.
В Летнем саду было уютно среди пышной зелени деревьев, где столики, разбросанные по площадке, удачно вписывались в созданный умелыми дизайнерами ландшафт.
Толян, законспирированный под обычного посетителя, ел какие-то морские гребешки, зажаренные по корейским рецептам, и зорко оглядывал вверенные ему позиции.
Немыслимые, кроме как на обложках или вкладках журналов, модельные девицы не жалели своего интеллекта, растрачивая его направо и налево. Их интеллект сверкал разными гранями, как то: удачно выставленная коленка, острый взгляд из-под длиннющих ресниц, томное манипулирование хрустальными бокалами, увитыми их пальцами с трехсантиметровыми поразительных цветов ногтями, невзначай обнаженная в непринужденном наклоне грудь, затмевающая перси мировых секс-символов. Ну и высказывания, от которых какая-нибудь Мерилин Монро из прошлого века пришла бы в полное расстройство чувств:
– Ой, Валерик! Может, блин, уже самое время потрахаться? Вон под тем фикусом... А? Прям, как на природе...
Толян видел, как валкой походкой в Летний сад вошел сомнительного вида человек. Его не пропускали, но он уговорил стражей, сославшись на то, что ему надо всего лишь посетить туалет. Буквально – туда и обратно.
Непорядки начались сразу. Посетитель зацепил походя какую-то топ-девицу, шлепнув ее по модельной попке, девица тут же нажаловалась своему бой-френду, лениво ковырявшему вилкой в устрицах. Бой-френд вскочил, соорудил какую-то хитрую фигуру из пальцев, выставил ее перед носом посетителя и стал выяснять отношения:
– Ты чё, мужик! Оборзел совсем? Всякую наглость уже потерял, да?
Посетитель обидным образом смазал пятерней возмущенную физиономию фигуранта, но уже Толян возник на месте происшествия: «Ки-ия-а!» , и посетитель кубарем покатился по зеленому покрытию, имитирующему траву. Он тут же вскочил и кинулся вон из Летнего сада, радостно вопя во всю глотку: «Наших бьют!» . Он выбежал на Дерибасовскую, а Толян, подгоняя его пинками, скакал следом. Из подворотен стали вываливаться темные, мрачные фигуры, в слабом свете засверкали фиксы и финки. На бегу Толян вызывал по мобильнику наряд милиции. За ним, ревя в экстазе, неслись любители острых ощущений, а во главе толпы бежал директор Летнего сада с револьвером в руках. Началась многоплановая потасовка.
Толян заметил как на директора навалился бандит в ватнике. Он метнулся на выручку, ухватил бандита за воротник и не заметил как сзади подобрался враг... Узкое лезвие стилета вошло в спину условно осУжденного Толяна...
Этот кровавый эпизод побудил директора и главаря банды сойтись на свободном пространстве между враждующими сторонами для дальнейшего выяснения отношений. Уже была забита стрелка, когда прибывший наряд милиции с дубинками наперевес кинулся в гущу событий. Но директор ресторана отвел в сторонку старшего группы лейтенанта Попирчука, пошептался с ним, после чего милиционеры подхватили истекающего кровью нештатного сотрудника Толяна и увезли его в сторону отделения милиции.
В дороге ему была оказана первая помощь. Его хотели везти сразу в больницу, но Толян пожелал – «быть может в последний раз» – увидеть свою Агриппишу, а уж потом... На носилках его внесли в помещение. Сержант делал отчаянные знаки Попирчуку, тыча пальцем в боковую дверь.
– Агриппиша, – хрипел Толян. – Агриппиша, я умираю... Где же ты Агриппиша, где ты, моя любимая?
За боковой дверью ритмично скрипела койка, стукая коротковатой ножкой в пол, и жаркие стенания Агриппиши смешивались с мычанием старшего лейтенанта Николая...
– Агриппиша, – Толян сполз с носилок и ползком просунулся в дверь. – Агриппиша, любимая... я ж тут... я уже, Агриппиша, умираю...
– Щас... щас... щас... Ко... ля... ша... Я... то... ка... То... ля... ша... щас... щас... – с правильными промежутками сообщала Агриппиша.
– Гр-ррр, – тихо рычал старший лейтенант, – гр-ррр...
Мерно, будто отбивая музыкальный ритм, стучала ножкой расхристанная койка.
