ГлавнаяПрозаКрупные формыПовести → Обманчивый свет тоннеля. Гл. 3-4

Обманчивый свет тоннеля. Гл. 3-4

28 ноября 2018 - Владимир Потапов

      ГЛАВА   3

      Они расстались с женой  пять лет назад. 
      Когда фраза: «Давай расстанемся» наконец-то прозвучала – ничего не изменилось на свете. Ни у кого не случился инфаркт. Не померк свет за окном. Не остановились часы: тикали и тикали в тишине, отсчитывая уже другую жизнь.
      - Что это ты так, вдруг?.. – напряженным  голосом спросила жена. Отставила кофейную чашку в сторону. Но на него не посмотрела: как уставилась на вазу с сухим ковылем  – так и не отрывала взгляда, дожидаясь  ответа от Сергея.
      Он, курящий у балконной двери, тоже смотрел в сторону.
      - Врать я устал. Да и не «вдруг» это, сама знаешь…
      - Ничего я не знаю! Может, скажешь: почему?
      - Господи! Ну, что ж такое?! – заныло,  простонало  у него в груди. – Опять вокруг да около ходить будем… Причины какие-то искать, выдумывать… И, ведь, оба понимаем: «Опять врём и недоговариваем, опять!» Нет, тянем кота за хвост! Выговоримся – и как - будто истину  нашли, утихнем на месяц. Тишь да гладь, да божья благодать… Идеальная семейка…  А потом-опять по новой…
      Сергей посмотрел на неё и встретился глазами.
      - Лена, считай, что я нашел другую и ухожу, - сказал он вслух. – И всё. Не будем об этом. – Раздавил окурок в пепельнице. – Я пошел собираться. – И, уже выходя из комнаты, произнёс: - Ты сама увидишь: лучше всем будет. Через месяц, через два… Вот увидишь.
      И услышал вслед:
      - Серёж, ты только не пей. Сопьёшься…
      У него напряглась спина.  Кривая улыбка, похожая на гримасу боли  непроизвольно наползла на лицо.
      - Не спился же с вашей любовью, - не поворачиваясь, ответил он и замер. Ответа не дождался и пошел дальше. И все-таки оглянулся.
      - Ну-ну, смотри… - жена запахнула поплотней халат, прикрыла кулачком еле сдерживаемую зевоту. – И, все-таки, куда ты сейчас?
      - На материнской квартире поживу.
      - Да - а, недолгая у нас любовь случилась…  Двадцатку даже не одолели… 
      Он остановился, ожидая продолжения. Но жена всё так же прикрывалась кулачком.
      -  Я что, капитан дальнего плавания? -  Но ответа не дождался. – Ладно, пока…
      Они, не глядя друг на друга, одновременно кивнули головами, и он вышел. А она закрыла дверь на замок.
      Его шаги мерно и мелодично звучали в пустом подъезде, как сильные доли в застрявшем в его голове двустишье: «Всё меньше адресов, где я могу остаться, не заплатив за ужин и ночлег…»


       …Он переехал  жить на мамину квартиру, которую они до этого сдавали. Вполне приличное  для одинокого мужика жильё.
      Ничего почти не изменилось в его жизненном укладе. Готовки, правда, прибавилось. Да по мелочам кое-что: закупки, стирка, уборка. Ему это было не в тягость. Другое радовало: отвалился «кусок» фальшивой жизни. Где надо было претворяться и лгать. Хотя бы молчанием.
      Он давно уже, лет десять назад понял: их ничего не связывает. Только воспоминания о прожитом. Да тревога за будущее дочерей. Да и это… Лживо как-то всё казалось. Выросли дочки, взрослые, обеим  под  двадцать. Обучены, обустроены, замужем.  Можно было бы жить и в этой пустоте, если б не молчаливая с обеих сторон ложь: мы счастливы, как и раньше, у нас всё хорошо, любовь жила и живёт в нашем доме… А любви-то и след простыл! Давно. Вечность назад. А почему и когда – не понять… не вспомнить…
      Ну, не быт же её убил,  любовь  эту! В те далёкие годы он, этот быт, наоборот, приносил столько счастья, что их лица постоянно светились улыбками. Квартиру дали! Жильё! Отдельное! И сразу же, через девять месяцев родилась вторая дочка, Катька! Телевизор! Гарнитур «Мечта»! Широченный диван-кровать, на котором не надо было прижиматься во сне друг к другу, как на панцирной сетке, слившись воедино, чтобы не упасть… Велосипеды, книги, посуда, машина… «И чайник со свистком»… Как они были рады любой мелочи! Праздник, вечный праздник!
      И друзья – старые, верные,  пережившие с ними самые трудные и самые счастливые, наполненные бедами и любовью времена  молодости – они тоже  как-то постепенно, незаметно  отдалялись. Переезжали.  Умирали. Разводились. И появлялись новые друзья.  С ними было спокойно, уютно и … пусто.  Их не было рядом в те, прошедшие годы. Они требовались, как антураж, как пусть малое, но спасение от их напряженных недомолвок, умолчания и необязательной лжи.


