ГлавнаяПрозаЛитературная критикаКритические статьи → Вдруг. Остальное не важно

Вдруг. Остальное не важно

4 декабря 2014 - Елена Сироткина

«И тогда я сменил моё пошлое имя Фё-о-дор на Альфрё-од…», – молодёжь, видимо, не может знать эту бессмертную фразу из «Музыкальной истории», озвученную неподражаемым Эрастом Гариным. Вспомнила я её в связи со странным – на мой, разумеется, взгляд – буквенным творением Марины Степновой «Безбожный переулок». Тут вот тоже героиня, недовольная родительским выбором, стала именовать себя Малей. Алина ей как-то не пришлась. Алина-малина… Маля – изысканней не бывает.

 

Герой же, Иван Огарёв (уж не из тех ли – звонящих в исторические колокола вместе с незаконнорожденным другом?), – мужчина совершенно не особенный. Ну, если только не считать, что доктор прямо-таки божественный. В день по сорок пациентов в крутой клинике. А ведь ничто не предвещало: мальчик был бесцветный, от некрасивой мамы и сурового папы. Зачем треть романа описывается малолетство Огарёва, я так и не поняла. Ну да ладно. Вдруг он оказался в мединституте, вдруг поразился волшебной жизнью вирусов… И герой наш уже совсем не то, что вы думали вначале.

 

Вообще сложилось впечатление, что писательница полагает основным судьбоносным фактором это самое «вдруг». И не только судьбоносным, но и литературообразующим. К примеру, жена Огарёва (тоже загадочные десятки страниц про малолетство и тоже отзывается на Антошку, а не на Анну) – у неё «вдруг» случилось сразу же, как увидела первую сумасшедшую. Так у бедолаги и поехало по жизни: виртуозное отделение сумасшедших от несумасшедших. Граница миров, видите ли. К чему эта изюминка? К тому, что став верной супружницей, она мастерски выгоняет психов, норовящих пополнить очередь к лучшему доктору клиники. На работе ведь парочка и сложилась.

 

Ага, но мы должны вернуться к Мале. Она тоже пришла в клинику. Показалась очень юной, Огарёв забеспокоился даже о совершеннолетии. Но изысканная Маля не растерялась: паспорт, лилейным голоском прошептала, могу предъявить, мне уже 24 годочка. Короче, опять же сначала ничто ничего не предвещало. Паспорт Огарёв рассматривать не стал, зато потом – когда уже бросил жену по телефону (так в книге и написано: по телефону бросил) – всё время домогался Малиного свидетельства о рождении. Но это ж ежу понятно: настоящие любовники обязаны свидетельства о рождении проверять.

 

Вы не спешите смеяться: тут не новая лолита. Девушка, действительно, в летах пригодных, вся только внезапная и непредсказуемая. С одной стороны, это освежающе прекрасно. Жена-то со своими товарищескими выгонами психов из очереди и супами аккурат к обеду изрядно поднадоела. А Маля, нежная и трогательная, широченными глазами смотрит в иллюминатор, грызёт какую-то кочерыжку – полузайчонок-полуженщина. Мечта! С другой же стороны, об этой субстанции женственности нужно заботиться. А она вся таинственная, ничего не рассказывает. Не работает, не учится, содержится неизвестным папой. Если какое «вдруг»?

 

Да, именно «вдруг». В Италии Маля, вдруг плача, проговаривается, что мама-еврейка (хотя неизвестный папа её именовал шалавой), точнее, предки мамы, в своё время ушли из этой самой романтической Тосканы… Разумеется, современное литературное произведение не могло проскрипеть без еврейской темы. Ну, хотя бы на нескольких страницах. Мы на эту складочку обязательно бантик прицепим, без бантика неинтересно, мадам. Сейчас в Европах бантики везде: к декольте, к реглану, перед разрезом, на вытачках…

 

