ГлавнаяПрозаМалые формыНовеллы → Третьего не дано

Третьего не дано

16 октября 2012 - Наталья Бугаре
article84836.jpg

  Октябрьский ветер играл остатком золота на ветвях деревьев. Иногда, легкомысленно, срывал порывом целые охапки листьеви обрушивал их на головы прохожих. Иногда поднимал целый ворох вверх и кружил, любуясь полетом.  А еще проказник залетал сквозь все еще не закрытые форточки и балконные двери в узкие кельи квартир, подбрасывая в подарок то один резной листик, а то целую пригоршню. Сквозняком, на цыпочках, бродил по комнатам, шевелил кисею занавесок и тяжелые портьеры и, захватив с собой немного тепла людского жилища, опять улетал к торжественно роняющим алтыны последней листвы кленам. Небо то улыбалось невероятной, пронзительной, умытой, осенней синью, то собиралось складкам серой хмари, роняя крупные или мелкие, строго по настроению, капли дождя. Аромат осени витал кругом плотным шлейфом, сотканным из горьковатого дыма костров, пряного запаха увядающей листвы и мокрой, уже начавшей зябнуть, земли. Пахло так упоительно и ...печально. Да-да, у осени запах печали. А ветерок то проказничал, то перебирал натянутые струны дождя, заунывно напевая песню прощания, а потом, взгрустнув, взмывал к облакам.


  Она стояла на открытой лоджии и ловила ладошкой первые капли дождя. Ветер обрадовался ей, она частенько звала его в гости, приглашая распахнутым окном и улыбкой. В этот раз баловник пришел не с пустыми руками и бросил ей под ноги кленовый лист. И женщина тут же нагнулась поднять нежданный подарок. Странно, под окнами были только обычные клены в резной золотой листве: все оттенки желтого. А на балконе лежал запунцовевший до ярко-багряного лист канадского клена. Крупный, с глубокими выемками резьбы по краю, с темно-бордовой, выпуклой прожилкой вдоль пластины. Он казался бабочкой - огромной тропической бабочкой, незнамо как попавшей на маленький московский балкон. Женщина очень трепетно, двумя пальцами, подняла его за ножку, поднесла к лицу, вдохнула аромат: горьковатый, свежий, аромат осени, дождя, свежести, надежды. Именно надежды, ведь осень так полна цветом и яркостью, в ней столько света и пронзительной красоты. Она любила осень, любила эту пору года всю жизнь, ждала её, заранее готовясь к взрыву ослепительных красок, но всегда была поражена, сведена с ума этим торжеством природы. А еще ей нравились дожди: осенние, долгие, многодневные, полные неги и томящей душу грусти. Она частенько не раскрывала зонт и бродила по тихо шелестящему, хрустящему под ногами ковру из сумасшедшей смеси золотого, алого, бордового и охры. Ей нравилось в осени все - и буйство красок, и фейерверк листопада, и дымка косых мокрых струй. Ей даже лужи нравились, с купающимися в них в погожий день воробьями и голубями, и корабликами-листьями, колышущимися на волнах ряби и плывущими от края до края. Дождь припустил, и она, высунув лицо в проём окна, как девчонка-подросток, ловила капли губами.


  Он спешил домой, вжимая голову в плечи, поднял воротник, чтоб не так задувало. Первые капли звонко обрушились с неба на серый асфальт, быстро намочили ежик его волос, попытались прицельно достать глаза. Как он ненавидел дождь и осень! Эту морось, грязь, запах крематория кругом. Почему крематория? Он сам не знал, но сжигаемые листья для него пахли именно так - сладковато, трупно, тошнотворно. «Скорее домой, в тепло, надеюсь, она закрыла балкон?»



  « Ох, уже вечер... Скоро придет он», –- грустно подумала она, закрывая балкон. Выбрала самую большую книгу на полке и бережно вложила кленовый лист меж страниц. Нажала на кнопку электрочайника, заглянула под льняное полотенце к остывающей сдобе. Хлопнула входная дверь, а вот и он.
Она побежала к входной двери, смешно пришлепывая розовыми пушистыми тапками.
-- Добрые вечер, милый, не промок? -- и потянулась, привстав на цыпочки, поцеловать его в мокрые от дождя, холодные губы и прижаться всем телом, пытаясь согреть.
-- Привет, - он резко отстранился, снимая куртку.
-- Как прошел день? - спросила она, помогая ему раздеваться и придвигая ногой нагретые на батарее тапки.
-- Да как всегда. Что у нас на ужин?


  « А я сегодня опять слушала дождь... Он был таким грустным, а потом стал мне нашептывать слова, а ветер принес нам на балкон подарок - лист настоящего канадского клена. Хочешь покажу?»


-- Я булочки испекла, твои любимые, с маком.
-- А мяса что, не будет?
-- Картошку с мясом протомила в горшочках и салатик.
-- Ты ведь знаешь, мне нечем жевать твой салат.
-- Я дробненько-дробненько покрошила овощи, ну чего ты?
-- В смысле? Дождь за окном, если ты не заметила. Грязно, мокро, противно. И жрать охота.
Она, привычно закусив губу, чтоб не заплакать, накрывала на стол. Быстро метала из духовки и холодильника тарелки с рыбной нарезкой, пирогами, картошкой, солеными грибочками, салат. Он, помыв руки, присел за стол, оценил количество еды и подобрел.
-- Чем занималась весь день?


  « Пол дня слушала осень... Она сегодня была особенно печальна. И музыка у дождя была иной. А еще писала стихи. Три! Представляешь, целых три стиха! Потом их правила, потом начало звучать во мне новое, осеннее, пронзительное эссе. И я быстро стучала по клавиатуре, пытаясь поймать, разбегающиеся слова. А потом я дурачилась с ветром и пробовала на вкус дождинки.... А ты ни разу мне не подарил цветы... Даже осенний листочек не принес, хотя вон их сколько - красивых, ярких... А знаешь какой я стих написала? Чудный, вот послушай:
На душе у меня лишь грусть.
и на четверть бокал с вином.
Одиночество... ну и пусть.
Просто дождь идет за окном...

 Правда,хорошо? Хотя, я больше не читаю тебе мои стихи и не делюсь своими осенними находками. Опять высмеешь, или назовешь все это чепухой и посмотришь, как на дурочку..
.
»

-- Да как всегда, отвезла заказы, напекла вот булочек, сготовила ужин.
-- Ну сколько раз тебе говорить, что я не люблю зелень? Зачем ты посыпаешь этой петрушкой и укропом все блюда? -- его голос был капризен, как у ребенка, что совсем не вязалось с седыми висками.
-- Прости, но зелень очень полезна и я обожаю её.
-- Так готовь себе сама. А я не козел, чтоб траву жевать.
-- Как скажешь, милый. Я тоже тебя люблю.
Она ушла в свою комнату, прикрыв дверь. Он взъярился:
-- Ну и чем я тебя обидел, скажи на милость? Слова ей не скажи. Тьху ты, дворянка из Мухосранска.


  « Я не слышу его...Я ничего не слышу...Просто дождь...Просто дождь идет за окном...Просто дождь...
 По стеклу  барабанный стук,
и печалью полна река.
Заунывных рыданий звук:
это стонут так облака..
.
»

-- Сколько можно повторять, чтоб ты не ставила совок в мусорное ведро?! И мусор, откуда ты его столько берешь?
Она грустно улыбается:
-- Произвожу.  Человек - это такая фабрика по производству мусора.
-- Будешь сама его выносить!
Пожимает плечами:
-- Не вопрос, лишь бы каждый раз причитания над ведром не слушать, - и хватается за дужку ведра.
 « А ведь мусор это единственная твоя работа по дому...Была...»

-- Ну что ты опять не довольна? Чем я тебе не такой? Я что - пью? Бью?
-- Все нормально, милый. Просто дождь....


«Дождит который день - в печали осень...
Роняет клен листы прошедших дней.
Березки золотой купели просят
и теплых пальцев солнечных лучей
.
»

-- Да, мерзкая погодка.

Он уходит после ужина в свою комнату и вскоре по квартире рассыпается дробный перестук двух клавиатур. Он, как обычно, общается в чате, она набирает быстро ускользающие слова осеннего эссе. А то, что дождит уже в комнате и слезы мочат клавиши, это чепуха, это привычно. Это ведь просто дождь...осенний дождь.




 Набирая текст, она успокаивается. Тонкие женские пальцы порхают над клавиатурой и дробный стук попадает в   ритм с дождем. Кап-кап, тук-тук, кап-кап-тук-тук.
В тихое перестукивание пальцев и дождинок вдруг врывается громкая музыка. Это он включил, ему нравиться громкая попса. Она одевает наушники, просто чтоб не слышать. С музыкой у неё вообще все сложно: мало что нравится, только инструментальные композиции, а еще симфоническая и оперная. Но эта музыка требует определенного настроя, атмосферы. Она, как ...как платье «от кутюр». А ведь такой наряд нельзя надевать  каждый день и музыку настоящую нельзя просто так - взять и послушать без особого повода. Попса ей не нравилась. Совсем. Изредка, она могла послушать бардовую песню - Розенбаума, Высоцкого, иногда Малинина, если он пел стихи Есенина и очень редко песня цепляла её по-настоящему, и ей хотелось слушать её снова и снова.
-- Ты опять стишки свои кропаешь?
Это он внезапно возник за спиной.


