Игрок

                                                                                            Конкурс современной новеллы «СерНа - 2»

Артём Богданович, мужчина необычайно-яркой наружности, имел три неодолимых пристрастия – женщины, карты и анекдоты. Первое – не только неодолимое, но и губительное для спокойного течения жизни обыкновенного человека, два – вторых сыграли роковую роль, но об этом – впереди.

Роста - выше среднего, черты лица - правильные, словно выточенные искусным мастером. И – глаза… пожалуй, самым притягательным в его внешности, был взгляд синих глаз, опушённых густыми чёрными ресницами – омут, в который женщины  бросались с отчаянной смелостью, не считаясь с обстоятельствами собственной жизни. Он же всего-навсего – мужчина, уступающий женскому интересу к нему.

Или – огонь, на который летели, опаляясь. Но, если на  мужчине, при любом раскладе,  лежит ответственность,  то…  какой спрос с огня? 

Несмотря на обилие мелких интрижек, как принято говорить – на стороне,  семьянином он был, по мнению Татьяны, жены Артёма Богдановича, которая или не знала, или закрывала глаза на шалости мужа, образцовым.  Её ли мнением это было, или жизнь не дала ей права на другое? Знать, кроме неё, не дано никому.

Семь лет назад Татьяна приехала в лесоустроительное предприятие по распределению. Наскоро попрощалась с родителями, не отбыв у них положенный после защиты диплома  отпуск. Нашла тому причины, родители поверили в их убедительность – дальняя дорога через  Украину, Россию и весь Казахстан, почти до границы с Китаем, необходимость устройства на новом месте.

-Ничего, дочка, отработаешь три года и вернёшься, найдётся для тебя и работа, и жених хороший. Будет у нас всё, как у людей - дочка любимая со своим чоловиком внуками одарят, мы с матерью будемо их доглядати - отец улыбался, пряча растерянность от предстоящей разлуки с единственной дочерью в густых усах и, как всегда в волнении, переходил с одного языка на другой.

Отец улыбался, а Татьяна, сжавшись в комок, держалась, чтобы не разрыдаться и не упасть на грудь отцу с признанием, что внук у них будет скоро. Внук будет, а чоловика  – нет. И что  делать, она не знает - порой кажется, что лучше  не жить. Нет, не сказала.  Хотя знала, что лучше бы ей никуда не ездить, а распределение взять в ближайший к дому лесхоз.

Трое суток  отстукивали колёса. Она спала, не получая от сна отдохновения. Ела, не ощущая вкуса еды. Читала, не понимая смысла прочитанного. Смотрела в окно, за которым  расстилалась бесконечно-бескрайняя степь, мелькали жалкие полустанки, унылые посёлки. Такие же жалкие и  унылые, как она сама. По вагону ходили женщины в ярких цветастых платьях, предлагая носки, шали. Ближе к Аралу – копчёную рыбу. Открывая дверь купе, они натыкались на  взгляд, в котором застыла боль отчаяния. Деликатно прикрывали дверь  и шли в следующее купе.

 Всё, что впереди - страшило. Позади - срашнее и горче, потому что там – предательство:

- Подумай сама, зачем нам ребёнок? Сейчас?!  У нас вся жизнь впереди, не успеем обзавестись детьми?  Ты хоть представляешь, какая это обуза?  У нас пока ни кола, ни двора. Неужели не соображаешь, что нужно сделать в таком случае?

Она – сообразила. Поменяла своё распределение.  Вместо Закарпатья – Казахстан.

В Чимкенте, освободившееся место в её купе заняла молодая женщина с грудным ребёнком. И Татьяна, волей-неволей оказалась привлечённой к хлопотам молодой мамы – присмотреть за малышом, пока та сходит за кипятком, выбросить мусор, да мало ли какая возникает необходимость, отлучиться из купе. Татьяна агукала малышу, играла погремушкой, и… потихоньку холод в груди оттаивал, боль уходила.  Её умиляли крохотные ручки, ножки. И до слёз – осмысленность взгляда и готовность рассказать  что-то такое, о чём знает только он.

Всё сложилось: коллектив хороший, комнату в общежитие дали. И предприятие, и общежитие – в центре города. Рядом – парк. Гуляла по его аллеям, а в мыслях видела себя с коляской.

