СЕКСОЛОГ ЖЕНЬКА 19

ГЛАВА 19

На дороге в пыли лежала Эльвира и корчилась от боли. На подбородке кровавая ссадина, кровь струйками стекала по шее, окрашивая в алый цвет сарафан. На левой ноге от колена и почти до щиколотки содрана кожа. В метрах трёх от Эльвиры валялся велосипед.

 - Эльвира, что случилось?! Почему ты здесь?
 - Она... она уехала... Я хотела догнать... и упала. Она забрала Толика и ваши... тетради... Я хотела догнать...
- Бог ей судья, Эля. Встать сможешь?
 - Нет, я уже пробовала... нога, проклятая, как деревянная...
 - Ничего, это пустяки, просто поцарапки. До свадьбы заживёт. Погоди, сейчас, - Женя вернулся к своему велосипеду, подвёл вплотную к Эльвире. Придерживая правой рукой руль, низко наклонился над девочкой. - Обхвати меня за шею, и крепко держись.
Эльвира подняла руки, Женя увидел, что локти её тоже сбиты.
 - Я запачкаю вас кровью...
 - Отстираем. Ну же, цепляйся.

Эльвира обхватила его шею тонкими горячими и липкими от крови руками. Женя напрягся, стал медленно поднимать девочку. Она морщилась от боли и, кусая губы, как могла, помогала. На вид хрупкая и лёгкая, в действительности Эльвира оказалась тяжёлой. Шею Жени от неудобства заломило, перед глазами замельтешили цветные круги.
Наконец, Эльвира посажена на раму. Женя не стал садиться, ибо понял: с таким грузом не осилит подъём в гору. Он просто повёл велосипед. Эльвира держалась одной рукой за руль, другой за сиденье; она тихо плакала.

 - Не плачь, Эля, всё будет хорошо. Болячки заживут...
 - Да, хорошо,... а Толик? а ваши тетради? Когда мама хотела помешать, Алька толкнула её... как чужая...
 - А Эдик?
 - Он пьяный, спит на сеновале. Алька ему две бутылки коньяка дала.
 - Понятно. Как думаешь, куда она поехала?
 - К себе в город. Я видела, как она свернула на Ак-Су.

 "Значит, к Наде не поехала. Видимо, в этом и заключается её месть: украла у нас самое ценное на сегодня. Я хоть по памяти большую часть восстановлю, а Надя... Алька наверняка спрячет ребёнка так, что не сыщешь. Заявить в милицию? А где гарантия, что у неё там нет связей? Провернут так, что сам окажешься преступником. Под горячую руку пришьют... порку и изнасилование. Вполне возможно... Так что, Женечка, жди худшего... Обещанной ужасной мести. И что омерзительней всего, удар будет внезапным и в спину..."

 - О чём вы думаете, Женя? Вы очень огорчены из-за тетрадей?
 - Нет. Я думаю о том, что скоро к вам вернётся папа. И наступит расчудесная жизнь, как раньше.
 - Правда? - Эльвира недоверчиво посмотрела в лицо Жени. - Вы говорите правду?
 - Правду и только правду, и ничего кроме правды, - улыбнулся Женя.
 - Ой, неужели папка... - Эльвира дёрнулась, велосипед качнуло, и Женя от неожиданности выпустил руль: велосипед упал, больно саданув ребром сиденья в бедро; Эльвира, кувыркнувшись, плюхнулась в придорожную траву.
 - Простите, Женя, я такая дурочка...

Им оставалось преодолеть метров сто пятьдесят. Женя бросил велосипед и взял Эльвиру на руки. Она виновато молчала, прикрыв глаза.
 - Алё? Ты слышала, что я сказал? Папка вернётся! Прочь грусть и печаль! Ну-ка, улыбнись. Не так, что это за гримаса? Как счастливая девочка улыбнись. Вот, уже получше.
Эльвира благодарно прижалась к его груди, спрятала мокрое лицо, уткнувшись в шею. Через минуту вскинула голову, заглянула в глаза Жени.
 - Сколько вам лет, Женя?
 - Почти семнадцать.
 - А мне осенью будет тринадцать.
 - Что?! - остановился Женя. - Я думал: тебе лет десять...
 - Все так думают, потому что я маленького роста, карманная, - Эльвира помолчала, густо стушевалась.- Если... папа вернётся... как раньше был... Я согласна стать вашей... женой.

