Привет ( прочтения)

 

- Привет!
Слово резануло какой-то даже неприличной, в утренней толчее вагона метро, радостью.
"Надо же! Кто-то еще радуется утренней встрече." Лара, прижатая к стеклянной двери вагона, в который раз машинально перечитывала надпись "Не прислоняться". Какой-то лоботряс стер "при" и надпись гласила "Не ...слоняться", но сознание читало первоначальный вариант, и уже не было так смешно, как при первом прочтении лет 15 назад, когда она, в компании таких же лоботрясов, хохотала на весь вагон. Годы летели, как и вагоны метрополитена, но на каждый новый вагон находился свой остряк и сцарапывал приставку.
- Привет! - чья-то рука легла на плечо, и Лара, не поворачиваясь, одним движением освободилась от прикосновения. 
- Да, привет же! Лар! Это же я! - на это раз ее обхватили за плечи и развернули. Она ощутила носом мокрую ткань распахнутой на груди рубашки, проехала носом по ключице, и подняла вверх лицо. Мужчина улыбался. Что-то далекое мелькнуло в изгибе губ, она взглядом заскользила дальше по лицу, и споткнулась на прищуре смеющихся глаз.
"Черт!" - дальнейшие раскопки в закромах памяти были не нужны. Вечность назад она мечтала, чтобы эти глаза смотрели на нее с таким ласковым прищуром, и чтобы в их глубине плескалась радость от встречи с ней. Вечность! Вечность назад, но не сейчас. Не этим августовским утром, с его не прошеным дождем, вылившим на нее ушат воды уже на подступах к метро, и, так же вдруг прекратившимся, растаявшем в улыбке солнца. Вбежав в помещение станции, Лара, осознав бессмысленность "наведения красоты" сегодняшним утром, только отряхнулась как кошка, и привычно побежала по левой стороне эскалатора, имитируя утреннюю зарядку. А потом так и стояла, отвернувшись от всех, читая и перечитывая надпись на стекле, лишь бы не лицезреть отражение "мокрой кошки" в стекле двери… 
Она улыбнулась, представив, как выглядит со стороны.
- Уф! Узнала! Наконец-то! Я уже стал сомневаться - ты ли это.
- Я. Привет. Какими судьбами в наши катакомбы? Ты же не ездишь в метро…
- Не езжу, - он рассмеялся забытым бархатным перекатом горных камней. Она никогда не могла понять заранее, перейдет ли его смех в обвал хохота или затихнет ворчанием ворочающихся на дне горной речки глыб, - у меня запись через час, а на поверхности - пробка. Вот решил спуститься в подземелье. Дождливо этим летом. Непредсказуемо дождливо. Ты, я гляжу, тоже попала под душ.
Он отодвинул ее на расстояние вытянутой руки, и, прищурился еще больше, от чего по лицу побежали лучики морщинок. Лара поежилась под оценивавшим взглядом, вдруг осознав, что его руки все также лежат на ее плечах, и резко вскинула голову, взглянув ему прямо в лицо. «Хорошо, что макияж я не делаю уже бездну времени. Сейчас стояла бы вся в разводах туши и облезающей «штукатурки». Да, Поль, ты тоже не помолодел. Правда, все так же холён. Ну, насмотрелся?» - мысленно торопя его прекратить осмотр, Лара стряхнула его руки. Поль уперся ладонями в стекло, отгородив Лару от пассажиров. 
- Ты все также хороша. А без краски на лице выглядишь и вовсе девочкой. Знаешь, мы тебя вспоминали на днях. С Веником. Писали новую песню. Я наткнулся на старые стихи. «Свеча». Услышишь - знай, это тебе. 
- Вряд ли, Поль. Я уже давно не слушаю твоих песен. Я ничьих песен давно уже не слушаю.
- Я их написал тогда, когда ты вдруг исчезла. Почему, не скажешь? Неужели из-за того, что набралась тогда, а все ржали, что тебя весь вечер рвало? 
«Набралась? Не поумнел. Я ведь и не пила никогда. Только делала вид, а ты … Ты никогда никого не видел кроме себя. И не все ржали, а ты. Ты был пьян и ржал, и оправдывался тем, что я «махнула лишнего».
- Я не была пьяна, Поль.
- Тогда, почему? У нас же было все так классно! Весело! Тебя все так любили! Группа, парни.
«Группа, парни, ваши тогда еще дешевые поклонницы, толпы каждый раз новых людей в нашем доме, редкие минуты, чтобы побыть наедине. А если минуты превращались в часы, я видела в твоих глазах нехватку внимания. Вернее жажду внимания. Поклонения. Мое поклонение было не в счет. Когда ты творил и будил меня среди ночи, чтобы показать «свежак», я так гордилась тем, что я - твой первый слушатель. А потом ты сказал, что на мне ты откатываешь «косяки», потому что мурлыча под нос их не слышно…»
- Помнишь, как я пел тебе по ночам? В твоих глазах всегда было видно хорошо или плохо. Мне так не хватало потом твоих глаз на первом прокате. Я даже писать перестал, потому что понять не мог, хорошо это или «три прихлопа - два притопа».
«Жаль, что я не знала об этом раньше. Хотя вряд ли бы это что-то изменило».
- А потом появились другие «глаза напротив»?
- Нет. Потом появился другой автор текстов. А глаза не появились… Женщины другие - были. Много. Разные. Ласковые, крикливые, вульгарные, глупые и умные. Лиц только не помню. Да и по имени - не всех. А тебя помню, - поезд присвистнул тормозами, замедляя ход.
- Я очень рада, Поль, рада была увидеться, но это моя станция. Я сейчас выхожу.
- Выходишь здесь? Ты же мне ничего не рассказала о себе! Ну… будь здорова! 
- Привет, - она вздохнула, поднырнула под его руку, влившись в поток выходящих, и покинула вагон. Широко шагая, лавируя в толпе, почти перейдя на бег, Лара, наконец, выскочила на свет умытой дождем улицы и свернула в сквер за станцией. 
«Сколько раз за прошедшие десять лет я представляла нашу встречу? Рисовала сюжеты. Слушала слова, которые он мне скажет. Почему? Почему сейчас? Почему я сбежала? Почему так и не сказала, почему ушла? Почему, черт возьми, все пошло не так, как тысячи раз представлялось? Он сбил меня с толку своим ласковым обволакивающим взглядом! Своим «А, помнишь, я пел тебе ночью»! Черт! Я должна гордиться - я единственная кого он помнит в лицо! Привет! Лучше бы я сегодня проспала!» 
Лара ткнулась лбом в ствол дерева и застыла.
- А может, черт возьми, нам снова?.. - его губы коснулись дыханием ее уха. 
- Привет…