Следующее «вдруг» случается уже в Москве. Маля сиганула в окно. Огарёв зачем-то решил, что её убили, и обратился в соответствующие органы. Представитель органов приложил максимум усилий, чтобы Огарёва же обвиняемым и выставить, но тщетно (опять не поняла, зачем столько драгоценного текста отводится этому зряшному представителю). Зато объявился, наконец, папа Мали. И объяснил божественному доктору, что та была шизофреничкой. Понимаете? Брошенная жена чего-то обмишурилась, не забила вовремя тревогу (предлагаю считать, что Маля была очень маленькой и хитро проскочила в кабинет Огарёва неопознанным современной наукой способом), а герой разыскивал свидетельство о рождении, не обращая внимания на другие важные улики.

 

В конце романа читателю опять предлагается Италия. Огарёв не захотел больше быть доктором (и Маля когда-то упрашивала навсегда поселиться в Тоскане). Теперь он вдруг фермер. Или работник у фермера. Неважно. Ему то и дело мерещатся мальчик с топором (раньше он грезился Мале во снах, она рассказывала) и ушедшая в мир иной возлюбленная в оранжевом платье.

 

Почему всё это в целом «Безбожный переулок»? Следует у автора поинтересоваться. Маля проживала в бывшем Безбожном переулке Москвы – первая зацепка. Но, видимо, не главная. Опять же что-то лепетал Огарёв про божественную секту врачевателей. Или жрецов. Не важно, это тоже не важно. Важно только оглушающее «вдруг».

 

Если вы думаете, что я тут сюжет пересказывала, вы тоже заблуждаетесь. Романы нынче принято стряпать по законам, не поддающимся чёткости. Список «вдруг». Внутренние монологи, заменяющие собственно повествовательность. Сакральность шизофрении. Имена наоборот. Чуть было не вырвалось: «Изысканная пошлость», – но останавливаюсь. А вдруг кого обижу? Все такие внезапные и непредсказуемые.

 

4 декабря 2014 года

© Copyright: Елена Сироткина, 2014

Регистрационный номер №0257333

от 4 декабря 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0257333 выдан для произведения:

«И тогда я сменил моё пошлое имя Фё-о-дор на Альфрё-од…», – молодёжь, видимо, не может знать эту бессмертную фразу из «Музыкальной истории», озвученную неподражаемым Эрастом Гариным. Вспомнила я её в связи со странным – на мой, разумеется, взгляд – буквенным творением Марины Степновой «Безбожный переулок». Тут вот тоже героиня, недовольная родительским выбором, стала именовать себя Малей. Алина ей как-то не пришлась. Алина-малина… Маля – изысканней не бывает.

 

Герой же, Иван Огарёв (уж не из тех ли – звонящих в исторические колокола вместе с незаконнорожденным другом?), – мужчина совершенно не особенный. Ну, если только не считать, что доктор прямо-таки божественный. В день по сорок пациентов в крутой клинике. А ведь ничто не предвещало: мальчик был бесцветный, от некрасивой мамы и сурового папы. Зачем треть романа описывается малолетство Огарёва, я так и не поняла. Ну да ладно. Вдруг он оказался в мединституте, вдруг поразился волшебной жизнью вирусов… И герой наш уже совсем не то, что вы думали вначале.

 

Вообще сложилось впечатление, что писательница полагает основным судьбоносным фактором это самое «вдруг». И не только судьбоносным, но и литературообразующим. К примеру, жена Огарёва (тоже загадочные десятки страниц про малолетство и тоже отзывается на Антошку, а не на Анну) – у неё «вдруг» случилось сразу же, как увидела первую сумасшедшую. Так у бедолаги и поехало по жизни: виртуозное отделение сумасшедших от несумасшедших. Граница миров, видите ли. К чему эта изюминка? К тому, что став верной супружницей, она мастерски выгоняет психов, норовящих пополнить очередь к лучшему доктору клиники. На работе ведь парочка и сложилась.

