Ударить войной по революции
 
	
 «Красный свет» Максима Кантора наделал шуму в наших литературных и  исторических кругах. Я редко читаю «шумящие» книги: жду обычно, когда ор  и крики стихнут хотя бы чуть. Но для этого романа (?) сделала-таки  исключение. И, знаете, о том не пожалела.     	Автор грозится написать ещё две книги в продолжение. Ну, его дело. Я бы  сократила уже первую часть предполагаемой трилогии: не потому, что мне  трудно переваривать большие тексты, а потому, что основные идеи, на мой  взгляд, от такого объёма размываются. Впрочем, знаю, что многие,  напротив, считают частое повторение матерью учения, а данная книга – не  совсем художество, определённые мысли нуждаются не только в авторском  развитии, но и закреплении в сознании читателя. Особенно, если это  читатель не очень подготовленный по части истории ХХ века.     	Дело в том, что именно в прошлом столетии в мире насмерть схватились  те, кто считают социальную иерархию единственно возможным и даже  справедливым порядком, и те, кто утверждают, что такой порядок и лжив, и  бесчеловечен. Равенство – не тождество одинаковости, которой,  разумеется, быть не может. Но правильное общество – то, в котором КАЖДЫЙ  человек рождается не для того, чтобы стать либо мучителем, либо  мучеником (что, конечно, заставляет его зачастую выбрать для себя стан  мучителей). А для этого в мире должен быть мир. Но весь век люди гибли  миллионами, на всех материках настроили лагерей, где умерщвляли  «неправильных» собратьев. В крайнем случае, «цивилизованно» пользовались  резервациями для тех, кто умерщвлялся медленно. Ещё в более крайнем  случае, рассказывали сказку о равенстве внутри среднего класса, который  есть знамя либерального открытого общества. И скромно умалчивали об  обществе закрытом, которое может пустить в нищету этот виртуальный  средний класс одним незатейливым движением – обнулив акции на биржах. А  уж подойдя к нашему этапу цифровых денег в бесконечном кредитовании,  можно опробовать ого-го-го какие технологии! Вы полагаете, что стали  полноправными свободными собственниками, что ваши ипотечные бумажки –  признак вашей состоятельности? А вы не видите, что владеете-то всего  набором циферок, которыми денно и нощно занимаются банки, тоже владеющие  какими-то циферками, за которые сегодня дают столько-то единичек, а  завтра уже нисколько? Там цепочка такая, знаете, интересная, из какого  именно корня растёт, ведомо далеко не всем.     	В романе мало положительных героев. Странный, серый эдакий, на первый  взгляд, следователь Пётр Яковлевич Щербатов, окружённый в своём скромном  доме тремя бабусями, ужасающимися тому, как в «Газпроме» придумали  уморить всех стариков. Бравые вояки Дешковы, из которых никто выжить не  может: неравные бои, репрессии, концлагеря. Семья Рихтеров, настоящих  коммунистов – не кровожадных амбициозных дураков, коими склонны рисовать  таковых идеологи открытого для простофиль-обывателей общества, а  чувствующих не только свою боль и умеющих постоять за человечество,  потому что идея гуманизма – это идея равенства. Кантор связывает при  этом коммунизм с христианством, считая Иисуса первым социалистом, а  Маркса и Ленина – наследниками христианского прочтения истории. Соломон  Рихтер (имя, как понимаете, не случайное при подобной трактовке) пишет  своему другу Фридриху Холину следующее: «Ты скажешь мне: но ведь  культура предполагает неравенство, не могут все люди равно быть  талантливы в музыке, врачевании, живописи, науке! Не могут! А значит,  основания для неравенства есть, скажешь ты! На это я отвечу – но в любви  и защите слабого люди равны! Поэтому величайшей революцией мира я  считаю даже не Октябрь Ленина — но революцию Иисуса Христа, которого  признаю теперь первым социалистом».     	