«Раню пальцы я медью струн
и пытаюсь тоску изжить.
Но грохочет в верхах Перун
и слеза по щеке бежит
.
»

-- Нет, я пишу эссе.
-- Это чё за зверь такой? Типо рассказ?
-- Эссе это зарисовка, передача настроения, я её называю еще музыкой в прозе. Там одни эмоции и образы, довольно близко к поэзии.
-- Ути-пути, чем ты голову забиваешь. Делать те неча. Посуду помыла?
-- Я тоже тебя люблю, сейчас помою.
-- Люблю, люблю, что ты все время эту фразу тычешь к месту или нет, а еще писателя из себя строишь, поэтессу, блин. Откуда вас таких понаехало?


«  И почему эти слова у него всегда имеют ругательный подтекст? Словно болезнь какая у меня постыдная, словно клеймит... Так, стоп, ты ничего не слышишь. Это дождь, просто дождь идет за окном...
 Звенят на  мокрых струнах переборы,
но мягок тембр озябшего дождя.
Из листьев ветер разложил узоры
и разметал, в них смысла не найдя
.»
 
-- Ладно, помоешь посуду, пиши дальше свой бред. Я спать. Мне работать завтра.
  «  А мне нет?  Как бы не так, и мне работать, но тут ты прав, буду писать пол ночи еще...»
-- Завтра на ужин котлет хочу и картошки, - она кивает, - не слышу ответа?
-- Сладких снов, любимый. Завтра ужин сготовишь сам.
-- С какого перепугу? Ты чё, допоздна шляться будешь?
-- Обернись, родной...
--О, -- он удивленно вертит головой, замечает в углу чемоданы и большую сумку.
-- Ты чё, домой собралась?


  «Я тебе листик оставила, на память, может ты когда-то отпочкуешься от своих игрушек и откроешь книгу. Он красивый, как тропическая бабочка. Настоящий канадский клен. И пахнет он осенью...а значит мною.
Устала быть сильной, и ждать я устала..
И жить в суматохе перрона вокзала,
встречать поезда и разглядывать лица,
на ветер бросать своей жизни страницы..


-- Нет, не домой. Я просто ухожу от тебя.
-- Ха, это мне теперь надо пригибаться при входе в дверь? И кто этот урод?


  « Любопытно, если я скажу - октябрь, ты поймешь?  «Осень жизни»  точно не поймешь... Сказать, я просто уйду в этот дождь? Попробовать так и сказать?»


-- Ты, наверно, не поверишь, но у меня никого нет. Я просто уйду в дождь... Не к кому-то, а от тебя.
  « Ух ты, я это сказала!»
-- Да ладно, никого нет. Так и поверил. В дождь она уйдет. Аха, три раза.
-- Думай, что хочешь...- она опять пожимает плечами.
-- И чем я тебе такой плохой?


  « Ты не любишь осень, и лето не любишь, и зиму, и весну, и меня... Ты никого не любишь. Эмоционально-душевная кастрация. Ты евнух, понимаешь? Ты не способен любить, жить, дышать другим человеком... А я все еще люблю тебя... Но я устала любить за двоих... Я озябла, и там под дождем, под бесконечным осенним дождем, даже без зонта - мне теплее.
Насквозь промокла...как же хорошо.
Вот так всегда, хотя ругают дома.
Рыдает осень под аккорды грома.
А воздух! Воздух! Боже, как свежо!
»

-- Эх, как тебе сказать? Вопрос не в том, что мы живем пять лет и ты не сделал мне предложения. И даже не в моем сыне, хотя ты знаешь, как сильно я его люблю и переживаю разлуку. Дело не в этом... Точнее не только в этом...


  «Если бы ты разрешил мне забрать сына... Если бы захотел с ним познакомиться. Господи, ему ведь всего шесть было, когда мы встретились. Ему так нужна была мама! И сейчас нужна. Если бы ты только хоть раз задумался о том, как ему, не мне - ему, там, сразу без двух родных людей - отца и матери. И как мне тут, когда все мысли - дома, с моими кровинками. Если бы ты только разрешил его забрать...»


-- Так скажи мне, в чем?
-- Милый, дело не в том, что ты ни разу не дал мне денег на продукты и я все покупала сама за свои, я не мелочна, да и мой статус предполагал оплату жилья в любом случае. Ты ни разу не спросил у меня, банальное, « как дела?», «как день прошел?». Ни разу весной не спросил есть ли у меня дождевик, а зимой есть ли теплые сапоги. Ни разу вечером не уточнил ела ли я что-то за день, не устала ли...


  « А еще ты не дарил мне цветы...никогда... Кроме единственного горшка с тропической, крупнолистной прелестью. Того, помнишь, после нашей первой ночи? И открытку, а в ней золотыми буквами строки, банальные, но о любви... Ты, наверно, забыл уже о ней - этой открытке. А я все еще храню её, как и память о каждом мгновении тех первых наших месяцев. Даже не месяцев, а ровно шести неделях. Когда ты встретил меня, знакомую только по интернету, чужую женщину, приехавшую черти откуда, не покорять столицу - нет, спасать своих детей...»


-- Ну прямо из меня монстра сделала. А сигареты мои кто тягал все время? Так кажется - сигаретка-две, а за неделю и пачку скуривала моих! А я не обязан оплачивать твои вредные привычки!
-- Ну да, тридцать рублей в неделю - колоссальная сумма, особенно если тратить её на ту, которую называешь женой.


  «Господи, когда же это всё началось? Эта мелочность, это крохоборство... А ведь в те шесть недель так не было... Не было тогда так. Поднялась тогда по эскалатору и увидела его через стеклянную дверь. Сразу узнала по единственной фотографии. Он стоял, прислонившись к киоску спиной и тоже искал меня в череде лиц. И наши взгляды пересеклись. Интересно, я тогда сразу утонула в глубине его зеленых глаз? Или позже?" У беды глаза зеленые" - как жаль, что я тогда не слышала этой песни.»


-- Ну да, я вот такой - козел, технарь и что? Я же тебя не гнал.
-- Не гнал... Тебе было удобно. Молодая,  тихая, слова лишнего не скажет,  хозяйственная: сама продукты купит, сама сготовит, сама уберется, еще и любит. Халява. Зачем же такую дуру гнать?
-- Я что, прям такой плохой весь?
-- Почему плохой? Ты несчастен, тебе холодно, но как я не пыталась согреть тебя - не смогла. У тебя там внутри все замерзло, Дим.
-- Ну вот скажи мне, чего ты от меня хочешь?
-- Уже ничего, любовь моя... Уже ничего...
-- Нет, ты серьезно думаешь, что я - москвич, что-то должен тебе? Что я буду одевать-обувать-кормить тебя, а ты все деньги отсылать своим детям? Я тебе ни-че-го не должен!


«  А ведь ты действительно хороший отец. И может встреть я тебя лет двадцать назад, всё бы сложилось иначе. От детей ты не отказался. И до сих пор тянешь на себе груз их проблем. Проблем взрослых, непутевых, не желающих работать, детей. А я тебя уважаю за это. Черт возьми, уважаю. Потому, что их ты любишь. Хоть их... Хоть кого-то... Но как же больно, как больно от этой дележки детей на твоих и моих. Как же все время мне хотелось, чтоб вместо «ты» и «я» было «мы», наши дети и наши радости-беды.»


-- Знаешь, в этой жизни мы все чего-то кому-то должны. Так не бывает, чтоб один должен был в паре, а второй нет. Чтоб у тебя - все права, а у меня - все обязанности. Только мать может любить сына на таких условиях и то у сына будет долг перед ней. А я не мать тебе. И признаю только обоюдные обязательства.


  « Вот что я говорю сейчас? Что? Дурак же ты,  какой ты дурак! Да ничего мне не нужно было от тебя - только любовь. Но за нелюбовь казнить нельзя... .»

-- Иди спать, чудо моё не моё, тебе завтра на работу.
-- Погоди. Какое тут спать? Ты это все серьезно?
-- Что именно? Что мне с тобой зябко и не комфортно? Что я хочу других отношений?
-- Что ты уходишь? Это шутка?


  « Ох...и вот как с ним говорить? Как? Он же не слышит...
Устала... Хочу хоть немного согреться
и место найти хоть на донышке сердца.
И счастья хочу, то что бабьим назвали.
Рыдаю, кричу! Меня слышат? Едва ли...
»

--  Знаешь, я просто очень устала. Потому ухожу.
-- А причина?
--  Ох, давай так, я тебе напишу все завтра перед тем как уйти. У меня так лучше получается.
-- Ладно,  я правда спать пойду. Я вины перед тобой не чувствую, хотя ты можешь быть в чем-то и права. Но и ты должна понять и ценить свое счастье. В Москве живешь, а не в своем мухосранске. Только ты больная, радость моя. На всю голову. Дура ты сентиментальная, напридумала себе черти-чего. Это всё стихи твои полоумные. Идеалистка, блин. Жизнь она не такая, как в твоих книжках и стишках. Ляг поспи и всё пройдет. И вообще, мне завтра на работу.


