Помочь сайту
Поздравления
Предвкушение счастья. Глава 22
18 сентября 2015 -
Денис Маркелов
22
Неделя пролетела как один миг.Станислав обычно на выходные отправлялся к своей матери. Ему нравилось на время покинуть этот слишком проблемный дом. Ему было страшно делать второй шаг к сближению с Викториной, эта сумасшедшая была озабочена только одним – весёлой и ни к чему особенно не обязывающей возне в общей постели.
Викторина изнывала от нетерпения. Она была рада слегка позлить своего незадачливого любовника и провести время с другим – Станислав, хотя и был ровесником её учителя музыки, казался более взрослым и самостоятельным.
Накануне субботы она решилась. Где-то около полуночи она тихо выскользнула из своей комнаты и, завернувшись в простыню, наподобие тоги, поспешила по пустому коридору к гаражу, где обычно ночевал Станислав.
Она знала тайный код от всех электронных замков – отец был уверен, что оставлять прислугу без надзора опасно – и потому был рад, когда мог наблюдать за чужой жизнью.
Викторина набрала код на дверях и на ошупь скользнула в маленький закуток своего любовника.
Идти по стопам грибоедовской Софьи было весело. Та, вероятно тоже проводила ночные часы со своим возлюбленным в неглиже. Сердце Викторины глухо билось – оно было готово вырваться из груди и запрыгать по полу, наподобие заводного утенка из далёкого детства.
Станислав спал. Он не видел ни Викторины, ни того, как хозяйская дочка стыдливо и наивно ныряет ему под бочок, словно бы озябшая в одиночестве младшая сестрёнка.
Викторине нравилось чувствовать присутствие мужчины. Постель, правда, была слегка тесной – но близость Станислава завораживала. Он был гораздо сильнее Кондрата Станиславовича и не носил очков.
Смуглокожая Викторина была рада. Она вдруг почувствовала непреодолимое желание тотчас коснуться того, чем мужчины делают из женщин матерей. Она вспомнила, как был нелеп её преподаватель с этим подобием маятника между ног, как он смешно бегал за всеми тремя девушками, словно бы обиженный хулиганами мальчик.
Викторина теперь стыдилась своего чувства к этому человеку. Он был похож на красивую, но чужую игрушку – ей было приятно любоваться издали, но играть ею было бы скучно.
Станислав спал крепко. Он слишком устал, сидя за рулём, и теперь был рад увидеть яркий бодрящий сон. В этом сне он был кем-то вроде падишаха, окруженный многими тысячами женщин, и все эти женщины, как две капли походили на Викторину.
Он вдруг возжелал это смуглое красивое тело, возжелал, словно бы глупый мальчишка желает красиво мороженое в шоколадной глазури. Викторина сама плыла к нему в руки. Она довилась перед глазами, наполняя его разум своими копиями – этот эротически калейдоскоп возбуждал и манил одновременно.
Станиславу уже не было стыдно думать о скорой женитьбе. В сущности, он и так много сделал для Оршанского – повезло же Бобу, который женился на принцессе из сказочного Гондоленда.
Он вдруг вспомнил, как бабушка с помощью этого мультфильма пыталась приохотить его к английскому языку. Она сама его преподавала, но сразу после рождения внука поспешила уйти на пенсию.
Станиславу отчего-то не нравился Боб. Ему нравился такой умный Ковекс с его компьютерной комнатой и желанием обладать принцессой Сильвией. Он тоже хотел быть clever[1] . Бабушка улыбалась и говорила, что Ковекс не clever, а просто надутый колченогий дурак.
Утром Викторина решила уйти раньше, чем проснётся Станислав. Он не должен раньше времени посчитать её доступной романтичной дурой. Всю ночь, она честно притворялась спящей, боясь заснуть по-настоящему. И теперь едва стояла на ногах от усталости. Она повалилась в свою постель и крепко – по-детски уснула.
Станислав не любил навещать свою мать. Та стала слишком привередливой – особенно сейчас, когда ей не нужно было работать.
По субботам мать обычно смотрела любимую передачу по телеканалу Россия К. Однофамилец знаменитого химика завораживал её своим вкрадчивым голосом, рассказывая о известных людях и книгах с точки зрения самой главной и важной книги в мире.
Ольга Олеговна не была верующей. Точнее она просто любила культуру – любила читать классические романы и сидеть в парке, наблюдая, как ветер играет с листвой на клёнах. Ей нравилось стряпать орешки с начинкой с потемневшей от варки сгущёнкой, нравилось мысленно готовиться к роли бабушки, старательно ожидая от такого скромного сына законного дара.
