ГлавнаяПрозаМалые формыРассказы → БЕС смерти или бессмертие

БЕС смерти или бессмертие

8 апреля 2012 - Александр Балбекин

 

- Вань, иди домой. Чево уселси на завалинке? Мотри, снег пошел… Промерзнешь невзначай…

 

- Может, хочу змерзнуть. Заледенеть. И больше не появляться.

 

- Вань, детки у нас. Старшему осьнадцать, младшому – два. Еще четверо один к одному. Вань, одумайся…

 

- Лизунь, поди с глаз долой…

 

- Окаянный, пошито взъерепенился? Четвертинку вылила в кадушку?

 

- Жизнь мою растерла на терке, вместо редьки прошлифовала…

 

- Вань, разя я в энтом виновна? На себя-то бы поглядел: ни рожи, ни кожи не осталось. Одни глазища вылупленные чересчур, вроде китайских фонариков из-под зажигалок сверкают. Сморщенный какой к сорока годам очутился.

 

- Хорош, Лизунь. Сама нябось взбрюхатилась толстолобиком рыхлым, в какую степь не глянь - везде пузатость выявляется. Не возможно ж на горе вспухшей на коньках фигурно скользить. Оттуда и сморщенность

в одночасье настобрыденным.

 

- Какая-такая остобрынденность вдруг?

 

- Охренелая. Прости, Лизунь. От тоски. От сугробной замороженности, неприглядной туманности, бесконечной пронырливости… и твоею занудности… Не зуди, хоть, теперь, в предсмертный час.

 

- Окаянился мужик! Ишь чего удумал, меня с шестярыми оставить сатане на растерзание, а сам к ангелам задумал запропаститься.

 

- На хрена мне твои ангелы, кады жизнь проклятущая копейки на хлеб не оставила. Отовсюду обратился негодным. В совхозе и том, к едрени фени послали. Мол, спился тракторист. А я не пил целых три дня. Пахал, как папа Карло с утра до ночи на полях. Не виноват, что их тракторЫ в манду послать давно бы след. Ни насос, ни двигатель… ремни и те достать в городах не сумели, мать их ети заказников. А шо, я што ли насос? Или я Бес, шоб из г-вна конфетки выделывать? Вот и сокрушаюсь…

 

- Вань, поостынь с энтой бесовщиной. У их все не по-людски. Ты жа крещенный, Вань. Они нехристи окаянные. Вот и тянут в свой загон кого послабее. Ты поник маленько. Но про дитев должен соображать. Они ж все крещенные. Под Богом ходють, Вань.

 

- Пересмотрел позиции.

 

- Какие – такие?

 

- Крещенные.

 

- Вань, побойся Бога.

 

- Я, Лизунь, таперча никого не убоюсь. Я с самим Им вчерась беседовал.

 

- С кем-то?

 

- С самым главным окаянным, с сатаной означает.

 

- Вань, с ума-то не сходи. Не пугай.

 

- Чево мне тебя отпугивать, кады он мне ясно разъяснил, кто, где и на какой ступени возвышается.

 

- Вань, я к батюшке в приход сгоняю, ужасы какие наколдовали, явно порчь от Анютки оголтелой. Она года три на тебя глаз положила, и всех колдунов в округе взболомутила.

 

- Лизунь, Анютка - чистый ангел с небес, так и знай.

 

- Можеть, я-то и знаю, а ты кабель третий год под юбку ее лазишь… Глаза-то не зашторивай мутью пьяной. Все про тебя известно на селе. И как по ночам в стогах кувыркались. И как прошлым летом в сарае любезничали. И как ноне ты ее за подол всенародно у правления хватал. Она тебе по щекам обрюзглым ладошками свиристеющими надавала… Точно кота паршивого отхлестала за неудобства публичные.

 

- Лизунь, преумножаешь. Это я ей под зад пинка, за то шо она со мною так прилюдно обошлась. Таперича пусть поглядит на мою смертушку за забором, в отличаи от его.