  « А Москву ты так мне и не показал. Не удосужился, не нашел времени за пол-десятилетия. И в парке Горького и по Красной площади и по мостам-каналам я гуляла без тебя. Мы даже в кино с тобой ни разу не сходили. Если бы не те волшебные шесть недель, за которые я не только отогрелась под твоими руками и губами, но и пропала, совсем пропала... Поверила. А ведь уже тогда тридцать пять было и два брака счастливо-несчастных за плечами. И опыт жизни, и две пары черных глаз - сына и дочки, которых срочно надо было спасать. Я всегда тогда помнила, что не имею право на ошибку. Украина это тебе не Москва, родной, там не оплатил вовремя свет-газ и тебе все отрежут. Не впустишь в дом - отрежут с улицы. И как ты будешь обогревать дом и чем - никого, абсолютно никого, не заботит. И я быстро, очень быстро нашла работу и начала зарабатывать. В начале крохи, но какими большими деньгами мне казались эти пятьсот-шестьсот рублей в день на морозе, в осенних сапожках, без права отлучиться даже в туалет больше чем на пять минут. Да, Тушинский рынок и его школу жизни я надолго запомню. А ведь за пять лет, всего за пять лет я так многого достигла. И бизнес свой с нуля подняла, пусть маленький, пусть микроскопический, но дома идет уже ремонт, дети сыты-обуты-одеты и все кредиты давно закрыты.»


-- Сладких снов. Я очень благодарна тебе за крышу над головой эти пять лет. И за все благодарна.


  « Я ведь все еще люблю тебя... А насчет идеалистки и сентиментальной дуры, тут ты прав. И что я на голову больная, тоже. Это ж додуматься в мои годы пять лет угробить за зеленые глаза и цветочек с открыткой. За  «три кусочека колбаски», которые я оплатила сторицей. За надежду растопить айсберг. Я не просто дура, Димуль, я идиотка. Клиническая. Именно потому и люблю тебя до сих пор. И больно мне так, что не продохнуть...»


Мужчина порывисто обнимает её, быстро целует, словно клювом ткнул. Она разворачивает его лицо ладонями к себе и мягко возвращает поцелуй. Крепкие мужские руки сжимают родную фигурку в таких тесных объятьях, что она почти задыхается.
-- Ты ведь не уйдешь, да?-- и глаза щенка, забытого под дождем.- ну ты ведь тоже не идеальна. Ведь столько всего было за эти пять лет...
-- Было. И я не идеальна, ты прав. Не всегда могла сготовить то, что ты хотел. Уставала. Забывала. И по ночам металась, как в бреду, все время. Ты жаловался, даже отказался спать со мной в одной комнате.
-- А как тут выспишься? Ты же все время ночью шепчешь, целуешь, обнимаешь, гладишь! Я не могу так спать.
-- Да, телячьи нежности, уж прости. Вот такая я... Сладких снов, родной...


  « Как же я тебя люблю... И как мне хотелось уснуть у тебя под мышкой все эти годы и проснуться на родном плече... Даже стих написала об этом:
 Я давно забыла, что такое нежность,
как это проснуться на родном плече.
Одинокий парус и тоски безбрежность,
взор под пеплом тусклый у моих очей.

 

Я давно забыла, что такое счастье.
То, что величают женским иногда.
Разобрали душу тихо на запчасти,
тяжестью на плечи прилегли года.
»



   Он долго ворочался на кровати. Все гадал уйдет или нет. Было за ней такое - припугнуть уходом. Два раза и уходила даже. Но возвращалась по первому зову. Первый раз ушла, когда он допился до трясущихся рук. Не скандалила, не орала, не читала морали. Просто собрала вещи и ушла. Он тогда закодировался и засыпал её смс со словами «люблю». Вернулась. Второй раз ушла через год. Опять без скандалов, тихо и мирно. «Ухожу, не могу так больше...» Он держался целых три дня, а потом позвонил. Почти в полночь позвонил и плакал, как ребенок, обещал всё - развестись, жениться, сына её забрать. « Только вернись... Не могу без тебя...» Она поверила, примчалась через всю Москву. «И в этот раз вернется. Или передумает. Бабы они ж дуры, что кошки - приласкай и все простит.» С этими мыслями он и уснул. А из её комнаты еще долго раздавалась клавишная дробь, она писала. Нет, она звала, звала всем сердцем, кусая губы в кровь, точно зная, что он её не услышит:


Она его искала под дождем.
Но парк был пуст, одни косые струи.
Холодных, зябких капель  поцелуи.
И нежеланье возвращаться в дом.



Ей часто ночью снился странный сон:
прогулка, парк, дождит, и вдруг навстречу
с улыбкой, словно ждал её весь вечер,
подходит он... и раскрывает зонт.



   Октябрьский ветер играл остатком золота на ветвях деревьев. Иногда, легкомысленно, срывая порывом целые охапки листьев, чтобы  обрушить их на головы прохожих. Иногда,  поднимал золотые, шуршащие бабочки вверх и кружил. А еще проказник  залетал сквозь все еще не закрытые форточки и  балконные двери в узкие кельи квартир, подбрасывая в подарок то один резной листик, а то  целую пригоршню. Сквозняком, на цыпочках, бродил  по комнатам, шевелил кисею занавесок и тяжелые портьеры и, захватив с собой чуток тепла людского жилища, опять улетал к торжественно роняющим алтыны последней листвы кленам. Небо то улыбалось невероятной, пронзительной, умытой, осенней синью, то собиралось складкам серой хмари, роняя крупные или мелкие - строго по настроению, капли дождя. Аромат осени витал кругом плотным шлейфом, сотканным из  горьковатого дыма костров,  пряного запаха увядающей листвы и мокрой, уже начавшей зябнуть, земли. Пахло так упоительно и ...печально. Да-да, у осени запах печали. А ветерок то проказничал, то перебирал натянутые струны дождя, заунывно напевая песню прощания.



  Мужчина вышел из метро, обогнул угол нового торгового центра, по странной прихоти то ли дизайнера то ли застройщика, выкрашенного в цвет спасательного жилета, и поднял глаза на свой балкон. Дверь была закрытой. И за занавесками не угадывалась привычная женская фигурка. Что-то больно кольнуло под рёбра, в глаза  сыпнуло пригоршню противных капель.
«Мужики ведь не плачут. И потом, она передумала,  точно передумала....»
 Хлопнула входная дверь, но знакомые розовые тапки с помпонами не зашлепали из кухни навстречу. Уже поняв, что она сдержала обещание, он автоматически нащупал выключатель. На банкетке, до блеска натертой воском, лежал сиротливо листик бумаги.


  « Солнце моё не моё, я всю ночь пыталась набрать текст «прощальной записки».  Веришь, сто раз писала и стирала... Все не то и не так. Ну как мне тебе объяснить, что все мы-бабы одинаковы в чем-то? Мы хотим замуж, не просто штамп, нет. Мы ЗА мужем хотим быть. Что бы все на пополам. И чтоб зарплату приносил, и чтоб его заботило наличие зимних сапог и теплого пальто. И чтоб знать, что когда заболеешь, то тебя будут жалеть и лечить. А планы общие будут. И дети общие. И радость общая и внуки и боль и любовь, понимаешь, все на двоих... Тебе ведь почти пятьдесят, не мальчик уже. Сам все должен понимать. И я набирала и набирала, понимая, что это уже похоже на брачный контракт или свободный пересказ Ветхого Завета. Наверно, я что-то сделала не так... Или просто не нашла слова, чтоб объяснить, чтоб достучаться. Это так тяжело, милый, любить одной за двоих. Это так больно... Но больше всего я боялась, да и теперь боюсь причинить боль любимому, дорогому человеку. Потому каждый раз, когда я тебе говорила о том, как мне неуютно, а ты истерил, «лез в бутылку» и всячески демонстрировал мне свою обиду, я просто комкала разговор. А может все дело в том, что ты не слышал? Не важно, родной, уже все не важно.



  Меня всегда поражало в тебе умение все оценивать с позиции материальной выгоды. Каждый раз любое событие ты словно взвешивал - « а что мне с этого будет?» Я же, наивно, дарила тебе себя... И любила, протянув сердечко на ладошке и ожидая, что этот дар оценят, примут с благодарностью. Я держала эту открытую ладонь, держала все эти долгих пять лет. Стояла с протянутой ладошкой, как нищенка на паперти, мне было трудно, больно, обидно. Рука дрожала, я закусив губу, держалась из последних сил, моля только об одном - прими мой дар, он бесценен. Нас так мало любят в этой жизни, это же такое чудо, когда тебя любят не за что-то, а просто так, когда дышат тобой, когда твоя боль отзывается болью в другом человеке, а радость приумножается в лучах глаз. Да, конечно, как ты мне говорил - «ты москвич, а я хохлушка» и мой дар невозможно перевести в любую валюту. Он оказался не нужен... А больше мне предложить нечего.