      Он был рад, что не завёл  у себя, одинокого, никакой живности: ни кошки, ни собаки, ни рыбок. И не столько из-за денег (невелика сумма, потянул бы как-нибудь), а из-за хлопот: это ж, хочешь-не хочешь, а кормить надо, прогуливать. А какой сейчас из него «прогульщик»: руки трясутся, внутри тоже всё трясётся. Не до скотины, самому бы выжить.
      - А  Ленка правильно сделала, что рассталась со мной, - безразлично подумал он, шаря по карманам в поисках денег. – Чего на такую харю с утра смотреть? Самой жить не захочется…
      Мелочь, всё-таки, нашлась. И даже одна смятая купюра, «полтишок».
      - Ну вот, до вечера, допустим,  продюжим, - всё так же, будто то о постороннем и ненужном подумал он. – А там, даст бог, и заснуть смогу. Хоть на чуть-чуть.
      Звонок в дверь испугал его:  уж слишком неожиданно и оглушительно прозвучал он в безмолвной комнате. Сергей даже разом вспотел. Чертыхнулся и пошел открывать.
      Вовка. Дружок.
      - Чего тебе? – неприязненно спросил того и, не дожидаясь ответа, направился на кухню.
      - О те раз! – Вовка шумно запирал замки. – А кто меня вчера в гости звал?!
      - Стоп! – Сергей повернулся к тому. – Не разувайся пока, сходи, купи что-нибудь. – Он полез в карман за деньгами.
      - Придурок. -  Тот всё-таки разулся. – Я к тебе что, с пустыми руками, что ли? Продолжай движение! – и подтолкнул хозяина пакетом к кухне. Принюхался, покачал головой: - Ну,  и срачь у тебя!
      Кругом стояли бутылки из-под различного спиртного… засохшие остатки пищи в тарелках вперемежку с окурками… пыль, пыль, пыль…
      - Никак с женщиной был? А чего тогда такой бардак недельный? Один, что ли квасишь? Ну, ты, брат, даёшь! Сейчас, погоди… Сядем – расскажешь…
      Володька мигом сполоснул пару чашек; залез в холодильник, но ничего, кроме ополовиненной трехлитровки с солёными огурцами не обнаружил. Засохший, давно порезанный хлеб…
      - Ничего, Серый, пока этого хватит.
      Сгрёб со стола грязную посуду. Клеёнку тоже отбросил к мойке.
      - Всё, хозяин, садись. Лечить тебя, убогого, буду.
      После второй дозы Сергей начал рассказывать.
      - Кранты мне, Вовка. Отлуп мне, как Щукарю, дали…
      - Опосля обеда зайти надо было, - попытался пошутить друг.
      Сергей дёрнул головой, продолжил тихо.
      - …Редактор молчит. Заткнулась. И телефон не берёт. И в журналах ничего не приняли. В трёх, представляешь, Вовка? В трёх! А я, ведь, самое лучшее  им посылал! И по их профилю…
      - А чего редактор молчит? Обещала же напечатать, подкорректировать и напечатать. – Вовка хрустнул огурцом и сморщился. – Они у тебя трехгодичные, что ли? Кислятина! И уксуса навалом!..
      - Обещала, - тускло ответил Серёжка. – А теперь обещает через полгода мной заняться. Говорит: запарка. К юбилею города местных классиков печатает.
      - И чего? Подожди с полгода. – Вовка все-таки осилил огурец.
      Сергей  закурил.
      - А жить на что? Да и читал я этих классиков, Вовка. Вовка, - он поднял блестящие, уставшие от спиртного глаза на друга. – Неужели их ещё кто-то читает? Вовка! Это же скукота неимоверная! Застрелиться хочется. И сюжеты, и слог… Жвачка. И они – классики?!
      - Не-е, это ты у нас талантище, классик, правильно я понимаю?
      Вовке надоело нытье друга. Да и за «классиков» местных обиделся. Правда, сам их не читал, но чего этот-то?!.. Огульно всех! Пупок земной… Белинский похмельный… Писал бы лучше их – и сам бы «классиком»  был, а то сидит, выпендривается. «Жвачка»… Гюнюальность в ём клокочет, хрен с бугра…
      А Серёжка и не обиделся вовсе. Всё так же, опустив голову, курил и негромко  продолжал:
      - Козёл ты, Вовка. Я к тебе по-человечески… Плесни лучше. – Он поднял рюмку. – Я тебе честно говорю: скучно и неинтересно. Жвачка. У всех. И все члены Союза, представляешь?
      - Давай, поднимай… Люди работу свою честно всю жизнь делали -  вот и дослужились до издания.
      Сергей исподлобья посмотрел на него, отставил рюмку в сторону.
      - Не работа это, Володька, - голос у него совсем потух. – Это в газете работа. Душу на изнанку выворачиваешь, и то не всегда получается, а ты… Не работа это.
      - Значит, умственная работа! – продолжал упираться друг. Он, видимо, привык ко вкусу огурцов, хрумкал их один за другим. – Ты пей, пей, у меня ещё есть!
     - Ты Шукшина читал?  Астафьева?
     Вовка молча кивнул.
      - А Белова?
      Тот снова кивнул.
      - И что, никакой разницы не почуял?
      Вовка с трудом прожевался.
      - Ты, земеля, великих - то не трогай! Дорасти сначала!
      - Так почуял?..
      - Отстань! Белов тоже хорошо пишет! И Распутин.
      - Угу. Хорошо, - согласился  Сергей. – Хорошие  у них  деревни. Лубочные. С драмой, трагедией, комедией… Но – лубочные! Старичок-можечок какой-нибудь обязательный. Умный-умный! И мудрый, до усеря! Говор надуманный…  Не говорят так в жизни! В книгах только!.. И хоть бы что душу тронуло…
      Вовка сыто откинулся на спинку стула, потянулся до хруста в позвоночнике, закурил.
      - Шибко уж вы, сударь, привередливы. Кому - то ж нравится…
      - А мне обидно, что они свою писанину за действительную жизнь выдает!  А ничего живого… Подобие… Ну, у них хоть язык талантливый был, а наши…
      Сергей махнул рукой и выпил.
      - Во! Вот это дело! – под руку бубнил Владимир. – А то ноешь здесь, ноешь… Сейчас посидим, покумекаем, чего делать. Не боись, Серый! Прорвёмся! Один раз прорвались уже – и снова прорвёмся!
      - Да если б не башли твои тогда – хрен бы я где напечатался. Тебе спасибо.
      - Ничего, ничего. Придумаем что-нибудь. Не дам я тебе протухнуть в одиночестве.
      - Не придумаем. Не возьму я больше у тебя деньги.
      - А кто тебе про деньги говорит?  - удивился Вовка. - Да я и сам тебе не дам… Вот дорастёшь в творчестве до «классиков»…
     - Не дорасту, - перебил его Сергей. – Поздно мне в сорок пять… Вот здесь, - он пальцем постучал по лбу. – уже всё устаканилось. Не изменишь. Как писал, так и буду.
    - Ну, это мы ещё посмотрим. А я, честно говоря, удивился: думал, ты совсем ничего уже не читаешь, а ты, смотри, даже местных прочитал, - оживился Вовка.
    - Читаю. Любимое только. Да в Интернете немножко. Там иногда такие «изюминки» попадаются! Мальчишку здесь одного читал. Сюр какой - то пишет, а оторваться невозможно: затянуло! А ты говоришь: «наши современники»…
      - Не свисти. Я этого не говорил. Ты лучше скажи, на что жить будешь? Из конторы уволился… И книгу не напечатали…
      - Не знаю, Вовка, - после длительного молчания ответил Сергей. – Найду что-нибудь… Прискреплюсь…
      - Дай бог, дай бог. – Владимир поднялся, открыл балконную дверь. – Слушай, а если я с редактором поговорю, а? Ежели ты нравишься, но финансов нет, может, и я чем помогу? «На паях», так сказать, а? Нам же от неё что надо?  Тираж, пиар и продажа. Эт всё по её части.
      - Не надо. Не могу я клянчить. Не умею.
      - Ну, и кто из нас козёл?! – по-настоящему разозлился Володька, вышвырнул окурок на улицу. -  Все вокруг него, как на цырлах: «Серёженька, Серёженька, ну, пожалуйста, ну, сделай, ну, замолви словечко…» Козёл ты и есть самый настоящий! А не козерог!
      - Я никого ничего не просил для меня делать!
      - Да?! А кто вчера мне звонил? А кто сегодня здесь сопли распускает? А кто к редакторше ездил? Я, что ли?! Сука ты! Сдохнуть гордо хочешь? – так сдыхай, а рассказы - то твои здесь причём? Им тоже сдохнуть вместе с тобой прикажешь?  Иль на посмертные публикации рассчитываешь, Хлебников ты мой недоделанный? И ведь ничего от тебя не требуется: там чуть засветиться, здесь сказать что-нибудь, с читателями  в библиотеке какой – нибудь  встретиться… Нет! Что ты! Гордость какая-то идиотская!  Гонор!..
      - Я не потому…
      - Заткнись! И слушай! Мне наплевать на тебя, понял? Мне писанину твою жалко, напечатать хочется! Что бы люди почитали, поплакали, посмеялись, что бы в душе у них что - то шевельнулось… чтоб не «жвачку» потребляли, а ты… Э-эх, сука ты, Серый! Так пишешь, а сам… Как дерьмо в проруби!

