Штирлиц очнулся от того, что ему было плохо, так плохо, как никогда. Это отрыгнулась ему попойка, начавшаяся вчера и продолжавшаяся до утра по поводу мощного наступления Красной армии в Белоруссии. Ох, эти русские! Они опять прорвали выровненную линию фронта немецких войск.
Отметить это событие он пригласил Гиммлера, Бормана, Мюллера и Геббельса. Все пришли с дамами, конечно, очень лёгкого поведения.
На столе стояли бутылки со стеклоочистителем и судки с варёной брюквой. Пили за победу, немцы за свою, Штирлиц за свою. Потом пили за здоровье фюрера, рейхсфюрера, Бормана, Геббельса, Мюллера и его, Штирлица. Потом за красивых дам, за каждую в отдельности. Потом за «ты меня уважаешь?» и ещё за что-то. Вспомнил Штирлиц, что пел он «от тайги до британских морей Красная армия всех сильней!» и пытался доказать Гиммлеру, что он русский разведчик, но тот не верил ему на слово и просил в доказательство убить Гитлера. Он кричал: «Из-за него, из-за этого падлы гибнет рейх. Бля буду, ещё месяц-другой и из этой грёбаной страны нам придётся рвать когти!..». Ему никто не возражал. Даже Геббельс… А он, русский разведчик Штирлиц? Что он? Он, кажется, обещал что-то. Но что? Дальше в памяти разведчика шёл провал.
– Да, это провал, – думал Штирлиц, пытаясь вспомнить, что было после его пения и признания рейхсфюреру. – Теперь мне не миновать подвалов гестапо. Мюллер давно уже подозрительно поглядывает в мою сторону и делает грязные намёки: не русский ли я шпион.
Когда он ближе к вечеру пришёл на службу, то узнал, что все его вчерашние гости угодили с отравлением в Шарите. Мюллер, оказывается, вздумал, что он Наполеон, а Гиммлер ползал по асфальту и тявкал, как маленькая сучка и просил его трахнуть. Кто-то из гестаповцев его трахнул то ли бутылкой по башке, то ли бутылку всунул ему в заднепроходное отверстие. Борман порвал свой партийный билет и просил полицейских, вязавших его, отправить обрывки заказным письмом фюреру. Он безуспешно пытался вспомнить адрес рейхсканцелярии и сильно рыдал по этому поводу. Геббельс, отстегнув свою ногу, сел у входа в ресторан и, положив перед собой фуражку, запел жалобным голосом «Трансвааль, Трансвааль, страна моя…» и стал просить милостыню, как якобы пострадавший на Восточном фронте.
Всю компашку сначала заперли в полицейском участке, но потом выяснилось, кто они и по приказу Гитлера их перевезли в связанном виде в больницу.
Узнав это, Штирлиц понял, что его провал пока откладывается на неопределённое время.
Помочь сайту
Поздравления
