Иногда открываешь страницу, а там чёрным по белому: "Здесь написана фигня". Может быть, совсем другими словами, но сути это нисколько не меняет. В такие минуты хочется благодарить классиков мировой литературы за то, что они не разбивали свои прозаические произведения на отрывки и не записывали столбиком. (Представил роман "Война и мир", разбитый на слово в каждой строке). Столько так называемых стихов ни один здравомыслящий человек не стал бы читать, и мы бы не узнали, что такое живописная проза, да и проза вообще. Но самое смешное начинается, когда пара фраз горе-текста начинает обрастать воображением критика (хочется заметить, критик не под всеми творческими потугами такого плана включает воображение; чётко прослеживается зависимость от определённого автора). Критик и так повернёт текст, и эдак. Расскажет, что это, мол, не подгорело: просто неровный загар. А с другой стороны - стих вовсе не сырой: просто не ровно свет падает. И как же он вкусен, и как сытен одновременно, - рассказывает критик и, в промежутке между словами, облизываясь, покачивает головой. Присмотритесь, говорит он, здесь есть слово, а слово - это часть предложения, а предложение не имеет никакого отношения к спросу, что бы я об этом здесь ни наговорил, как бы прекрасно ни расписал. Ты, читатель, на витиеватую речь начинаешь оттопыривать ровно такое же витиеватое ухо, для пущей убедительности во внимательном отношении к происходящему даже раскрываешь во всё воронье горло рот. А потом перечитываешь текст без посторонней помощи - бац! - ни черта из того, что так вдохновенно поведал критик, и не запомнил, не говоря уже о том, что не считал с прямого, как струна, текста в столбик, с примитивно повторяющимися закорючками. И тут к тебе приходит осознание: ты - либо глуп, как утёнок, едва держащийся на своих гнущихся соломинках, либо тебя просто рекламно надули, что, конечно же, не отменяет того, что ты чрезвычайно глуп, раз повёлся на словесные фантики.
Но критики в таких ситуациях никогда не сдаются, и вот они уже превращаются в баптистов, аллилуйево распространяющих брошюрки с каким-нибудь -измом (пусть будет - долбоебизмом), впаривают случайным прохожим и даже ломятся к тебе в дверь (хорошо, что и по домофону можно послать куда подальше).
Необходимо уточнить, критики возвеличивают такие тексты, которые находятся примерно на одном уровне со своими (за редким исключением). Это даёт возможность повысить и собственную значимость в глазах общественности. Вот, мол, вы прочли, какое восхищение я выразил недалеко лежащему (еле дышащему) тексту, попробуйте найти десять различий, и если не найдёте, восхищайтесь, восхищайтесь и моим текстом тоже.
Ты, читатель, обязательно устанешь от дотошно навязываемой поэзии, даже где-то сдашься, пережуёшь условности и выплюнешь восхищение, но всё же украдкой будешь почитывать Цветаеву. Поскольку ни что так не проходяще, как мода, ни что так не слащаво, как отношение к сезонным распродажам, ни что так не отвратительно, как молью поеденная временная красота, ни что так не озлобляет, как боязнь потерять красоту. Да не будем же мы мазать макияжем чужое дерьмо, запах всё равно останется.

(Интересно, если я разобью эту заметку в столбик, достаточно ли в ней будет образности для поэзии? Или это, как ни крути, как ни поворачивай, проза).