Весна - приподнятое настроение полевиков, «сбивающихся в стаи перед отлётом». Рассказы и советы  бывалых для новичков, получение  полевого имущества на складе. Каждый таксатор подписывал свои ящики, чтобы не перепутать при получении на товарной станции. Татьяна удивилась, когда увидела ящики с надписью: «Борщ+Суп».

Партия, начальником которой был Артём Богданович - сложившийся годами коллектив, и он без особого желания принимал изменения в нём. Но желания, желаниями, а начальник экспедиции, вносил коррективы. Против такой коррективы, как молодой специалист - не возражал. Собрал своих таксаторов, представил Татьяну,  распределил всех по таборам и закрепил для неё наставников на  полевой сезон - опытных полевиков,  чьи ящики  удивили Татьяну – «Борщ+Суп». Шутник Геннадий добавлял к своей,  сокращение от фамилии жены –  Шуры Супрончик.  Шесть месяцев ей жить с ними  одним табором. «Табор… экзотика какая-то цыганская», - подумалось  Татьяне. 

За хлопотами подготовки к отъезду, Татьяна отвлекалась от своих дум, да и всё уже было продумано ею - успеет до родов отработать полевой сезон. Отработать и заработать на предстоящий год, который  просидит с малышом. Наверное, сможет брать какую-то работу на дом. Считывать таксационные описания, например, или  планы лесонасаждений. Так многие делают в конторе, она уже знала это. В годик малыша определит в ясли, а потом… будет отвозить его на лето родителям – не век же скрывать от них внука. Всё утрясётся.

Утряслось, как  и не мечтала.  Что разглядел в ней  Артём, чем покорила   Татьяна, у которой в мыслях  не было – покорять? На  судьбе,  тогда казалось, стоял  крест.

Полевой сезон подходил к середине, когда Шура утвердилась в догадке:

-Танюша, а ведь ты  беременна. Зачем скрываешь, надрываешь себя, мучаешь ребёнка? Возвращайся в Алма-Ату, до декрета поработаешь в камералке, - ей хотелось поговорить, утешить,  но – не решалась. Несмотря на то, что они почти три месяца отработали бок, обок,  отношения из рабочих, не перешли в доверительные, что тяготило Шуру изрядно.

 Не только тяготило, но и тревожило. Каждое утро они расходились по своим рабочим маршрутам. На день приходился десяток и больше, километров по лесу. Такие нагрузки - для беременной? И хоть бы раз, возвращаясь вечером в табор, Татьяна дала понять, как ей трудно. Умывалась, переодевалась и вместе с Шурой готовила ужин. Правда, у костра, после ужина не засиживалась, уходила к себе в палатку.

                    И в этот раз отделалась от разговора:

       -Шура, у меня всё хорошо, не волнуйтесь.

             «Как панцирь, надела на себя», - досадовала Шура. В другой ситуации она поговорила бы с начальником партии. Но  – в другой. Вся партия с недоумением наблюдала за Артёмом. В этот сезон его, словно, подменили –  проедет по таборам, развезёт заказанные продукты, проверит работу, примет наряды и – никаких посиделок  у костра,  а тем более - за полночь с любителями покера. Забыли уже, когда последний анекдот от него слышали.

Анекдоты Артём коллекционировал со всей серьёзностью, не одну записную книжку заполнил ими. Титульные листы книжек, на случай утери,  заполнял тщательно – фамилия, имя, отчество, адрес и номер телефона.  Казалось, что его память вмещает все анекдоты, когда-либо услышанные. По крайней мере, в шуточных состязаниях  со всевозможными переходами по темам, равных ему не было – всегда выходил победителем. Как и в покере - феноменальная память и умение мгновенно просчитывать все возможные варианты и комбинации карт, приводили новичков в восторг, а старых партнёров в досаду и, как бы, не досадовали, а игра с ним всегда была праздником. У него пытались научиться искусству блефа, но как можно научиться тому, что находилось за гранью фола. Для этого нужно одно – характер и… опять же точное  и мгновенное  определение психологического портрета партнёра. Не многим   дано.

