да к чёрту птичий грипп. Чума. Здесь же повсюду чума, от которой люди гниют заживо. Только они этого не видят, потому что больны. Я вот здоров, и поэтому я вижу. А если ты не видишь, то болезнь уже взялась за тебя. Это же конец света, разве ты не помнишь, как всё это произошло? А... у тебя наверняка микросхема в голове. Если бы я знал, как её вытащить... Антон, тебе лучше уйти. Я не должен заболеть. Не для того я в бункере прячусь, чтоб вот так вот... нет, мне сейчас болеть не надо и микросхему тоже не надо.
Антон снова замолчал, осмысливая ту странную правду, которую говорил ему Касьянов.
- Женя, вот уж кто здесь, кажется, болен, так это ты. Я бы тебе советовал в больницу лечь. Будет тебе там бункер. Серьёзно, если хочешь, я могу организовать тебе место в одной приличной клинике. У меня знакомый там работает.
Касьянов улыбнулся и покачал головой.
- Не-е-ет, не надо меня в сумасшедшие рядить. Я-то знаю, что и как на самом деле. Уходи, Антон. Ты заражён. У тебя микросхема в голове. Мне надо побыть одному.
 - Ладно, тогда я действительно пойду, - с досадой в голосе сказал Антон, поднимаясь с дивана. – Но советую тебе прислушаться к моим словам. Я тебя со школы знаю, ты всегда фантазёром был, но сейчас всё как-то слишком далеко зашло.
- Это не фантазия, Антоха. Это чистая правда. Если ты на самом деле ничего этого не видишь, или же пытаешься меня обмануть, мне тебя очень жаль. Уходи, и не вздумай приводить сюда людей с микросхемами, иначе я за себя не отвечаю.
Когда Антон покинул бункер, осторожно прикрыв за собою дверь, Касьянов подошёл к окошку, примостившемуся под потолком, и посмотрел снизу вверх на свет, с трудом пробивающийся сквозь толщу мерзости, заливающую старое стекло. Касьянов испугался, что скоро этот свет померкнет, что однажды утром солнце не взойдёт, и в темноте и холоде чума сожрёт всех тех, кто ещё здоров, и его, Касьянова, тоже. От этой мысли ему даже в свитере стало холодно, и он отправился на кухню, где уже закипал чайник. Выключив газовую плиту, он налил стакан кипятка, вернулся в комнату и сел за стол под окном. Медленно оглядел беспорядок в квартире. Под столом стоял покрывшийся пылью компьютер, по углам были разбросаны пустые бутылки, в спинку дивана была вилка воткнута, а в углу паук сплёл гигантскую паутину и сидел в её центре, полностью довольный текущим положением вещей. На пауков чума не действовала.
Несколько часов Касьянов молча сидел за столом и совершенно ни о чём не думал. Когда солнце начало клониться к горизонту, он мельком взглянул на свои руки, и его до костей пробрал неописуемой силы страх, смешанный с отвращением.
На обеих своих ладонях Касьянов обнаружил кровавые язвы. Минут двадцать он сидел, будучи не в силах пошевелиться – ужас полностью сковал его тело. Потом разум его стал судорожно соображать.
«Нет, - твердил он себе, - нет, нет, нет! Я не заболел! Это не могло случиться со мной! Мне это всё кажется».
Подбежав к зеркалу, он увидел такие же язвы у себя на лбу и под глазами. Разделся до пояса – увидел язвы на груди. Болезнь только начинала развиваться, но никаких сомнений быть не могло – это была именно она.
«Что же делать? – озадачился он. – Что же мне теперь делать? Хорошо хотя бы то, что микросхемы у меня всё-таки нет, и я понимаю то, что со мной происходит. Но что же делать? Куда бежать? Да и куда убежишь от этой заразы? Нет-нет, я не хочу быть таким же, как они...»
Касьянов думал о себе и о мерзкой природе людей, которая была ему видна во всей красе. Он знал, что чума не уродовала людей, а только выставляла на поверхность восприятия то уродство, которое изначально было у них внутри. Люди сами по себе такие – гнилые и вонючие, просто под воздействием вируса их гной вытекает наружу. Человеку, пережившему конец света и сохранившему возможность видеть это всё со стороны, было трудно принять для себя, что он такой же, как они – насквозь прогнивший и уродливый.
Думал Касьянов долго, со скрежетом и болью. Тут и таблетки пригодились. Когда за окном совсем стемнело, цепочка рассуждений Касьянова остановилась, и он получил готовый результат. Чтобы избежать болезни, Касьянов решил покончить с собой.
 
4.
Он ещё какое-то время сомневался, всё ли потеряно до такой степени, что самое время расстаться с жизнью. Но каждый раз вспоминая о том, во что чума превращает людей, Касьянов всё больше убеждался, что другого выхода у него нет.
Другого выхода не было и быть не могло. Свести счёты с жизнью – это единственный способ не проиграть в этой войне и не стать рабом Системы. Убедившись в этом окончательно, Касьянов ещё раз осмотрелся в бункере. Он привык к этому месту. Здесь он прятался долгие месяцы после конца света. Это место было, пожалуй, единственным безопасным уголком во всём городе. Выбросив на помойку телевизор, обрезав телефонные провода и отключив интернет с целью прервать поступление заражённой информации извне, Касьянов довёл безопасность своего бункера практически до абсолютного значения. Здесь всё было продумано и предусмотрено для жизни в условиях апокалипсиса. А теперь Касьянову предстояло в красивом финише уничтожить своё убежище и себя вместе с ним. Вирус всё-таки до него добрался. Может, просочился через щель в окне, а может, пробрался вместе с этим Антоном, принёс же его чёрт сюда...
Размышляя таким образом, Касьянов пошёл на кухню, взял спички и принялся поджигать в своём бункере всё, что хоть как-то могло гореть. Мебель, книги, обои, мятые бумажки, тряпки какие-то... в растопку шло всё.
Через полчаса соседи почувствовали запах дыма из бункера. Касьянов слышал, как хозяйка, находясь в квартире этажом выше, названивала во все экстренные службы. Потом она вместе с жильцами уговаривала его открыть дверь. Касьянов не поддавался. Он сидел на полу, прислонившись спиной к двери, и молча созерцал, как пламя пожирает бункер, несколько месяцев служивший ему убежищем от заразы, расползшейся по земной поверхности. Ещё через несколько минут в дверь к нему уже ломились пожарные и неотложка. От нехватки кислорода у Касьянова темнело в глазах, и он едва понимал, что происходит вокруг.
Когда пожарные выломали дверь, он уже лежал на полу без сознания.
 