   Ты не ищи меня, не звони. Тебе только кажется, что будет больно. Это твое ЭГО говорит. А ты не любил, потому быстро утешишься. Я вот одно поняла за эти пять лет, пять горько-сладких, долго-коротких лет с тобой: мужчина может сделать женщину или счастливой, или несчастной. Третьего не дано... Как жаль, что ты выбрал второе... Прощай ».


  В глазах на дне всплакнет под утро грусть,
дрожащим пальцем поправляю серьги.
Скулю от боли... Горько... Ну и пусть,
а так хочу сказать: «Я остаюсь», -
но всхлип давя, я закрываю двери...



   Он резко потянул на себя ни в чем не повинную дверь балкона. Ворвался в узкий проем, рванул на себя раму окна. Ветер тут же, не дожидаясь приглашения, влетел в проём и осыпал пол каплями и мелкими листочками липы, заглянул в глаза, холодным щупальцем пролез за ворот сорочки. Влетел в комнату, опешил от царящей в ней чистоты. Не было уже привычно разбросанных мелких женских предметов и книг. В вазе не стояла охапка засушенных кленовых листьев, на подоконниках не было цветов. Даже мягкое покрывало с тиграми исчезло. Из двери балкона, словно сомнамбула вышел в миг постаревший мужчина. Невидящими глазами уставился на комнату, похоже, и он её не узнавал. Пальцами с коротко обрезанными ногтями, прошелся по корешкам книг. Выбрал наугад самую большую, книга сама раскрылась, между страниц лежал большой запунцовевший до бордового кленовый листок. Он взял его, поднес  к глазам, зачем-то понюхал.
-- Ну и дура ты!  Скатертью дорога, как говорится. Чуть книгу не испортила, - и выбросил лист через балконное окно в быстро сгущающуюся тьму.


 
 Осатаневшая осень внезапно грянула в литавры грома. В комнате запахло сладко и  мерзко крематорием и мужчина властно закрыл окно и дверь. Внезапно дождь, протестующе, забарабанил в стекла. Он  включил громко музыку и достал бутылку водки. 
«Да, давненько я не пил, но сегодня точно есть повод.»

  А где-то под дождем, без зонта брела в свете фонарей женщина. И её холодные губы шептали строки под мелодию струй. Строки, которые никогда не услышит он.


 И в каждый дождь ждала она свой сон.
Хоть слезы по лицу её стекали.
Она делила с осенью печали
 и специально забывала зонт...

© Copyright: Наталья Бугаре, 2012

Регистрационный номер №0084836

от 16 октября 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0084836 выдан для произведения:

  Октябрьский ветер играл остатком золота на ветвях деревьев. Иногда, легкомысленно, срывая порывом целые охапки листьев, чтобы  обрушить их на головы прохожих. Иногда,  поднимал золотые, шуршащие бабочки вверх и кружил. А еще проказник  залетал сквозь все еще не закрытые форточки и  балконные двери в узкие кельи квартир, подбрасывая в подарок то один резной листик, а то  целую пригоршню. Сквозняком, на цыпочках, бродил  по комнатам, шевелил кисею занавесок и тяжелые портьеры и, захватив с собой чуток тепла людского жилища, опять улетал к торжественно роняющим алтыны последней листвы кленам. Небо то улыбалось невероятной, пронзительной, умытой, осенней синью, то собиралось складкам серой хмари, роняя крупные или мелкие - строго по настроению, капли дождя. Аромат осени витал кругом плотным шлейфом, сотканным из  горьковатого дыма костров,  пряного запаха увядающей листвы и мокрой, уже начавшей зябнуть, земли. Пахло так упоительно и ...печально. Да-да, у осени запах печали. А ветерок то проказничал, то перебирал натянутые струны дождя, заунывно напевая песню прощания.



   Ольга стояла на открытом балконе и ловила ладошкой первые капли. Нагнулась поднять нежданный подарок - лист клена. Странно, под окнами были только обычные клены, в резной золотой листве: все оттенки желтого. А на балконе лежал лист, запунцовевший до ярко-багряного, лист канадского клена. Крупный, с глубокими выемками резьбы по краю, с темно-бордовой, выпуклой прожилкой вдоль листа. Он казался бабочкой - огромной тропической бабочкой, незнамо как попавшей на маленький московский балкон. Женщина очень трепетно, двумя пальцами, подняла его за ножку. Поднесла к лицу, вдохнула аромат: горьковатый, свежий, аромат осени, дождя, свежести, надежды. Именно надежды, ведь осень так полна цветом и яркостью, в ней столько света и пронзительной красоты. Она любила осень, любила эту пору года всю жизнь, ждала её, заранее готовясь к взрыву ослепительных красок, но всегда была поражена, сведена с ума этим торжеством природы. А еще ей нравились дожди: осенние, долгие, многодневные, полные неги и томящей душу грусти. Она частенько не раскрывала зонт и бродила по тихо шелестящему, хрустящему под ногами ковру из сумасшедшей смеси золотого, алого, бордового и охры. Ей нравилось в осени все - и буйство красок, и фейерверк листопада, и дымка косых мокрых струй. Ей даже лужи нравились, с купающимися в них в погожий день воробьями и голубями, и корабликами-листьями, колышущимися на волнах ряби и плывущими от края до края. Дождь припустил и она, высунув лицо в проём окна, как девчонка-подросток, ловила капли губами.



  Он спешил домой, вжимая голову в плечи, поднял воротник, чтоб не так задувало. Первые капли звонко обрушились с неба на серый асфальт, быстро намочили ежик его волос, попытались прицельно достать глаза. Как он ненавидел дождь и осень! Эту морось, грязь, запах крематория кругом. Почему крематория? Он сам не знал, но сжигаемые листья для него пахли именно так - сладковато, трупно, тошнотворно. «Скорее домой, в тепло, надеюсь, она закрыла балкон?»



  « Ох, уже вечер... Скоро придет Димушка», –- грустно подумала Ольга, закрывая балкон. Выбрала самую большую книгу на полке и бережно вложила кленовый лист меж страниц. Нажала на кнопку электрочайника, заглянула под льняное полотенце к остывающей сдобе. Хлопнула входная дверь, а вот и он.
Она побежала к входной двери, смешно пришлепывая розовыми пушистыми тапками.
-- Добрые вечер, Димуль...- и потянулась, привстав на цыпочки, чмокнуть его в мокрые от дождя, холодные губы.
-- Привет, - он резко отстранился, снимая куртку.
-- Как прошел день? - спросила она, помогая ему раздеваться и придвигая ногой нагретые на батарее тапки.
-- Да как всегда. Что у нас на ужин?
  А я сегодня опять слушала дождь... Он был таким грустным, а потом стал мне нашептывать слова, а ветер принес нам на балкон подарок - лист настоящего канадского клена. Хочешь покажу?
-- Я булочки испекла, твои любимые, с маком.
-- А мяса что, не будет?
-- Картошку с мясом протомила в горшочках и салатик.
-- Ты ведь знаешь, мне нечем жевать твой салат.
-- Я дробненько-дробненько покрошила овощи, Дим, ну чего ты?
-- В смысле? Дождь за окном, если ты не заметила. Грязно, мокро, противно. И жрать охота.
Она, привычно закусив губу, чтоб не заплакать, накрывала на стол. Быстро метала из духовки и холодильника тарелки с рыбной нарезкой, пирогами, картошкой, солеными грибочками, салат. Он, помыв руки, присел за стол, оценил количество еды и подобрел.
-- Чем занималась весь день?
  Пол дня слушала осень... Она сегодня была особенно печальна. И музыка у дождя была иной. А еще писала стихи. Три! Представляешь, целых три стиха! Потом их правила, потом начало звучать во мне новое, осеннее, пронзительное эссе. И я быстро стучала по клавиатуре, пытаясь поймать, разбегающиеся слова. А потом я дурачилась с ветром и пробовала на вкус дождинки.... А ты ни разу мне не подарил цветы... Даже осенний листочек не принес, хотя вон их сколько - красивых, ярких... А знаешь какой я стих написала? Чудный, вот послушай:
На душе у меня лишь грусть.
и на четверть бокал с вином.
Одиночество... ну и пусть.
Просто дождь идет за окном...

 Правда,хорошо? Хотя, я больше не читаю тебе мои стихи и не делюсь своими осенними находками. Опять высмеешь, или назовешь все это чепухой и посмотришь, как на дурочку...

-- Да как всегда, отвезла заказы, напекла вот булочек, сготовила ужин.
-- Оль, ну сколько раз тебе говорить, что я не люблю зелень? Зачем ты посыпаешь этой петрушкой и укропом все блюда? -- его голос был капризен, как у ребенка, что совсем не вязалось с седыми висками.
-- Прости, но зелень очень полезна и я обожаю её.
-- Так готовь себе сама. А я не козел, чтоб траву жевать.
-- Как скажешь, милый. Я тоже тебя люблю.
Она ушла в свою комнату, прикрыв дверь. Он взъярился:
-- Ну и чем я тебя обидел, скажи на милость? Слова ей не скажи. Тьху ты, дворянка из мухосранска.
  Я не слышу его...Я ничего не слышу...Просто дождь...Просто дождь идет за окном...Просто дождь...
 По стеклу  барабанный стук,
и печалью полна река.
Заунывных рыданий звук:
это стонут так облака...