Артём Богданович был признанным лидером, не потому что начальник, а – таким и был. Попасть к нему – большая удача. И, попав, добровольно не уходили, если только обстоятельства не вмешивались. Работу организовывал чётко, без  простоев на переездах.  Таксаторские стоянки - по «человеческому фактору». Если таксаторы семейные,  с детьми «кочуют»,  снимал для таких  квартиры в посёлках – поближе  к цивилизации: молоку, свежим овощам-фруктам.  К тому же,  няню для детей в посёлке  найти не сложно. И продукты, несмотря на дефицит, умел достать для своих  самые лучшие. Кажется, на всех базах были кладовщицы, не устоявшие перед  чарами его взгляда и улыбки. Никогда партию не лихорадило от склок и раздоров, а работу ниже пятёрки, не оценивала самая строгая проверка, потому и зарплаты, и премии были  выше средних  по предприятию.

И, вдруг, какая-то пигалица, как окрестили её соратники по партии, словно околдовала Артёма. «Чем?», - недоумевали.  «Зачем?», - недоумевали, ещё пуще, если сама, кроме работы и своих наставников, ничего и никого не замечает. Женская часть партии  пришла к выводу, что это кара за былые подвиги.

Помутнение рассудка ли, или действительно расплата, но сочувствовали Артёму все. Деликатно - ни словом, ни намёком. По этой причине и не могла Шура сказать  начальнику партии о своей догадке. Очень  щекотливой получилась ситуация. Подумала так: «Не слепой же он. Неделя, другая и сам всё увидит. Острее шила – не утаишь». Но с мужем поделилась:

-Гена, ты ничего не замечаешь? Татьяна-то у нас… беременная. Скрывает, глупая девчонка. Похоже, собирается до конца полевой сезон отработать – без декретного отпуска.  Ей и сейчас тяжело, а – осенью?! Дожди пойдут, ночи холодные – сама застудится и ребёнка погубит. Тут ещё Артём… ну, не наваждение ли?! Сколько лет вместе работаем! Вроде, никогда такого не было с ним. Я, грешным делом, думала, что так и пропархает всю жизнь мотыльком, не остепенится. И надо же, как она его зацепила! Главное-то, зацепить, зацепила, а сама даже не замечает: «Артём Богданович, Артём Богданович», - передразнила, подстроившись под нежный голос Татьяны, - а  Артём Богданович скоро уже мурлыкать начнёт, как котёнок.

-Шура, а ты уверена, что она в положении? Точно? Я ничего не заметил.

-Вот-вот! У Вас, мужиков, глаза странно устроены. Вдаль только глядят, а что рядом – не видят.

Шуру мучила этическая сторона, а Геннадий решил, что здоровье Татьяны и жизнь  малыша важнее. С этикой, так ли, этак ли, уладится, а случись чего здесь, у чёрта на куличках, помочь  будет невозможно и тогда, уж, точно, ничего не уладится. При первой же встрече с Артёмом, рассказал  о разговоре с Шурой.

Вскоре начальник партии приехал к ним в табор. Привёз почту, продукты и объявил, что должен сделать внеплановую ревизию таксации молодого специалиста, то есть – Татьяны. Ревизия - дело волнительное, но пуще опасалась, что Шура поделилась своей догадкой с начальником, и он отправит её в Алма-Ату, камеральничать. За половину сезона ещё не заработано достаточно денег, чтобы и малышу купить необходимое, и на предстоящий   безработный год отложить.

Опасения оказались не напрасными – Артём Богданович действительно был в курсе её положения. Но, то, о чём он заговорил, оказалось  неожиданностью:

-Татьяна,  не хотел, спешить с признанием, что люблю тебя. Кажется,  никогда ещё так не волновался.   Люблю так, что мне безразлично всё, что – позади. И теперь, когда узнал о твоей беременности, хочу только одного, чтобы малыш родился моим сыном или… дочкой. Только потому мне пришлось, поспешить – времени у нас не очень много в запасе. Правильно понимаю? Не спеши с ответом. Пара-тройка месяцев есть? Тебе их будет достаточно для решения. Если – о любви, то моей хватит для нас  обоих… троих, - поправился на ходу – ну, вот, главное сказал, теперь – о второстепенном. Возможно, тебе наговорят обо мне, или уже наговорили, неважно, всяких глупостей. Возможно, что  – не глупости. Всё так и есть, вернее, было. Было и останется в прошлом. Для тебя я стану верным мужем. Верь мне.

       И, пожалуйста, не упорствуй  в решении, доработать полевой сезон. Не реально  и опасно. Причины – понимаю, но они не существенны. Если  не обопрёшься на моё плечо сейчас, я буду ждать и не оставлю тебя без своей поддержки.