Ледяное дыхание вечности содрало с кожи Касьянова струпья и гнойные нарывы. Он снова был чист и здоров, хотя в тот момент вряд ли мог осмыслить это. Разум человека, пережившего апокалипсис, вырвался из его тесной головы и болью растёкся по холодной и безграничной пустоте. Касьянов был в ней совершенно один. Трудно сказать, сколько времени провёл он один на один с вечностью, потому что времени там не существовало, как не существовало пространства, да и самого Касьянова.
Но потом свет с отчаянным криком прорезал тьму, и контуры действительности стали проясняться. Объективная реальность медленно стала возвращаться в голову Касьянова вместе с его разбитым на осколки и как попало собранным сознанием. Он увидел белые прямоугольные лампы на потолке, свет которых был настолько ярким, что ему на несколько минут пришлось зажмуриться.
Сбросивший налёт скверны разум Касьянова, несмотря на очевидные трудности понимания момента, соображал с удвоенной силой, и Касьянов понял, что лежит в больничной палате, из его рук торчат иглы и трубки, а вокруг суетятся врачи, создавая видимость усиленной деятельности. Касьянов хотел встать, но у него это почему-то не получилось, только в глазах потемнело от напряжения. Плюнув на эту затею, он стал внимательно изучать людей, ходивших вокруг него, и тут его разум раскалённой иглой пронзила страшная мысль о том, что с ним могли сделать, пока он был без сознания. Теперь он не видел скверны на себе, но не видел её и на телах других людей, а значит, микросхему в голову вставили и ему.
Касьянов содрогнулся от ужаса и закричал, закричал громко и страшно, до боли, до крови. Вся больница переполошилась. Лениво ползающие по палате врачи мигом пришли в движение, а откуда-то из коридора примчался его давнишний приятель Антон. Он положил ладонь на горячий лоб Касьянова и принялся успокаивать его:
- Женя, Женя, не кричи, пожалуйста. Всё хорошо. Я здесь, я с тобой. Сейчас, - Антон покосился на врача в дальнем углу палаты, набирающего в шприц неведомое лекарство, - сейчас станет лучше. Ты поправишься. Пару-тройку каких-нибудь месяцев – и обязательно поправишься.
Касьянов не слушал болтовню Антона. Он, застряв на одной волне, обсыпал его проклятьями, кричал, пытался освободить привязанные руки и дотянуться зубами до капельницы, пока не обнаружил, что помутнение разума стало проходить. Он снова стал видеть то, что видел раньше. По лицу и плечам Антона потекла отвратительная слизь, да и прочие люди в зоне видимости стали выглядеть так, как положено выглядеть жертвам гнойной некротической чумы. И Касьянов забился в приступе истерического смеха:
- Ха-ха-ха! Я снова победил! А-а-а! Вы вставили мне в голову микросхему – и что? Ваша микросхема не работает! Не работает!!! А-ха-ха-ха-ха-ха! Я снова вижу вас такими, какие вы есть! Я сильнее вас! Вы мне ничего не сделаете! Ха-ха!
Даже после того, как правую руку Касьянова перетянули жгутом и через стальную иглу ввели в кровь транквилизатор, Касьянов продолжал смеяться. Он смеялся до тех пор, пока не отключился, но на лице его осталась идиотская улыбка.
В течение нескольких следующих дней он плохо понимал, что с ним происходит. Понимал только, что лежит в палате, что ему постоянно колют неизвестные препараты, и что весь пол в его палате измазан той же вонючей жижей, которая целыми реками и водопадами течёт по улицам. Встать, поговорить с другими пациентами, выйти куда-нибудь и изучить обстановку Касьянову не удавалась – не хватало сил, ни физических, ни умственных. Слишком многое пришлось ему пережить в тот день, когда горящий бункер озарил микрорайон отблесками всепожирающего огня.
Когда Касьянов снова начал трезво оценивать происходящее, его уже вытаскивали из машины «скорой помощи». Он хотел вырваться и убежать, но мужчина и женщина в белых халатах крепко держали его за плечи. Рядом были Антон и ещё один врач. Из левого уха врача выползал гигантский слизень, а под одеждой проступали пятна крови.
- Ну, вы хоть вкратце расскажите, - говорил врач, пока Касьянова вели к обшарпанному серому зданию с непонятной вывеской.
- В реанимации основное уже расписали, - пожал плечами Антон. – А я что могу сказать... давно Евгения знаю. Нормальный парень был. Это в последние года два у него странности начались. Стал бояться людей, в чём-то подозревать всех, про какие-то микросхемы бормотать, про конец света. А теперь видите, спрятался в подвале, как в бункере, бросил работу и совсем двинулся. Мыться и бриться перестал, развёл у себя гадюшник. Говорил мне, что видит каких-то мерзких тварей. Ну, и в итоге поджёг себя вместе с квартирой – чуть весь дом не спалил.
Внутри здания врач повёл Антона в свой кабинет, а двое людей в белых халатах повели Касьянова дальше по коридору. Они сворачивали то налево, то направо, и Касьянов старался запомнить маршрут, чтобы потом сбежать. У двери в палату он, заметив в конце коридора открытое окно, решил не откладывать свой план побега на потом, а привести его в исполнение прямо сейчас. Улучшив момент, он снова попытался вырваться, но санитар с лицом, изуродованным проказой, отточенным движением мягко ударил его коленом в живот. Это был такой приём, от которого перехватывает дыхание и сгибает пополам. Побег не удался. Касьянов забился в угол и стиснул зубы от боли.
«Ну ничего, - судорожно думал он, и кровь стучала у него в висках, - ничего. Ничего вы мне не сделаете. Ваша зараза и ваши микросхемы на меня не действуют. Я сильнее. Скоро вы все сгниёте и сдохнете, а я останусь. Я ещё выберусь отсюда и покажу вам всем... чёрт, как больно...»
Санитары ушли, оставив в палате его одного. Он залез с ногами на одну из кроватей и осмотрелся. Кроме двух кроватей и двух маленьких окон под потолком в палате ничего больше не было. В одном из окон отсутствовало стекло, но решётки были на обоих.
Касьянов лёг на спину, подложив руки под голову, и принялся размышлять о том, как он дальше будет выстраивать свою линию обороны.
«Бежать? – спрашивал он у самого себя. – А куда бежать? И зачем? Убегает тот, кто несвободен. Свободный сидит на месте и не замышляет побегов. Мою свободу у меня не отнимешь, моя свобода принадлежит только мне...»
Когда луч света из окна коснулся его исхудавшей руки, он решил, что всё не так уж и плохо. По крайней мере, теперь у него был новый бункер.
 