      Солнце било сквозь шторы на сидящих за столом умолкнувших друзей. Облака, гонимые ветром, периодически закрывали его и поэтому казалось, что в комнате крутят слайд-фильм на допотопном диапроекторе.

      … Володька прикрыл спящего Сергея пледом, закурил.
      За окнами стояла пожелтевшая от фонарей ночь. Визгливо шуршали  колесами машины. Кто-то ругался в соседнем дворе. В тишине всё это проявлялось как-то отчетливо, близко. 
      Дым от сигареты пластом тянулся к форточке, сужался, как река в ущелье, улетучивался.
      Хозяин о чем-то забормотал в пьяном угаре, застонал.
      - Серый, Серый…
      Володька легонько погладил того по плечу, успокоил; вышел на кухню. Посмотрел на гору грязной посуды. Стянул свитер и встал к мойке.
      - Серый, Серый… Как же тебе помочь, бедолаге? Ну, вложу я снова деньги… Опять пшик получится. Было уже, напечатал повестушку. «Для своих», называется… Ни в одном магазине не приняли! Вхолостую всё… Известность тебе нужна, тогда и печатать будут, и старое всё разойдётся. Да ещё раритетом будет.
      Он заметил, что тупо смотрит на перевёрнутый пустой туб из-под «Ферри». Полез в шкафы, затем в холодильник. С трудом нашел давнишнюю распечатанную  баночку с засохшей горчицей.
      - Что ж, армию вспомним, нам не привыкать, - подумал, невесело усмехнувшись, он. – Сколько мы там с Серым чашек передраили – не сосчитать. Эх! – бросил в сердцах ложку в мойку. Брызги долетели до рубашки,  до лица. Утёрся неловко локтем. – Ни одного знакомого в этой долбанной богеме! Журналишку хоть какого-нибудь задрипанного найти, подкупить, чтоб пропиарил! – Замедлился с мытьём, замер. – Нет, нельзя. Узнает этот придурок – век врагом буду. – Вновь заелозил ёршиком по кастрюле. - Бабу ему найти надо. Не вернется он к Ленке. Да и она к нему не придёт, упёртые оба. Козероги. А как бараны. Это ж надо: столько лет прожили – и разбежались!
      Володька положил ершик и подошел к столу, с удовольствием выпил. Оглянулся на мойку: две кружки, тарелка, ложка… Потерпят до завтра. Выпил вторую рюмку, выключил свет и с блаженным вздохом возлёг на диван, не раздеваясь. Было жестко, неудобно. Долго ворочался; потом опять что-то вспомнил, поднялся и нашел в куртке телефон.
      - Ксюш, привет, - проговорил слегка сипло, кашлянул. – Ты меня извини: забыл отзвониться. Я у Серого сегодня заночую… Да, конечно!.. Он, видимо, с неделю не просыхает… никакушенький…  Завтра попробую капельницу поставить. Да, всё купил по пути… Жрать? Найдем что-нибудь, не сдохнем. Мне б его «почистить», потом на кодировку затащу. Да хоть на десятую!..  Не лезь под кожу! Пусть хоть с месяц не попьет! Есть, есть у него деньги на кодировку, не скрипи, не свои трачу.  Всё, отбой. До завтра, Ксюх.
      Долго молча стоял, опустив бессильно руки. Затем включил свет и вновь присел к столу. 
      - …! Вот, нашел себе заморочку на задницу! Что я ему, нянька, что ли?! Своих, что ли дел нет? Тоже – и жена, и дети… И работа! А он, сучонок, пишет в свое удовольствие – и всё ему по хрену! И пьёт, козёл, в своё удовольствие! А как деньги – так клянчить! Урод!
      Володька огляделся. Ага, вон, где я её поставил. Взял с подоконника водку. Вспомнил: жратву посмотреть в холодильнике! Открыл и долго тупо пялился на пустую банку из-под огурцов.
      - …А с другой стороны… Сдохнет – и ничего не останется.  Кому, к черту, дохлый графоман нужен? Живой-то не нужен…
      Закрыл холодильник.
      - И «Суку» его никто не прочитает, и «Дорогу»… Дерьмо читать будут, а «Суку» не найдут. Чего? Вспомнилось, как ревел над ней? – он невесело усмехнулся, отпил из горлышка. – А кто б в молодости сказал, что из Серого писатель выйдет – уржались бы! «Писатель»… Троешник голимый! «Писатель»… Застрелиться можно… Так, стоп! Первое, - совершенно трезво стал составлять план. – вывести дурака из запоя. Второе: всё - равно найти редактора или журналиста. Дать почитать рукописи – и чтоб заметку тиснул в газете. Пусть маленькую, но и то – дело. О! Розовский с гастролями приезжает! Может, ему подсунуть? Обнаглеть и подсунуть? В ресторанчик сводить? А что, нормальный же, кажется, мужик. Вдруг понравится, слух  по Москве запустит?..
      Из соседней комнаты донесся храп вперемежку с жалобным бормотанием.
      - На Серёгу надежды нет. С его комплексами только в морге жить. Давай, Волоха, выручай братана. У этого дурака, поди, ещё куча таких «Сук» написано… «Если не ты, то кто же?»
      Он оглянулся. Никого вокруг не было. Висел табачный дым под люстрой. Стоял пустой холодильник в углу. И сидел за столом седой сорокапятилетний хирург, заведующий детским кардиоцентром. И пил в одиночестве водку.
      А за стеной спал друг и бывший одноклассник Серёжка. Наверное, пока ещё не писатель. Или уже не писатель. Но которого он уже спасал. Пока – подняв рюмку за всеобщее здоровье.


