ГлавнаяПрозаКрупные формыПовести → Лунное затмение, гл.4

Лунное затмение, гл.4

Евгений появился в институте перед самой летней сессией. Он заметно прихрамывал, имел бледный вид, но при этом всё так же смеялся над всем и вся – видно, юмор в нём был неистребим. Анюте нравилось, что девчонки вокруг её героя буквально держаться за животы от смеха. Если бы Аня чуть-чуть задумалась, то поняла бы, что гордится Женей. Но в том-то и дело, что думать в его присутствии девушка не могла. Она жила ощущениями, которые внешне выражались лишь в нараставшей застенчивости.
Первый курс по традиции заканчивался диалектологической практикой – студенты разъезжались по деревням изучать особенности местной речи. Света из Рахьи совершенно не хотела ехать на две недели в какую-нибудь ещё более глубокую «дыру» и проявила чудеса изобретательности, выбив для себя и своей единственной утренней слушательницы «рублёвые места». Им предстояло провести эти две недели на кафедре, наводя порядок в скучной диалектологической картотеке. Анюту вполне устраивал такой расклад. Всё равно они с Женей попали бы в разные деревни.
Перебирая карточки, Аня почти не вникала в их смысл, а всё мечтала, мечтала под Светкины нескончаемые фантазии… Но постепенно увлеклась работой и не заметила, как пролетело четырнадцать дней.
- Свобода! – завопила Светлана, когда они в последний раз закрыли за собой тяжёлую тёмную дверь.
- Свобода-то свобода, только вот что с ней делать? – без всякого энтузиазма откликнулась Анюта. – Погода – дрянь. Лето называется…
- Слушай, а хочешь со мной на Украину? Меня к тётке отправляют. Одной скучно, поехали, а? – вдруг предложила Света.
- А можно? – засомневалась Аня.
- Конечно! Тётка только рада будет – она молодёжь любит, – воодушевилась приятельница.
Тётя Вера оказалась женщиной неопределенного возраста, выкуривавшей в день две пачки дешёвых сигарет и умеющей виртуозно рассказывать анекдоты, которых она знала очень много.
Городок Курахово Донецкой области напоминал скорее большую деревню. В его деревянной части, на улице Нагорной, прямо под ногами валялись абрикосы – что вызывало у Анюты ежедневный бурный восторг. Не менее удивительным казалось то, что через каждые десять метров на «тротуарах» сидели бабули с семечками и норовили каждому проходящему мимо всунуть в руку свёрнутый из газеты кулёк. По этой причине все улицы Курахово, даже в кирпичной – цивилизованной – части были заплёваны и засыпаны шелухой. Спустя годы, бабули с семечками размножились и распространились по многим областям бывшего Советского союза. Но в начале восьмидесятых Аня впервые встретилась с этим явлением на Украине и не могла сдержать смеха, видя раскрашенных, вальяжно прогуливающихся дам, плюющихся во все стороны семечками!
Отдых в Донецкой области оставил после себя не только уйму разнообразных впечатлений и знакомств, но и довольно своеобразные последствия. Через пару дней после возвращения в Питер, Аня испугалась, услышав свой голос, гремевший на всю аптеку:
- Гематоген!
Вместо нормальных «г» её горло источало явно украинский вариант этого звука – да ещё так грубо и громко, что девушку передёрнуло. Несколько дней Анюта следила за своей речью, но оказалось, что вновь приобретённое произношение так же незаметно исчезло, как и появилось.
Лето, как всё хорошее, пролетело быстро. Заканчивалось беззаботное ничегонеделание, впереди – ставшие уже привычными лекции, семинары и книги, книги – бесконечные списки, которые можно освоить только если читать круглосуточно, даже во сне…
 