Женя рассмеялся, едва не выпустив из рук девочку.
 - Вы не верите? Думаете: маленькая ещё, ребёнок... Но ведь вы через год пойдёте в армию, на два года. Когда вернётесь, мне уже будет почти шестнадцать...
 - Солидный возраст. Самое время замуж.
 - Опять смеётесь? У нас в классе есть девочка, её мама вышла замуж в шестнадцать лет.
 - Есть такие случаи. Только, дорогая Эля, для замужества нужна любовь. И ещё много чего. Одной благодарности мало.
 - Я буду любить... вас, - запинаясь, сказала Эльвира, ещё больше краснея. - А остальное... вы научите меня. Я способная. Правда, правда.

Они подходили к дому. Дверь резко распахнулась и выбежала Мария. У неё было опухшее от слёз лицо, на щеке синее пятно.
 - Эля, девочка моя, что с тобой?!
 - Упала. Ничего, мамочка, всё нормально. До свадьбы заживёт, - Эльвира со значением заглянула в самые глаза Жени, заставив на этот раз его покраснеть.

Через полчаса, когда Эльвира вся в пятнах йода и с забинтованной ногой беспокойно спала, Женя съездил за её велосипедом, сполоснулся в душе, и они с Марией сели за вечерний чай. Эдик, похоже, до утра не проснётся.

 - Я вас слушаю, - прервал Женя долгое, мучительное молчание.
- Простите меня Женя, но у меня и в мыслях не было, что она возьмёт ваши тетради...
 - Забудьте об этом. Я о том, что просил вас сделать.
- А, об этом... - Мария встала, прошла к шкафу, из-под салфетки на полке вынула тонкую ученическую тетрадь. - Вот, не знаю, о том ли написала, - смутившись, протянула Жене. - Вам ещё что-нибудь нужно?
 - Ручку, чистый лист бумаги и семечки.
Через минуту всё лежало перед ним. Женя допил чай, поблагодарил. Мария быстро освободила стол.
 - Я нужна вам сейчас?
 - Пока нет. Потом, когда прочту и подумаю, поговорим.
 - Хорошо, я займусь своими делами.

Женя взял тетрадь, подвинул поближе семечки. Десять страниц крупным красивым почерком, точно экзаменационное сочинение отличницы. Содержание вызывало ощущение горячечного бреда: сумбурно, рвано, порой фразы явно из "другой оперы". Читал медленно, тщательно ощупывая каждое слово. Перед ним была груда острых и горячих осколков некогда цельной картины. Его задача - собрать вновь картину, скрупулёзно изучить, чтобы дать ясный и чёткий ответ: что разбило её? Чувствовалось: Мария писала в сильном волнении, противоречия разрывали её душу на части. Что значимо, что нет? Об этом надо, или ничего не значащий мусор, пыль? А об этом вообще стыдно писать... как потом в глаза смотреть... Помучилась, бедная, истязая себя. Да ещё писала, наверняка, ночью, уставшая от дневных забот.

"Я должен собрать "картину" и дать ясный, чёткий ответ. Иначе до Виктора не докричаться. Но пока не стыкуются кусочки, лишь больно жгут и колют..."
Женя перевернул последнюю страницу, глянул на внушительную горку шелухи, на чистый лист бумаги. Увы, увы: ясно, что не достаёт "фрагментиков", но каких? Если он сам не знает, как объяснить Марии?
За окном быстро темнело. Вошла Мария, включила свет, настороженно - вопросительно посмотрела.
- Я пройдусь немного.
Мария кивнула.