      
       ГЛАВА   4

      - Вов, что это со мной? – Сережка с трудом разлепил тяжелые веки, уставился на какие-то трубки, бинты.
      - Лежи, лежи.  Не шевелись только. Капельницу я тебе поставил. – Голос друга, бархатный и успокаивающий, звучал рядом. И ладонь его – громадная и прохладная – ласково гладила по голове.
      - Я что вчера, скопытился? – Сергей осторожно повернул голову. – Опьянел, да?
      - Ничего, ничего… Нормальный был… Только пил, видимо, долго. Ничего, Серый. Сейчас «почистимся», полегчает.
      - А я уже сейчас выпить хочу. Ничего не помню. – Сергей  равнодушно отвернулся.
      - Вот! Видишь? А «почистимся» - и пить ничего не захочется. Кроме чая. – Лицо друга влезло в обзор.
      - Вов, дай чая, - попросил Сергей.
      - Щас! Аль момент! – Володька утопал на кухню, долго чем-то гремел.
      Сергей огляделся: капельница, пристёгнутая к торшеру, трубки, жидкости… Залез свободной рукой под подушку, достал ополовиненную бутылку, присосался.
      - Сука ты, Серый, - спокойным голосом произнёс над ним Володька. – Хоть бы со мной поделился, а то, как крыса…
      Серёжка захлебнулся от неожиданности, закашлялся натужно.
      - Я же тебе вчера предлагал…
      - То было вчера. – Володька отобрал остаток, выпил длинным глотком. – А сегодня что? Не до меня? Всё! Лежи. Лечись. Чай сейчас будет. Я – рядом.
      - Вов, - жалобно протянул Сергей ему вслед. – Там, в ванне,  за бачком, ещё немного есть.
      - О, мерси, братан. Как раз под рассол. Всё, отбой, рота. Спать!
      -  Вов, - так же жалобно продолжил тот вслед другу. – Я не буду кодироваться! Не помогает мне!
      - Не будешь, не будешь, - успокоил тот. – Всё! Спать!
      И Серёжка вновь заснул.  
      Володька подошел к столу, тихонько подхватил хозяйский ноутбук, мельком взглянул на капельницу и вернулся на кухню.
      - Что, доктор, к мракобесию прикоснёмся? – усмехнулся он невесело и набрал на клавиатуре «Целители».

                                          .     .     .

      Они уже минут десять сидели в машине.  Сергей дымил одну сигарету за другой. Дым не успевал вытягиваться в открытые окна, висел слоями в салоне, но Вовка молчал: пусть курит, может, успокоится. А то ведь не верит мне.
      - А сам-то ты веришь? – одёрнул он себя.

      Тогда, вечером, он пересмотрел в Интернете всех этих «целителей» и «экстрасенсов». И выбрал одного, с большим количеством положительных отзывов и  комментариев. Благообразный мужичонка с окладистой опрятной бородой. Юрий Андреевич Очукашин. Внимательные глаза под очками. Но главное – отзывы. И из Израиля, и из Германии, и из Казахстана. Восторженные, благодарные. Но больше всего поразили местные, городские. Возникло ощущение, что пил весь миллионный город, и он, этот бородач, спасал этот город от пьянства.
      Володька вышел на контакт, объяснил ситуацию с другом.
      Целитель попросил фотографии друга и краткий экскурс Серёжкиной жизни.
      Вовка нашел в ноутбуке несколько фотографий Сергея, нашлёпал на клавиатуре краткую автобиографию того и отослал.
      Через пару минут  Очукашин  попросил фотографию затылочной части Серёжки, но её, к сожалению, не оказалось. Что оказалось не критичным. Самое поразительное: целитель не лечил! Не кодировал! «Я буду просто беседовать тет-а-тет. Без кодировки. Без сигнальных слов.  Без гипнотического  вмешательства. Просто беседовать. За пять тысяч»
      Вовка, как заведующий медцентром, согласился. Расценки были на уровне.

      И вот они уже десять минут сидят в машине у дома целителя, а Серёжка всё никак не может решиться. Хотя ещё вчера всё было обговорено и решено.
      - Серый, кончай кота за хвост тянуть! – начал потихоньку закипать Владимир. – Что ты, как баба?! Тебя что, пытать будут? Ни  уколов, ни кодировки!.. Посидите, поговорите… Не понравится – уйдёшь к чертям! Ждёт же человек! Идём!
      Сергей нехотя полез из машины. Подошли к подъезду жилого дома.
      - У него что, на третьем этаже офис?
      -Наверное. - Володька сам уже засомневался. Набрал код. - Снимают, поди.
      - Ага, -  буркнул Сергей. – В жилом доме. На третьем этаже.
      - Юрий Андреевич, это Владимир Иванович!  Мы с вами на семь договаривались!
      - Пусть Сергей проходит. Один, – донеслось из домофона. – Вы подождите в машине.
      - Серега, на! – Вовка торопливо сунул другу конверт. – Передашь ему, - и направился к машине.
      Сергей, придерживая ногой дверь, заглянул в конверт. Пятихатка. Да-а, расценочки, мать их. Видимо, и вправду, исцеляет. Вздохнул и вошёл в подъезд.