Первое сентября всегда радостно будоражит и школьников, и студентов. Это ещё не учёба, а только первая встреча после длинных каникул, обмен впечатлениями, ожидание чего-то нового, пока не известного…
Аня сразу же нашла глазами в толпе Евгения – он возвышался не только над девчонками, но даже над хоть и редкими, но отнюдь не маленькими юношами. Женя загорел и казался более взрослым, чем другие ребята с курса. Исчез милый беспорядок, ещё недавно царивший во всём его облике. Даже странно было видеть Женьку с аккуратной стрижкой и в отглаженных брюках. «Ещё бы галстук нацепил!» – улыбнулась про себя Анюта.
Евгений тоже заметил Аню, протиснулся сквозь толпу и, подойдя к ней вплотную, расплылся в улыбке:
- Здравствуйте, Анюта! Вот, наконец-то, и Вы! А мы уж заждались.
Никогда не поймёшь, что у Женьки на уме! Действительно, он рад встрече или просто придуривается… На всякий случай Аня ответила нейтрально и коротко:
- Привет от старых штиблет!
Пока она соображала, как относиться к «знаку внимания со стороны высочайших особ», Женьку уже закружил вихрь общественной работы – к нему подлетел председатель редколлегии и увлёк в неизвестном направлении.
Назавтра было второе сентября, и студенческая жизнь начала входить в свою привычную колею. Дни побежали, сменяя друг друга и становясь всё короче.
Сентябрь выдался настолько тёплым и солнечным, что казалось, осень заблудилась или просто решила пока не пугать изнеженный летним теплом город. Деревья удивлённо шелестели не тронутой холодом листвой, а люди находились в каком-то расслабленном состоянии: неспешно прогуливались по набережным и смело оставляли дома зонтики.
Но в начале октября осень будто опомнилась, набросилась на город с остервенением и в несколько дней сделала его унылым, мокрым и холодным. На улицах стало мрачно от потемневших газонов и серо-коричневой одежды прохожих. Испуганные сморщенные листья, сорванные резким холодным ветром с деревьев, падали в лужи, прилипали к перилам, бросались под ноги пешеходов.
Анюта, до сих пор находившаяся в приподнятом настроении, приуныла. Она жутко мёрзла по утрам в троллейбусах, а, забежав в метро, с ужасом смотрела на свои фиолетовые руки. Но главной болью были волосы. Непонятно, как это другие девчонки умудрялись приехать в институт с причёсками? Аня по сорок минут проводила у зеркала, начёсывая и заливая лаком макушку, потом старательно закрывалась от дождя и ветра зонтом – но всё напрасно! Ввалившись в раздевалку и протолкнувшись к зеркалу, она с омерзением смотрела на своё взлохмаченное отражение…
Сегодня ветер бушевал с особой силой, даже с каким-то остервенением. Зонт сразу же вывернуло наизнанку, и ледяной дождь хлестал по лицу, размазывая тушь и прилепляя к накрашенным губам мокрые пряди растрепавшихся волос. Пробираясь по неблагоустроенному и второй десяток лет остающемуся новостройкой пространству, Аня угодила ногой  в чёрную лужу и обдала мерзкой жижей собственный плащ.
В таком виде ехать в институт невозможно. Несчастная развернулась и побежала домой, уже не разбирая дороги и не пытаясь удержаться на поребрике. Навстречу, к троллейбусной остановке, бежали люди, они не обращали внимания на плачущую девушку – но ей казалось, что все только на неё и глазеют! Было стыдно, холодно и мокро.
Аня влетела в квартиру, с грохотом захлопнула дверь и в изнеможении опустилась на пол. Дома ещё была мама, она выглянула из комнаты и испуганно спросила:
- Что случилось?!
- Я упала в лужу, вся испачкалась, и вообще у меня болит голова! – прорыдала дочь.
- А я уж думала, на тебя кто-то напал, - успокоилась Валентина Ивановна.
- Да кому я нужна!
- Ну ладно, ладно, вставай – что ты на пол уселась! А ревёшь-то чего? Подумаешь, испачкалась. Давай раздевайся и ложись. Наверное, простудилась. Горло не болит? Разве можно в такую погоду без головного убора ходить!
- Какой, к чёрту, убор! – не выдержала Анюта. – Мама, что тебе от меня надо?!
- Не ори на меня! Ложись иди поспи. Или чаю попей. Мне на работу пора, не заводи с утра, и так голова кругом!
- А у меня квадратом! Не фиг было рожать меня! Родили урода… - и Аня снова разревелась. Она хотела что-нибудь добавить про дурацкое имя – но этого уж мама точно не поймёт. Дома Аню по-прежнему звали Нетточкой и все её «взбрыки» относили к затянувшемуся переходному возрасту.
Мама что-то ещё бормотала, убегая на работу: про трудный возраст, про молодость и глупость и про то, что всё будет хорошо – рано или поздно.
Наконец, она ушла, подталкивая Антошку – «младшенького» – который так и не выдал никакой реакции на происходящее, потому что собирался проснуться только в детском саду. Аня постепенно успокоилась и почувствовала себя совершенно разбитой. Медленно раздевшись, она подалась в неуютную, заставленную какими-то банками и коробками кухню. Автоматически включила газ, поставила чайник. Села за стол. Опустила на руки голову. Закрыла глаза.
Из темноты полудрёмы стали появляться чьи-то лица, они улыбались, строили рожи, потом исчезали. И вдруг Аня увидела знакомые глаза. Тёмные, дурманящие. «Два омута»… Это точно про Женькины глаза... Утонуть бы в них! Вот они приближаются… Аня вздрогнула. Если он был здесь, рядом! Но это невозможно. Этого никогда не может быть. Он недосягаем. Женя… Евгений… Он красив, как Бог! И в то же время такой смешной, такой замечательный!
Что-то новое, непонятное заполняло всё её существо. Она взяла с холодильника листок с карандашом и на одном дыхании, без зачёркиваний и раздумий, написала:
Я думала: ты Бог! Но ты так прост…
Я думала: дитя. Но ты так сложен!
Я думала, что ты – последний вздох,
Когда вдохнёшь – а выдох невозможен…
…Я думала, а чайник закипал,
Мне было грустно и хотелось чаю.
Быть может, я не встретила тебя
И никогда уже не повстречаю…
Тут чайник, наконец, закипел, Анюта бросила прямо в чашку заварку и залила кипятком. Закончив с кулинарными делами, решила вернуться к творчеству – тем более что строчки сами просились на бумагу:
Ну, вот и чай! Спокойно и тепло,
Когда он рядом пахнет и дымится.
Как хорошо сидеть и вспоминать –
Перебирать в уме людские лица.
Я вспомнила: ты был тот фараон!
А я тогда была твоя рабыня.
Но от меня остался только стон,
А от тебя осталось только имя…
«Ну, загнула!» – усмехнулась Анюта и, довольная собой, приступила к чаю. Сделав несколько глотков, юная поэтесса поняла, что зверски хочет спать. Пошла в комнату, рухнула на диван и моментально уснула с блаженной улыбкой на устах.
 