 

- Кого-то?

 

- Беса первоклассного. Энто он меня с Анюткой на подворье сблизил.

 

-  Какжить оказия едакая случилось, Ванюшь?

 

- Запросто. Рогатый в потемках объявился:" Нате вам Анюточку на блюде. Со складной попкой, с сиськами тугими, и губками едучими". - Одномоментно склеились, благодаря ему. А он окаянный под наблюдением за стогом торчал. Изучал как это у нас без его безобразий любовь складывается.

 

- И гдей-то он тебя ненароком узрел?

 

- В коровнике. Кады Анютка Глашку отдаивала, и ляжки оголила, а туды невзначай за силосом заглянул. Хотел для своей скотины урвать малость. Вот и урвал. На коленки пухлые наткунлся, в грудя надувные уткнулся невзначай… А он мне рогатый прошептал: « Твоя. Бери. Не брезгуй». Взял. Прямо в коровнике. И Глашка не мычала, а тольки поглядывала изумрудно. А Бес из-под вымени ее, ликуючи одобрял, мол, вот теперь ты, Ванек, молоток, торчишь, как огурец на плантации нашей.

 

- Какой такой ихней?

 

- Бесовской. У их, там в коровнике плантация самая и есть. Там людей к себе и прибирают поочередно. Сеньку вдового с Люськой Овчинниковой, Петькиной женой, там же застукали. Вон она, какая, Лизунь, оказия.

 

- Теперь-то что, Вань?

 

- Ничего. В бессмертие пойду, как обещано.

 

- Кем?

 

- Приятелем моим – Бесом. Он таперича мою жизнь поганую под контролями бережет. Я получаюсь у Яго в рабствах. Анютка-то покоя лишила. Тады и тоскую... и звмерзнуть прилюдно собралси. А ты, иди, иди в дом, Лизунь. Ребятишки-то поди соскучились без тебя. Да и спать укладывать в пору.

 

- И какое-такое Бес тебе наобещал, что семью свою в момент на морозе решил застудить до гробовой доски?

 

- Бессмертие посулил. Вот замерзну, а он меня в Анюткиной постели отморозит.

 

- Вань, ты взбесился. На тебе лица нет, одни мощи остались.

 

- Он так и предполагал: кады мощи останутся, тады замерзай. Потом уж я тебя бессмертием вознагражу. Вместе с Анюткой Кривопаловой.

 

- Ворожиха! Калдунья!

 

- Лизунь, притом Анютка не присутствовала. Мы с им отдельно в коровнике беседу вели.

 

- Извращенец! Ты, что под наблюдениями развратничаешь?

 

- Под Яго повелениями. Он мне пути указывает, и обращает.

 

- Чево-чево?

 

- В лоно бессмертия дорогу кажет. Лизунь, ты иди. Мне чуток до бессмертия осталось. Вот только маненько подморожусь… и туда к Яму… приятелю свому… и Анютка следом за нами последует…

 

- Гад, ты кривобокий! А что с детьми сбудется? Извечное проклятие?! Ты подумал о кровных, о своих?

 

- Они не мои уже. Они его таперича. Он их опосля всего взял под контроль. Я ж за его, а он за меня. Вот и сделались в ту ночь.

 

- Как это ЯГО? Они крещенные! Они Христовы!

 

- Были. Таперича сплыли.

 

- Иуда! Детев за подол продал!

 

- Не я, Лизунь, Он. Истомил Он меня, сокрушил. И Анютой наградил вдобавок.

 

- Господи, да, что это деется вокруг?! Бесы по дворам, будто начальники обчественные в любую минуту заходят. Кажную дверь без проволочек раскрыть наровят, безразбору, судов и следствия порчь нанести готовые. Господи, услышь МЯ-Я-Я!

 

...Было морозно. Под заиндевевшей сосной, на скамье лежал мужчина сорока лет.