© Copyright: Владимир Потапов, 2018

Регистрационный номер №0432714

от 28 ноября 2018

[Скрыть] Регистрационный номер 0432714 выдан для произведения:
      ГЛАВА   3

      Они расстались с женой  пять лет назад. 
      Когда фраза: «Давай расстанемся» наконец-то прозвучала – ничего не изменилось на свете. Ни у кого не случился инфаркт. Не померк свет за окном. Не остановились часы: тикали и тикали в тишине, отсчитывая уже другую жизнь.
      - Что это ты так, вдруг?.. – напряженным  голосом спросила жена. Отставила кофейную чашку в сторону. Но на него не посмотрела: как уставилась на вазу с сухим ковылем  – так и не отрывала взгляда, дожидаясь  ответа от Сергея.
      Он, курящий у балконной двери, тоже смотрел в сторону.
      - Врать я устал. Да и не «вдруг» это, сама знаешь…
      - Ничего я не знаю! Может, скажешь: почему?
      - Господи! Ну, что ж такое?! – заныло,  простонало  у него в груди. – Опять вокруг да около ходить будем… Причины какие-то искать, выдумывать… И, ведь, оба понимаем: «Опять врём и недоговариваем, опять!» Нет, тянем кота за хвост! Выговоримся – и как - будто истину  нашли, утихнем на месяц. Тишь да гладь, да божья благодать… Идеальная семейка…  А потом-опять по новой…
      Сергей посмотрел на неё и встретился глазами.
      - Лена, считай, что я нашел другую и ухожу, - сказал он вслух. – И всё. Не будем об этом. – Раздавил окурок в пепельнице. – Я пошел собираться. – И, уже выходя из комнаты, произнёс: - Ты сама увидишь: лучше всем будет. Через месяц, через два… Вот увидишь.
      И услышал вслед:
      - Серёж, ты только не пей. Сопьёшься…
      У него напряглась спина.  Кривая улыбка, похожая на гримасу боли  непроизвольно наползла на лицо.
      - Не спился же с вашей любовью, - не поворачиваясь, ответил он и замер. Ответа не дождался и пошел дальше. И все-таки оглянулся.
      - Ну-ну, смотри… - жена запахнула поплотней халат, прикрыла кулачком еле сдерживаемую зевоту. – И, все-таки, куда ты сейчас?
      - На материнской квартире поживу.
      - Да - а, недолгая у нас любовь случилась…  Двадцатку даже не одолели… 
      Он остановился, ожидая продолжения. Но жена всё так же прикрывалась кулачком.
      -  Я что, капитан дальнего плавания? -  Но ответа не дождался. – Ладно, пока…
      Они, не глядя друг на друга, одновременно кивнули головами, и он вышел. А она закрыла дверь на замок.
      Его шаги мерно и мелодично звучали в пустом подъезде, как сильные доли в застрявшем в его голове двустишье: «Всё меньше адресов, где я могу остаться, не заплатив за ужин и ночлег…»


       …Он переехал  жить на мамину квартиру, которую они до этого сдавали. Вполне приличное  для одинокого мужика жильё.
      Ничего почти не изменилось в его жизненном укладе. Готовки, правда, прибавилось. Да по мелочам кое-что: закупки, стирка, уборка. Ему это было не в тягость. Другое радовало: отвалился «кусок» фальшивой жизни. Где надо было претворяться и лгать. Хотя бы молчанием.
      Он давно уже, лет десять назад понял: их ничего не связывает. Только воспоминания о прожитом. Да тревога за будущее дочерей. Да и это… Лживо как-то всё казалось. Выросли дочки, взрослые, обеим  под  двадцать. Обучены, обустроены, замужем.  Можно было бы жить и в этой пустоте, если б не молчаливая с обеих сторон ложь: мы счастливы, как и раньше, у нас всё хорошо, любовь жила и живёт в нашем доме… А любви-то и след простыл! Давно. Вечность назад. А почему и когда – не понять… не вспомнить…
      Ну, не быт же её убил,  любовь  эту! В те далёкие годы он, этот быт, наоборот, приносил столько счастья, что их лица постоянно светились улыбками. Квартиру дали! Жильё! Отдельное! И сразу же, через девять месяцев родилась вторая дочка, Катька! Телевизор! Гарнитур «Мечта»! Широченный диван-кровать, на котором не надо было прижиматься во сне друг к другу, как на панцирной сетке, слившись воедино, чтобы не упасть… Велосипеды, книги, посуда, машина… «И чайник со свистком»… Как они были рады любой мелочи! Праздник, вечный праздник!
      И друзья – старые, верные,  пережившие с ними самые трудные и самые счастливые, наполненные бедами и любовью времена  молодости – они тоже  как-то постепенно, незаметно  отдалялись. Переезжали.  Умирали. Разводились. И появлялись новые друзья.  С ними было спокойно, уютно и … пусто.  Их не было рядом в те, прошедшие годы. Они требовались, как антураж, как пусть малое, но спасение от их напряженных недомолвок, умолчания и необязательной лжи.