13-VIII-13

© Copyright: Антон Марченко, 2015

Регистрационный номер №0304218

от 21 августа 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0304218 выдан для произведения: БУНКЕР
 
1.
Когда остановилось время и мир полетел к чертям, хмурый человек по фамилии Касьянов, весь обросший бородой и волосами, проснулся у себя в комнате. Тут надо сказать, что не так уж и сильно он зарос, но не брился недели две. Одетый в серый шерстяной свитер и мешковатые штаны неопределённого цвета, он несколько минут лежал на разбитом диване, глядя в стену, исписанную цифрами, смысла которых даже он уже не понимал. Лежал и размышлял о том, что надо бы как-то добраться до санузла и привести себя в порядок.
Привести себя в порядок Касьянову мешало то обстоятельство, что ещё с ночи у него нестерпимо болела голова. Осмыслив это, он правой рукой вцепился в свои лохматые русые волосы, а левой принялся нашаривать лекарства на тумбочке, что, слегка покосившись, стояла у изголовья его постели. Касьянов нашёл и вдумчиво разгрыз три таблетки анальгина, после чего перевернулся на спину, и, уже двумя руками схватившись за голову, уставился в потолок. Через полчаса он понял, что таблетки не действуют, и медленно, сперва не взаправду, а затем всё более серьёзно начал подозревать, что ночью, пока он спал, ему потихоньку вставили в мозг микросхему, и теперь он такой же – такой же, как они.
 Набрав полную силу, мысли о микросхеме исказили его сознание и болевым импульсом прошлись по нервным волокнам. Он вскочил с дивана, как ужаленный, подбежал к криво висящему на стене зеркалу и принялся взглядом изучать свои виски.
«Нет, - судорожно соображал он, - никаких микросхем нам не надо. Знаем мы это кино. Шрамы же должны были остаться... шрамов нет. Значит, и микросхемы нет. Не-е-ет, до меня просто так не докопаешься».
Что нужно обычному парню с рабочей окраины города? Крыша над головой, вода, интернет и поменьше людей с микросхемами. Даже после того, как наступил конец света, и города стали один за другим погружаться в дерьмо, всё, что нужно, у Касьянова сохранилось. Бункер, в котором он жил, представлял собой съёмную квартиру в цокольном этаже кирпичного здания дореволюционной постройки. Вода там тоже была, правда, только холодная – горячую, судя по всему, отключили ещё в прошлом тысячелетии. Вот с интернетом небольшая проблема вышла – после конца света Касьянов уволился с завода, на котором работал, деньги как-то быстро стали заканчиваться, и платить за интернет зачастую было нечем. Но это не главное. Главное – то, что у Касьянова не было микросхемы в голове, и он это знал.
Касьянов много чего знал. Он был одним из тех немногих, кто после конца света сохранил способность видеть и знать то, чего не видели и не знали другие. Он не мог точно сказать, когда и откуда появились люди с микросхемами. Но он мог сказать, у кого в голове микросхема есть, а у кого – нет. И почему-то выходило так, что из всех, кого он знал, не было этой дряни только у него. Хотя кого он, собственно, знал? Он знал человека, который лет десять назад утверждал, что конец света совсем близко, что неведомая и безудержная сила уже начинает порабощение человечества, вживляя в мозги людей маленькие электронные устройства, делающие их рабами Системы. И где он теперь, этот человек? Так же блуждает где-нибудь с чипом в голове и ничего понять не может.
Касьянов знал, когда именно состоялся конец света, как знал и то, что люди с микросхемами его не заметили, потому что их критический ум и трезвый взгляд были заблокированы Системой. Они и сейчас не видят того, что видит Касьянов. Когда наступил конец света, практически все живые человеки были заражены каким-то чудовищным психофизическим вирусом, о природе которого даже Касьянову трудно было что-либо сказать. Это было что-то вроде чумы или проказы, медленно, но неотвратимо уничтожающей тела людей. Касьянов много раз видел поражённых этой чумой. Их кожа покрывалась язвами, куски их плоти начинали отмирать, из их глаз и ртов лились зловонные потоки гноя. Вскоре после заражения гной, смешанный с кровью и нечистотами, стал ручьями течь по улицам города, в котором жил Касьянов и в котором люди постепенно превращались в нечто настолько отвратительное, что это трудно описать словами.
 Но микросхема в голове каждого из них делала своё дело. Благодаря ей они не имели возможности видеть, как гниют и разлагаются заживо, они по-прежнему считали себя здоровыми и красивыми. Жалкие твари... они заслужили это.
Заслужили потому, что, как считал Касьянов, чума действовала не только на их тело, но и на разум, а разум у людей был слабый и подлый. С течением болезни заражённые всё сильнее ненавидели тех, кто тогда ещё не был заражён, и всячески старались их изничтожить. Касьянов знал это, и вскоре совсем перестал видеть на улицах людей, которых ещё не обезобразила болезнь. Он, конечно, боялся и за себя, и предпочитал сутками отсиживаться в бункере, выходя на улицу только в случае крайней необходимости.
Сегодня такая необходимость настала. Голова у Касьянова продолжала болеть, и надо было сходить в ближайшую аптеку, чтобы там купить лекарств посильнее. Конечно, можно было бы, например, туда позвонить или сделать заказ через интернет, но все телефонные провода у себя Касьянов перерезал ещё пару месяцев назад, а мобильник и модем уничтожил. Он сделал это из опасения, что через интернет и устройства связи Система сможет до него добраться. После этого ему сделалось спокойнее, но и поддерживать контакты с людьми стало труднее. Хотя с кем их поддерживать? После конца света друзей у него не осталось, и вся его социальная жизнь свелась к общению с прокажённой старухой, которая сдавала ему бункер в подвале, а сама жила этажом выше. Надо сказать, что тогда, когда чума только разразилась, ему больно было смотреть на то, как близкие люди превращаются в омерзительных тварей, но спустя полгода он уже ничего по этому поводу не чувствовал.
Итак, Касьянов принялся размышлять, с чего начать поход в аптеку за обезболивающими. Привести себя в порядок – идея, конечно, неплохая, но к исполнению совсем не обязательная: по сравнению с тем, на что были похожи люди, шныряющие по улицам, Касьянов выглядел просто как ангелочек с картинки.
Он снова поглядел на себя в зеркало, обмотал шею старым клетчатым шарфом, поправил свитер и потуже затянул ремень на штанах. Последнее действо натолкнуло его на мысль о том, что он изрядно похудел. Поразмыслив над этим, Касьянов открыл холодильник и обнаружил в нём ржавую консервную банку, в которой лежал хвост от селёдки.
«Не подойдёт», - решил Касьянов и полез в верхний ящик тумбочки в поисках денег на лекарства. Нашёл там несколько мятых бумажек, сунул их в карман, выпил немного воды из-под крана и приготовился к выходу. Помимо всего прочего, знал Касьянов и то, как гнойный вирус, медленно уничтожающий человечество, попадает в организм – через глаза и уши, вместе с информацией. Именно поэтому перед самым выходом Касьянов надел тёмные очки и заложил уши ватой. Поглядев на маленькое окошко под потолком, по стеклу которого с внешней стороны ползла кровь, смешанная с какой-то желтоватой мерзостью, и кое-где под рамой просачивалась в комнату, Касьянов напоследок подумал, что щели в раме надо будет заделать. Но это всё потом, потом, когда головная боль пройдёт...
- Надо идти, - хриплым голосом сказал он сам себе, и, открыв хлипкую фанерную дверь, неспешно вышел из бункера.
 