Перед мутным взором Толяна раскачивалось в горизонтальной плоскости нагромождение каких-то голых силуэтов, чья-то рука махала на него в предельном отчаянии:
– Ща... ща... ща... я ж... ту... та... я... то... ка... ща... ща... Ща-а-а-а-а-а-а!..
Толяну казалось, что это телега стучит на стыках, увлекая его по рельсам в какой-то ослепительный тоннель, и голые ангелы машут своими крыльями. Но телега отчего-то вдруг споткнулась, остановилась.
А в следующее мгновение Агриппиша налетела на него, как вихрь, подхватила его голову на колени и запричитала:
– Толяшечка, родный ты мо-ой! – забилась она в плаче: – Сгубили Толяшечку злые вороги. Не сберегла, не оборонила я муженька маво родного-о-о... Коляша! – крикнула она так, что стекла зазвенели в окнах. – Товарыш старший лейтенант! Што ж вы тута прохолождаетеся, как же ж это? Надо жа в больницу! Што жа вы тута все глазами блымкаете? – И уже в машине, набирающей ход, склонясь над измученным телом мужа: – Толяша, я ж тебя не отдам, не отпущу. Я жа тебя, Толяша, выхожу-вынянчаю... Ты потерпи чуток, родный ты мой... А я ж, Толяша, тута пока трудюся, Толяша, надрываюся... А ты... Бедный ты мо-о-ой... Как жа ж это, Толяша?...
И Агриппиша выходила и вынянчила. Уже через месяц Толян ходил по отделению гоголем, героем с новенькой медалью «За мужество и самоотверженность».
И многократно пришлось ему пересказывать медикам и журналистам про телегу, про сверкающий тоннель и про ангелов, которые обещали ему: щас...щас...щас. И про Агриппишу, которая не отдала, не отпустила...
[Скрыть]Регистрационный номер 0420478 выдан для произведения:
В Летнем саду было уютно среди пышной зелени деревьев, где столики, разбросанные по площадке, удачно вписывались в созданный умелыми дизайнерами ландшафт.
Толян, законспирированный под обычного посетителя, ел какие-то морские гребешки, зажаренные по корейским рецептам, и зорко оглядывал вверенные ему позиции.
Немыслимые, кроме как на обложках или вкладках журналов, модельные девицы не жалели своего интеллекта, растрачивая его направо и налево. Их интеллект сверкал разными гранями, как то: удачно выставленная коленка, острый взгляд из-под длиннющих ресниц, томное манипулирование хрустальными бокалами, увитыми их пальцами с трехсантиметровыми поразительных цветов ногтями, невзначай обнаженная в непринужденном наклоне грудь, затмевающая перси мировых секс-символов. Ну и высказывания, от которых какая-нибудь Мерилин Монро из прошлого века пришла бы в полное расстройство чувств:
– Ой, Валерик! Может, блин, уже самое время потрахаться? Вон под тем фикусом... А? Прям, как на природе...
Толян видел, как валкой походкой в Летний сад вошел сомнительного вида человек. Его не пропускали, но он уговорил стражей, сославшись на то, что ему надо всего лишь посетить туалет. Буквально – туда и обратно.
Непорядки начались сразу. Посетитель зацепил походя какую-то топ-девицу, шлепнув ее по модельной попке, девица тут же нажаловалась своему бой-френду, лениво ковырявшему вилкой в устрицах. Бой-френд вскочил, соорудил какую-то хитрую фигуру из пальцев, выставил ее перед носом посетителя и стал выяснять отношения:
– Ты чё, мужик! Оборзел совсем? Всякую наглость уже потерял, да?
Посетитель обидным образом смазал пятерней возмущенную физиономию фигуранта, но уже Толян возник на месте происшествия: «Ки-ия-а!» , и посетитель кубарем покатился по зеленому покрытию, имитирующему траву. Он тут же вскочил и кинулся вон из Летнего сада, радостно вопя во всю глотку: «Наших бьют!» . Он выбежал на Дерибасовскую, а Толян, подгоняя его пинками, скакал следом. Из подворотен стали вываливаться темные, мрачные фигуры, в слабом свете засверкали фиксы и финки. На бегу Толян вызывал по мобильнику наряд милиции. За ним, ревя в экстазе, неслись любители острых ощущений, а во главе толпы бежал директор Летнего сада с револьвером в руках. Началась многоплановая потасовка.