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

© Copyright: Элина Маркова-Новгородцева, 2014

Регистрационный номер №0193852

от 21 февраля 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0193852 выдан для произведения:

Евгений появился в институте перед самой летней сессией. Он заметно прихрамывал, имел бледный вид, но при этом всё так же смеялся над всем и вся – видно, юмор в нём был неистребим. Анюте нравилось, что девчонки вокруг её героя буквально держаться за животы от смеха. Если бы Аня чуть-чуть задумалась, то поняла бы, что гордится Женей. Но в том-то и дело, что думать в его присутствии девушка не могла. Она жила ощущениями, которые внешне выражались лишь в нараставшей застенчивости.

Первый курс по традиции заканчивался диалектологической практикой – студенты разъезжались по деревням изучать особенности местной речи. Света из Рахьи совершенно не хотела ехать на две недели в какую-нибудь ещё более глубокую «дыру» и проявила чудеса изобретательности, выбив для себя и своей единственной утренней слушательницы «рублёвые места». Им предстояло провести эти две недели на кафедре, наводя порядок в скучной диалектологической картотеке. Анюту вполне устраивал такой расклад. Всё равно они с Женей попали бы в разные деревни.

Перебирая карточки, Аня почти не вникала в их смысл, а всё мечтала, мечтала под Светкины нескончаемые фантазии… Но постепенно увлеклась работой и не заметила, как пролетело четырнадцать дней.

- Свобода! – завопила Светлана, когда они в последний раз закрыли за собой тяжёлую тёмную дверь.

- Свобода-то свобода, только вот что с ней делать? – без всякого энтузиазма откликнулась Анюта. – Погода – дрянь. Лето называется…

- Слушай, а хочешь со мной на Украину? Меня к тётке отправляют. Одной скучно, поехали, а? – вдруг предложила Света.

- А можно? – засомневалась Аня.

- Конечно! Тётка только рада будет – она молодёжь любит, – воодушевилась приятельница.

Тётя Вера оказалась женщиной неопределенного возраста, выкуривавшей в день две пачки дешёвых сигарет и умеющей виртуозно рассказывать анекдоты, которых она знала очень много.

Городок Курахово Донецкой области напоминал скорее большую деревню. В его деревянной части, на улице Нагорной, прямо под ногами валялись абрикосы – что вызывало у Анюты ежедневный бурный восторг. Не менее удивительным казалось то, что через каждые десять метров на «тротуарах» сидели бабули с семечками и норовили каждому проходящему мимо всунуть в руку свёрнутый из газеты кулёк. По этой причине все улицы Курахово, даже в кирпичной – цивилизованной – части были заплёваны и засыпаны шелухой. Спустя годы, бабули с семечками размножились и распространились по многим областям бывшего Советского союза. Но в начале восьмидесятых Аня впервые встретилась с этим явлением на Украине и не могла сдержать смеха, видя раскрашенных, вальяжно прогуливающихся дам, плюющихся во все стороны семечками!

