Лунное затмение, гл.17

В августе 1998-го кооператив по производству пимпочек приказал долго жить. Какое-то время Евгений пребывал в состоянии прострации, а жена его не могла сориентироваться в ситуации. Если уж Женя, оптимист по натуре, лежит на диване без движения, то что же делать ей, истеричке и паникёрше! Но, как ни странно, Аня не плакала, не заламывала рук, не кляла судьбу. Она научилась печь блины на воде, жарить пончики, состоящие исключительно из муки и дрожжей, и варить суп из бульонных кубиков, а также помогла Лёликам открыть новое лакомство – чёрный хлеб с нерафинированным растительным маслом и солью…Ребята откусывали по маленькому кусочку и представляли себя голодающими детьми войны.

А ещё Анюта не спускала глаз с Евгения, ставшего на несколько месяцев её третьим ребёнком. Впервые она чувствовала себя старшей и ответственной за него. Это ощущение придавало сил и не разрешало раскисать. Женя был главной заботой. Аня прислушивалась к его вздохам, заставляла принимать пищу и иногда бриться, старалась беззаботно улыбаться, появляясь в комнате, где он лежал без движения, как тяжелобольной, и несколько раз в день повторяла, как заклинание:

- Ничего, Женька, не трусь! Прорвёмся!

Аня занимала и перезанимала деньги, выкручивалась, как могла. Но пришёл день, когда из еды остались только макароны. Без масла. Это ничего! Зато с сахаром… Плохо только, что без масла их не разогреть. Но это тоже ничего! Лёликов в школе покормят. А в пятницу Света обещала дать в долг. Ничего…

Когда Лёлики, придя из школы, объявили, что их не кормили, потому что в столовой не было света, Аня окаменела. Она стояла посреди коридора с опущенными руками и не знала, что делать. Не испугалась, не впала в отчаяние – просто не знала, что говорить, как реагировать. Провалилась в какую-то тёмную яму. Сколько в ней пробыла, не помнила...

Повисшая пауза разрешилась неожиданно и громко. В дверном проёме появился Евгений. На нём были надеты рваные шорты и футболка наизнанку. Небритое лицо опухло от долгого лежания. Но голос прозвучал до безобразия весело:

- А что, ребята, не поехать ли нам на гуманитарный обед к одной из бабушек? Подкормимся немножко, а завтра будем новую жизнь начинать, а? Как идея?

Аня вылезла из своей тёмной ямы и зажмурилась – то ли от яркого света, то ли от слёз:

- Женька… Ты что… Ты - правда?.. Наконец-то!..

Она не представляла, как можно начать новую жизнь в их положении, но Женя ведь сказал… Значит, можно. Значит, всё будет нормально. Значит, он опять старший. Господи, как же хорошо быть глупой и беспомощной! И Аня разревелась в ванной, как маленькая девочка – размазывая по щекам слёзы и хлюпая носом.

…Вечером, наевшиеся жареной картошки с маринованным огурцами и напившиеся «бабимашиного» малинового компота, они ввалились в свою квартиру шумной весёлой толпой и повергли в ужас мирно дремавшего кота Восю. Вообще-то изначально он был Васей – так его назвал Лёлик, собственно, и предложивший грязному орущему чудовищу сменить помойку на двухкомнатные хоромы… Лёля не могла перенести такой несправедливости: мало того, что котёнка принёс брат (сама она не решилась), так ещё и имя придумывать он будет!! Пока юная скандалистка перебирала в уме подходящие прозвища, котёнок начал откликаться на «Васю». Но Лёля всё-таки успела изменить одну букву, объяснив Лёлику, что Васек много, и это не интересно. Лёлик спорить не стал, потому что по опыту знал, что последнее слово должно остаться за сестрой, иначе Лёлька не успокоится, да ему, если честно, было до лампочки… Котёнку – тоже. Воська так Воська!