      Он был рад, что не завёл  у себя, одинокого, никакой живности: ни кошки, ни собаки, ни рыбок. И не столько из-за денег (невелика сумма, потянул бы как-нибудь), а из-за хлопот: это ж, хочешь-не хочешь, а кормить надо, прогуливать. А какой сейчас из него «прогульщик»: руки трясутся, внутри тоже всё трясётся. Не до скотины, самому бы выжить.
      - А  Ленка правильно сделала, что рассталась со мной, - безразлично подумал он, шаря по карманам в поисках денег. – Чего на такую харю с утра смотреть? Самой жить не захочется…
      Мелочь, всё-таки, нашлась. И даже одна смятая купюра, «полтишок».
      - Ну вот, до вечера, допустим,  продюжим, - всё так же, будто то о постороннем и ненужном подумал он. – А там, даст бог, и заснуть смогу. Хоть на чуть-чуть.
      Звонок в дверь испугал его:  уж слишком неожиданно и оглушительно прозвучал он в безмолвной комнате. Сергей даже разом вспотел. Чертыхнулся и пошел открывать.
      Вовка. Дружок.
      - Чего тебе? – неприязненно спросил того и, не дожидаясь ответа, направился на кухню.
      - О те раз! – Вовка шумно запирал замки. – А кто меня вчера в гости звал?!
      - Стоп! – Сергей повернулся к тому. – Не разувайся пока, сходи, купи что-нибудь. – Он полез в карман за деньгами.
      - Придурок. -  Тот всё-таки разулся. – Я к тебе что, с пустыми руками, что ли? Продолжай движение! – и подтолкнул хозяина пакетом к кухне. Принюхался, покачал головой: - Ну,  и срачь у тебя!
      Кругом стояли бутылки из-под различного спиртного… засохшие остатки пищи в тарелках вперемежку с окурками… пыль, пыль, пыль…
      - Никак с женщиной был? А чего тогда такой бардак недельный? Один, что ли квасишь? Ну, ты, брат, даёшь! Сейчас, погоди… Сядем – расскажешь…
      Володька мигом сполоснул пару чашек; залез в холодильник, но ничего, кроме ополовиненной трехлитровки с солёными огурцами не обнаружил. Засохший, давно порезанный хлеб…
      - Ничего, Серый, пока этого хватит.
      Сгрёб со стола грязную посуду. Клеёнку тоже отбросил к мойке.
      - Всё, хозяин, садись. Лечить тебя, убогого, буду.
      После второй дозы Сергей начал рассказывать.
      - Кранты мне, Вовка. Отлуп мне, как Щукарю, дали…
      - Опосля обеда зайти надо было, - попытался пошутить друг.
      Сергей дёрнул головой, продолжил тихо.
      - …Редактор молчит. Заткнулась. И телефон не берёт. И в журналах ничего не приняли. В трёх, представляешь, Вовка? В трёх! А я, ведь, самое лучшее  им посылал! И по их профилю…
      - А чего редактор молчит? Обещала же напечатать, подкорректировать и напечатать. – Вовка хрустнул огурцом и сморщился. – Они у тебя трехгодичные, что ли? Кислятина! И уксуса навалом!..
      - Обещала, - тускло ответил Серёжка. – А теперь обещает через полгода мной заняться. Говорит: запарка. К юбилею города местных классиков печатает.
      - И чего? Подожди с полгода. – Вовка все-таки осилил огурец.
      Сергей  закурил.
      - А жить на что? Да и читал я этих классиков, Вовка. Вовка, - он поднял блестящие, уставшие от спиртного глаза на друга. – Неужели их ещё кто-то читает? Вовка! Это же скукота неимоверная! Застрелиться хочется. И сюжеты, и слог… Жвачка. И они – классики?!
      - Не-е, это ты у нас талантище, классик, правильно я понимаю?
      Вовке надоело нытье друга. Да и за «классиков» местных обиделся. Правда, сам их не читал, но чего этот-то?!.. Огульно всех! Пупок земной… Белинский похмельный… Писал бы лучше их – и сам бы «классиком»  был, а то сидит, выпендривается. «Жвачка»… Гюнюальность в ём клокочет, хрен с бугра…
      А Серёжка и не обиделся вовсе. Всё так же, опустив голову, курил и негромко  продолжал:
      - Козёл ты, Вовка. Я к тебе по-человечески… Плесни лучше. – Он поднял рюмку. – Я тебе честно говорю: скучно и неинтересно. Жвачка. У всех. И все члены Союза, представляешь?
      - Давай, поднимай… Люди работу свою честно всю жизнь делали -  вот и дослужились до издания.
      Сергей исподлобья посмотрел на него, отставил рюмку в сторону.
      - Не работа это, Володька, - голос у него совсем потух. – Это в газете работа. Душу на изнанку выворачиваешь, и то не всегда получается, а ты… Не работа это.
      - Значит, умственная работа! – продолжал упираться друг. Он, видимо, привык ко вкусу огурцов, хрумкал их один за другим. – Ты пей, пей, у меня ещё есть!
     - Ты Шукшина читал?  Астафьева?
     Вовка молча кивнул.
      - А Белова?
      Тот снова кивнул.
      - И что, никакой разницы не почуял?
      Вовка с трудом прожевался.
      - Ты, земеля, великих - то не трогай! Дорасти сначала!
      - Так почуял?..
      - Отстань! Белов тоже хорошо пишет! И Распутин.
      - Угу. Хорошо, - согласился  Сергей. – Хорошие  у них  деревни. Лубочные. С драмой, трагедией, комедией… Но – лубочные! Старичок-можечок какой-нибудь обязательный. Умный-умный! И мудрый, до усеря! Говор надуманный…  Не говорят так в жизни! В книгах только!.. И хоть бы что душу тронуло…
      Вовка сыто откинулся на спинку стула, потянулся до хруста в позвоночнике, закурил.
      - Шибко уж вы, сударь, привередливы. Кому - то ж нравится…
      - А мне обидно, что они свою писанину за действительную жизнь выдает!  А ничего живого… Подобие… Ну, у них хоть язык талантливый был, а наши…
      Сергей махнул рукой и выпил.
      - Во! Вот это дело! – под руку бубнил Владимир. – А то ноешь здесь, ноешь… Сейчас посидим, покумекаем, чего делать. Не боись, Серый! Прорвёмся! Один раз прорвались уже – и снова прорвёмся!
      - Да если б не башли твои тогда – хрен бы я где напечатался. Тебе спасибо.
      - Ничего, ничего. Придумаем что-нибудь. Не дам я тебе протухнуть в одиночестве.
      - Не придумаем. Не возьму я больше у тебя деньги.
      - А кто тебе про деньги говорит?  - удивился Вовка. - Да я и сам тебе не дам… Вот дорастёшь в творчестве до «классиков»…
     - Не дорасту, - перебил его Сергей. – Поздно мне в сорок пять… Вот здесь, - он пальцем постучал по лбу. – уже всё устаканилось. Не изменишь. Как писал, так и буду.
    - Ну, это мы ещё посмотрим. А я, честно говоря, удивился: думал, ты совсем ничего уже не читаешь, а ты, смотри, даже местных прочитал, - оживился Вовка.
    - Читаю. Любимое только. Да в Интернете немножко. Там иногда такие «изюминки» попадаются! Мальчишку здесь одного читал. Сюр какой - то пишет, а оторваться невозможно: затянуло! А ты говоришь: «наши современники»…
      - Не свисти. Я этого не говорил. Ты лучше скажи, на что жить будешь? Из конторы уволился… И книгу не напечатали…
      - Не знаю, Вовка, - после длительного молчания ответил Сергей. – Найду что-нибудь… Прискреплюсь…
      - Дай бог, дай бог. – Владимир поднялся, открыл балконную дверь. – Слушай, а если я с редактором поговорю, а? Ежели ты нравишься, но финансов нет, может, и я чем помогу? «На паях», так сказать, а? Нам же от неё что надо?  Тираж, пиар и продажа. Эт всё по её части.
      - Не надо. Не могу я клянчить. Не умею.
      - Ну, и кто из нас козёл?! – по-настоящему разозлился Володька, вышвырнул окурок на улицу. -  Все вокруг него, как на цырлах: «Серёженька, Серёженька, ну, пожалуйста, ну, сделай, ну, замолви словечко…» Козёл ты и есть самый настоящий! А не козерог!
      - Я никого ничего не просил для меня делать!
      - Да?! А кто вчера мне звонил? А кто сегодня здесь сопли распускает? А кто к редакторше ездил? Я, что ли?! Сука ты! Сдохнуть гордо хочешь? – так сдыхай, а рассказы - то твои здесь причём? Им тоже сдохнуть вместе с тобой прикажешь?  Иль на посмертные публикации рассчитываешь, Хлебников ты мой недоделанный? И ведь ничего от тебя не требуется: там чуть засветиться, здесь сказать что-нибудь, с читателями  в библиотеке какой – нибудь  встретиться… Нет! Что ты! Гордость какая-то идиотская!  Гонор!..
      - Я не потому…
      - Заткнись! И слушай! Мне наплевать на тебя, понял? Мне писанину твою жалко, напечатать хочется! Что бы люди почитали, поплакали, посмеялись, что бы в душе у них что - то шевельнулось… чтоб не «жвачку» потребляли, а ты… Э-эх, сука ты, Серый! Так пишешь, а сам… Как дерьмо в проруби!