Отдых в Донецкой области оставил после себя не только уйму разнообразных впечатлений и знакомств, но и довольно своеобразные последствия. Через пару дней после возвращения в Питер, Аня испугалась, услышав свой голос, гремевший на всю аптеку:

- Гематоген!

Вместо нормальных «г» её горло источало явно украинский вариант этого звука – да ещё так грубо и громко, что девушку передёрнуло. Несколько дней Анюта следила за своей речью, но оказалось, что вновь приобретённое произношение так же незаметно исчезло, как и появилось.

Лето, как всё хорошее, пролетело быстро. Заканчивалось беззаботное ничегонеделание, впереди – ставшие уже привычными лекции, семинары и книги, книги – бесконечные списки, которые можно освоить только если читать круглосуточно, даже во сне…

 

Первое сентября всегда радостно будоражит и школьников, и студентов. Это ещё не учёба, а только первая встреча после длинных каникул, обмен впечатлениями, ожидание чего-то нового, пока не известного…

Аня сразу же нашла глазами в толпе Евгения – он возвышался не только над девчонками, но даже над хоть и редкими, но отнюдь не маленькими юношами. Женя загорел и казался более взрослым, чем другие ребята с курса. Исчез милый беспорядок, ещё недавно царивший во всём его облике. Даже странно было видеть Женьку с аккуратной стрижкой и в отглаженных брюках. «Ещё бы галстук нацепил!» – улыбнулась про себя Анюта.

Евгений тоже заметил Аню, протиснулся сквозь толпу и, подойдя к ней вплотную, расплылся в улыбке:

- Здравствуйте, Анюта! Вот, наконец-то, и Вы! А мы уж заждались.

Никогда не поймёшь, что у Женьки на уме! Действительно, он рад встрече или просто придуривается… На всякий случай Аня ответила нейтрально и коротко:

- Привет от старых штиблет!

Пока она соображала, как относиться к «знаку внимания со стороны высочайших особ», Женьку уже закружил вихрь общественной работы – к нему подлетел председатель редколлегии и увлёк в неизвестном направлении.

Назавтра было второе сентября, и студенческая жизнь начала входить в свою привычную колею. Дни побежали, сменяя друг друга и становясь всё короче.

Сентябрь выдался настолько тёплым и солнечным, что казалось, осень заблудилась или просто решила пока не пугать изнеженный летним теплом город. Деревья удивлённо шелестели не тронутой холодом листвой, а люди находились в каком-то расслабленном состоянии: неспешно прогуливались по набережным и смело оставляли дома зонтики.

Но в начале октября осень будто опомнилась, набросилась на город с остервенением и в несколько дней сделала его унылым, мокрым и холодным. На улицах стало мрачно от потемневших газонов и серо-коричневой одежды прохожих. Испуганные сморщенные листья, сорванные резким холодным ветром с деревьев, падали в лужи, прилипали к перилам, бросались под ноги пешеходов.

Анюта, до сих пор находившаяся в приподнятом настроении, приуныла. Она жутко мёрзла по утрам в троллейбусах, а, забежав в метро, с ужасом смотрела на свои фиолетовые руки. Но главной болью были волосы. Непонятно, как это другие девчонки умудрялись приехать в институт с причёсками? Аня по сорок минут проводила у зеркала, начёсывая и заливая лаком макушку, потом старательно закрывалась от дождя и ветра зонтом – но всё напрасно! Ввалившись в раздевалку и протолкнувшись к зеркалу, она с омерзением смотрела на своё взлохмаченное отражение…

Сегодня ветер бушевал с особой силой, даже с каким-то остервенением. Зонт сразу же вывернуло наизнанку, и ледяной дождь хлестал по лицу, размазывая тушь и прилепляя к накрашенным губам мокрые пряди растрепавшихся волос. Пробираясь по неблагоустроенному и второй десяток лет остающемуся новостройкой пространству, Аня угодила ногой  в чёрную лужу и обдала мерзкой жижей собственный плащ.

