Лунное затмение, гл.3

С Женей они виделись почти ежедневно – за исключением выходных и вторников. По вторникам у ребят было три пары военной подготовки, а девчонки парились на «медицине». Никто не понимал, зачем будущим учительницам надо присутствовать на вскрытии трупов, операциях и перевязках. Но это всё хотя бы щекотало нервы и некоторым казалось интересным. А вот «Фармакология», неизменно значившаяся в расписании первого курса, утомляла всех. Вёл её противный старикашка, красивший волосы и раздевающий своими мерзкими слезоточащими глазками хорошеньких первокурсниц. Девушки не просто не любили «фармаколога», но и боялись его обидных шуточек и обещаний «всё припомнить на экзамене». Пирамидон, как его окрестила Аня, был злобным всегда, а в последние годы стал особенно мстительным. «Мстил» он, видимо, не за преследующие его смешки и не за анекдоты и байки, гуляющие по узким, тёмным коридорам «медицинского корпуса», - а за ту безудержную, звенящую молодость, которая рвалась из будущих  педагогинь, окружала его, но не принимала в свой круг, выбрасывала в отстойник одинокой старости…

               Но Аня не любила «медицину» вовсе не из-за Пирамидона. Просто в этот день она не видела Евгения. Скорее бы среда! Женя, как всегда, найдёт её глазами, крикнет: «Привет, Анютка! Как жизнь?» И она, как всегда, ничего не успеет ответить …

               Женька, несмотря на внешнюю безалаберность и показную ленность, оказался  натурой деятельной и жутко общественной. Он вроде бы никогда никуда не спешил, но при этом умудрялся почти одновременно присутствовать и на профкоме, и на заседаниях редколлегии, и на занятиях драмкружка.

               Аня ежедневно внушала себе, что не может быть интересна Евгению ни в каком смысле. Да, он отнёсся к ней с пониманием, проявил чуткость. Ну и что! Просто человек хороший. Здоровается персонально каждое утро. И что с того! Жалеет гадкого утёнка. Вон он какой – высокий, красивый… Вокруг него  девчонки так и вьются!

               Но как ни уговаривала себя Аня, при каждой встрече с Евгением она вздрагивала и чувствовала разливающееся по всему телу тепло… Потом, сидя на лекциях, уплывала в какие-то неясные топкие мечты… Представляла Женины руки – мускулистые, с длинными бледными пальцами. Вспоминала его глаза – глубокие, тёмные. Пыталась прогнать грешные мысли – и не получалось…

               Зимняя сессия слегка проредила первый курс: были безжалостно отчислены два злостных прогульщика мужского пола и какая-то Смирнова, которую никто в глаза не видел. Но после каникул исчез и Женя – по неизвестным причинам. Его не было уже три недели – и Аня забеспокоилась. В её группе отсутствие Евгения особенно никого не волновало, а подойти к девчонкам из третьей, Женькиной, и спросить, где пропадает «герой девичьих снов», Анюта стеснялась. Она чувствовала, что обязательно покраснеет – и выдаст себя со всеми потрохами…Приходилось жить в мучительном неведении.

               Каждое утро Аня неслась в институт, расталкивая сонных, хмурых людей и мысленно подгоняя поезд в метро. Она всегда прибегала рано и натыкалась в курилке на Свету-толстушку – ту самую, с которой ещё в августе познакомилась у библиотеки. Светлана жила на какой-то ужасной станции Рахья – два раза в день страдала в холодных, гремящих электричках, которые, к тому же ходили по расписанию, удобному только для них самих. Зато Светка успевала в течение семестра прочитать почти все книги из длиннющего списка – в этом смысле она была уникальна…

               Света, намолчавшись в вынужденном одиночестве, яростно набрасывалась на под-вернувшуюся слушательницу и, выразительно округлив глаза, всегда начинала с одних и тех же слов:

               - Ты представляешь, еду я в электричке – и вдруг…

               Дальше шло повествование о каком-нибудь очередном знакомстве с умопомрачительным красавцем – скорее всего, виртуальным. Аня не очень внимательно слушала Светкины бредни, думала о своём, но периодически всё-таки включала слух – надо же было как-то реагировать на воодушевлённые речи.

               Сегодня Светлана поведала о возлюбленном, по воле судьбы уехавшем… в Австралию… Анюта хотела поинтересоваться, почему именно в эту далёкую страну (можно было бы отправить его, скажем, в Крыжополь – не так романтично, зато правдоподобно), но Свет-ка, пока рассказывала, похоже, сама поверила в эту душещипательную историю – и даже прослезилась. Не хотелось выдёргивать несчастную из её грустной, но милой сердцу сказки – и Анюта, собрав всё имевшееся в ней сочувствие, произнесла ободряюще:

               - Ничего, Светик, не расстраивайся – он вернётся из Австралии…

               Вырвавшись, наконец, на свободу, Аня заняла место в аудитории и с надеждой уста-вилась на распахнутую дверь. Неторопливо вплывали великолепные барышни, бросали томные взгляды на немногочисленных представителей мужского пола, грациозно усаживались и начинали свои бесконечные разговоры, не имеющие никакого отношения ни к литературе, ни к педагогике, ни вообще к институту… Аудитория постепенно заполнялась, становилось шумно и душно.            

               Евгения не было. Аня ещё немного посидела, собираясь с мыслями, а потом реши-тельно встала и направилась к старосте третьей группы:

               - Оля, привет. Слушай, у меня ваш Самойлов книжку взял ещё в том семестре – и ичез. Куда он делся?

               «Слава Богу, я, кажется, не покраснела…» – пронеслось в голове.

               -  Самойлов-то? Да он же это… с ногой у него там… В общем, сломал он ногу, и как-то она у него не так, что ли, срастается… Или вообще не срастается… Короче, ужас и кош-мар! А что – библиотечная книжка?

               «Ну и дура же ты, Талалаева! А ещё староста!» – подумала Анюта, а вслух произнесла только:

               - Да нет. Ну, ладно тогда…

               Талалаева занялась своими делами, а Анюта, на мгновение опустившись на скамью, вдруг схватила сумку и выскочила из аудитории, в дверях столкнувшись с сосредоточенным Белинкисом, собиравшимся прочитать первокурсникам одну из своих замечательных лекций…

               Аня не бросилась на помощь обожаемому Евгению – тем более что не имела представления о его местонахождении. Да если бы и знала – под каким соусом преподнести свою заботу? Нет, она вовсе не собиралась предпринимать какие-то действия – просто не было сил скрывать нахлынувшие эмоции. Анюта добежала до скамеек в «Каракумах» и плюхнулась на ближайшую. Каракумами они с девчонками окрестили небольшой скверик, находящийся на территории института, через который шла дорога к большинству учебных корпусов. Хотя, скорее, это место походило не на пустыню, а на оазис – островок спокойствия на пути шумного студенческого потока…Оказавшись, наконец, в одиночестве, Анюта дала волю слезам. Она плакала от радости, что нашёлся Женька, от тревоги за него, от жалости к себе - и ещё от чего-то щемящего и переполнявшего душу…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