Дни в квартире Альберта потекли густо и тягуче, как мед, застывший на дне банки. Они были украдены у времени, вырваны из лап погони и вымотавшего душу страха. Для Николая и Ирины это была странная, призрачная передышка, жизнь в скорлупе, где внешний мир существовал лишь в виде приглушенных звуков за окном и мерцающего экрана телевизора.
Николай отсыпался. Сон приходил тяжелым, без сновидений забытьем, вытаскивая на поверхность ресурсы организма, которые он считал давно исчерпанными. Просыпался он от каждого шороха, сердце бешено колотилось, но постепенно ритмы старой, размеренной жизни Альберта — утренний чай, бубнящее радио, скрип половиц — делали свое дело. Острая грань паранойи немного сгладилась.
Ирина помогала по хозяйству. Мыла посуду в маленькой раковине, подметала полы стареньким веником. Ее движения были экономными, точными. Она молчала, но ее присутствие было ощутимым, как тепло от растопленной печки. Она и Альберт выработали странный, молчаливый ритуал сосуществования. Он бросал на нее короткие, оценивающие взгляды, когда думал, что она не видит. Она чувствовала его умный, проницательный взгляд и старалась не выдавать своего напряжения.
Вечер второго дня выдался тихим. Альберт рано ушел в свою комнату, сославшись на усталость, и прикрыл дверь. В маленькой гостиной остались Николай и Ирина. По телевизору беззвучно мелькали картинки какой-то старой комедии, освещая комнату призрачным синим светом.
Они сидели на старом диване, каждый на своем конце, разделенные расстоянием в полметра и пропастью пережитого. Воздух был густым, насыщенным невысказанным.
Николай смотрел на нее. При тусклом свете она казалась хрупкой, почти девочкой. Он видел следы усталости под ее глазами, засохшую царапину на щеке, но также и невероятную, тихую силу, исходившую от нее. Она спасла его. Не только физически. Она вернула ему ощущение, что он еще человек, а не загнанный зверь.
— Ирина, — его голос прозвучал хрипло от долгого молчания.
Она повернулась к нему, и в ее карих глазах он увидел не вопрос, а просто внимание.
— Спасибо, — сказал он. Больше он ничего не мог подобрать. Все слова казались пустыми и ненужными.
Она молча улыбнулась, уголки ее губ дрогнули. Потом она медленно, будто преодолевая невидимое сопротивление, потянулась к нему и положила свою ладонь поверх его руки. Ее пальцы были холодными, но прикоснулись они обжигающе.
Это было все, что было нужно. Все барьеры, все маски рухнули в одно мгновение. Он потянулся к ней, и она не сопротивлялась. Их поцелуй был не страстным, а жадным, отчаянным, полным немого вопроса и такого же немого ответа. В нем было все: боль одиночества, страх смерти, благодарность и внезапно прорвавшаяся наружу потребность в тепле, в подтверждении, что они еще живы.
Они не говорили ни слова. Поднялись с дивана и, не размыкаясь, прошли в его бывшую комнату, где теперь стояла раскладушка. Они раздевали друг друга торопливо, неловко, в полумраке, при свете уличного фонаря, пробивавшегося сквозь щель в шторах. Его руки скользили по ее спине, нащупывая следы старых шрамов и напряжение мышц. Ее пальцы впивались в его плечи, будто боясь, что он исчезнет.
Их близость была не праздником, а актом молчаливого исцеления, взаимного спасения. В ней не было страсти в ее обычном понимании — была жажда, жадное, почти болезненное поглощение тепла и близости другого человека, заземление в реальности через плоть. Они были двумя раненными зверями, зализывающими раны друг друга в темной берлоге, посреди опасностей.
Потом они лежали рядышком, слушая, как бьются их сердца, постепенно успокаиваясь. Дыхание выравнивалось. Николай обнял ее за плечи, и она прижалась к нему, положив голову ему на грудь. Никто из них не сказал ни слова. Слова были бы лишними и слишком хрупкими для того, что произошло.
***
Утро было пасмурным. Альберт, как ни в чем не бывало, сварил на кухне овсяную кашу. Когда Николай и Ирина вышли, помытые, с мокрыми волосами и новым, неловким пониманием в глазах, он лишь бросил на них быстрый взгляд и кивнул в сторону стола.
— Каша готова. Садитесь, пока не остыла.
За завтраком царило молчание, но теперь оно было другого свойства — не напряженное, а скорее задумчивое. После чая Альберт отложил ложку и посмотрел на Николая.
— Ну что, отдохнули? Пора бы и умом пошевелить.
Николай кивнул.
— Думаем.
— И к каким мыслям пришли?
— Пока только к тому, что сидеть здесь вечно нельзя.
— Правильная мысль, — Альберт закурил свою потухшую трубку, разжег ее с хрустящим звуком. — Вы — ходячая мишень. А этот, — он кивнул в сторону запертой комнаты, где стоял кейс, — магнит для пуль. Вам надо уезжать. Далеко и надолго. В идеале — навсегда.
— Куда? — спросила Ирина. Ее голос был тихим, но твердым.
Альберт выпустил струйку дыма.
— Вариантов немного. Нужно направление, где не смотрят лишний раз в паспорт, где можно затеряться и где у наших «друзей» руки не так длинны. Турция, например. Курортные места, много наших, можно раствориться. Деньги у вас есть, чтобы устроиться на первое время.
— Документы… — Альберт хмыкнул. — Это проблема. Но решаемая. За деньги многое решается. Нужны правильные люди. И время. А времени у вас, я полагаю, немного.
Он помолчал, обдумывая что-то.
— Есть у меня один знакомый. Живет в Краснодаре. Занимается там недвижимостью, торговлей алкоголем, да много чем. Человек с фантазией. Он может, и с документами что придумает. Но это риск. И стоит дорого.
— У нас есть чем заплатить, — тихо сказал Николай.
— Это я вижу, — сухо парировал Альберт. — Но помните: как только вы достанете эти деньги, за вами потянутся следы. Менять крупные суммы нужно уметь. По чуть-чуть, в разных местах, не привлекая внимания. Вы к этому готовы?
Николай и Ирина переглянулись. Они понимали, что бегство — это не романтическое приключение, а сложная, многоходовая операция, где каждый шаг может быть последним.
— У нас нет выбора, — сказала Ирина за них обоих.
Альберт кивнул.
— Ладно. Я свяжусь с моим знакомым. Узнаю, на что он готов. А вы тем временем готовьтесь. Отдых окончен. Впереди самый сложный путь. — Он посмотрел на них поверх трубки, и в его глазах впервые промелькнуло что-то похожее на отеческую тревогу. — И постарайтесь не накосячить. Мне за вас тревожно.
После этого разговора атмосфера в квартире снова переменилась. Тихая идиллия закончилась. Теперь их временное убежище стало больше похоже на штаб перед рискованной вылазкой. Николай и Ирина, связанные теперь не только общей тайной, но и внезапно вспыхнувшей близостью, молча сидели за столом, думая об одном и том же. О море, которого они, возможно, никогда не увидят, о свободе, которая была так близка и так опасна, и о коварной бездне приключений, что ждали их за порогом этого старого, пахнущего табаком дома.
Помочь сайту
Поздравления