 

Ага, но мы должны вернуться к Мале. Она тоже пришла в клинику. Показалась очень юной, Огарёв забеспокоился даже о совершеннолетии. Но изысканная Маля не растерялась: паспорт, лилейным голоском прошептала, могу предъявить, мне уже 24 годочка. Короче, опять же сначала ничто ничего не предвещало. Паспорт Огарёв рассматривать не стал, зато потом – когда уже бросил жену по телефону (так в книге и написано: по телефону бросил) – всё время домогался Малиного свидетельства о рождении. Но это ж ежу понятно: настоящие любовники обязаны свидетельства о рождении проверять.

 

Вы не спешите смеяться: тут не новая лолита. Девушка, действительно, в летах пригодных, вся только внезапная и непредсказуемая. С одной стороны, это освежающе прекрасно. Жена-то со своими товарищескими выгонами психов из очереди и супами аккурат к обеду изрядно поднадоела. А Маля, нежная и трогательная, широченными глазами смотрит в иллюминатор, грызёт какую-то кочерыжку – полузайчонок-полуженщина. Мечта! С другой же стороны, об этой субстанции женственности нужно заботиться. А она вся таинственная, ничего не рассказывает. Не работает, не учится, содержится неизвестным папой. Если какое «вдруг»?

 

Да, именно «вдруг». В Италии Маля вдруг плача, проговаривается, что мама-еврейка (хотя неизвестный папа её именовал шалавой), точнее, предки мамы, в своё время ушли из этой самой романтической Тосканы… Разумеется, современное литературное произведение не могло проскрипеть без еврейской темы. Ну, хотя бы на нескольких страницах. Мы на эту складочку обязательно бантик прицепим, без бантика неинтересно, мадам. Сейчас в Европах бантики везде: к декольте, к реглану, перед разрезом, на вытачках…

 

Следующее «вдруг» случается уже в Москве. Маля сиганула в окно. Огарёв зачем-то решил, что её убили, и обратился в соответствующие органы. Представитель органов приложил максимум усилий, чтобы Огарёва же обвиняемым и выставить, но тщетно (опять не поняла, зачем столько драгоценного текста отводится этому зряшному представителю). Зато объявился, наконец, папа Мали. И объяснил божественному доктору, что та была шизофреничкой. Понимаете? Брошенная жена чего-то обмишурилась, не забила вовремя тревогу (предлагаю считать, что Маля была очень маленькой и хитро проскочила в кабинет Огарёва неопознанным современной наукой способом), а герой разыскивал свидетельство о рождении, не обращая внимания на другие важные улики.

 

В конце романа читателю опять предлагается Италия. Огарёв не захотел больше быть доктором (и Маля когда-то упрашивала навсегда поселиться в Тоскане). Теперь он вдруг фермер. Или работник у фермера. Неважно. Ему то и дело мерещатся мальчик с топором (раньше он грезился Мале во снах, она рассказывала) и ушедшая в мир иной возлюбленная в оранжевом платье.

 

Почему всё это в целом «Безбожный переулок»? Следует у автора поинтересоваться. Маля проживала в бывшем Безбожном переулке Москвы – первая зацепка. Но, видимо, не главная. Опять же что-то лепетал Огарёв про божественную секту врачевателей. Или жрецов. Не важно, это тоже не важно. Важно только оглушающее «вдруг».

 

Если вы думаете, что я тут сюжет пересказывала, вы тоже заблуждаетесь. Романы нынче принято стряпать по законам, не поддающимся чёткости. Список «вдруг». Внутренние монологи, заменяющие собственно повествовательность. Сакральность шизофрении. Имена наоборот. Чуть было не вырвалось: «Изысканная пошлость», – но останавливаюсь. А вдруг кого обижу? Все такие внезапные и непредсказуемые.

 

4 декабря 2014 года

 
Рейтинг: 0 597 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!