2.
Хозяйка квартиры встретила его возле выхода на улицу.
- Касьянов, ты когда платить будешь? За три месяца уже должен.
Касьянов всмотрелся в лицо старухи. Всю левую его половину выгрызла болезнь. Волос у старухи уже не было, из чудовищных язв на голом черепе сочилась омертвевшая кровь, которая сползала слева по изъеденной проказой щеке, и далее вниз, по подбородку, по шее. Кожа на левой половине лица хозяйки отсутствовала, и из кровавого месива на Касьянова смотрел мутный, пожелтевший глаз.
- Скоро будут деньги, - хмуро ответил Касьянов.
- Слушай, студент, или кто ты там, если в течение недели не заплатишь, можешь убираться ко всем чертям. Мне это надоело.
Касьянов кивнул и отправился дальше, напевая про себя песенку: «Я вам денежки принёс за квартиру за январь...» Многодневный голод и недостаток сна сказывались уже в полную силу – он медленно шагал по тротуару, подпирая стены и банкоматы. Под ногами у него хлюпало что-то липкое и вонючее. Вскоре за ним увязались две уличных собаки. Касьянов попытался прогнать их, но оголодавшие плешивые животные смотрели на него как на потенциальный обед и всерьёз его действия не воспринимали. Касьянов решил заманить их на ближайшую помойку в расчёте на то, что там они найдут что-нибудь съедобное и отстанут от него. Так и получилось. В одном из попавшихся по дороге контейнеров для мусора лежал младенец, судя по виду, умерший пару дней назад. Его глазницы были облеплены насекомыми, а пальцы обгрызали крысы. По расчёту Касьянова, собаки заинтересовались трупом младенца и нырнули в контейнер. Дальше он пошёл один, исподлобья глядя на людей, попадающихся по дороге... или на тех, кого ещё полгода назад можно было назвать людьми.
Навстречу ему шёл представительного вида гражданин в белой рубашке и брюках с тщательно выглаженными стрелками. Из его лысой головы выпирали гнилые мозги, вокруг которых с голодным жужжанием кружились мухи. А может, это были не мозги. Может, опарыши.
Потом Касьянова обогнала девушка. Она была одета в короткое платьице с открытой спиной, и на спине её, кожа с которой полностью слезла, были видны катушки подкожного жира, вены и сухожилия. На правой руке девушки не было не только кожи, но и мышц, и Касьянов долго изучал взглядом металлическую часть её скелета. От вони ему хотелось вытащить затычки из ушей и вставить их в нос. Потом он перестал смотреть на людей и уставился под ноги, размышляя следующим образом:
«Люди... глупые, жалкие твари. Вы заслуживаете того, что с вами случилось. Вы хотите уничтожить меня? Вы думаете, что вы сильнее? Не-е-ет. Вы больны и безнадёжны. Вы слабые. Вы поддались этой дряни – и посмотрите теперь на себя. Вы на ходу превращаетесь в дерьмо. А я не такой. Я чистый. У меня нет червей в животе и чипов в мозгах. Ха... что же мне с вами делать? Да и что я могу с вами сделать? Вы все уже обречены. Когда ваша плоть полностью распадётся, от вас останутся только стальные скелеты и черепушки с микросхемами, и вы превратитесь в роботов. Вы будете делать всё по нажатию кнопки. Вами будут управлять... чёрт возьми, уже управляют! Вы думаете, что ещё на что-то способны, но на самом деле, обвешавшись гаджетами и проводами, вы сами сдали себя в рабство. Только вы никак не можете этого понять, потому что вы слепые! Ваши глаза застилает пелена вашей собственной тупости, помноженной на силу зловещего разума, который всех вас использует в своих целях. Если бы вы только могли видеть себя со стороны. Если бы вы только чувствовали зловоние, которое от вас исходит! Господи, господи, но почему всё это вижу и понимаю я один? Я один не справлюсь. Я не смогу вас спасти. Я могу только воевать с вами, упырями. Каждый день вести тихую незаметную войну. А за что я воюю? За кого? Всё, что у меня было, провалилось в ад. Мои друзья и близкие распались на воду и дерьмо, денег у меня нет, работы у меня нет, из убежища выгоняют. Я лишился всего, что составляет человеческую жизнь, и у меня осталась только одна стоящая вещь – это мой разум. Кристально чистый разум. Нет, Система, ты до него не доберешься, ты ничего со мной не сделаешь. Не на того напала. С этими недоумками, которые тут по улицам ошиваются – с ними проще, а я... нет, хе-хе, нет, я ещё разберусь с тобой, я ещё покажу тебе силу своего разума. Но не сейчас. Сейчас ещё рано. Потом. Сейчас я не готов. Да и голова болит... чёрт, я всё-таки надеюсь, что у меня там нет микросхемы».