Всем остальным персонажам от автора достаётся изрядно. Современная  российская оппозиция – жалкая кучка клоунов-неучей, жадных,  пресмыкающихся перед новыми господами, особенно, когда те представляют  западный финансовый мир. Так называемая интеллигенция научилась исправно  «чесать пятки ворам». Например, многие её представители ублажают  учредителя новомодной премии предпринимателя Чпока, в прошлом  уголовника, не гнушавшегося выбивать деньги из должников паяльником и  утюгом – теперь премиальная статуэтка должна быть выполнена в виде  одного из этих культурных инструментов. Бабло – главное мерило для  «рукопожатного» человека. И эти люди с удовольствием встречаются  где-нибудь на обеде у французского посла, забыв о том, что на митингах  против «режима гэбэшных оккупантов» они могут стоять по разные стороны  «баррикад». Занятно, что некоторые фамилии встречаются в книге при  упоминании разных поколений. Была в 1930-е в «Вечёрке» редакторша  Фрумкина, стучавшая на своих коллег, –в наши дни возникает раскрученная  «независимая» журналистка Фрумкина. Был в 1940-е жмот и хапуга Панчиков,  отобравший последние крохи у крестьянки в избе на постое, – в наши дни  читатель встречается с бизнесменом Панчиковым. Перед войной Фридрих  Холин, испугавшись репрессивной сталинской машины, отрёкся от отца,  публично растоптал его фотографию, – а теперь на митинге кричит о  «проклятых жидах» другой Холин, по прозвищу Холокостин. Бойкая  француженка Бенуа кокетничает с генералом Власовым, переметнувшимся к  Гитлеру, – новоиспечённая либералка Бенуа не брезгует секс-услугами  водителя Курбаева, одаривает его всякими милыми безделушками, а потом,  возможно, убивает: надоел со своим нытьём. Правда, прогрессивная  оппозиция тут же изобретает, что татарин этот – лидер Конгресса  мусульманских общин, стало быть, дело политическое, а не уголовное!     	Один из самых ярких субъектов в романе, конечно, – секретарь Гитлера  Ханфштангель. Историческое, между прочим, лицо. Но Кантор решил продлить  ему жизнь, подлинный Ханфштангель, по архивным сведениям, погиб где-то в  Западной Европе после Второй мировой войны. В книге же мы частенько  встречаемся с ним в начале ХХI века. Он был вывезен на военную базу в  США, затем направлен в распоряжение разведки Великобритании. Очень важен  для тех, кто сочиняет миф о коммунизме как главной угрозе цивилизации.  Писатель делает его ещё и бесстрастным свидетелем преступлений нацизма –  возможно, это главная смысловая нагрузка для линии Ханфштангеля. Вообще  Кантор, видимо, серьёзно покопался в документах: порой он просто даёт  сухие, но пространные справки о значимых эпизодах войны, о закулисных  переговорах «союзников» СССР, о статистике польских, немецких, советских  лагерей. Пока Сталин истово сражался с ленинской гвардией под видом  борьбы с врагами революции, Черчилль (и не только он) готов был  пообещать Гитлеру часть африканских колоний в награду за уничтожение  Красной России. «В соответствии с приказом № 00447 от 30 июля 1937-го за  неполные два года было арестовано 1.575.259 человек – и всякий  сотрудник безопасности мог усомниться: в армии Германии полтора миллиона  человек, а шпионов на семьдесят пять тысяч больше – как так?», –  иронизирует писатель. А грянула война – немецкие танки встретили  конницей. Единственная тактика, которую могли в первые годы применить  советские командиры, – отступление с максимальным выматыванием  противника.     	Те, кто пытаются объявить, что нацизм и коммунизм суть явления одного  рода, и более того, Гитлер есть порождение Сталина, не просто  заблуждаются. Они клевещут. Если уж что и породило Гитлера с его  истериками о сверхчеловеке, то это деление людей на «чистых» и  «нечистых», «высших» и «низших» – изначально, от природы. Коммунисты  открыто заявили, что все люди равны. И Сталин при всей своей властности и  хитрости вынужден был «оправдываться» за лагеря (и даже называть их  трудовыми, обратите внимание) перед теми, кто сочувствовал  коммунистической идее. Гитлер же создал лагеря смерти – бесповоротно.  «Недочеловеки», к которым в первую очередь причислялись евреи, славяне,  коммунисты, либо сразу уничтожались, либо «трудились», перетаскивая  камни туда и обратно. Вот цитата из речи Гитлера 1941 года: «Идет борьба  двух мировоззрений. Произнесен уничтожающий приговор большевизму как  антиобщественному преступному движению. Мы должны отказаться от понятия  солдатского товарищества. Коммунист никогда не был и никогда не будет  товарищем. Речь идет о борьбе на уничтожение. Мы ведем войну не для  того, чтобы сохранять врага. Требуется уничтожение большевистских  комиссаров и большевистской интеллигенции. Нельзя допустить образования  новой интеллигенции. Нам достаточно и примитивной социалистической  интеллигенции. Борьба должна вестись против яда разложения. Это не  вопрос военного суда».     	