Женя вышел во двор и направился в сторону гор. Видимость была ещё нормальная. Горы, чёрные и обманно-мохнатые, казалось, надвигались, нависали. Стояла звонкая тишина. Порой ветерок со стороны села доносил неясные голоса, смех. Пьяняще пахло за день разогретой травой. По дороге, едва не попадая под ноги, пробегали ящерки. Небо в тёмных пятнах, между ними ясно горели звёздные россыпи.

Женя вновь, уже по памяти, листал тетрадь, всматриваясь в рваные фразы исповеди Марии. Знакомство, месяц ухаживаний, свадьба, брачная ночь, медовый месяц и долгая будничная жизнь. Работа, любовь, беременности, дети. Потом что-то случилось с Виктором... Что?

Погружённый в мысли, он не осознавал куда идёт, и сколько времени. Остановился, когда упёрся в перекладину загона. Осмотрелся. Горы, посветлев, отступили, замерли в дрёме. Взошла луна и затеяла игру в прятки: то мелькнёт за тучку, то лукаво выглянет. Справа в зарослях облепихи и шиповника монотонно шумела речушка. Дорога белой лентой уходила далеко вниз. Воздух был влажный, сладковатый от навоза в загоне. Захотелось пить, и Женя спустился к речушке.

Здесь, сидящим на двух переброшенных бревнах, и нашла его Мария. Она была на лошади, вторая шла рядом, поводья привязаны к седлу.
 - Вас долго не было. Подумала: заблудились.
 - Не заметил, задумался.
 - Вам что-то не понравилось? Я не о том написала?
 - О том. Вы правильно меня поняли. Садитесь, поговорим.

Мария присела на брёвна, сложила руки на колени, устремила взгляд в пробегающие под ногами барашки волн.
 - Мария, как вам не больно будет это услышать, но в том, что Виктор вдруг стал пить, сделался грубым... виноваты вы. Никто его не сглазил, это вы своим отношением... ослепили, оглушили, можно даже сказать, отравили его любовь.
 - Я вас не понимаю...
 - Я поясню. Так уж устроено природой, что все люди разные. Один с удовольствием пьёт козье молоко, другой на дух его не выносит, один безумно обожает помидоры, другого тошнит от одного их вида. И так во всём, с чем соприкасается человек. Вот живут два человека, любят друг друга, но один любит козье молоко, другой нет. Он и не пьёт его. А тот, что любит, не навязывает. И нет проблемы. Так? А теперь представьте такую ситуацию: один любит спать на жёсткой постели и засыпает исключительно при свете, да ещё под шумную музыку, а для другого всё это хуже пытки. Что делать? Можно, конечно, второму надеть заглушки на уши, нечто чёрное на глаза, подложить мягкий матрац, исключительно для себя, поверх общего, жёсткого. Можно, только ведь масса неудобств. Так? И, в конце концов, у второго рождается протест, а до этого нервозность, раздражительность по пустякам. Вам понятно, о чём я говорю?
 - Да. Только к нам какое отношение...

- Это, так сказать, поясняющее введение к вашей теме. Я уже сказал, что такая ситуация во всём. В том числе и, как говорится, в половой, интимной жизни, или как у вас написано, в постели. В науке это действо называется секс. Маленькое отступление: у нас принято, как правило, у большинства, при строительстве семьи-дома уделять сексу минимум внимания, как слуховому оконцу на чердаке. И совершается дикая ошибка! Потому что секс-это фундамент дома, а не чердачное оконце. Если непрочный фундамент, что говорить о прочности и красивости всего дома...