Прибывшая на место происшествия полиция вместе со  «Скорой»  труп не обнаружила.

 

Петьке Овчинникову, Люськиному мужу, которую три года назад в коровнике с полюбовником Сенькой застукали, здорово досталось тогда, чуть не штрафанули за ложный вызов.

 

Верите, нет ли, но после того заикаться стал мужик самостоятельный, и глаз левый дергается при разговорах. Потому все больше теперь молчит. В краску мужика кидает, когда ненороком с Елизоветой, женой пропавшего Ваньки, встретится в сельпо.

 

Что же касается Елизоветы, то жена верит в возвращение отца семейства, и родного мужа. Детям постоянно твердит:

 

- Папаня  с грЫбами  намедни возвернется, усядемся за стол, жареных откушаем.

 

Правда, после того украдкой в окно заглянет, перекрестится три раза, и через левое плечо сплюнет поморщившись.

 

Ей-то уж доподлинно известно, что в селе пересудам нет конца до сей поры, мол:

 

 « Ванюшка-то от тоски запойной, да от Лизки сварливой сбежал  с Анюткой Кривопаловой к Бесу-Сеньке в город. Тот,  опосля конфуза с Люськой,  таксистом  наладился, а фамилию окаянный  не поменял: Бесовым Семеном Ильичом так и осталси».

 

 

                         

© Copyright: Александр Балбекин, 2012

Регистрационный номер №0040866

от 8 апреля 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0040866 выдан для произведения:

- Вань, иди домой. Чево уселси на завалинке? Мотри, снег пошел… Промерзнешь невзначай…

- Может, хочу змерзнуть. Заледенеть. И больше не появляться.

- Вань, детки у нас. Старшему осьнадцать, младшому – два. Еще четверо один к одному. Вань, одумайся…

- Лизунь, поди с глаз долой…

- Окаянный, пошито взъерепенился? Четвертинку вылила  в кадушку?

- Жизнь мою растерла  на терке, вместо редьки прошлифовала…

- Вань, разя я в энтом виновна? На себя-то бы поглядел: ни рожи, ни кожи не осталось. Одни глазища вылупленные чересчур, вроде китайских фонариков из-под зажигалок сверкают. Сморщенный какой к сорока годам очутился.

- Хорош, Лизунь. Сама нябось взбрюхатилась толстолобиком рыхлым, в какую степь не глянь - везде пузатость выявляется. Не возможно ж на горе вспухшей на коньках фигурно скользить. Оттуда и  сморщенность
 в одночасье настобрыденным.

-  Какая-такая остобрынденность вдруг?

-  Охренелая. Прости, Лизунь. От тоски. От сугробной замороженности, неприглядной туманности, бесконечной пронырливости… и твоею занудности… Не зуди, хоть, теперь, в предсмертный час.

- Окаянился мужик! Ишь чего удумал, меня с шестерыми оставить сатане на растерзание, а сам к ангелам задумал запропаститься.

- На хрена мне твои ангелы, кады жизнь проклятущая копейки на хлеб не оставила. Отовсюду обратился негодным. В совхозе и том, к едрени фени послали. Мол, спился тракторист. А я не пил целых три дня. Пахал, как папа Карло с утра до ночи на полях. Не виноват, что их тракторЫ в манду послать давно бы след. Ни насос, ни двигатель… ремни и те достать в городах не сумели, мать их ети заказников. А шо, я што ли насос? Или я Бес, шоб из г-вна конфетки выделывать? Вот и сокрушаюсь…

- Вань, поостынь с энтой бесовщиной. У их все не по-людски. Ты жа крещенный, Вань. Они нехристи окаянные. Вот и тянут в свой загон кого послабее. Ты  поник маленько. Но про дитев должен соображать. Они ж все крещенные. Под Богом ходють, Вань.

- Пересмотрел позиции.

- Какие – такие?

- Крещенные.

- Вань, побойся Бога.

