«Крысятники»

Николай подтянулся на руках, залез в автозак. Конвоир закрыл за ним решётку, сел напротив и стал с интересом его разглядывать. Николай уже привык к такому вниманию.

Он посмотрел в глаза сержанту, глубоко вздохнул и, словно продолжая разговор, спросил:

- А ты  бы как поступил?

Не дожидаясь ответа, Николай прикрыл глаза, откинул свою голову к борту машины.

Его голову отбрасывало от борта, когда машина попадала в ямки, но Николай этого не замечал.

Прошло три месяца, как он освободился из колонии. Жить ему было негде, жена с детьми уехала, а куда, соседи не знали.

Их, когда-то большой, светлый дом, стоял без оконных рам и дверей, деревянные полы были сорваны, печка разобрана по кирпичику. Даже шифер с крыши поснимали.

Да и что сказать, четыре года прошло. Это по последней судимости, а всего было три ходки. Видимо и эта не последняя.

Николай не считал себя несчастным человеком. Ну, сбывал наркотики, так это слабым духом людям. Если им нравиться себя травить, в чём виноват он? Ведь он никого не грабил. Правда, Полине, жене, от него доставалось. Два раза за неё судили…

Не расторопная она, всё делала медленно и говорила протяжно, и обеды готовила часами, и соседям давала в займы. Да еще позволяла с его огорода брать овощи. А ведь он, Николай, этот огород сам копал, правда, всего один раз за десять лет совместной с женой жизни…

Но ведь это его труд! А другие пользуются. Это не правильно!

Он три месяца жил на дачном посёлке «Щукинка» у пожилой женщины, Нины Петровны. Ремонтировал ей старенький домик, даже второй раз в жизни, вскопал огород. Сердобольная женщина, привозила ему продукты через день, курево.

Хорошо было здесь.

В двадцати метрах не широкая, с заросшими густой травой берегами, река Щукинка.

А недалеко, большие карьеры, из которых когда-то брали гравий на строительство дороги. А теперь они были заполнены водой.

Вечерами, в прогретой солнцем воде, снимали дневную усталость дачники. Из города тоже приезжали отдыхающие, берега были заполнены. Здесь было много рыбаков с удочками, просто загорающих.

Крики детей, шелест листьев деревьев, под небольшим ветром, всё это нравилось Николаю. Он каждый вечер приходил сюда, купался, отдыхал.

Слушая гомон людей, внимательно вглядывался в их лица, такие весёлые и счастливые. И не мешали ему ни комары, ни мошка, в обилии летавшие вокруг.

Нина Петровна, рекомендовала Николая своим соседям:

- Он такой работящий, не пьёт, матом не ругается, чистоплотный, каждый день моется.

К Николаю стали приходить с ближних и дальних улиц, просили помочь с ремонтом домов, заборов, он никому не отказывал.

На заброшенной ферме, в стороне от дачного посёлка, он собирал коноплю, готовил марихуану, гашиш, которую регулярно отправлял в город через старых знакомых.

Николай хмыкнул, приоткрыл глаза. Конвойный всё смотрел на него.

- Молодой, здоровый, что он пошёл на эту мизерную зарплату, - подумал Николай, - не умеет жить этот сержант.

Николай улыбнулся, следствие так и не смогло доказать сбыт наркотиков в особо крупном размере.

Следак, молоденькая девчушка, совсем без опыта, смех! Он ещё им всем покажет!

Через две улицы на дачном посёлке, Николай познакомился с двумя мужиками, лет сорока. Они промышляли сбором металла с дач, а когда стала созревать огородная продукция, собирали с огородов овощи, да возили в город, продавали у остановок, на бутылку и закуску им хватало.

Николай считал их неудачниками. Прожили столько лет, ни кола, ни двора. Работать не хотят, деньги делать не могут. А, главное, оба не судимы, но корчат из себя бывалых.

Особенно Николаю не нравилось, что Степан и Виктор, так звали его новых знакомых, стали собирать овощи совсем близко от дачи, где он, Николай жил. Ведь это не по-соседски и подумать могут на него, Николая.

А ведь у него на даче храниться заготовленная марихуана, гашиш!

И вообще, красть у знакомых и соседей, это «крысятничеситво»!

Николай несколько раз предупредил Степана и Виктора, чтобы они бросили заниматься этим делом, но «мужики» не хотели ничего понимать.

Николай решил наказать их.

Как-то вечером, Виктор и Степан пригласили его на брошенную дачу, где они проживали, в гости.

Николай пришел.

Снаружи, у порога двери, он поставил берёзовый черенок от лопаты, ласково погладил его рукой, распахнул дверь.

На столе, покрытом целлофаном, лежала нарезанная большими кусками колбаса, собранный с соседних дач: лук, редиска, огурцы, помидоры. Стояли четыре литровых бутылки водки.

Гулять, так гулять!

Николай, только что отправил крупную партию марихуаны и гашиша,  нагрудной карман его рубашки приятно оттопыривался.

Выпили по одной, второй, третьей.

Деньги в его кармане заметили собутыльники, Степан поинтересовался:

- Много отправил? Всё людей травишь?

Его тон так не понравился Николаю. Он потянулся за бутылкой, налил себе в стакан до краёв, медленно, мелкими глотками выпил, закусил  большим куском колбасы и сочной редиской.

- Молчи, крыса! Не умеешь жить, молчи! Что вы видели в жизни? Да вы никто и зовут вас «никто».

Николай встал, не оглядываясь, подошёл к двери, открыл её, взял в руки черенок.

- Я вас и за людей не считаю! Вы крысы!

Сколько раз он ударил Степана и Виктора по голове, не считал. А рука у него «тяжёлая», силы хватает. Когда лица Степана и Виктора залило кровью, Николай, захватив с собой не раскрытую бутылку водки и остаток колбасы, вернулся к себе.

Он тщательно вымел полы в домике, закопал в огороде небольшой пакет с марихуаной и стал ждать.

Куда бежать, да и надо ли? Скоро осень, там и зима, а в колонии накормят и спать уложат. Да и работа там ему не в тягость. Он еще не старый, здоровье есть, время быстро пролетит…

Скоро бутылка опустела…

На глубокой ямке автозак подпрыгнул, Николай пребольно стукнулся затылком, открыл глаза. Сержант не отводя глаз, всё смотрел на него.

Тут Николаю почему-то так стало себя жалко, ведь дали четырнадцать лет, учли его чистосердечное признание.

Он прикрыл глаза, из которых выступили слёзы.