Кот за последние месяцы привык к относительному покою. Как ни старалась Аня создавать в доме непринуждённую обстановку, но всё же в нём частенько царила гнетущая тишина. Дети почти не дрались, редко шумели – то ли папино упадническое настроение действовало, то ли вынужденный пост… Восю очень всё это устраивало. В плане еды он был неприхотлив, зато уж спокойный сон в шкафу не променял бы ни за что на свете! Появление смеющейся шумной компании ясно показывало, что жизнь возвращается в его, Воськину, квартиру. Она, эта самая жизнь, включала в себя не только двухразовое питание, но и подвешивание за ноги, причёсывание, заворачивание в одеяло и другие муки… Вот по всему по этому Вося и не обрадовался началу новой жизни, объявленному на завтра главой семьи. Немного смягчила его скорбь по утраченному покою лишь сырая рыбина, появившаяся в миске. Это, конечно, был серьёзный аргумент. Котяра съел её целиком, вылизал миску и – ладно уж! – пошёл вместе с Лёликами делать уроки…

А Женя с Анютой сели на диване в своей комнате, включили «для фона» телевизор и принялись обсуждать планы на будущее. Вернее, Аня слушала и поддакивала, а Женя перечислял «каналы, которые надо прозондировать». Принимались во внимание все знакомые, появившиеся в отделах сбыта и снабжения. Их количество вселяло оптимизм. А учитывая его почти законченное экономическое образование…

Аня не очень вслушивалась. Зачем? В этих сбытах и снабжениях она всё равно ничего не понимает…А свою миссию она выполнила – вернула Женю к жизни. Ни разу не упрекнула. Ни разу при нём не заплакала. Крутилась, как могла… С голоду никто не умер. Завтра Света даст денег в долг. Всё, это в последний раз! Теперь пусть сам занимает, перезанимает, зарабатывает – как хочет!

Пока Аня лениво плавала в своих немудрёных мыслях, Женя вышел в коридор и с кем-то разговаривал по телефону. На следующее утро он чмокнул жену в щёчку и умчался начинать новую жизнь.

Две недели Евгений пропадал с утра до вечера, ночью спал как убитый, а короткий отрезок времени между ужином и сном проводил с телефонной трубкой под щекой и толстеньким блокнотом в руках. После очередного звонка делал какие-то пометки и повторял одну и ту же фразу:

- Процесс пошёл…

Аня кормила мужа, не отвлекала житейскими глупостями, вроде мусорного ведра и перегоревшей лампочки, – в общем, всячески способствовала «процессу». Не задавала лишних вопросов. Точнее, не задавала никаких вопросов. Во-вторых, чтобы не мешать, а во-первых, чтобы, не дай Бог, он не начал излагать подробности этого самого «процесса»… Надо будет слушать, реагировать… Как-то лень и неинтересно вовсе… Пусть уж сам! А она – всё остальное. Ну, в смысле, по хозяйству и вообще…

К зиме Евгений наконец-то трудоустроился. И очень даже неплохо, решила Аня. С одной стороны, на госпредприятие - старое, большое и надёжное. С другой стороны, в отдел, имеющий длинное мудрёное название и занимающийся чем-то неопределённым и вместе с тем безумно важным. Кажется, это называется «связями с общественностью»… Что там с чем Женя будет связывать, Анюта плохо себе представляла, но то, что организовал и возглавляет этот отдел Альберт Дмитриевич, вселяло определённые надежды. Мало того, что у этого А.Д. иномарка и жена в норковой шубе, так ещё имя такое… Строгое, внушающее уважение… «Правда, лицо у него… Да в общем-то, ничего такое лицо, гладкое. Но довольное, сытое и наглое. Хотя это, наверное, тоже плюс при нынешних условиях жизни… А у Женьки лицо хорошее. Можно даже сказать, благородное. Видно, что из интеллигентов…Неужели когда-нибудь тоже таким мордатым станет?! Интересно всё-таки, кого они там с кем связывать собираются… Надо будет спросить. Потом как-нибудь…»

Жизнь постепенно налаживалась. Женя снова стал энергичным, уверенным в себе Евгением Михайловичем. К Ане он относился всё так же нежно и бережно. Но что-то настораживало в его заботе. Что-то Анюте не нравилось…

Встретили Новый год. Шумно и весело. С друзьями, ананасами и красной икрой. Заодно отметили начало новой жизни. Это Леночка предложила. Она ошалела от шикарного стола, новой люстры и модной пальмы в плетёном кашпо. «Не знает, что мы ещё долги не раздали», - усмехнулась про себя Аня.