-- Ольга!!!!!!! Сколько можно повторять, чтоб ты не ставила совок в мусорное ведро? И мусор, откуда ты его столько берешь?
Она грустно улыбается:
-- Произвожу, Дим. Человек - это такая фабрика по производству мусора.
-- Будешь сама его выносить!
Пожимает плечами:
-- Не вопрос, лишь бы каждый раз причитания над ведром не слушать, - и хватается за дужку ведра.
  А ведь мусор это единственная твоя работа по дому...Была...

-- Ну что ты опять не довольна? Чем я тебе не такой? Я что - пью? Бью?
-- Все нормально, Дим. Просто дождь....
Дождит который день - в печали осень...
Роняет клен листы прошедших дней.
Березки золотой купели просят
и теплых пальцев солнечных лучей.


-- Да, мерзкая погодка.

 Дмитрий уходит после ужина в свою комнату и вскоре по квартире рассыпается дробный перестук двух клавиатур. Дмитрий, как обычно, общается в чате, Ольга набирает быстро ускользающие слова осеннего эссе. А то, что дождит уже в комнате и слезы мочат клавиши, это чепуха, это привычно. Это ведь просто дождь...осенний дождь.




 Набирая текст, она успокаивается. Тонкие женские пальцы порхают над клавиатурой и дробный стук попадает в   ритм с дождем. Кап-кап, тук-тук, кап-кап-тук-тук.
В тихое перестукивание пальцев и дождинок вдруг врывается громкая музыка. Это Дмитрий включил, ему нравиться громкая попса. Она одевает наушники, просто чтоб не слышать. С музыкой у неё вообще все сложно: мало что нравится, только инструментальные композиции, а еще симфоническая и оперная. Но эта музыка требует определенного настроя, атмосферы. Она, как ...как платье «от кутюр». Её нельзя надевать  каждый день и просто так - взять и послушать без особого повода. Попса Оле не нравилась. Совсем. Изредка, она могла послушать бардовую песню - Розенбаума, Высоцкого, иногда Малинина, если он пел стихи Есенина и очень редко песня цепляла её по-настоящему, и ей хотелось слушать её снова и снова.
-- Ты опять стишки свои кропаешь?
Это он внезапно возник за спиной.
Раню пальцы я медью струн
и пытаюсь тоску изжить.
Но грохочет в верхах Перун
и слеза по щеке бежит.


-- Нет, я пишу эссе.
-- Это чё за зверь такой? Типо рассказ?
-- Эссе это зарисовка, передача настроения, я её называю еще музыкой в прозе. Там одни эмоции и образы, довольно близко к поэзии.
-- Ути-пути, чем ты голову забиваешь. Делать те неча. Посуду помыла?
-- Я тоже тебя люблю, сейчас помою.
-- Люблю, люблю, что ты все время эту фразу тычешь к месту или нет, а еще писателя из себя строишь, поэтессу, блин. Откуда вас таких понаехало?
  И почему эти слова у него всегда имеют ругательный подтекст? Словно болезнь какая у меня постыдная, словно клеймит... Так, стоп, ты ничего не слышишь. Это дождь, просто дождь идет за окном...
 Звенят на  мокрых струнах переборы,
но мягок тембр озябшего дождя.
Из листьев ветер разложил узоры
и разметал, в них смысла не найдя.

 
-- Ладно, помоешь посуду, пиши дальше свой бред. Я спать. Мне работать завтра.
  Аха, а мне нет... Как бы не так, и мне работать, но тут ты прав, буду писать пол ночи еще...
-- Завтра на ужин котлет хочу и картошки, - она кивает,- не слышу ответа?
-- Сладких снов, Дим. Завтра ужин сготовишь сам.
-- С какого перепугу? Ты чё, допоздна шляться будешь?
-- Дим, обернись.
--О, - он удивленно вертит головой, замечает в углу чемоданы и большую сумку.
-- Ты чё, домой собралась?
  Я тебе листик оставила, на память, может ты когда-то отпочкуешься от своих игрушек и откроешь книгу. Он красивый, как тропическая бабочка. Настоящий канадский клен. И пахнет он осенью...а значит мною.
Устала быть сильной, и ждать я устала..
И жить в суматохе перрона вокзала,
встречать поезда и разглядывать лица,
на ветер бросать своей жизни страницы..
.

-- Нет, не домой. Я просто ухожу от тебя.
-- Ха, это мне теперь надо пригибаться при входе в дверь? И кто этот урод?
  Любопытно, если я скажу - октябрь, ты поймешь?  «Осень жизни»  точно не поймешь... Сказать, я просто уйду в этот дождь? Попробовать так и сказать?
-- Дим, ты не поверишь, но у меня никого нет. Я просто уйду в дождь... Не к кому-то, а от тебя.
  Ух ты, я это сказала!
-- Да ладно, никого нет. Так и поверил. В дождь она уйдет. Аха, три раза.
-- Думай, что хочешь...- она опять пожимает плечами.
-- И чем я тебе такой плохой?
  Ты не любишь осень, и лето не любишь, и зиму, и весну, и меня... Ты никого не любишь. Эмоционально-душевная кастрация. Ты евнух, понимаешь? Ты не способен любить, жить, дышать другим человеком... А я все еще люблю тебя... Но я устала любить за двоих... Я озябла, и там под дождем, под бесконечным осенним дождем, даже без зонта - мне теплее.
Насквозь промокла...как же хорошо.
Вот так всегда, хотя ругают дома.
Рыдает осень под аккорды грома.
А воздух! Воздух! Боже, как свежо!


-- Дим, как тебе сказать? Вопрос не в том, что мы живем пять лет и ты не развелся со своей, кстати, выгнавшей тебя пятнадцать лет назад, женой. Дело не в том, что ты не сделал мне предложения. И даже не в моем сыне, хотя ты знаешь, как сильно я его люблю и переживаю разлуку. Дело не в этом... Точнее не только в этом...
  Если бы ты разрешил мне забрать сына... Если бы захотел с ним познакомиться. Господи, ему ведь всего шесть было, когда мы встретились. Ему так нужна была мама! И сейчас нужна. Если бы ты только хоть раз задумался о том, как ему, не мне - ему, там, сразу без двух родных людей - отца и матери. И как мне тут, когда все мысли - дома, с моими кровинками. Если бы ты только разрешил его забрать...
-- Так скажи мне, в чем?
-- Дим, дело не в том, что ты ни разу не дал мне денег на продукты и я все покупала сама за свои, я не мелочна, да и мой статус предполагал оплату жилья в любом случае. Ты ни разу не спросил у меня, банальное, « как дела?», «как день прошел?». Ни разу весной не спросил есть ли у меня дождевик, а зимой есть ли теплые сапоги. Ни разу вечером не уточнил ела ли я что-то за день, не устала ли...
  А еще ты не дарил мне цветы...никогда... Кроме единственного горшка с тропической, крупнолистной прелестью. Того, помнишь, после нашей первой ночи? И открытку, а в ней золотыми буквами строки, банальные, но о любви... Ты, наверно, забыл уже о ней - этой открытке. А я все еще храню её, как и память о каждом мгновении тех первых наших месяцев. Даже не месяцев, а ровно шести неделях. Когда ты встретил меня, знакомую только по интернету, чужую женщину. Встретил, обогрел, окутал нежностью и заботой. Когда я приехала черти откуда не покорять столицу - нет. Приехала спасать своих детей от голода. Тоненькая, как свечечка, только глаза волчицы. Раненой волчицы...
-- Ну прямо из меня монстра сделала. А сигареты мои кто тягал все время? Так кажется - сигаретка-две, а за неделю и пачку скуривала моих! А я не обязан оплачивать твои вредные привычки!
-- Ну да, тридцать рублей в неделю - колоссальная сумма, особенно если тратить её на ту, которую называешь женой.
  Как интересно он считает, пачка сигарет - это деньги, сумки с продуктами - нет. Потому что эта тридцатка - его деньги, а тысячи в авоськах - мои. А ведь в те шесть недель так не было... Не было тогда так. Поднялась тогда по эскалатору и увидела его через стеклянную дверь. Сразу узнала по единственной фотографии. Он стоял, прислонившись к киоску спиной и тоже искал меня в череде лиц. И наши взгляды пересеклись. Интересно, я тогда сразу утонула в глубине его зеленых глаз? Или позже?" У беды глаза зеленые" - как жаль, что я тогда не слышала этой песни.
-- Ну да, тридцать рублей, а они складываются эти рублики и выходит не хило за месяц.
-- На это «не хило» - кошка и та бы с голоду умерла, Дим.
-- Ну да, я вот такой - козел, технарь и что? Я же тебя не гнал.
-- Не гнал... Тебе было удобно. Молодая, умная, тихая, не скандальная, мягкая, хозяйственная: сама продукты купит, сама сготовит, сама уберется, еще и любит. Халява. Зачем же такую дуру гнать?
-- Я что, прям такой плохой весь?
-- Почему плохой? Ты несчастен, тебе холодно, но как я не пыталась согреть тебя - не смогла. У тебя там внутри все замерзло, Дим.
-- Оль, скажи мне, чего ты от меня хочешь?
-- Уже ничего, Дим...
-- Нет, ты серьезно думаешь, что я - москвич, что-то должен тебе? Что я буду одевать-обувать-кормить тебя, а ты все деньги отсылать своим детям? Я тебе ни-че-го не должен!
  А ведь ты действительно хороший отец. И может встреть я тебя лет двадцать назад, всё бы сложилось иначе. От детей ты не отказался. И до сих пор тянешь на себе груз их проблем. Проблем взрослых, непутевых, не желающих работать, детей. А я тебя уважаю за это. Черт возьми, уважаю. Потому, что их ты любишь. Хоть их... Хоть кого-то... Но как же больно, как больно от этой дележки детей на твоих и моих. Как же все время мне хотелось, чтоб вместо «ты» и «я» было «мы», наши дети и наши радости-беды.
-- Знаешь, Дим, в этой жизни мы все чего-то кому-то должны. Так не бывает, чтоб один должен был в паре, а второй нет. Чтоб у тебя - все права, а у меня - все обязанности. Только мать может любить сына на таких условиях и то у сына будет долг перед ней. А я не мать тебе. И признаю только обоюдные обязательства.
  Вот что я говорю сейчас? Что? Дурак же ты, Димка, какой ты дурак! Да ничего мне не нужно было от тебя - только любовь. Но за нелюбовь казнить нельзя...
Не сложилось, не срослось, не склеилось...
Сердце сковано хрустящим льдом.
Все мечтания, как дым развеялись:
нам не строить вместе счастья дом.