      Солнце било сквозь шторы на сидящих за столом умолкнувших друзей. Облака, гонимые ветром, периодически закрывали его и поэтому казалось, что в комнате крутят слайд-фильм на допотопном диапроекторе.

      … Володька прикрыл спящего Сергея пледом, закурил.
      За окнами стояла пожелтевшая от фонарей ночь. Визгливо шуршали  колесами машины. Кто-то ругался в соседнем дворе. В тишине всё это проявлялось как-то отчетливо, близко. 
      Дым от сигареты пластом тянулся к форточке, сужался, как река в ущелье, улетучивался.
      Хозяин о чем-то забормотал в пьяном угаре, застонал.
      - Серый, Серый…
      Володька легонько погладил того по плечу, успокоил; вышел на кухню. Посмотрел на гору грязной посуды. Стянул свитер и встал к мойке.
      - Серый, Серый… Как же тебе помочь, бедолаге? Ну, вложу я снова деньги… Опять пшик получится. Было уже, напечатал повестушку. «Для своих», называется… Ни в одном магазине не приняли! Вхолостую всё… Известность тебе нужна, тогда и печатать будут, и старое всё разойдётся. Да ещё раритетом будет.
      Он заметил, что тупо смотрит на перевёрнутый пустой туб из-под «Ферри». Полез в шкафы, затем в холодильник. С трудом нашел давнишнюю распечатанную  баночку с засохшей горчицей.
      - Что ж, армию вспомним, нам не привыкать, - подумал, невесело усмехнувшись, он. – Сколько мы там с Серым чашек передраили – не сосчитать. Эх! – бросил в сердцах ложку в мойку. Брызги долетели до рубашки,  до лица. Утёрся неловко локтем. – Ни одного знакомого в этой долбанной богеме! Журналишку хоть какого-нибудь задрипанного найти, подкупить, чтоб пропиарил! – Замедлился с мытьём, замер. – Нет, нельзя. Узнает этот придурок – век врагом буду. – Вновь заелозил ёршиком по кастрюле. - Бабу ему найти надо. Не вернется он к Ленке. Да и она к нему не придёт, упёртые оба. Козероги. А как бараны. Это ж надо: столько лет прожили – и разбежались!
      Володька положил ершик и подошел к столу, с удовольствием выпил. Оглянулся на мойку: две кружки, тарелка, ложка… Потерпят до завтра. Выпил вторую рюмку, выключил свет и с блаженным вздохом возлёг на диван, не раздеваясь. Было жестко, неудобно. Долго ворочался; потом опять что-то вспомнил, поднялся и нашел в куртке телефон.
      - Ксюш, привет, - проговорил слегка сипло, кашлянул. – Ты меня извини: забыл отзвониться. Я у Серого сегодня заночую… Да, конечно!.. Он, видимо, с неделю не просыхает… никакушенький…  Завтра попробую капельницу поставить. Да, всё купил по пути… Жрать? Найдем что-нибудь, не сдохнем. Мне б его «почистить», потом на кодировку затащу. Да хоть на десятую!..  Не лезь под кожу! Пусть хоть с месяц не попьет! Есть, есть у него деньги на кодировку, не скрипи, не свои трачу.  Всё, отбой. До завтра, Ксюх.
      Долго молча стоял, опустив бессильно руки. Затем включил свет и вновь присел к столу. 
      - …! Вот, нашел себе заморочку на задницу! Что я ему, нянька, что ли?! Своих, что ли дел нет? Тоже – и жена, и дети… И работа! А он, сучонок, пишет в свое удовольствие – и всё ему по хрену! И пьёт, козёл, в своё удовольствие! А как деньги – так клянчить! Урод!
      Володька огляделся. Ага, вон, где я её поставил. Взял с подоконника водку. Вспомнил: жратву посмотреть в холодильнике! Открыл и долго тупо пялился на пустую банку из-под огурцов.
      - …А с другой стороны… Сдохнет – и ничего не останется.  Кому, к черту, дохлый графоман нужен? Живой-то не нужен…
      Закрыл холодильник.
      - И «Суку» его никто не прочитает, и «Дорогу»… Дерьмо читать будут, а «Суку» не найдут. Чего? Вспомнилось, как ревел над ней? – он невесело усмехнулся, отпил из горлышка. – А кто б в молодости сказал, что из Серого писатель выйдет – уржались бы! «Писатель»… Троешник голимый! «Писатель»… Застрелиться можно… Так, стоп! Первое, - совершенно трезво стал составлять план. – вывести дурака из запоя. Второе: всё - равно найти редактора или журналиста. Дать почитать рукописи – и чтоб заметку тиснул в газете. Пусть маленькую, но и то – дело. О! Розовский с гастролями приезжает! Может, ему подсунуть? Обнаглеть и подсунуть? В ресторанчик сводить? А что, нормальный же, кажется, мужик. Вдруг понравится, слух  по Москве запустит?..
      Из соседней комнаты донесся храп вперемежку с жалобным бормотанием.
      - На Серёгу надежды нет. С его комплексами только в морге жить. Давай, Волоха, выручай братана. У этого дурака, поди, ещё куча таких «Сук» написано… «Если не ты, то кто же?»
      Он оглянулся. Никого вокруг не было. Висел табачный дым под люстрой. Стоял пустой холодильник в углу. И сидел за столом седой сорокапятилетний хирург, заведующий детским кардиоцентром. И пил в одиночестве водку.
      А за стеной спал друг и бывший одноклассник Серёжка. Наверное, пока ещё не писатель. Или уже не писатель. Но которого он уже спасал. Пока – подняв рюмку за всеобщее здоровье.