К лету раздали долги. И собрались ехать в Крым. Леночка начала откровенно завидовать. Ане всё время было стыдно, как будто они крадут деньги. Она сто раз пытала Женю, но глаза его оставались чистыми, а лицо порядочным и честным. Он объяснял жене, что в обществе происходит расслоение, невозможно всем сделать одинаковую зарплату и т.д. и т.п. В общем, проводил политинформацию. Анюта про это самое расслоение и сама догадывалась. Но не хотелось от Ленки отслаиваться. А жить хорошо хотелось. Вот если бы Женя нашёл для Кирилла местечко в своих связях с общественностью…

В Крым они не поехали, потому что заболел Алёшка, а потом у Жени приехали иностранцы, которые, видимо, и были представителями той самой общественности… Аня проявила заинтересованность и даже купила по этому поводу новую блузку. Но Женя намёка не понял, и танцевать с иностранцами ей не пришлось. Впрочем, скоро выяснилось, что это были китайцы. На фотографии самый высокий из них не доходил Жене до подмышек…

Зато Кирилл наконец-то нашёл приличную работу. Точнее, приличной была зарплата, но для Леночки эти два слова являлись синонимами. Она теперь постоянно находилась в хорошем настроении, разговаривала, кокетливо растягивая губки и изящно вытягивая пальчики. Аня внутренне подсмеивалась над этим выражением успешности у подруги, но, в целом, была рада за неё. По крайней мере, завидовать не будет…

Потянулись спокойные, сытые и похожие друг на друга дни. Члены семьи появлялись и исчезали каждый по своему графику. В Аниной голове все эти графики пересекались, составлялась единая картина жизни, состоящая из завтраков, обедов, ужинов, переодевания носков, заплетания косичек, сборов и напоминаний… Она то казалась себе стержнем, вокруг которого вращается семья Самойловых, то придатком в этом сложном организме.

Однажды ночью, не заснув вовремя, Аня попала в плен собственным мыслям и вот уже два часа раскладывала по полочкам события, слова, взгляды… Снова зацепилась за неясное неприятное ощущение, о котором всё не хватало времени как следует подумать…Да, что-то в Женином отношении ей не нравилось. Заботлив? Да. Нежен? Да. Он всегда таким был. Относился к ней, как к маленькой. Жалел. И сейчас… Нет, сейчас как-то не так. Сейчас… сочувствует! Вот! Слово найдено! Сочувствует. Извиняется как будто. За что? За то, что ей тяжело, на ней весь дом? «Да нет, чего там тяжёлого! – усмехнулась Анюта. – Раньше – да, когда дети маленькими были. Да ещё когда Женька на диване лежал… А теперь сама полдня на этом же самом диване… Сначала поднять себя не могу, а потом бегаю как бешеный таракан по квартире! А потом опять на диван… У них у всех своя жизнь – и у Жени, и даже у Лёликов. А я? Прислуга, посудомоечная машина, аппарат по приготовлению пищи! Вот во что я превратилась! А кто меня превратил? Они же и превратили! А теперь будут с сочувствием смотреть?!» Аня посмотрела на мирно спящего мужа и решила завтра же всё ему высказать.

…Весь следующий день она мысленно разговаривала с Евгением о своей загубленной жизни, о том, что превратилась в банальную домохозяйку, а могла бы… К вечеру всё как-то улеглось и успокоилось. Но раз уж решила – надо поговорить!

- Жень, тебе ведь, наверное, со мной скучно? – первая фраза прозвучала почему-то почти игриво. - Сижу дома, в твоих связях с общественностью ничего не понимаю, кругозор сужается, скоро наступит полная деградация…

- Да ты что! – Евгений улыбнулся и погладил Аню по волосам. – Ты знаешь, как хорошо возвращаться домой, когда там уютно и тепло! Когда тебя ждёт любимая жена – ужин к твоему приходу разогревает… Здорово! О чём ещё мечтать!

- Правда? – улыбнулась в ответ Анюта.

- Ну, конечно! А вот тебе, наверное, скучно дома одной? Поработили мы тебя? Сели на шею и ножки свесили?

- Да нет, ты что, Женечка! Мне некогда скучать! Это я так спросила…