-- Иди спать, Дим, тебе завтра на работу.
-- Погоди. Какое тут спать? Ты это все серьезно?
-- Что именно? Что мне с тобой зябко и не комфортно? Что я хочу других отношений?
-- Что ты уходишь? Это шутка?
  Ох...и вот как с ним говорить? Как? Он же не слышит...
Устала... Хочу хоть немного согреться
и место найти хоть на донышке сердца.
И счастья хочу, то что бабьим назвали.
Рыдаю, кричу! Меня слышат? Едва ли...


-- Дим, я просто очень устала. Потому ухожу.
-- А причина?
-- Дим, давай так, я тебе напишу все завтра перед тем как уйти. У меня так лучше получается.
-- Ладно, Оль, я правда спать пойду. Я вины перед тобой не чувствую, хотя ты можешь быть в чем-то и права. Но и ты должна понять и ценить свое счастье. В Москве живешь, а не в своем мухосранске. Только ты больная, Оль. На всю голову. Дура ты сентиментальная, напридумала себе черти-чего. Это всё стихи твои полоумные. Идеалистка, блин. Жизнь она не такая, как в твоих книжках и стишках. Ляг поспи и всё пройдет. И вообще, мне завтра на работу.
  А Москву ты так мне и не показал. Не удосужился, не нашел времени за пол-десятилетия. И в парке Горького и по Красной площади и по мостам-каналам я гуляла без тебя. Мы даже в кино с тобой ни разу не сходили. Если бы не те волшебные шесть недель, за которые я не только отогрелась под твоими руками и губами, но и пропала, совсем пропала... Поверила. А ведь уже тогда тридцать пять было и два брака счастливо-несчастных за плечами. И опыт жизни, и две пары черных глаз - сына и дочки, которым срочно надо было спасать. Я всегда тогда помнила, что не имею право на ошибку. Украина это тебе не Москва, Димуль, там не оплатил вовремя свет-газ и тебе все отрежут. Не впустишь в дом - отрежут с улицы. И как ты будешь обогревать дом и чем - никого, абсолютно никого, не заботит. И я быстро, очень быстро нашла работу и начала зарабатывать. В начале крохи, но какими большими деньгами мне казались эти пятьсот-шестьсот рублей в день на морозе, в осенних сапожках, без права отлучиться даже в туалет больше чем на пять минут. Да, Тушинский рынок и его школу жизни я надолго запомню. А ведь за пять лет, всего за пять лет я так многого достигла. И бизнес свой с нуля подняла, пусть маленький, пусть микроскопический, но дома идет уже ремонт, дети сыты-обуты-одеты и все кредиты давно закрыты.
-- Сладких снов, Дим. Я очень благодарна тебе за крышу над головой эти пять лет. И за все благодарна.
  Я ведь все еще люблю тебя... А насчет идеалистки и сентиментальной дуры, тут ты прав. И что я на голову больная, тоже. Это ж додуматься в мои годы пять лет угробить за зеленые глаза и цветочек с открыткой. За  «три кусочека колбаски», которые я оплатила сторицей. За надежду растопить айсберг. Я не просто дура, Димуль, я идиотка. Клиническая. Именно потому и люблю тебя до сих пор. И больно мне так, что не продохнуть...
Дима порывисто обнимает её, быстро целует, словно клювом ткнул. Она разворачивает его лицо ладонями к себе и мягко возвращает поцелуй. Крепкие мужские руки сжимают родную фигурку в таких тесных объятьях, что она почти задыхается.
-- Ты ведь не уйдешь, да?-- и глаза щенка, забытого под дождем.- Оль, ты ведь тоже не идеальна. Ведь столько всего было за эти пять лет...
-- Было. И я не идеальна, ты прав. Не всегда могла сготовить то, что ты хотел. Уставала. Забывала. И по ночам металась, как в бреду, все время. Ты жаловался, даже отказался спать со мной в одной комнате.
-- А как тут выспишься? Ты же все время ночью шепчешь, целуешь, обнимаешь, гладишь! Я не могу так спать.
-- Да, телячьи нежности, уж прости. Вот такая я... Сладких снов, Дим...
  Как же я тебя люблю... И как мне хотелось уснуть у тебя под мышкой все эти годы и проснуться на родном плече... Даже стих написала об этом:
 Я давно забыла, что такое нежность,
как это проснуться на родном плече.
Одинокий парус и тоски безбрежность,
взор под пеплом тусклый у моих очей.

 

Я давно забыла, что такое счастье.
То, что величают женским иногда.
Разобрали душу тихо на запчасти,
тяжестью на плечи прилегли года.



   Он долго ворочался на кровати. Все гадал уйдет или нет. Было у Ольги такое - припугнуть уходом. Два раза и уходила даже. Но возвращалась по первому зову. Первый раз ушла, когда он допился до трясущихся рук. Не скандалила, не орала, не читала морали. Просто собрала вещи и ушла. Он тогда закодировался и засыпал её смс со словами «люблю». Вернулась. Второй раз ушла через год. Опять без скандалов, тихо и мирно. «Ухожу, не могу так больше...» Он держался целых три дня, а потом позвонил. Почти в полночь позвонил и плакал, как ребенок, обещал всё - развестись, жениться, сына её забрать. « Только вернись... Не могу без тебя...» Она поверила, примчалась через всю Москву. «И в этот раз вернется. Или передумает. Бабы они ж дуры, что кошки - приласкай и все простит.» С этими мыслями он и уснул. А из её комнаты еще долго раздавалась клавишная дробь, Ольга писала. Нет, она звала, звала всем сердцем, кусая губы в кровь, точно зная, что он её не услышит:
Она его искала под дождем.
Но парк был пуст, одни косые струи.
Холодных, зябких капель  поцелуи.
И нежеланье возвращаться в дом.



Ей часто ночью снился странный сон:
прогулка, парк, дождит, и вдруг навстречу
с улыбкой, словно ждал её весь вечер,
подходит он... и раскрывает зонт.



   Октябрьский ветер играл остатком золота на ветвях деревьев. Иногда, легкомысленно, срывая порывом целые охапки листьев, чтобы  обрушить их на головы прохожих. Иногда,  поднимал золотые, шуршащие бабочки вверх и кружил. А еще проказник  залетал сквозь все еще не закрытые форточки и  балконные двери в узкие кельи квартир, подбрасывая в подарок то один резной листик, а то  целую пригоршню. Сквозняком, на цыпочках, бродил  по комнатам, шевелил кисею занавесок и тяжелые портьеры и, захватив с собой чуток тепла людского жилища, опять улетал к торжественно роняющим алтыны последней листвы кленам. Небо то улыбалось невероятной, пронзительной, умытой, осенней синью, то собиралось складкам серой хмари, роняя крупные или мелкие - строго по настроению, капли дождя. Аромат осени витал кругом плотным шлейфом, сотканным из  горьковатого дыма костров,  пряного запаха увядающей листвы и мокрой, уже начавшей зябнуть, земли. Пахло так упоительно и ...печально. Да-да, у осени запах печали. А ветерок то проказничал, то перебирал натянутые струны дождя, заунывно напевая песню прощания.



  Дмитрий вышел из метро, обогнул угол нового торгового центра, по странной прихоти то ли дизайнера то ли застройщика, выкрашенного в цвет спасательного жилета, и поднял глаза на свой балкон. Дверь была закрытой. И за занавесками не угадывалась привычная женская фигурка. Что-то больно кольнуло под рёбра, в глаза опять сыпануло пригоршню противных капель.
Мужики ведь не плачут. И потом, она передумала, передумала, передумала, передумала....
 Хлопнула входная дверь, но знакомые розовые тапки с помпонами не зашлепали из кухни навстречу. Уже поняв, что она сдержала обещание, он автоматически нащупал выключатель. На банкетке, до блеска натертой воском, лежал сиротливо листик бумаги.