      
       ГЛАВА   4

      - Вов, что это со мной? – Сережка с трудом разлепил тяжелые веки, уставился на какие-то трубки, бинты.
      - Лежи, лежи.  Не шевелись только. Капельницу я тебе поставил. – Голос друга, бархатный и успокаивающий, звучал рядом. И ладонь его – громадная и прохладная – ласково гладила по голове.
      - Я что вчера, скопытился? – Сергей осторожно повернул голову. – Опьянел, да?
      - Ничего, ничего… Нормальный был… Только пил, видимо, долго. Ничего, Серый. Сейчас «почистимся», полегчает.
      - А я уже сейчас выпить хочу. Ничего не помню. – Сергей  равнодушно отвернулся.
      - Вот! Видишь? А «почистимся» - и пить ничего не захочется. Кроме чая. – Лицо друга влезло в обзор.
      - Вов, дай чая, - попросил Сергей.
      - Щас! Аль момент! – Володька утопал на кухню, долго чем-то гремел.
      Сергей огляделся: капельница, пристёгнутая к торшеру, трубки, жидкости… Залез свободной рукой под подушку, достал ополовиненную бутылку, присосался.
      - Сука ты, Серый, - спокойным голосом произнёс над ним Володька. – Хоть бы со мной поделился, а то, как крыса…
      Серёжка захлебнулся от неожиданности, закашлялся натужно.
      - Я же тебе вчера предлагал…
      - То было вчера. – Володька отобрал остаток, выпил длинным глотком. – А сегодня что? Не до меня? Всё! Лежи. Лечись. Чай сейчас будет. Я – рядом.
      - Вов, - жалобно протянул Сергей ему вслед. – Там, в ванне,  за бачком, ещё немного есть.
      - О, мерси, братан. Как раз под рассол. Всё, отбой, рота. Спать!
      -  Вов, - так же жалобно продолжил тот вслед другу. – Я не буду кодироваться! Не помогает мне!
      - Не будешь, не будешь, - успокоил тот. – Всё! Спать!
      И Серёжка вновь заснул.  
      Володька подошел к столу, тихонько подхватил хозяйский ноутбук, мельком взглянул на капельницу и вернулся на кухню.
      - Что, доктор, к мракобесию прикоснёмся? – усмехнулся он невесело и набрал на клавиатуре «Целители».

                                          .     .     .

      Они уже минут десять сидели в машине.  Сергей дымил одну сигарету за другой. Дым не успевал вытягиваться в открытые окна, висел слоями в салоне, но Вовка молчал: пусть курит, может, успокоится. А то ведь не верит мне.
      - А сам-то ты веришь? – одёрнул он себя.

      Тогда, вечером, он пересмотрел в Интернете всех этих «целителей» и «экстрасенсов». И выбрал одного, с большим количеством положительных отзывов и  комментариев. Благообразный мужичонка с окладистой опрятной бородой. Юрий Андреевич Очукашин. Внимательные глаза под очками. Но главное – отзывы. И из Израиля, и из Германии, и из Казахстана. Восторженные, благодарные. Но больше всего поразили местные, городские. Возникло ощущение, что пил весь миллионный город, и он, этот бородач, спасал этот город от пьянства.
      Володька вышел на контакт, объяснил ситуацию с другом.
      Целитель попросил фотографии друга и краткий экскурс Серёжкиной жизни.
      Вовка нашел в ноутбуке несколько фотографий Сергея, нашлёпал на клавиатуре краткую автобиографию того и отослал.
      Через пару минут  Очукашин  попросил фотографию затылочной части Серёжки, но её, к сожалению, не оказалось. Что оказалось не критичным. Самое поразительное: целитель не лечил! Не кодировал! «Я буду просто беседовать тет-а-тет. Без кодировки. Без сигнальных слов.  Без гипнотического  вмешательства. Просто беседовать. За пять тысяч»
      Вовка, как заведующий медцентром, согласился. Расценки были на уровне.

      И вот они уже десять минут сидят в машине у дома целителя, а Серёжка всё никак не может решиться. Хотя ещё вчера всё было обговорено и решено.
      - Серый, кончай кота за хвост тянуть! – начал потихоньку закипать Владимир. – Что ты, как баба?! Тебя что, пытать будут? Ни  уколов, ни кодировки!.. Посидите, поговорите… Не понравится – уйдёшь к чертям! Ждёт же человек! Идём!
      Сергей нехотя полез из машины. Подошли к подъезду жилого дома.
      - У него что, на третьем этаже офис?
      -Наверное. - Володька сам уже засомневался. Набрал код. - Снимают, поди.
      - Ага, -  буркнул Сергей. – В жилом доме. На третьем этаже.
      - Юрий Андреевич, это Владимир Иванович!  Мы с вами на семь договаривались!
      - Пусть Сергей проходит. Один, – донеслось из домофона. – Вы подождите в машине.
      - Серега, на! – Вовка торопливо сунул другу конверт. – Передашь ему, - и направился к машине.
      Сергей, придерживая ногой дверь, заглянул в конверт. Пятихатка. Да-а, расценочки, мать их. Видимо, и вправду, исцеляет. Вздохнул и вошёл в подъезд.
 
Рейтинг: +2 242 просмотра
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!