А вот что говорит Ханфштангель английскому майору Ричардсу в ответ на  предложение описать в воспоминаниях, как Сталин и Гитлер договаривались  перед Второй мировой об общих интересах: «Вы виртуозно научились  использовать революции. Вы научились провоцировать их — и затем  переводить в войну. Вы зажгли Восток вновь, вы готовы вооружать ислам,  чтобы потом получать мандат на убийство мусульман... Вы разрушите Сирию,  Ливию... И вы шагнете далеко... В Африку, до Уральских гор, и еще  дальше... И вы снова вырвете у истории господство...» Почему снова?  Потому что в Нюрнберге осудили далеко не всех нацистских преступников. А  тех, кого всё-таки осудили, уже в конце 1940-х – начале 1950-х массово  выпускали из тюрем и давали прибежище везде, где им удобно было  находиться. Вот и печально известный доктор Менгеле спокойно дожил до  1979 года, его никто не тронул. Сколько детских жизней у него на счету?     	Капитализм не против нацизма. Это ведь очень древний метод – разделяй и  властвуй. Пока они там, внизу, выясняют, чей идол божественнее, пока  они измеряют длину носов и вес мозга, пока они верят в могущественность  циферок на своём пластике, выданном им в кредит ворами, – мы, полсотни  «рукопожатных» семейств, будем загорать, попивать, инсталировать синие  кубики с зелёными тряпочками, и пусть они не спрашивают, зачем мы  продаём добрым людям тонны герыча или тысячи боевых вертолётов. Война –  война лучше мира, она всегда приносит прибыль. «Людям объяснили, что  война лучше революции. Война, сказали людям, возникает по необходимости  защитить завоевания цивилизации перед варварством; а революция,  напротив, есть атака варварства на цивилизацию. Среднему классу дали  понять, что он представляет цивилизацию и существует благодаря ей», –  поясняет Кантор. Ну, а коммунизм – это движение варваров, его  представители ведь хотят всё у всех отобрать и загнать свободолюбивый,  но глухой к нуждам соседей, средний класс в тюрьмы и казармы.  Тоталитаризм – понимаете? Открытое общество ему сопротивляется. А Ленин –  немецкий шпион, ему деньги дали, он революцию взбунтовал и отечество  порушил. То есть покусился на иерархию. И никакого братания русских и  немецких солдат на фронтах Первой мировой не было, между русским и  немцем ничего общего быть не может. Как это – рабочий унижен непосильным  трудом? Главный труженик – капиталист, об этом, кстати, сам Форд (или  кто-то ещё из держателей вещественного капитала) заявил, а Гитлер потом  согласился. Ещё бы ему не согласиться: указ Рузвельта от 13 декабря 1941  года разрешал сделки с компаниями, находящимися пол контролем нацистов.     	Отдельное спасибо Кантору за Хайдеггера. Тот ещё мошенник, а не  философ. Особенно смешно было читать главу, где три премудрые бабуси  объясняют весь этот Dasein, плавно перетекающий в бесконечный  дисгармоничный буржуазный дизайн, простаку Щербатову. У автора-то в  книге другой мыслитель, которого мы уже представляли – Соломон Рихтер.  «Я хочу, чтобы ты знал, Фридрих, во мне нет злобы к тебе. Только  жалость», – пишет он своему предателю из тюрьмы (да-да, тому самому  другу из ранних глав). А через несколько строк: «Быть равным другому –  это очень опасно. Хочу видеть перед собой красный свет опасности и идти  на красный свет». Что ж, так может не всякий. Большинство пока просит  объяснить компанию «рукопожатных» попперов, почему не может быть  равенства. А те уже образовали подходящую администрацию для своего  «глобального проекта» и выпустили её на переговоры с потребителем.  Переговоры примерно такие:     	« — Но скажите, а почему вместо равенства предлагают убийство и  неравенство? Нет, мы понимаем, что равенство еще не завезли... но  убийство мы вообще не заказывали...     	— Видите ли, данный вид разумного насилия применен нашей администрацией  в качестве защиты от внедрения обманного продукта равенства. Есть  прецеденты, когда так называемое равенство распространялось и от него  происходило зло. Было решено принять встречные меры.     	— Теперь понятно. Значит, вы нас убиваете, чтобы другие не обманывали.     	— Именно так.     	— Большое вам спасибо».     	9 июля 2013 года 
Нет комментариев. Ваш будет первым!

 
                                        
									 Помочь сайту
 Помочь сайту
             Поздравления
 Поздравления
             
             
             
            