  « Дим, я всю ночь пыталась набрать текст «прощальной записки».  Веришь, сто раз писала и стирала... Все не то и не так. Ну как мне тебе объяснить, что все мы-бабы одинаковы в чем-то? Мы хотим замуж, не просто штамп, нет. Мы ЗА мужем хотим быть. Что бы все на пополам. И чтоб зарплату приносил, и чтоб его заботило наличие зимних сапог и теплого пальто. И чтоб знать, что когда заболеешь, то тебя будут жалеть и лечить. А планы общие будут. И дети общие. И радость общая и внуки и боль и любовь, понимаешь, все на двоих... Тебе ведь почти пятьдесят, не мальчик уже. Сам все должен понимать. И я набирала и набирала, понимая, что это уже похоже на брачный контракт или свободный пересказ Ветхого Завета. Наверно, я что-то сделала не так... Или просто не нашла слова, чтоб объяснить, чтоб достучаться. Это так тяжело, Дим, любить одной за двоих. Это так больно... Но больше всего я боялась, да и теперь боюсь причинить боль любимому, дорогому человеку. Потому каждый раз, когда я тебе говорила о том, как мне неуютно, а ты истерил, «лез в бутылку» и всячески демонстрировал мне свою обиду, я просто комкала разговор. А может все дело в том, что ты не слышал? Не важно, Димуль, уже все не важно.



  Меня всегда поражало в тебе умение все оценивать с позиции материальной выгоды. Каждый раз любое событие ты словно взвешивал - « а что мне с этого будет?» Я же, наивно, дарила тебе себя... И любила, протянув сердечко на ладошке и ожидая, что этот дар оценят, примут с благодарностью. Я держала эту открытую ладонь, держала все эти долгих пять лет. Стояла с протянутой ладошкой, как нищенка на паперти, мне было трудно, больно, обидно. Мой дар сморщился, покрылся коркой льда и соли от моих слез. Рука дрожала, я закусив губу, держалась из последних сил, моля только об одном - прими мой дар, он бесценен. Нас так мало любят в этой жизни, это же такое чудо, когда тебя любят не за что-то, а просто так, когда дышат тобой, когда твоя боль отзывается болью в другом человеке, а радость приумножается в лучах глаз. Да, конечно, как ты мне говорил - «ты москвич, а я хохлушка» и мой дар невозможно перевести в любую валюту. Он оказался не нужен... А больше мне предложить нечего.



   Ты не ищи меня, не звони. Тебе только кажется, что будет больно. Это твое ЭГО говорит. А ты не любил, потому быстро утешишься. Я вот одно поняла за эти пять лет, пять горько-сладких, долго-коротких лет с тобой: мужчина может сделать женщину или счастливой, или несчастной. Третьего не дано... Как жаль, что ты выбрал второе... Прощай. Ольга ».
  В глазах на дне всплакнет под утро грусть,
дрожащим пальцем поправляю серьги.
Скулю от боли... Горько... Ну и пусть,
а так хочу сказать: «Я остаюсь», -
но всхлип давя, я закрываю двери...



   Он рывком потянул на себя ни в чем не повинную дверь балкона. Выстрелил тело в узкий проем, рванул на себя раму окна. Ветер тут же, не дожидаясь приглашения, влетел в проём и осыпал пол каплями и мелкими листочками липы, заглянул в глаза, холодным щупальцем пролез за ворот сорочки. Влетел в комнату, опешил от царящей в ней чистоты. Не было уже привычно разбросанных мелких женских предметов и книг. В вазе не стояла охапка засушенных кленовых листьев, на подоконниках не было цветов. Даже мягкое покрывало с тиграми исчезло. Из двери балкона, словно сомнамбула вышел Дмитрий. Невидящими глазами уставился на комнату, похоже, и он её не узнавал. Пальцами с коротко обрезанными ногтями, прошелся по корешкам книг. Выбрал наугад самую большую, книга сама раскрылась, между страниц лежал большой запунцовевший до бордового кленовый листок. Он взял его, поднес  к глазам, зачем-то понюхал.
-- Ну и дура ты, Ольга. Скатертью дорога, как говорится. Чуть книгу не испортила, - и выбросил лист через балконное окно в быстро сгущающуюся тьму.


 
 Осатаневшая осень внезапно грянула в литавры грома. В комнате запахло сладко и  мерзко крематорием и Дмитрий властно закрыл окно и дверь. Внезапно дождь, протестующе, забарабанил в стекла. Дмитрий включил громко музыку и достал бутылку водки. Он давно не пил, но сегодня точно есть повод.

  А где-то под дождем, без зонта брела в свете фонарей женщина. И её холодные губы шептали строки под мелодию струй. Строки, которые никогда не услышит Дмитрий.
 И в каждый дождь ждала она свой сон.
Хоть слезы по лицу её стекали.
Она делила с осенью печали
 и специально забывала зонт...

 
Рейтинг: +14 1231 просмотр
Комментарии (28)
0 # 16 октября 2012 в 12:13 +3
Наташа, до слез... Эта история любви так печальна и жизненна. И знакома... Сколько таких женщин, девушек, одиноких и мечтающих не о жилье в столице, а о простой, надежной , Человеческой любви, бредут в Осень без зонта...В свою Жизненную Осень. И все еще надеются и ждут...

Я давно забыла, что такое счастье.
То, что величают женским иногда.
Разобрали душу тихо на запчасти,
тяжестью на плечи прилегли года.