- Я, Лизунь, таперча никого не убоюсь. Я с самим Им вчерась беседовал.

- С кем-то?

- С самым главным окаянным, с сатаной означает.

- Вань, с ума-то не сходи. Не пугай.

- Чево мне тебя отпугивать, кады он мне ясно разъяснил, кто, где и на какой ступени возвышается.

- Вань, я к батюшке в приход сгоняю, ужасы какие наколдовали, явно порчь от Анютки оголтелой. Она года три на тебя глаз положила, и всех колдунов в округе взболомутила.

- Лизунь, Анютка - чистый ангел с небес, так и знай.

- Можеть, я-то и знаю, а ты кабель третий год под юбку ее лазишь… Глаза-то не зашторивай мутью пьяной. Все про тебя известно на селе. И как по ночам в стогах кувыркались. И как прошлым летом в сарае любезничали. И как ноне ты ее за подол всенародно у правления хватал. Она тебе по щекам твоим обрюзглым ладошками свиристеющими надавала… Как кота паршивого отхлестала за неудобства публичные.

- Лизунь, преумножаешь. Это я ей под зад пинка, за то шо она со мною так прилюдно обошлась. Вот таперича пусть поглядит на мою смертушку за забором, в отличаи от его.

- Кого-то?

- Беса первоклассного. Энто он меня с Анюткой на подворье сблизил.

- Энто какжить случилось, Ванюшь?

- Запросто. Рогатый в потемках объявился, нате вам Анюточку на блюде. Со складной попкой, с сиськами тугими, и губками едучими. Вот и склеились, благодаря ему. А он окаянный под наблюдением за стогом торчал. Изучал как это у нас без его безобразий любовь складывается.

- И гдей-то он тебя ненароком узрел?

- В коровнике. Кады Анютка Глашку отдаивала, и ляжки оголила, а туды невзначай за силосом заглянул. Хотел для своей скотины урвать малость. Вот и урвал. На ляжки пухлые наткунлся, в грудя надувные уткнулся невзначай… А он мне рогатый прошептал: « Твоя. Бери. Не брезгуй.» Взял. Прямо в коровнике. И Глашка не мычала, а тольки поглядывала изумрудно. А Бес из-под вымени ею,  ликуючи одобрял, мол, вот теперь ты, Ванек, молоток, торчишь, как огурец на плантации нашей.

- Какой такой ихней?

- Бесовской. У них, там в коровнике плантация эта и есть. Там людей к себе и прибирают поочередно. Сеньку вдового с Люськой Овчинниковой Петькиной женой там же застукали.
 Вон она, какая, Лизунь, оказия.

- Теперь-то что, Вань?

- Ничего. В бессмертие пойду, как обещано.

- Кем?

- Приятелем моим – Бесом. Он таперича мою жизнь поганую под контролями бережет. А получается у Яго в рабствах. Анютка-то покоя лишила. Вот и тоскую. Вот и звмерзнуть прилюдно собралси. А ты, иди, иди в дом, Лизунь. Ребятишки-то поди соскучились без тебя. Да и спать укладывать в пору.

- И, что ж это Бес тебе такое наобещал, что семью свою в момент на морозе решил застудить до гробовой доски?

- Бессмертие обещано. Вот замерзну, а он меня в Анюткиной постели отморозит.

- Вань, ты взбесился. На тебе лица нет, одни мощи остались.

- Он так и предупреждал: кады мощи останутся, тады замерзай. Потом уж я тебя  бессмертием вознагражу. Вместе с Анюткой Кривопаловой.

- Ворожиха! Калдунья.

- Лизунь, притом Анютка не присутствовала. Мы с им отдельно в коровнике беседу вели.

- Извращенец! Ты, что под наблюдениями развратничаешь?

- Под Яго повелениями. Он мне пути указывает, и обращает.

- Чево-чево?