В таком виде ехать в институт невозможно. Несчастная развернулась и побежала домой, уже не разбирая дороги и не пытаясь удержаться на поребрике. Навстречу, к троллейбусной остановке, бежали люди, они не обращали внимания на плачущую девушку – но ей казалось, что все только на неё и глазеют! Было стыдно, холодно и мокро.

Аня влетела в квартиру, с грохотом захлопнула дверь и в изнеможении опустилась на пол. Дома ещё была мама, она выглянула из комнаты и испуганно спросила:

- Что случилось?!

- Я упала в лужу, вся испачкалась, и вообще у меня болит голова! – прорыдала дочь.

- А я уж думала, на тебя кто-то напал, - успокоилась Валентина Ивановна.

- Да кому я нужна!

- Ну ладно, ладно, вставай – что ты на пол уселась! А ревёшь-то чего? Подумаешь, испачкалась. Давай раздевайся и ложись. Наверное, простудилась. Горло не болит? Разве можно в такую погоду без головного убора ходить!

- Какой, к чёрту, убор! – не выдержала Анюта. – Мама, что тебе от меня надо?!

- Не ори на меня! Ложись иди поспи. Или чаю попей. Мне на работу пора, не заводи с утра, и так голова кругом!

- А у меня квадратом! Не фиг было рожать меня! Родили урода… - и Аня снова разревелась. Она хотела что-нибудь добавить про дурацкое имя – но этого уж мама точно не поймёт. Дома Аню по-прежнему звали Нетточкой и все её «взбрыки» относили к затянувшемуся переходному возрасту.

Мама что-то ещё бормотала, убегая на работу: про трудный возраст, про молодость и глупость и про то, что всё будет хорошо – рано или поздно.

Наконец, она ушла, подталкивая Антошку – «младшенького» – который так и не выдал никакой реакции на происходящее, потому что собирался проснуться только в детском саду. Аня постепенно успокоилась и почувствовала себя совершенно разбитой. Медленно раздевшись, она подалась в неуютную, заставленную какими-то банками и коробками кухню. Автоматически включила газ, поставила чайник. Села за стол. Опустила на руки голову. Закрыла глаза.

Из темноты полудрёмы стали появляться чьи-то лица, они улыбались, строили рожи, потом исчезали. И вдруг Аня увидела знакомые глаза. Тёмные, дурманящие. «Два омута»… Это точно про Женькины глаза... Утонуть бы в них! Вот они приближаются… Аня вздрогнула. Если он был здесь, рядом! Но это невозможно. Этого никогда не может быть. Он недосягаем. Женя… Евгений… Он красив, как Бог! И в то же время такой смешной, такой замечательный!

Что-то новое, непонятное заполняло всё её существо. Она взяла с холодильника листок с карандашом и на одном дыхании, без зачёркиваний и раздумий, написала:

Я думала: ты Бог! Но ты так прост…

Я думала: дитя. Но ты так сложен!

Я думала, что ты – последний вздох,

Когда вдохнёшь – а выдох невозможен…

…Я думала, а чайник закипал,

Мне было грустно и хотелось чаю.

Быть может, я не встретила тебя

И никогда уже не повстречаю…

Тут чайник, наконец, закипел, Анюта бросила прямо в чашку заварку и залила кипятком. Закончив с кулинарными делами, решила вернуться к творчеству – тем более что строчки сами просились на бумагу:

Ну, вот и чай! Спокойно и тепло,

Когда он рядом пахнет и дымится.

Как хорошо сидеть и вспоминать –

Перебирать в уме людские лица.

Я вспомнила: ты был тот фараон!

А я тогда была твоя рабыня.

Но от меня остался только стон,

А от тебя осталось только имя…

«Ну, загнула!» – усмехнулась Анюта и, довольная собой, приступила к чаю. Сделав несколько глотков, юная поэтесса поняла, что зверски хочет спать. Пошла в комнату, рухнула на диван и моментально уснула с блаженной улыбкой на устах.

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

 
Рейтинг: +1 272 просмотра
Комментарии (2)
Anatoliy Gurkin # 24 августа 2014 в 15:38 +1
Сложный возраст! В голове такой кавардак, и настроение меняется моментально… Спасение одно – реветь!
Но, читать интересно. Лично мне в женских историях всегда интересны мужские персонажи, которые всегда в них присутствуют.
И здесь мне интересен мужской персонаж. Наверное, потому что сравниваешь себя с этими героями рассказов.
Успешного Вам творчества!
Элина Маркова-Новгородцева # 26 августа 2014 в 21:30 0
Анатолий, спасибо за развёрнутый комментарий. Ваше мнение важно для меня.