Очень верные строки. А ЛГ мужчину жаль. Это не мужчина. Это эгоизм в своем чистом, незамутненном виде, никогда не пользовавшийся таким понятием, как совесть. Не познавшем любви. Кичащимся званием " москвич"( а как их у нас, в Севастополе, не любят!), считающий не живущих в столице людьми второго сорта, хотя сам не относится даже к низшему...
Наталья Бугаре # 16 октября 2012 в 12:33 +1
Спасибо, Танюш, как же ты быстро моё новенькое находишь) Новелла или рассказ?( я вот все не могу определиться, как называется эта работа) еще сырая, я все не могу углубить образ героя, не могу показать его выпукло,он у меня размазанным получается, не понятно за что она вообще его полюбила. А история, да, ты права- самая что ни на есть жизненная, даже банальная. "Жил-был Иван-дурак и было ему одному зябко и плохо и просил он у боженьки курицу-наседку, чтоб яйца несла, цыплят водила и квохтала под ухом- все веселее. А боженька послушал-послушал причитания дурака и дал ему Жар-птицу, так тот её все яйца нести пытался заставить и перья выщипать, а то совсем не правильная наседка- люди же засмеют. Жар-птица погрустила и ушла в дождь..." Вот и вся сказка. Спасибо,что все верно поняла. hurtrazb
0 # 16 октября 2012 в 12:37 +3
Я тоже удивляюсь героине- как можно полюбить ТАКОЕ существо... Но не зря говорят- любовь зла...
А назови ты свое творение новеллой.
И пусть у Жар- птицы отрастут перышки и она улетит навстречу новому счастью.... Не всегда первое гнездо бывает родным, надо потрудиться, чтоб найти подходящее дерево.
Наталья Бугаре # 16 октября 2012 в 12:46 +1
О, такие идеалистки умеют видеть свет даже в безлунную ночь, а желание любить так сильно, что влюбиться они могут в кого угодно. Ведь в чем-то он прав, она действительно дурочка, сентиментальная, слишком поэтичная и совсем не мудрая в главных жизненных вопросах. То,что она вышла симпатичной для читателя, так это же просто-тут читатель какой? - пишущий. Ему и понятны метания и порывы таких дам. А мужлан там самый обычный, технарь без особого ума и фантазии, потребитель, чуть быдловатый, обычный среднестатистический "мас-квич". Я тут в Москве подобных историй наслушалась столько,что диву даюсь терпению баб. И ведь,что удивительно, действительно любят. И терпят и надеются и ждут и мечутся и плачут, забыв,что Москва слезам не верит,а только бабкам и квадратным метрам. А мужики пользуются. И сразу вспоминается наш украинский классик Шевченко:" Кохайтеся, мої милі, та не з москалями, бо москалі -злії люди, лихо роблять з вами." Я, конечно, утрирую, и тут есть хорошие мужики( по непроверенным данным), а то что лично я за кучу лет их не нашла, так я же дурочка))) Поэтесса, а это матерное выражение))))
0 # 16 октября 2012 в 13:05 +3
И что, что она дурочка? А среди москвичек- посмотри, сколько дур записных! Со знаком качества! И что? Они счастливы, потому что без царя в голове? Нет, моя милая. Душевные качества ЛГ - это ее плюс! Она терпелива и любит! Любит! И будет любить, и не москвича ...Не это главное. Она ведь хочет, чтобы рядом был ЧЕЛОВЕК ЛЮБЯЩИЙ. Знаешь такой вид HOMO SAPIES? Это редкий вид....Но есть. Он есть! Поверь. У меня- такой.
Поэтесса матерно... а мой муж обожает мои работы, гордится мной, и уже всем сообщает что жена- писатель. Я с него смеюсь, но так приятно, что в тебя верят!
Наталья Бугаре # 16 октября 2012 в 13:12 +1
Аха, в поисках HOMO AMURO моя героиня. Новый вид-Человек Любящий))))))Надеюсь, еще найдет. Под дождем только чудаки гуляют. А ей такого и надо)
0 # 16 октября 2012 в 13:19 +4
Потому что она- ПОЭТЕССА! Даром, что хохлушка))))
Удачи ей в поиске. И хорошего дождя .... без зонта))))))))))))
Наталья Бугаре # 16 октября 2012 в 13:33 +4
А чего, хохлушки не ток по борщам и вареникам специализируются. Моя ЛГ вон умеет слышать музыку дождя. Я тоже желаю ей встречи...
0 # 16 октября 2012 в 13:35 +4
Это талант- слЫшать музыку дождя... Удачи вам, милые женщины!
Альфия Умарова # 16 октября 2012 в 18:22 +3
Наташа, великолепный рассказ! Пронзительный, проникновенный,
нежный, трепетный, трогательный, поэтичный... Эпитетов,
достойных этой вещи, несть числа.
Кто же твоя ЛГ - дурочка, наивная дамочка, не понимающая мужчину,
с которым живет, того, что ему нужно, мечтающая гулять под дождем,
потому что она его слышит и понимает (вот ведь странная какая!),
а его, живого, пусть чуждого музыке дождя, не любящего мокроту и сквозняки,
она не способна понять... Не буду его как-то характеризовать, называть монстром
или толстокожим, эмоционально глухим и слепым. Нет, он - такой, какой есть.
Такие - есть! И они не могут не есть...
И женщины - не все ангелы. Мы разные. Как и они. Но счастье, когда
встречаются те, у кого больше того, что их связывает, что делает их если
не одним целым, то хотя бы очень близкими, почти родными людьми, когда одному
хочется заботиться о другом, дарить ему нежность, перемешивать сахар в его чашечке
с чаем, а в ответ каждое утро наслаждаться кофе, которое он готовит для тебя,
даже когда лень и не хочется вылезать из-под теплого одеяла...
Просто твоей ЛГ еще не встретился ЕЕ МУЖЧИНА. А она, со своей жаждой любви,
так свойственной женщинам, полюбила "то, что было"...
Мог бы в ответ полюбить ее? В знак благодарности...
Нет, любви в знак благодарности не бывает. Не может быть...
Советовать ЛГ ждать своего "принца" глупо. Надо просто жить. Радоваться дождю.
Людям вокруг. Каждому дню.
Молодец, Наташа! Это очень сильная работа! И вплетение стихов здесь такое органичное,
они из плоти самого рассказа. Они не инородны здесь.
Браво! Умница! buket1
Наталья Бугаре # 16 октября 2012 в 18:48 +3
Это готовое эссе, Аля..я аж расплакалась. Спасибо тебе, хорошая, что так глубоко прочувствовала сложную в общем вещь( одни эмоции и полная расхристанность формы, намеренная, но все же..) 38
Лариса Тарасова # 16 октября 2012 в 18:58 +2
Ната, упиваюсь строками начала рассказа, прекрасно выписан пейзаж, моя слабость. Музыка дождя, соединенная с печалью сердца, = прекрасная, чуткая, глубокая, искренняя художественная проза. Перечитала и на этом сайте. Мои розы - тебе с признанием!
Наталья Бугаре # 16 октября 2012 в 19:24 +2
Спасибо, Лара. Твоя похвала для меня как и Дона-Киргизона - бесценна. 38 9c054147d5a8ab5898d1159f9428261c
Юрий Алексеенко # 16 октября 2012 в 19:56 +2
Длинновато, , но читается легко, слог для понимания очень доступный, без словесной пурги и заносов. Удачи.
Наталья Бугаре # 16 октября 2012 в 20:05 +3
Было короче..потребовали героя сделать более выпуклым, добавить диалогов, выравнять ритмику начала( причем именно удлинить все предложения), дать пояснение за что она его любит. Плюс стихи..вот и длинноты..Всем критикам не угодишь( Первый коммент был- слишком коротко,мало деталей, расширяй))))))) podargo
Александр Приймак # 30 октября 2012 в 11:00 +1
... .Всем критикам не угодишь" - а посему - угождай СЕБЕ! )) yesyes
Наталья Бугаре # 30 октября 2012 в 11:48 0
Ну, я не так тщеславна,мне важнее угодить читателю. Но он такой разный... Иногда задумываюсь о том,что и сама далеко не ровна в отношении мировых звезд литературы. Одних перечитываю,других-нет... Потому,что одни на душу ложатся, а вот вторые... И это я о звездах, о солнцах и целых мирах. Наверное,так и у всех нас. Нету работы для всех и каждого. Ибо каждому, по определению -своё. Спасибо, что заглядываете ко мне. Люблю поговорить с тонким лириком о гармонии мира в целом и гармонии строк в частности. capuchino
Петр Шабашов # 28 октября 2012 в 20:48 +2
Думаю, ТАКОЕ нельзя написать, не пережив. И написано мастерски. Разумеется, это "дамская проза", если можно так сказать, но и меня, мужика, тронуло и заставило даже задуматься... В Дмитрии я увидел и некоторые свои "горести", хотя моему браку (с хохлушкой, кстати!) более 30 лет. И вижу, и знаю, и сознаю, что иногда поступаю неправильно, но ничего не могу с собой поделать... натура! Видно, такой финал взаимоотношений героев был неизбежен. Хотя, Наташ, ты могла бы в финале оставить такой штрих-лучик надежды для читателя: а вдруг...? Ты же оборвала последнюю ниточку... Жаль.
Наталья Бугаре # 28 октября 2012 в 21:46 +3
Ой, Петь, не доглядела я. Имена тут убрала, оставила только Он и Она. Спасибо,что пришел в гости. Всегда тебе рада. Еще больше рада,что тебя зацепило. Значит что-то получилось. Окончание тут должно быть именно таким..увы..Мне тоже легче было дать надежду в конце. Но это была бы нотка фальши. Тут,если перевести на простой язык, то весь рассказ в одной строчке- любите своих женщин, черт вас побери! capuchino
Карина # 29 октября 2012 в 09:52 +1
Я рада за ЛГ, что решилась наконец уйти от него, пусть у нее начнется новая жизнь. Его черствость и тонкая душа поэтессы не могут быть вместе.
Я давно забыла, что такое нежность,
как это проснуться на родном плече.
Одинокий парус и тоски безбрежность,
взор под пеплом тусклый у моих очей.



Я давно забыла, что такое счастье.
То, что величают женским иногда.
Разобрали душу тихо на запчасти,
тяжестью на плечи прилегли года.»

Мне очень понравился рассказ, спасибо Наталья!!!! 9c054147d5a8ab5898d1159f9428261c
Наталья Бугаре # 29 октября 2012 в 10:22 +1
Благодарю, Карина, вы правильно поняли неизбежность такого шага при таком внутреннем не соответствии героев. 9c054147d5a8ab5898d1159f9428261c
Александр Приймак # 29 октября 2012 в 22:49 +1
Нагромождение слов и согласных:"...улетал к торжественно роняющим алтыны последней листвы кленам."
Очень узнаваемо точно: "Пахло так упоительно и ...печально." И это хорошо : "вдохнула аромат: горьковатый, свежий, аромат осени, дождя, свежести, надежды."; "А еще ей нравились дожди: осенние, долгие, многодневные, полные неги и томящей душу грусти."; "Настоящий канадский клен. И пахнет он осенью...а значит мною." - ух! ))... " Мой дар покрылся коркой льда и соли от моих слез"+.. . "это же такое чудо, когда тебя любят не за что-то, а просто так, когда дышат тобой, когда твоя боль отзывается болью в другом человеке, а радость приумножается в лучах глаз." (!!!!)...
Впрочем, пора сказать в целом: ВЕЛИКОЛЕПНО!!! big_smiles_138
Наталья Бугаре # 29 октября 2012 в 23:58 +1
Благодарю) Как вы тонко прочувствовали мои кипы словесных кружев) supersmile
Андрей Мараков # 29 октября 2012 в 22:57 +2
Мне очень понравилось, я его первый раз еще на Прозе прочитал!!!
flower
Наталья Бугаре # 29 октября 2012 в 23:59 +2
Спасибо, Андрюш) podargo
Игорь Кичапов # 5 мая 2013 в 10:32 +1
Тут можно много говорить, хвалить, принимать, отторгать. Дело в том что и стиль и построение и сам подача, казалось бы обыденной жизненной ситуации- «Он потребитель. Она пытается построить свое женское счастье. Жертва с его стороны – это место в квартире, она отдает все. Ничего не получая взамен. Грустно печально. Но таких отношений сейчас много».- Великолепны.
Наташа, эта вещь тебе здорово удалась! Не берусь судить насколько это личное, но что прочувствованно «до донышка» - бесспорный факт.
Рекомендую
Наталья Бугаре # 5 мая 2013 в 10:35 0
Спасибо, Игорь. Вот тебе я верю. Черт знает почему..Но верю. Раз сказал,что вещь стоящая, значит так тому и быть. 38