Касьянов остановился перед стеклянной дверью, на которой был нарисован красный крест с красующейся под ним цифрой «24». Прочистив горло кашлем, он зашёл в аптеку и сразу направился к кассе. Аптекарша презрительно посмотрела на него поверх очков. Вместо глаз у неё были две кровоточащих язвы, а вместо носа зияла глубокая дыра.
- От головной боли что-нибудь дайте, - прохрипел Касьянов, глядя в пол.
- Что именно? – спросила аптекарша.
Из её открытого рта хлынул поток гноя. Касьянов зажал ноздри пальцами. Вонь была нестерпимая.
- Да что угодно, только посильнее.
Аптекарша достала с полки пачку таблеток, взяла у Касьянова деньги, отсчитала сдачу и пробила чек. В этот момент Касьянов подумал о том, что, может быть, она уже давно умерла, только так и не поняла этого, а вместо неё теперь функционирует робот в белом халате.
- Какой-то ты странный, - заметила она.
- Если б вы знали, как от вас воняет, вы бы молчали, - отозвался Касьянов.
- Это от меня воняет? Это от тебя воняет, урод. Сходил бы помылся. Забирай таблетки и проваливай.
Касьянову в очередной раз пришлось смириться с тем, что люди не видят того, каковы они на самом деле.
- Ладно, ладно, извините. А у вас случаем нет рентгеновского аппарата?
Аптекарша снова уставилась на него пустыми глазницами.
- Тебе зачем, чудик?
- Мне надо голову просветить. Хочу узнать, есть ли там микросхема.
- Вот урод. Проваливай, я сказала. Сейчас охрану позову.
Битва была проиграна. Очередная битва из тысячи битв в его личной войне. Касьянов вышел из аптеки и отправился обратно в бункер. По дороге он снова погрузился в размышления.
«Но ведь наверняка же ещё есть уцелевшие. Те, кто ещё не заражены. Они должны быть. Наверное, так же отсиживаются в бункерах, как и я. На поверхности все уже... того. А я ведь рискую, делая вот такие вылазки. Могу тоже схватить эту заразу. Чёрт. Может, уже схватил, и у меня в голове уже микросхема, только я теперь всего этого не вижу. Нет, нет, не может быть. Я же вижу, какие они. Значит, я здоров. Вот, бабища идёт за мной. У неё гнойные сопли и весь живот изъеден червями до крови. Мерзость течёт из неё прямо на асфальт. Внизу на ногах уже некроз начинается. Эх, знать бы того, кто стоит за всем этим ужасом. А может, никто конкретно и не стоит. Может, те же люди сами и сделали себя такими. Они хотели уничтожить друг друга, и у них это получилось. Теперь они хотят уничтожить меня. Все они хотят уничтожить меня. И бабища эта с соплями тоже. Так. Стойте. Она опять идёт за мной? Зачем она идёт за мной?»
Касьянов обернулся. Верно, женщина по-прежнему ковыляла за ним на омертвевших ногах. Касьянов ускорил шаг насколько это позволяли ему силы. Женщина не отставала. Тогда он завернул за угол и решил пройти до бункера через дворы. Обернувшись через минуту, он снова увидел омерзительную человеческую плоть.
- Зачем ты идёшь за мной, тварь?! – крикнул он женщине и почти бегом помчался дальше.
До бункера оставалось уже недалеко. Опрокинув по пути мусорный бак, Касьянов вскочил в дом, спустился к себе на цокольный этаж, заскочил в бункер и подпёр спиной дверь. Несколько минут он молча стоял и прислушивался к звукам из коридора – не пришла ли за ним чумная тварь. Женщина не появлялась.
Только через полчаса Касьянову удалось успокоиться. Он вспомнил, что выходил из бункера за таблетками, и с удивлением обнаружил, что голова перестала болеть сама по себе.
«Твою мать, - разочарованно подумал он, - можно было в аптеку и не ходить».
Сняв очки и налив себе стакан воды, Касьянов сел на диван и осмотрелся в бункере. Ничего с момента его ухода не изменилось, значит, посторонних здесь не было. Цифры на стенах по-прежнему говорили ему обо всём и ни о чём. Несколько месяцев тому назад он вооружился маркером и принялся вести сложные расчёты прямо на стенах, потому что бумаги у него не было. А сейчас он уже не мог вспомнить, что именно он вычислял и какой результат получил в итоге.
Откинувшись на спинку дивана, Касьянов прикрыл глаза и задремал.
 