Толян заметил как на директора навалился бандит в ватнике. Он метнулся на выручку, ухватил бандита за воротник и не заметил как сзади подобрался враг... Узкое лезвие стилета вошло в спину условно осУжденного Толяна...
Этот кровавый эпизод побудил директора и главаря банды сойтись на свободном пространстве между враждующими сторонами для дальнейшего выяснения отношений. Уже была забита стрелка, когда прибывший наряд милиции с дубинками наперевес кинулся в гущу событий. Но директор ресторана отвел в сторонку старшего группы лейтенанта Попирчука, пошептался с ним, после чего милиционеры подхватили истекающего кровью нештатного сотрудника Толяна и увезли его в сторону отделения милиции.
В дороге ему была оказана первая помощь. Его хотели везти сразу в больницу, но Толян пожелал – «быть может в последний раз» – увидеть свою Агриппишу, а уж потом... На носилках его внесли в помещение. Сержант делал отчаянные знаки Попирчуку, тыча пальцем в боковую дверь.
– Агриппиша, – хрипел Толян. – Агриппиша, я умираю... Где же ты Агриппиша, где ты, моя любимая?
За боковой дверью ритмично скрипела койка, стукая коротковатой ножкой в пол, и жаркие стенания Агриппиши смешивались с мычанием старшего лейтенанта Николая...
– Агриппиша, – Толян сполз с носилок и ползком просунулся в дверь. – Агриппиша, любимая... я ж тут... я уже, Агриппиша, умираю...
– Щас... щас... щас... Ко... ля... ша... Я... то... ка... То... ля... ша... щас... щас... – с правильными промежутками сообщала Агриппиша.
– Гр-ррр, – тихо рычал старший лейтенант, – гр-ррр...
Мерно, будто отбивая музыкальный ритм, стучала ножкой расхристанная койка.
Перед мутным взором Толяна раскачивалось в горизонтальной плоскости нагромождение каких-то голых силуэтов, чья-то рука махала на него в предельном отчаянии:
– Ща... ща... ща... я ж... ту... та... я... то... ка... ща... ща... Ща-а-а-а-а-а-а!..
Толяну казалось, что это телега стучит на стыках, увлекая его по рельсам в какой-то ослепительный тоннель, и голые ангелы машут своими крыльями. Но телега отчего-то вдруг споткнулась, остановилась.
А в следующее мгновение Агриппиша налетела на него, как вихрь, подхватила его голову на колени и запричитала:
– Толяшечка, родный ты мо-ой! – забилась она в плаче: – Сгубили Толяшечку злые вороги. Не сберегла, не оборонила я муженька маво родного-о-о... Коляша! – крикнула она так, что стекла зазвенели в окнах. – Товарыш старший лейтенант! Што ж вы тута прохолождаетеся, как же ж это? Надо жа в больницу! Што жа вы тута все глазами хлопаете? – И уже в машине, набирающей ход, склонясь над измученным телом мужа: – Толяша, я ж тебя не отдам, не отпущу. Я жа тебя, Толяша, выхожу-вынянчаю... Ты потерпи чуток, родный ты мой... А я ж, Толяша, тута пока трудюся, Толяша, надрываюся... А ты... Бедный ты мо-о-ой... Как жа ж это, Толяша?...
И Агриппиша выходила и вынянчила. Уже через месяц Толян ходил по отделению гоголем, героем с новенькой медалью «За мужество и самоотверженность».
И многократно пришлось ему пересказывать медикам и журналистам про телегу, про сверкающий тоннель и про ангелов, которые обещали ему: щас...щас...щас. И про Агриппишу, которая не отдала, не отпустила...
Это уже современность. Посмеялась над интеллектом. ЗдОрово, Вик, Вы его обозначили. Агриппиша, несмотря ни на что, заботливая жёнушка.Всё кончается семьёй.
Вот не знаю, вписывается ли в образ Агриппиши отсутствие нравственных устоев. В деревнях, мне казалось, Бога поболе чтут и заповеди соблюдают. Хотя в нынешних, может, и не так... Во всяком случае, ее неверность меня несколько шокировала. Впрочем, для нее — это, может, вовсе и не неверность, а помощь милиции))
Вы, Алина, - чуткий, раздумчивый комментатор. Это здорово!! Вы как бы делитесь своими впечатлениями, ощущениями, мыслями. Это просто замечательно!.. От таких комментариев всегда пропасть пользы. Мой искренний уважительный поклон! Добрых времен, Алина! Всегда Вам рад.