По сложившейся традиции каждый рассказ я стал предварять небольшим экскурсом в историю создания произведения и данный опус не исключение. В 2016 году для конкурса на сайт «Герои победы» я оправлял рассказ «Святой», а в этом решил написать новую историю. Я долго искал сюжет, пересматривая советские фильмы и вспоминая рассказы стариков о войне, но в сети обнаружил воссозданную белорусским певцом Петром Елфимовым композицию «Ванька-Встанька» Владимира Мулявина, написанную на стихи Евгения Евтушенко. Мини рок-опера помогла выбрать идею рассказа, а тему предпочел не случайно. В январе отмечается снятие блокады Ленинграда. Данная тема тревожит меня уже много лет. Чтобы настроиться на написание истории, я решил включить «гимн спасения города» Седьмую симфонию Дмитрия Дмитриевича Шостаковича и сюжет пришел сам собой, появившись в образах, рожденных музыкой. Отдельно хочется отметить образ Распутиной Екатерины – жены, главного героя. Ее прототипом является Елена Владимировна Дингес. Нас связала судьба летом прошлого года и ее праведный взгляд на жизнь, правильные ориентиры и ценности, отразились в образе Екатерины.
«В суете и пыли, этот бой только мой»
Слот – Мой бой
- Папа, когда же это закончится? – глядя в отцовские голубые впалые глаза, спросила Анюта. Девочка прижалась к его руке, шмыгнув носом и поерзав на старой шинели, замерла. Прерывистое дыхание было медленным и едва различимым. Константин не находил ответ на вопрос семилетней дочери. Сидя на берегу реки под бетонным мостом, мужчина проклинал человеческую ложь, именуемую в обществе мудростью, с которой он проработал последние одиннадцать лет в библиотеке, за боль изъедающую его сердце и отсутствие внутреннего стержня. Он гладил дочку по светлым, кудрявым волосам, взирая на темную поверхность Невы.
Зенитки расстреливали небо, разнося по округе оглушительные звуковые удары. Августовский день пах гарью и копоть кружила страшными серыми клубами по улицам города. – Папа. Почему ты не отвечаешь? Ты же самый умный, самый сильный, - прошептала девочка, приоткрывая глаза. От слов дочери хотелось умереть, только бы не чувствовать стыд, разгоревшийся в груди. Детская, еще не вытравленная жизнью простота, в девичьем разуме рисовала отца великим героем, противостоящим чудовищной реальности. Хотя на деле Распутин давно оказался сломленным человеком, живущим только благодаря вере жены в его силы. Мужчина перевел взгляд с реки на дочь, а после посмотрел на жену, сидящую, оперевшись спиной о бетонную опору Литейного моста.
- Что ответить, моя голубушка? – шепотом спросил он жену, смотрящую на него с той же несгибаемой надеждой, что и дочь, с её детским восторгом. Женщина не шевелилась, сохраняя в неподвижности последние силы.
С утра они решили перебираться с улицы Рубинштейна в городскую поликлинику, где заместителем врача трудилась Валентина Ивановна - родная сестра Константина. В родителях еще не угасла надежда накормить и поддержать ребенка медикаментозно. Екатерина пожала плечами и медленно, с отчаянием в каждом движении повернула голову к реке, скрывая в глазах слёзы.
- Вам проще… - прошептал Константин. - Вы плачете и уповаете на меня… А я мужчина… я все в себе переношу… Дочка, - поцеловав ладошку Анютки, шептал отец - поверь, я не меньше тебя хочу, чтобы этот ад закончился. Но я не верю… я до последнего надеялся, что нас спасут, нам помогут, соберут оставшихся в городе мужчин в один отряд и мы дадим отпор. Но сейчас у меня нет надежды на спасение. Мы обречены. Мужчина, в отличии от женщины, боится боли и изъедает себя еще за то, что испытывает боль, а не ощущает себя каменной стеной. Я ищу внутри себя смелость, но ничего не нахожу, я боюсь как и вы… Бога запретили, сказали его нет. Да и как бы он допустил всё это, если бы существовал? – Распутин отпил пару глотков воды из фляжки и замолчал. Он понял, что сейчас доведет жену до отчаяния и потеряет навсегда. В его груди разгоралась боль расставания с любимой голубушкой, которой обязан жизнью, поскольку любит ее в сотни раз больше чем самого себя. Но сильнее его любви только полное отчаяние, от бесконечной блокады Ленинграда, удушающей город.
Анюта вытащила из своей сумки небольшую зеленую игрушку Ваньку–встаньку, шлепая пальцем по голове куклы, она валяла её на землю, но, игрушка поднималась на ноги после каждого удара, улыбаясь нарисованным лицом. Девочка шепталась с неваляшкой, рассказывая ей прибаутки и стихи, и казалось в её игре не было места горю и войне, царящим вокруг.
- Неужели ты отчаялся? – спросила Екатерина, оборвав вопросом долгое, тяжелое молчание, мучительно тянущееся под звуками улетающих ввысь снарядов. – Я понимаю, что мужская твердость складывается из женской преданности и любви. Скажи, я могу чем-то наполнить твою уверенность в завтрашний день? – глубоко набрав в грудь воздух, сдерживая плачь, женщина смотрела в глаза супругу и ее взгляд призывал его к благоразумию. - Ты же понимаешь, что от мужской силы зависят моя и Анютина жизни. Нам надо во спасение верить и тогда есть смысл голодать, отказывать себе и дальше во всём,- прерывисто, сдерживая горечь, подступающую к горлу, шептала женщина,- иначе же мы умрём в объятиях отчаяния, задушившего нас.