3.
Его нелегко давшуюся дремоту прервал стук в дверь.
Касьянов попытался сообразить, где он и что происходит. Осознав, что он проснулся там же, где и заснул, он решил, что старуха-хозяйка опять пришла требовать деньги, и направился к двери. Открыв её, он обнаружил на пороге своего давнего приятеля с загадочным именем Антон. На нём были джинсы и белая футболка, жёсткие тёмные волосы его были аккуратно подстрижены, а в руках он держал смартфон.
Последний раз Касьянов и Антон виделись ещё до конца света. Когда-то учились вместе и вместе пили пиво в компании хорошеньких девушек.
- Женька, - улыбнулся Антон, - ну ты просто какой-то квартирант Шрёдингера. То ли ты здесь, то ли тебя нет, на звонки не отвечаешь, а соседи твои подозревают, что ты вообще умер. Сто лет тебя не видел. Как дела?
Антон собрался было зайти в бункер, но Касьянов остановил его.
- Постой, постой. Мне надо на тебя хорошо посмотреть. Вдруг ты болен.
- Это я-то болен? Да я здоровее всех здоровых. Штанга и гантели творят чудеса...
Пока Антон говорил, Касьянов внимательно изучал его внешность. Нет, признаков заражения у Антона не было. Своим глазам Касьянов верил – он уже так насмотрелся на заражённых, что определял у человека наличие болезни с первого взгляда.
- Ладно, заходи, - Касьянов пригласил приятеля в комнату. – У меня тут немного не прибрано, сам понимаешь, не до этого сейчас.
Антон с лёгким ощущением пробегающего по спине холодка сел на диван и передёрнул плечами. Бегло осмотревшись, он сказал Касьянову:
- Женя, ты меня, конечно, извини, но я бы так не смог. Как ты живёшь здесь? Здесь же как в бункере...
- Так это и есть бункер, - отозвался Касьянов из кухни, пытаясь заварить чай холодной водой.
В холодной воде чай не заваривался. Касьянову пришлось зажечь газовую плиту и поставить на огонь старый закопчённый чайник. Сделав это, он вернулся в комнату и сел на табуретку напротив Антона.
- Жень, а ты сам-то не заболел? На работу, как я понимаю, ты не ходишь, срач у тебя кругом, да и выглядишь не лучшим образом. Сейчас июль, а ты в свитере. Твои штаны морально устарели ещё десять лет назад. У тебя точно всё в порядке?
- Да точно, точно. А ты можешь смартфон свой выключить?
Антон с удивлением посмотрел на свою электронную игрушку.
- Выключить? А что, он тебе мешает?
- Да. Я не хочу, чтоб меня нашли по сигналу с электронного устройства.
Тут Антон рассмеялся, несмотря на то, что мурашки снова пробежались у него по спине.
- Даже так? И от кого же ты прячешься? Кто тебя ищет? Жидомасоны? ZOG? Большой Брат следит за нами? Вселенский заговор против тебя, да?
Касьянов нахмурился.
- Ты чушь несёшь, - сказал он Антону. – Лучше вот что скажи. Ты тоже это видишь?
- Что именно?
- Гниение, разложение и распад. Ты чувствуешь вонь от полумёртвых людей? Ты видишь, в каких уродов они превращаются, видишь, как их дерьмо течёт по улицам? Видишь этих мерзких тварей? Видишь?
Между Антоном и Касьяновым повисла тяжёлая, наполненная непониманием тишина, в которой было слышно, как Антон с напряжением думает. Выдержав длительную паузу, он наконец-то заговорил:
- Жень... ты меня прости, но у тебя, по-моему, от такой жизни крыша едет. Тебе надо ходить на работу, гулять, встречаться с девушками, а не торчать здесь. А то так и загнёшься в своём бункере, провонявшемся мышами и варёной капустой. Я тебе серьёзно говорю, никаких мерзких тварей тут нет.
- Антон, - Касьянов с сожалением приложил руки к груди. – Если ты не видишь их, то ты... ты заражён.
- Чем же я заражён? Птичьим гриппом?
- Да к чёрту птичий грипп. Чума. Здесь же повсюду чума, от которой люди гниют заживо. Только они этого не видят, потому что больны. Я вот здоров, и поэтому я вижу. А если ты не видишь, то болезнь уже взялась за тебя. Это же конец света, разве ты не помнишь, как всё это произошло? А... у тебя наверняка микросхема в голове. Если бы я знал, как её вытащить... Антон, тебе лучше уйти. Я не должен заболеть. Не для того я в бункере прячусь, чтоб вот так вот... нет, мне сейчас болеть не надо и микросхему тоже не надо.
Антон снова замолчал, осмысливая ту странную правду, которую говорил ему Касьянов.
- Женя, вот уж кто здесь, кажется, болен, так это ты. Я бы тебе советовал в больницу лечь. Будет тебе там бункер. Серьёзно, если хочешь, я могу организовать тебе место в одной приличной клинике. У меня знакомый там работает.
Касьянов улыбнулся и покачал головой.
- Не-е-ет, не надо меня в сумасшедшие рядить. Я-то знаю, что и как на самом деле. Уходи, Антон. Ты заражён. У тебя микросхема в голове. Мне надо побыть одному.
 - Ладно, тогда я действительно пойду, - с досадой в голосе сказал Антон, поднимаясь с дивана. – Но советую тебе прислушаться к моим словам. Я тебя со школы знаю, ты всегда фантазёром был, но сейчас всё как-то слишком далеко зашло.
- Это не фантазия, Антоха. Это чистая правда. Если ты на самом деле ничего этого не видишь, или же пытаешься меня обмануть, мне тебя очень жаль. Уходи, и не вздумай приводить сюда людей с микросхемами, иначе я за себя не отвечаю.
Когда Антон покинул бункер, осторожно прикрыв за собою дверь, Касьянов подошёл к окошку, примостившемуся под потолком, и посмотрел снизу вверх на свет, с трудом пробивающийся сквозь толщу мерзости, заливающую старое стекло. Касьянов испугался, что скоро этот свет померкнет, что однажды утром солнце не взойдёт, и в темноте и холоде чума сожрёт всех тех, кто ещё здоров, и его, Касьянова, тоже. От этой мысли ему даже в свитере стало холодно, и он отправился на кухню, где уже закипал чайник. Выключив газовую плиту, он налил стакан кипятка, вернулся в комнату и сел за стол под окном. Медленно оглядел беспорядок в квартире. Под столом стоял покрывшийся пылью компьютер, по углам были разбросаны пустые бутылки, в спинку дивана была вилка воткнута, а в углу паук сплёл гигантскую паутину и сидел в её центре, полностью довольный текущим положением вещей. На пауков чума не действовала.
Несколько часов Касьянов молча сидел за столом и совершенно ни о чём не думал. Когда солнце начало клониться к горизонту, он мельком взглянул на свои руки, и его до костей пробрал неописуемой силы страх, смешанный с отвращением.
На обеих своих ладонях Касьянов обнаружил кровавые язвы. Минут двадцать он сидел, будучи не в силах пошевелиться – ужас полностью сковал его тело. Потом разум его стал судорожно соображать.
«Нет, - твердил он себе, - нет, нет, нет! Я не заболел! Это не могло случиться со мной! Мне это всё кажется».
Подбежав к зеркалу, он увидел такие же язвы у себя на лбу и под глазами. Разделся до пояса – увидел язвы на груди. Болезнь только начинала развиваться, но никаких сомнений быть не могло – это была именно она.
«Что же делать? – озадачился он. – Что же мне теперь делать? Хорошо хотя бы то, что микросхемы у меня всё-таки нет, и я понимаю то, что со мной происходит. Но что же делать? Куда бежать? Да и куда убежишь от этой заразы? Нет-нет, я не хочу быть таким же, как они...»
Касьянов думал о себе и о мерзкой природе людей, которая была ему видна во всей красе. Он знал, что чума не уродовала людей, а только выставляла на поверхность восприятия то уродство, которое изначально было у них внутри. Люди сами по себе такие – гнилые и вонючие, просто под воздействием вируса их гной вытекает наружу. Человеку, пережившему конец света и сохранившему возможность видеть это всё со стороны, было трудно принять для себя, что он такой же, как они – насквозь прогнивший и уродливый.
Думал Касьянов долго, со скрежетом и болью. Тут и таблетки пригодились. Когда за окном совсем стемнело, цепочка рассуждений Касьянова остановилась, и он получил готовый результат. Чтобы избежать болезни, Касьянов решил покончить с собой.
 