Так вот у вас я понял следующее: Виктор прекрасно понимал, что дом получится крепким и красивым, если будет прочный фундамент. И он любовно подходил к этому делу. Тщательно готовил компоненты, ставил добротную опалубку, делал заливку. Вы же, Мария, считали: основа дома в его ухоженности, в яркости окраса, вычурности дверей и окон. Вы посчитали, что повышенное внимание Виктора фундаменту... блажь, несерьёзность, наконец, отклонением от нормы. Отсюда: нежелание его услышать, пойти навстречу, помочь, разделить тяжесть работы. Вместо этого вы требовали принять участие в своих фантазиях, как вы украсите комнаты ещё не возведённого дома. Виктор вас любил, очень любил, поэтому скрепя сердцем, отвлекался, что-то упускал, что-то делал кое-как, чтобы уделить вам внимание. И вот дом возведён. Из-за допущенных огрехов в фундаменте стены начали "гулять": где вздулись, где дали трещины, да и сам дом покосился. Виктору было больно на это смотреть, он взывал к вам: брось свои финтифлюшки, помоги, пока есть ещё возможность укрепить фундамент. Вы услышали его? Нет! Вы самодовольно украшали стены, слепые от счастья, ибо не видели перед носом трещины. И что дом весь качается...
Виктор один пытался исправить положение, и надорвался, устал... Вы и тогда не услышали его, стонущего, и вместо помощи... огрели дубиной по голове.

Женя остановился, чтобы передохнуть. И дать возможность Марии осмыслить уже сказанное. Может возникнуть вопрос, который позднее просто затеряется в массе информации.
Мария долго молчала, не двигаясь. Жене даже невольно подумалось: не усыпил ли её своей "речью"?

-Может, что не ясно?- спросил, когда пауза стала тягостной.
- Да нет, всё ясно... Только чужо... словно не про нас. Мне непонятно конкретно в чём моя вина.
-Хорошо, попробую прояснить. Как я понял из вашей исповеди, у вас к сексу прохладное отношение. Вот я, например, люблю стирать, но гладить - боже упаси! Выполняю со скрипом. Так и у вас, Мария. Вы любили, когда Виктор называл вас Машенькой, когда улыбался, нежно целовал, сильно прижимая к груди, но как только вы оказывались в постели, для вас наступала невыносимая работа, как для меня гладить. А ведь при желании можно и эту работу полюбить, только надо настроить себя на иное восприятие. Вот мятая простынь. Фу! Но поводил утюгом - и ровная, дивно пахнущая поверхность. Красота! И эту красоту сделал ты! Виктор всячески пытался втолковать вам это, но вы упёрлись, извините, как глупая овца: мне это не нравится, я никогда этого не полюблю. И зачем я буду утруждать себя, настраивать, лучше не думая, быстро сделаю, как получится, и с глаз долой. А с глаз долой, значит и из сердца вон, говорит народная мудрость.
Вы превратили чудо в постылую каждодневную обязанность, как чистку зубов. Виктор жаждал каждодневного праздника, он творил его, для вас, а вы творили Скуку. Точно смолой заливали его праздник, гасили праздничные свечи... Когда же становилось темно и холодно, обвиняли в этом его, а не себя.
Вы плюнули на себя, перестали любить себя, и тем самым убили в себе Любовь. А потом стали постепенно убивать её и в Викторе.
Итог: вы запустили бумеранг, он поразил Виктора, и, вернувшись, ударил вас. Отрадно, что вы осознаёте это, и что хотите исправить ошибку. Это вселяет надежду.

 - На что?- тихо, дрогнувшим голосом спросила Мария.
 - Что Любовь не умерла в вас. Она как луковица тюльпана в земле ждёт весны. А пока зима, всё сковано морозом.
 - Как же её сделать... весну?
 - Вот это как раз самая сложная задача. Подойти к её решению вы должны самозабвенно, включив все ваши чувства, органы на полную мощность. Как можно больше тепла, нежности, ласки! Только тогда наступит весна.
 - Я, наверное, не смогу...
 - Сможете. Если очень захотите. Если отбросите к чертям собачьим ваши мнимые комплексы, лень и наплевательское отношение к себе.
 - Вы мне скажете, что делать?
 - В общих чертах. Всё зависит только от вас. На сегодня хватит. Сейчас едем домой, и вы постараетесь хорошо - очень хорошо! - выспаться. Не думайте о делах, мы утром сделаем всё сами. Лечь вам лучше не в душной комнате, а на сеновале.
 - Там Эдик спит. 
 – Уберём.