- В лоно бессмертия дорогу кажет. Лизунь, ты иди. Мне чуток до бессмертия осталось. Вот только чуть подморожусь…  и туда к Яму… приятелю свому… и Анютка следом за нами последует…

- Гад,  ты кривобокий! А что с детьми сбудется? Извечное проклятие? Ты подумал о кровных, о своих?

- Они не мои уже. Они его таперича. Он их опосля всего взял под контроль. Я ж за его, а он за меня. Вот и сделались в ту ночь.

- Как это ЯГО? Они крещенные! Они Христовы!

- Были. Таперича сплыли.

- Иуда! Детев за подол продал!

- Не я, Лизунь, он. Истомил он меня, сокрушил. И Анютой наградил вдобавок.

- Господи, да, что это деется вокруг?! Бесы по дворам, как начальники обчественные в любую минуту заходят. Любую дверь без проволочек раскрыть наровят, на любого  порчь нанести готовые. Господи, услышь МЯ!

 Было морозно. Кроны кленов осыпал иней. Под заиндевевшей сосной,  на скамье лежал мужчина сорока лет.  Прибывшая на место происшествия  «Скорая» и  следственная группа  установили факт смерти – переохлаждение.
                                                                                                                       
 

 
Рейтинг: +5 809 просмотров
Комментарии (13)
0 # 10 мая 2012 в 07:54 +2
Фрагмент достоин развёртывания в рассказ или даже большее. Лично мне не хватило обоснования любви к Анютке, бесед ЛГ с бесом и завершения этой истории не столь тривиальным способом. Например, я закончил бы так: когда приехала полиция (кстати, следственная группа выезжает на место происшествия только в случае явного криминала - это так, на случай, если специалисты читать станут) и "Скорая", то трупа обнаружено не было... Во как!
Александр Балбекин # 10 мая 2012 в 10:34 +3
Спасибо! Интересно-интересно... Особенно про труп. Тут мозговать надо. БУ время, призадумаюсь. Обязательно возьму во внимание подсказки друга. Эх, славно иметь умных, и понятливых друзей!!!!
0 # 13 мая 2012 в 09:42 +1
Александр, концовка стала гораздо оригинальнее. Кроме того, напрашивается и продолжение истории.
Александр Балбекин # 13 мая 2012 в 17:27 +2
Бум думать!
Петр Шабашов # 10 мая 2012 в 12:51 +2
Какой сочный язык! Браво! live1
Александр Балбекин # 10 мая 2012 в 20:33 +2
Петр, спасибиииии!!! У меня тоже есть сюрпризы для Вас. Только я не умею выражать их в смайликах. Чуть подождем. Не имею права разглашать. Это про другой сайт.

С теплом,
Александр.
0 # 12 мая 2012 в 11:24 +1
Замечательно!
Александр Балбекин # 12 мая 2012 в 20:25 +2
Спасибо, Роман. Кстати,я Романович.
0 # 16 мая 2012 в 16:20 +1
Кстати,я Романович.
:3
Комментарии не всегда приходят,Александр. Ещё раз с удовольствием перечитал эту вещь.Спасибо!
Альфия Умарова # 9 июня 2012 в 20:19 +1
С удовольствием прочитала, Александр! smile
Язык, конечно, весьма колоритный, выпуклый -
хоть режь да ешь! flower
Александр Балбекин # 13 октября 2012 в 06:15 +1
Спасибо. Альфия, извините, что с опозданием, но... как всегда - времени не достает. Удачи Вам, дорогой мой друг! 9c054147d5a8ab5898d1159f9428261c
Наталья Бугаре # 14 октября 2012 в 20:46 0
Дааааааааааа, вот это язык. Правильно сказала Альфия- режь да ешь) Браво. Чудо, как хорошо у вас,сочно и явственно вся история обрисована. Чудо. supersmile
Александр Балбекин # 15 октября 2012 в 09:14 0
Спасибо, Наташа. Старался с натуРОВ рисовать. hoho