4.
Он ещё какое-то время сомневался, всё ли потеряно до такой степени, что самое время расстаться с жизнью. Но каждый раз вспоминая о том, во что чума превращает людей, Касьянов всё больше убеждался, что другого выхода у него нет.
Другого выхода не было и быть не могло. Свести счёты с жизнью – это единственный способ не проиграть в этой войне и не стать рабом Системы. Убедившись в этом окончательно, Касьянов ещё раз осмотрелся в бункере. Он привык к этому месту. Здесь он прятался долгие месяцы после конца света. Это место было, пожалуй, единственным безопасным уголком во всём городе. Выбросив на помойку телевизор, обрезав телефонные провода и отключив интернет с целью прервать поступление заражённой информации извне, Касьянов довёл безопасность своего бункера практически до абсолютного значения. Здесь всё было продумано и предусмотрено для жизни в условиях апокалипсиса. А теперь Касьянову предстояло в красивом финише уничтожить своё убежище и себя вместе с ним. Вирус всё-таки до него добрался. Может, просочился через щель в окне, а может, пробрался вместе с этим Антоном, принёс же его чёрт сюда...
Размышляя таким образом, Касьянов пошёл на кухню, взял спички и принялся поджигать в своём бункере всё, что хоть как-то могло гореть. Мебель, книги, обои, мятые бумажки, тряпки какие-то... в растопку шло всё.
Через полчаса соседи почувствовали запах дыма из бункера. Касьянов слышал, как хозяйка, находясь в квартире этажом выше, названивала во все экстренные службы. Потом она вместе с жильцами уговаривала его открыть дверь. Касьянов не поддавался. Он сидел на полу, прислонившись спиной к двери, и молча созерцал, как пламя пожирает бункер, несколько месяцев служивший ему убежищем от заразы, расползшейся по земной поверхности. Ещё через несколько минут в дверь к нему уже ломились пожарные и неотложка. От нехватки кислорода у Касьянова темнело в глазах, и он едва понимал, что происходит вокруг.
Когда пожарные выломали дверь, он уже лежал на полу без сознания.
 