Но Станислав пошёл характером в своего нерешительного и скромного отца. Он как-то не мог решить, кому хочет подарить своё тало и свою душу. С кем согласился бы просыпаться по утрам и проводить ночь, обняв не пошлую подушку, но живое человечье тело.
Электрический ток любви пока не пробудил в нём магнетизма желания. Он был обычным жалким бруском – бруском, лишенным всякой загадки. А его мать была вынуждена ждать, ощущая свою неполноценность.
Она уже пожалела, что слишком откладывала своё материнство. Страх перед родами был слишком надуманным – природа требовала от неё своего – и её тело не могло противиться зову природы.
Сын счастливо избежал страшных и неприятных проблем. Она боялась, что может случайно выпустить в свет очередного колченогого урода – плохую пародию на гофманского уродца Цахеса, с его ужасным горбом и маленькими паучьими ножками.
Материнство решило проблему отношений с мужем. Тот сделал своё дело и теперь казался слишком обычным. Женщина не склонна постоянству в отношениях. Она, как обжора на пиру желает попробовать кушанья из многих блюд.
Игнат был сродни случайно схваченному карандашу. Она обычно так поступала, когда в её руках оказывался карандаш красного цвета, а рисовать она желала непременно зелёную ель.
Игнат любовался её новым статусом – разумеется, голубая детская коляска была к лицу его жене.
Муж увлекался фотоделом – и снимал исключительно цветные фото. Фото и маленькие слайды, которые потом просматривал с друзьями, наводя объектив диапроектора на белую дверь гостиной.
Станислав был его радостью. Он заставлял этого рано повзрослевшего парня радоваться жизни. И хотя жена годилась ему в младшие сёстры – он был особенно счастлив, как маленький ребёнок, получивший, наконец, свою порцию сладкого торта.
Но это счастье оборвалось в таком уже далёком 1992 году. Мир детства сменился неизвестной и пугающей тьмой. Игнат едва сдерживался от гнева, он вспоминал болтовню коллег по отделу, мечтающих о каком-то странном счастье пить виски и жевать итальянскую пиццу. Им было интересно смотреть на вольную улицу заграницы – так домашние закормленные коты мечтают об опасной, но сладостной воле.
Станислав был ошарашен переменами. Ему не нравилась шумная школа – она слишком походила на интернат – все тут ходили в чем только можно – девчонки из более обеспеченных семей шиковала пятнистыми легинсами, а парни показывали дорогие джинсы.
Станислав стыдился своей неброской одежды – стыдился себя – такого странного и смешного и вовсю налегал на учёбу, стараясь не допускать в свой дневник и в свою тетрадь плохих оценок.
Родители не требовали от него «пятёрок» - им хотелось только того, чтобы сын не попал под машину и не стал хулиганом. И не более того.
Отец скоро стал безработным. Он метался с одной подработки на другую, словно дворовый пёс в поисках объедков. Сыну было стыдно быть нахлебником – он старался как мог – пытался экономить на школьных завтраках, а ещё пытался найти какую-нибудь работу.
Его одноклассники пытались подработать мойщиками на перекрёстках. Но когда один из них едва не оказался под колёсами «КамАЗа». Станислав испугался. Он вдруг представил себя в гробе, в закрытом гробе – смерть слишком близко подошла и к нему и обожгла ему лицо своим ледяным дыханием.
Он решил учиться, решил учиться так хорошо, как только мог. Отец старался не приходить в школу, его пальто было поношенным, а некогда щеголеватая норковая шапка безнадёжно лысела.
Станислав был погружён в учёбу, он даже не обращал внимания на девчонок – те совершенно не умели себя подать – обычные плоскогрудые дурёхи, которым хочется походить – блондинкам – на Барби, а брюнеткам – на Синди.
Он же с завистью смотрел на киношных бизнесменов. Мать приохотила сына к просмотру сериала о житье-бытье известного калифорнийского миллиардера Сисси Кэпвелла. Он и ещё слишком богатый утёнок по фамилии Скрудж стали кумирами Станислава.
Теперь он мог видеть живого настоящего богача. Но в Оршанском не было обаяния Скруджа и строгости и суровости Кэпвелла. Он был другим, словно бы только притворялся богачом, словно бы плохой актёр
Отцу в следующем году должно было исполниться семьдесят лет. Он был ровесником Великой Победы, и радовался каждому победному юбилею. Он был уверен, что сможет ещё понянчить внуков, и корил себя за слишком позднюю женитьбу.