Так неожиданно для Татьяны «утряслась» жизнь – её и сына, наречённого Богданом Артёмовичем. За семь лет, прожитых с Артёмом, она ни разу не пожалела о принятом впопыхах решении, как, впрочем, и Артём. 

Если бы не вмешательство злого рока, который словно выжидал удобного момента, подставить подножку счастливым людям.

Впервые за семь лет у Татьяны и Артёма не совпали отпуска, и ей пришлось одной ехать к родителям, чтобы оставить у них до осени Богдана. Осенью  он пойдёт в первый класс, так пусть последнее вольное лето бабушка с дедушкой побалуют его. Тем более, что на предстоящий  полевой сезон им выпали лесхозы Кзыл-Ординской области: жара, безводье, пески с саксаульниками.

Артём  не мог найти себе места по вечерам в пустой квартире. Не нашёл ничего лучшего, как потаксовать. Особой нужды в деньгах не было, но и лишними – не бывают. И, не столько ради заработка, как – не оставаться одному.

В один из вечеров стоял у вокзала, в ожидании ташкентского поезда. Поезд подошёл, от вереницы людей отделились двое  мужчин и сели в его машину.

-Заря Востока, шеф.

-Заря Востока, так – Заря Востока, - назвал цену. Посёлок окраинный, ехать через весь город.

  -Хорошо, идёт.

Мужчины уселись на заднем сидении, изредка переговариваясь друг с другом. В совершенстве казахского Артём не знал, но понимал многое. Из коротких реплик понял - едут на игру, но не уверены, что соберётся вся их компания. Что игроки серьёзные, понял сразу, и… что-то ёкнуло внутри.

Пассажиры, расплатившись, пригласили зайти в дом, выпить чая. Артём никуда не спешил, эта поездка была последней, поэтому, не заставляя себя упрашивать, легко согласился. К тому же, то, что ёкнуло внутри, не давало покоя,  предвещая, что, может быть, ему удастся,  поразмяться среди серьёзных игроков.

Бесшумными тенями сновали по дому женщины, накрывая на стол. Безмолвно взяли у него куртку, ботинки и подали мягкие тапочки. Так же легко, как и на приглашение на чай, Артём согласился  на игру. Перешли в другую комнату, уселись за большой круглый стол. Денег, на начало игры, было достаточно, а там, как повезёт, решил   для себя.

Не везло. Он не нервничал, присматривался к партнёрам. Их бронзовые, с приподнятыми скулами лица, были непроницаемы: «Да, это не полевые посиделки», - подумалось Артёму, который и за непроницаемостью сумел разглядеть их довольство партнёром-лохом - «ещё не вечер, ещё не вечер, и вы совсем не знаете меня», - импровизировал он про себя. Проигрыш составлял уже гораздо больше того, что было у него  изначально, а карты не шли,  и ему не удавалось, составить  не только сильную комбинацию - и  самую слабую, но дающую надежду, отыграться. Не оставалось ничего, как идти на блеф. Сработало. Он отыгрался. На лицах партнёров проступили досада и азарт, а к Артёму пришла спокойная уверенность и вместе с ней – везение. Карты пошли к тому, кто их заслуживал. 

Хозяин дома решил закончить партию, сославшись на то, что женщины снова накрыли стол к чаю. Вроде, ничего не изменилось в поведении хозяев, но Артём уловил витавшую около него тревогу – с таким выигрышем не отпустят по добру, по здорову. По оброненной вполголоса  реплике понял, что после чая предстоит новая партия. И не ошибся – его снова пригласили на игру… без права отказаться.

Удача не изменила Артёму – его комбинации были самыми сильными, словно потусторонняя сила составляла их, без вмешательства человека. Новый выигрыш и ставки лежали на столе, когда Артём поднялся: «Я  на минуточку выйду». Никто не среагировал на невинное желание. Спустя пару минут, поднялся хозяин, чтобы выйти, проверить, куда направился гость. Он поздно спохватился – увидел лишь свет отъезжающей машины.

Без куртки, в чужих тапочках Артём выжимал из машины предел, на который она была способна. Выехав на широкую и пустынную в такой поздний час - Ташкентскую, он выдохнул, кажется, в первый раз. Выдохнул и замер на вдохе – в кармане оставленной им куртки не осталось ничего ценного, кроме… записной книжки с анекдотами,  на титульном листе которой аккуратным почерком были написаны: фамилия, имя, отчество, домашний адрес и телефон.