Ледяное дыхание вечности содрало с кожи Касьянова струпья и гнойные нарывы. Он снова был чист и здоров, хотя в тот момент вряд ли мог осмыслить это. Разум человека, пережившего апокалипсис, вырвался из его тесной головы и болью растёкся по холодной и безграничной пустоте. Касьянов был в ней совершенно один. Трудно сказать, сколько времени провёл он один на один с вечностью, потому что времени там не существовало, как не существовало пространства, да и самого Касьянова.
Но потом свет с отчаянным криком прорезал тьму, и контуры действительности стали проясняться. Объективная реальность медленно стала возвращаться в голову Касьянова вместе с его разбитым на осколки и как попало собранным сознанием. Он увидел белые прямоугольные лампы на потолке, свет которых был настолько ярким, что ему на несколько минут пришлось зажмуриться.
Сбросивший налёт скверны разум Касьянова, несмотря на очевидные трудности понимания момента, соображал с удвоенной силой, и Касьянов понял, что лежит в больничной палате, из его рук торчат иглы и трубки, а вокруг суетятся врачи, создавая видимость усиленной деятельности. Касьянов хотел встать, но у него это почему-то не получилось, только в глазах потемнело от напряжения. Плюнув на эту затею, он стал внимательно изучать людей, ходивших вокруг него, и тут его разум раскалённой иглой пронзила страшная мысль о том, что с ним могли сделать, пока он был без сознания. Теперь он не видел скверны на себе, но не видел её и на телах других людей, а значит, микросхему в голову вставили и ему.
Касьянов содрогнулся от ужаса и закричал, закричал громко и страшно, до боли, до крови. Вся больница переполошилась. Лениво ползающие по палате врачи мигом пришли в движение, а откуда-то из коридора примчался его давнишний приятель Антон. Он положил ладонь на горячий лоб Касьянова и принялся успокаивать его:
- Женя, Женя, не кричи, пожалуйста. Всё хорошо. Я здесь, я с тобой. Сейчас, - Антон покосился на врача в дальнем углу палаты, набирающего в шприц неведомое лекарство, - сейчас станет лучше. Ты поправишься. Пару-тройку каких-нибудь месяцев – и обязательно поправишься.
Касьянов не слушал болтовню Антона. Он, застряв на одной волне, обсыпал его проклятьями, кричал, пытался освободить привязанные руки и дотянуться зубами до капельницы, пока не обнаружил, что помутнение разума стало проходить. Он снова стал видеть то, что видел раньше. По лицу и плечам Антона потекла отвратительная слизь, да и прочие люди в зоне видимости стали выглядеть так, как положено выглядеть жертвам гнойной некротической чумы. И Касьянов забился в приступе истерического смеха:
- Ха-ха-ха! Я снова победил! А-а-а! Вы вставили мне в голову микросхему – и что? Ваша микросхема не работает! Не работает!!! А-ха-ха-ха-ха-ха! Я снова вижу вас такими, какие вы есть! Я сильнее вас! Вы мне ничего не сделаете! Ха-ха!
Даже после того, как правую руку Касьянова перетянули жгутом и через стальную иглу ввели в кровь транквилизатор, Касьянов продолжал смеяться. Он смеялся до тех пор, пока не отключился, но на лице его осталась идиотская улыбка.
В течение нескольких следующих дней он плохо понимал, что с ним происходит. Понимал только, что лежит в палате, что ему постоянно колют неизвестные препараты, и что весь пол в его палате измазан той же вонючей жижей, которая целыми реками и водопадами течёт по улицам. Встать, поговорить с другими пациентами, выйти куда-нибудь и изучить обстановку Касьянову не удавалась – не хватало сил, ни физических, ни умственных. Слишком многое пришлось ему пережить в тот день, когда горящий бункер озарил микрорайон отблесками всепожирающего огня.
Когда Касьянов снова начал трезво оценивать происходящее, его уже вытаскивали из машины «скорой помощи». Он хотел вырваться и убежать, но мужчина и женщина в белых халатах крепко держали его за плечи. Рядом были Антон и ещё один врач. Из левого уха врача выползал гигантский слизень, а под одеждой проступали пятна крови.
- Ну, вы хоть вкратце расскажите, - говорил врач, пока Касьянова вели к обшарпанному серому зданию с непонятной вывеской.
- В реанимации основное уже расписали, - пожал плечами Антон. – А я что могу сказать... давно Евгения знаю. Нормальный парень был. Это в последние года два у него странности начались. Стал бояться людей, в чём-то подозревать всех, про какие-то микросхемы бормотать, про конец света. А теперь видите, спрятался в подвале, как в бункере, бросил работу и совсем двинулся. Мыться и бриться перестал, развёл у себя гадюшник. Говорил мне, что видит каких-то мерзких тварей. Ну, и в итоге поджёг себя вместе с квартирой – чуть весь дом не спалил.
Внутри здания врач повёл Антона в свой кабинет, а двое людей в белых халатах повели Касьянова дальше по коридору. Они сворачивали то налево, то направо, и Касьянов старался запомнить маршрут, чтобы потом сбежать. У двери в палату он, заметив в конце коридора открытое окно, решил не откладывать свой план побега на потом, а привести его в исполнение прямо сейчас. Улучшив момент, он снова попытался вырваться, но санитар с лицом, изуродованным проказой, отточенным движением мягко ударил его коленом в живот. Это был такой приём, от которого перехватывает дыхание и сгибает пополам. Побег не удался. Касьянов забился в угол и стиснул зубы от боли.
«Ну ничего, - судорожно думал он, и кровь стучала у него в висках, - ничего. Ничего вы мне не сделаете. Ваша зараза и ваши микросхемы на меня не действуют. Я сильнее. Скоро вы все сгниёте и сдохнете, а я останусь. Я ещё выберусь отсюда и покажу вам всем... чёрт, как больно...»
Санитары ушли, оставив в палате его одного. Он залез с ногами на одну из кроватей и осмотрелся. Кроме двух кроватей и двух маленьких окон под потолком в палате ничего больше не было. В одном из окон отсутствовало стекло, но решётки были на обоих.
Касьянов лёг на спину, подложив руки под голову, и принялся размышлять о том, как он дальше будет выстраивать свою линию обороны.
«Бежать? – спрашивал он у самого себя. – А куда бежать? И зачем? Убегает тот, кто несвободен. Свободный сидит на месте и не замышляет побегов. Мою свободу у меня не отнимешь, моя свобода принадлежит только мне...»
Когда луч света из окна коснулся его исхудавшей руки, он решил, что всё не так уж и плохо. По крайней мере, теперь у него был новый бункер.
 
13-VIII-13

 

Банкомат

Бык на тачке 3.0