Станислав не мог решиться на связь с женщиной. Он не мог относиться к ней, как к писсуару – ведь спустить сперму можно было и в трусы, как он привык мочиться в унитаз.
Никто из женщин не привлекал его слишком страстно. Он вдруг понял, что подобрать человеку жену так же трудно, как отыскать гайку для винта в огромном скопище винтов и гаек.
Викторина казалась ему подходящим вариантом. Но только для милого флирта – было трудно представить её беременной.
Ольга Олеговна досмотрела свою любимую передачу. Выключила телевизор и пошла на кухню, пить чай. Включила электрочайник и достала коробку с конфетами.
В это момент раздался звонок в дверь.
Станислав не часто захаживал в гости к матери. Разве что оплатить счёт в РКЦ или принести каких-нибудь гостинцев. Он старался не пользоваться ключами от квартиры, все соседи стали чужими и незнакомыми – и он не хотел ничего объяснять этим людям.
Зато звонок в дверь давал надежду, что мать распахнёт дверь, распахнёт с любовью и тревогой, как тогда, в детстве, где ей везде мерещились похитители детей.
Когда-то он хотел быть похищенным – из рассказа О' Генри он знал, как себя вести – наверняка ему удастся также ловко одурачить своих похитителей.
Но теперь, став старше, он уже не верил в юмористические рассказы.
Ольга Орестовна смотрела на сына с любовью. Она соскучилась по этому, так быстро превратившемуся в мужчину, человеку. Станислав не спешил радовать её внуками, но и не висел на шее, словно бы мельничный жёрнов.
Она старалась относиться к нему, как американка, не пытаясь водить на помочах до старости, но и не давая слишком отдаляться и забывать свой сыновний долг.
- Мама, вот тебе - сын отсчитал пять тысячных купюр и притянул их матери.
- Да, что ты сынок.
- Мама, тебе надо хорошо кушать.
- Глупенький – мне хватает своих денег. Я слышала, что у твоего хозяина неприятности.
- Неприятности. Мама, что ты можешь знать?
- Говорят, что он собирается закрыть свои предприятия и бежать.
- Мама, тебе надо меньше смотреть телевизор.
- Это не телевизор. Он увольняет людей. Значит, хочет прикарманить их зарплаты и сбежать.
- Мама, Родион Иванович строит для дочери дом. И предложил мне взять её в жёны.
- Сынок. Надеюсь, ты сказал, что хочешь подумать?
- Мама, что тут думать. Мне надоело крутить баранку. Я хочу быть кем-то большим, чем простой шофёр.
- Да, тебе жалко, что ты зря просиживал штаны в университете. Но я благодарна судьбе, что ты простой шофёр – а не какой-нибудь менеджер.
- Мама…
- Помнишь, как я боялась за тебя, когда ты был школьником. Как думала, что тебя обязательно украдут, как ту самую девочку – еврейку.
- Анну Гофман?
- Да, сначала дочь того банкира, а потом она. Это было страшное время. И оно может вернуться. Я смотрю телевизор – и я знаю.
- Мама, я же знаю, что ты не смотришь ничего кроме «Библейского сюжета».
- И ещё новости. Мне нравится смотреть новости.
На кухне Ольги Олеговны было уютно, словно бы она и впрямь была преуспевающей пенсионеркой. Сын обеспечил её бытовой техникой и удобной плитой. Создал все условия для мирного и спокойного угасания.
- Сынок, мне не хочется, чтобы ты расплачивался за свою наивность. Кстати, завтра праздник. Помнишь, как мы с тобой ходили на площадь, и ты рисовал мелом.
- Да, взрывы и танки. А потом была война, война в Чечне.
- Как я была рада, что ты тогда был ребёнком, что я не поспешила, как другие мои подруги.
- Твои подруги?
- Да, например Владлена, она вышла замуж сразу после школы – за своего соседа по парте. Мне казалось это таким романтичным. Но потом. Потом её сына призвали в армию и убили. И сейчас у нас тоже неспокойно.
- Ты про Украину. Так это нас не касается. Мы не имеем там ни друзей, ни родственников.
- Сынок, Я не хочу, чтобы ты расплачивался за чужие грехи. А эта богатая шлюшка.
