Родители, за своими насущными заботами, часто не прислушиваются к тому, что говорит, о чем думает или о чем мечтает их чадо. И вообще – большинство родителей, выходцев из простого народа, мало заботят духовные запросы ребенка. Все их внимание сводится к простому (поэтому они и простолюдины) – к тому, чтобы накормить, обуть, одеть… В лучшем случае – подсунуть книжку, сводить в театр или на выставку. На какую выставку или спектакль? А на тот, на который все ходят. И не более. А уж обсудить с ребенком увиденное, услышанное или прочитанное – увольте! И без того хлопот хватает! Тем более в то далекое, очерёдное (когда все стояли в очередях), время, в которое все мысли почти всех родителей приковывались только к тому, чтобы что-то ДОСТАТЬ. Неважно что – колбасу на праздник или зимние сапоги. Любой вещь надо было найти и в очереди за ней постоять.
Но, с какой-то стороны, это было и хорошо. Гораздо хуже, когда родители, не понимая или не вникая в сказанное детьми, пытаются вскользь отвечать, переводя обсуждение в совершенно неверное русло, что приносит неизмеримо больше вреда, чем пользы.
Мне повезло. Я воспитывался в атмосфере, где все было пропитано тем, что «отец – подлец». И, естественно, когда один родитель хулит другого, то для ребенка, меркнет святость самого понятия «родители» и поэтому, уже, и ни отец, и ни мать, не представляют для него никакого авторитета.
В классе четвертом, когда мы проходили историю Средних веков, уже не помню по какой причине, но вроде бы (или может быть это не так) поскольку оный мыслитель написал «Похвальное слово Глупости», а мать меня всегда честила за глупость, то именно об этом «Похвальном слове…» я и хотел с ней поговорить. Как большинство детей, я, для разговора с матерью, выбрал самое неудачное время – в тот момент, когда мы шли по улице. Дети часто предпочитают для разговоров с родителями именно это, неудачное с точки зрения взрослых, время, как мне кажется по той причине, что именно здесь, на улице, их головы свободны от детских забот. Ведь дети, как это бы не показалось странным с точки зрения взрослых – очень занятая часть общества. Ни дома, ни в школе, ни во дворе – они не сидят без дела, они всегда что-то делают или руками или головой. Ведь детство – период познания и осознания окружающего мира, от которого взрослые успешно абстрагируются. Их не волнует, почему небо голубое или почему трава зеленая, но зато они знают как добывать пищу!
А вот, когда дети идут по улице, рассматривая окружающий мир, их, детские, мысли не задерживаются на одном месте, а переключаются с одной темы на другую с такой же легкостью, как их взгляд перескакивают с одного предмета на другой.
Но…
Стоило мне только открыть рот и произнести «а вот Эразм..» (я не успел даже добавить «Роттердамский», как мать сделала испуганное лицо, завопив: «Тише! Тише!» (я, как большинство детей в этом возрасте, не говорил, а визжал громким дискантом) и трагическим громким шепотом добавила: «Это нехорошее слово! Его нельзя произносить!» Вначале я был поражен таким поворотом событий. К тому времени я уже знал очень много нехороших слов, нередко употребляя их и вслух, в отсутствии взрослых, но чаще всего про себя. И среди них не было ни одного ИМЕНИ. В том, что «эразм» –- имя я не сомневался, ведь так было написано в учебнике. А учебник (и я в том был абсолютно уверен) знал гораздо больше моей матери. Поэтому я счел, что она, как все женщины – дура и не стал, ни спорить с ней, ни продолжать этот разговор, который она, по моему мнению, понять не могла. И был прав, хотя причины ее гнева для меня были не ясны.
Чтобы разобраться в этом, мы с Колькой и Илюшкой перебрали все известные нам «матерные» слова, но никакого «эразма» там не нашли. Пришлось спросить даже у старших – то есть у Гуся, росшего в семье пропойц, ругавшихся между собой всеми мыслимыми и немыслимыми словами, почти что каждый день; которого я, лично, побаивался, но Илюшка, как самый здоровый из нас, нет. Гусь уверенно, со смешком, заявил, что «эразм» – никакая не матерщина! Добавив при этом, что знает похожее слово «маразм», которым ругаются иной раз его родители. Но это точно не матерщина, поскольку это слово произносит врач, приходя к его больной прабабушке. Все это еще раз убедило меня в том, что мать многого не знает и не всегда говорит правильные вещи, но хочет казаться умнее меня. На этой мысли я окончательно успокоился и почти забыл об этом. Хотя…
Хотя через долгих два года (долгих-долгих, для человека, которому от роду всего десять лет), когда пробуждение мужественности познакомило с новыми как словами, так и ощущениями. Я узнав про «оргазм», сразу понял почему тогда взбеленилась мать и почему даже Гусь не смог объяснить нам это. Ведь слово НЕ БЫЛО РУГАТЕЛЬНЫМ! Скорее это медицинский термин, как импотенция или менструация, который люди, по своей врожденной глупости, стесняются произносить, но нецензурным не считают.
С той поры, стоит только речи зайти о «Похвале Глупости» или о самом Эразме Роттердамском я не могу не ляпнуть: «Оргазм Роттердамский» и, вдобавок, не рассказать эту историю.
Помочь сайту
Поздравления