Константин ничего не отвечал, смотря в серые, наполненные просьбой о защите, глаза жены. Он лицезрел сверкающие слёзы, сдерживаемые женщиной, а во взгляде - аристократическую вековую утончённость, присущую жителям города. Жена не истерила, не кричала, она умирала гордо, как императрица, держа шею и спину ровно и её статность порождала в нём лучшее на что он способен. Даже сейчас, когда скорбь, как голодный ястреб, разрывала сердце женщины, она все силы отдавала на поддержку тыла своего супруга. Безудержное отчаяние рвало мужчину изнутри. Если раньше он, умирая от голода, готов был броситься на любого человека в поиске пропитания для семьи, то спустя время, надобность в еде отпала. Вместо неё появилась энергетическая надежда, об окончании блокады, о нужде терпеть и дожидаться когда Красная армия спасёт город. Но внезапно чаяния умерли в сердце Константина и появилась могилка надежды, поросшая лишайником и ядовитыми грибами. Но сколько бы он не призывал воскреснуть это чувство, его потуги оказывались тщетными. А когда жена и дочь обращались за помощью и защитой, он ощущал чудовищное чувство стыда, хоронившее его заживо рядом с внутренней надеждой. Распутин чувствовал безудержное, всепоглощающее бессилие в жене, с которым она боролась, продолжая уповать на то что он мужчина и должен выстоять, не позволить себе сломаться и пересиливая себя оставалась за мужем. Константин уповал на веру жены больше чем на собственную силу. Его решение перебраться в больницу к сестре, обусловлено желанием помогать людям, а не подаваться самоедству за бессилие и малодушие. Распутин думал: он единственный среди ленинградцев отчаявшийся и сломленный, потерявший себя и проигравший войну, посрамил честь семьи, города, страны и всего народа.
- Прости родная… - опустив голову вниз, сказал он. – Хотя бы одно знамение, хотя бы один небольшой знак увидеть или услышать и я бы поднялся на ноги, ведя Вас к Победе, но я будто ослеп и не вижу ничего…
Екатерина отвернулась от мужа, упала на землю и громко разрыдалась. Дочка подползла к матери, обняла её. Не в силах смотреть на свою семью, Константин подошел к берегу Невы. Он посмотрел в небо. Сжимая руки в кулаки, едва не закричал сдавленный бессилием, но в это мгновение громкие звуки зазвучали по городу. Мужчина решил, что вновь заревела сирена, отвращение к жизни укололо в сердце ядовитыми стрелами, но спустя несколько секунд он понял: играет оркестр. Громкость музыки возрастала, воспаряя над Ленинградом цветущими созвучиями. Мужчина обернулся, непонимающе смотря на жену и дочь. Они перестали плакать, взирая на него и поднимаясь с земли, отряхивали одежду.
- Это Шостакович, - тихо произнес Константин, - Это Шостакович – повторил он быстрее. И в третий раз изо всех сил закричал – Это Шостакович! – Катенька, мы Победили! Мы живы! Ты слышишь, это Шостакович! – поднимая указательный палец в небо, будто и вправду, Дмитрий Дмитриевич в одиночку исполняет написанную им музыку. - Ты понимаешь, что это значит? Это музыка спасения! Нашего спасения! Мы победили! – Распутин восторжествовал, выпрямил спину и в его движениях снова стал заметен человек высоких жизненных принципов. В миг в его исхудавшем теле, изъеденном язвой и гнойными ранами появился восстановленный дух. Мужчина подбежал к детской кукле Ваньке-встаньке, которой игралась его дочь. – Любимая, смотри. - Он придавил неваляшку ногой к земле и тут же отпустил. Игрушка моментально встала на ноги. - Вот и мы такие же куклы неваляшки. Нас смяли, прижали к земле тяжелыми немецкими сапогами, а едва дали глотнуть воздуха, мы выпрямились, встали на ноги!
Константин заулыбался, его лицо излучало счастье, будто и впрямь война закончилась. Подойдя к жене и дочке, мужчина встал на одно колено и обнял их. – Слушайте, слушайте – шептал он, вытирая слезы со щёк, - это Шостакович!
Музыка играла из громкоговорителей, выводя людей на свежий воздух. Ленинградцы останавливались на улицах, под мостами, возле входов в помещения и взирали в небо, будто отворили небесные врата и оттуда кто-то невидимый выливал чарующие звуки. Симфония лилась по улицам города, наполняя людские сердца возрождающейся надеждой. Горожане вытирали слёзы, стекающие по щёкам и в их исхудавших телах, изъеденных болезнями лицах сызнова появлялся еле заметный свет, порождающий веру в будущее.
Взяв за руки жену и дочь, Константин повел их по мосту в сторону поликлиники. Они шли, утопая в звуках оркестра, изливающего по городу музыку. Мужчина светился и тянул родных за собой к новой счастливой жизни. Он обнимал Екатерину и посадив Анюту на плечи, понес ее. Услышав знак, посланный ему свыше, он осознал как всё-таки страшно мужчине отчаиваться, а чувствуя веру жены, нужно оставаться сильным и преданным. И не переставая благодарить её за верность, понимал, что будет силён всегда, пока рядом с ним его жена.
Помочь сайту
Поздравления