- Мама, не надо наговаривать на Викторину. Она простая, обычая девушка. Да, немного взбалмошная, но…
Станислав задумался. Он вспомнил вдруг, как эта стройная и красивая девушка покидала отцовский «Лекусус», как шла к невзрачному крыльцу лицея, гордо подняв голову, словно бы она была не на грязной улице, а на красивом залитом светом рампы подиуме.
Он старался не думать об этой черноволосой прелестнице плохо. Точнее боялся стать циником, циники не любят красивого, они даже в спелом яблоке ищут скрытых червей.
- Стасик, ты такой же недотёпа, как и твой отец. Я теперь жалею, что решила стать его женой – как просто жалеть на расстоянии, жалеть робко и беззвучно, но трудно быть рядом.
Викторина проснулась в третьем часу пополудни. Она встала, подошла к окну и взглянула на мир, взглянула со скукой и жалостью.
Ей было не по себе. Было страшно думать, что она окажется в Сочи, окажется наедине со странной полоумной старухой, старуха, которая была ровесницей Ульяны Громовой и Зои Космодемьянской.
Она теперь ненавидела своего проклятого морока. Ненавидела и презирала. Он лишь затеплил в её душе огонь всёпожирающей старсти – и теперь отошёл в сторону, наблюдая за вспыхнувшим костром с любопытством маленького и глупого мальчика.
Кондрат Станиславович разочаровал её. Он вспомнила, как он бегал за ними в дурацкой волчьей маске, как старался понравиться, словно бы разом помолодел вдвое, став из молодого человека слишком бойким и глупым подростком.
Викторина боялась только одного, что о её подвигах узнают кто-то ещё кроме таких глупых и самонадеянных сестёр Дроздовых. Те явно напрашивались на хорошую трёпку. И теперь интересовали её мало, словно наскучившие, но отчего-то не сданные вовремя в библиотеку книги.
Зато желание быть смелой и решительной росло в её душе. Именно завтра на большом детском празднике будет удобно встретиться с Кондратом и поговорить о том, что мучило их обоих.
Кондрат старался не думать о своём странном поступке. Он теперь думал, что наввек избавился от этого морока – милой смуглокожей красавицы.
Викторина постепенно уплывала в прошлое, словно бы намокший бумажный лист по грязному ручью. Она уже не была интересной, её хотелось отбросить прочь, словно бы наскучившую книгу.
Он уже сожалел, что вовремя не оттолкнул эту приставалу. Что купился на свосем не нужные ему тысячи, продав за них свою свободу. Что теперь этот ужасный, напоминающий мультяшного Шрека великан попросту сметёт его с земли, словно бы хлебную крошку со стола, а он, такой красивый и утонченный станет обыкновенным затравленным зеком.
Ему хватало проблем с супругой, чтобы продолжать играть с огнём. П такая милая в своей незрелой эгоистичности Викторина была ещё той занозой она напоминала о себе ежеминутно, словно бы вонзившаяся в мягкое место щепочка.
И он уже решил не отвечать на стыдливо замурлыкавший телефон, но рука уже потянулась к аппарату и взяла его, и поднесла к уху.
Голос у Викторины был раздраженный и слегка надменный.
- Кондрат Станиславович, а когда мы с Вами будем заниматься? – спросила она.
- Никогда. Я уволился из лицея.
- Вот и прекрасно. Я всегда. Ну, меня всегда напрягавло, что вы мой учитель. А теперь, теперь нам никто не помешает.
В голове Викторины стал лпаться разноцветные мыльные пузыри. Она вдруг на одно мгновение представила, как зажата, словно бы сосиска в хот-доге, между Кондратом и тёзкой его отца. Это было забавно, ей даже почудилось, что всё это происходит наяву, словно бы в дешёвом порнофильме.
- Не надо отказываться. Только вот, я еду в Сочи, отдыхать. И я хочу, хочу увидеть Вас до отъезда. Жду Вас завтра в парке.
Кондрат Станиславович не успел вставить и слова. Викторина отключилась. Она относилась к нему, как к маленькому влюбленному в неё пажу, старательно дразнила и знала, что он не решится на ничего большего, чем поцелуй или робкий взгляд.
Кондрат Станиславович ощутил горьковатый привкус во рту, словно бы он случайно раскусил горошинку чёрного перца. Эта горечь слегка взбодрила его. Встреча с темноволосой и гордой глупышкой показалась ему необходимой, словно бы точка в конце длинного и чересчур мудрённого предложения.
[1] Умный (англ)
Рейтинг: 0
558 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
