Кн. 3, часть 6, гл. 2 Старушки не рожают

Я себя утешала накануне родов   как раз тем, что на этот раз от меня ничего не зависит как будто, ведь я не стала моложе и здоровее, чем тогда, год назад,  когда беременность погибла.  Я подозревала, что со мной может случится  даже гипертонический криз в процессе, когда давление резко прыгнет за двести.     Я гнала прочь мысли о летальном исходе, читая канон ко "Пресвятой Богородице" по крошечной книжечке с изображением иконы по многу раз на дню. Меня профилактически положили на сохранение незадолго до родов, лежание в палате запомнилось странной узисткой, доводящей мамаш до слёз принципиальным нежеланием хоть что-нибудь пояснить о состоянии младенцев перед самыми родами, о чём она по пятнадцать минут развёрнуто предупреждала заранее,  совсем нестрогой дисциплиной, врач норовила выписать всех по домам и призывала ночевать не в душной палате, а "под крышей дома своего". Я пешком добиралась туда и назад налегке, меня с удовольствием сопровождал муж. Утром следовало явиться после шести и занять привычное  место в палате. Кровати были по-прежнему, как гамаки, они со скрипом провисали чуть ли не до пола под приятной тяжестью наших животов.  Ничего необычного не было накануне   и в семье: малыши играли в саду, старшие подростки пропадали в компьютерных клубах, я на всех варила какие-то немыслимые каши, их съедали с пылу с жару целыми кастрюлями. Без капризов.  На пару с маминой пенсией мне удалось прикупить швейную машинку, она без поломок прослужила года три, но тогда я на руках сама сшила необходимые пелёнки, занимаясь оверлогом их на кухне, когда все уже спали. С отдыха за городом я привезла дыхательную гимнастику, которую выполняла по часам, чтобы ребёнку внутри было хорошо питаться  -  от неё кровообращение нормализовалось. Я делала её в саду, хвастаясь перед мужем своими круглыми  правильными формами. Восьмого октября был нескончаемый день, проведённый в хлопотах курицы-наседки. Я успела сделать свежий педикюр, предупредив мастера, что с такими ножками и рожать не страшно, потом мы отвели всех детей в "Лакомку" по случаю какой-то полученной суммы - накормили их пирожками и пироженками с  молочными коктейлями. Весь день был по-летнему тёплым, даже жарким. Мы ещё долго гуляли все вместе по парку. Потом я наводила порядок в комнатах, которые выглядели уже  не так ужасно: что-то удалось подкрасить, подбелить, перемыть. Ближе к ночи села шить. У меня периодически появлялись поясничные боли и ложные схватки, посредством которых организм тренируется, но я не обращала на всё это никакого внимания, прислушиваясь только  к постоянным теперь шевелениям ребёнка.   Со мной происходило всё так, словно я страницу за страницей  листала книгу     Жанны Владимировны Цареградской, профессора - гинеколога, матери  шестерых детей. Вот внутри образовалась абсолютная легкость из-за правильной вдруг  самоочистки материнского организма: ни изжоги, ни тяжести. Вот я приняла вертикальный душ, раздумывая, нужен ли для полного счастья чистому телу  горячий чай.  Когда, наконец, улеглась в уютную постель, достаточно утомлённой, чтобы заснуть сразу,  раздался неожиданный хлопок, как будто лопнул воздушный шарик - это было оно, я сразу догадалась, хотя пузырь мне прокалывали всегда до родов искусственно. Схваток ещё не было слышно, они только подкрадывались, чтобы начаться с пяти-семи минут переносимой боли, а потом накатить как следует и довести до корчей и потемнения в глазах, помутнения рассудка.  Я разбудила мужа известием, что роды начались, и он предложил вызвать скорую, но нами был проложен маршрут к моей палате, и мы пошли тихонечко пешком под свою ответственность. Я была похожа на сосредоточенного ночного зомби, контролирующего ситуацию через оторопь и страх.  Мы шли вполне себе бодренько    под ярким звёздным небом, напевая хором  песню про Александру и Садовое Кольцо.  Толик волновался сильнее, потому что боялся, что сами роды застигнут нас врасплох где-нибудь на самой  дороге.   Но всё обошлось. Муж сдал меня на руки персоналу, а больно мне по-настоящему стало только в предродовой палате после всех необходимых процедур.     С двух до трёх часов ночи    схватки медленно выматывали  и отбирали силы, но я знала все техники на расслабление и отработала всевозможные способы дыхания,  попеременно животом и диафрагмой. Иногда было очень непросто сдержаться от криков, особенно когда на сильной схватке вдруг требовали лежать  неподвижно на спине и подключали монитор слушать сердцебиение плода.    Пока я могла шевелиться, я поднималась с кровати  к окну между схватками, набраться свежего утреннего воздуха, сделать несколько судорожных глотков перед   новым омутом боли.   Но вот эти удары током  изнутри уже шли один за другим всё с усиливающимися разрядами, и я только тоскливо смотрела на подоконник,  о который ещё недавно  могла опираться - теперь мне не хватит нескольких секунд промежутка  без этих ломающих корчей, это значит, что всё идёт хорошо для ребёнка, это и врач подтвердил. И давление у меня ни разу даже не повысилось.    Женщина без анестезии не может не испытать лёгкой контузии болевого шока, я в полузабытьи  только следила  за медлючими стрелками часов.  Рядом со мной  на огромном цветном  резиновом шаре зависали в персональных мучениях  мамашки  - это было   новшество - ничего подобного ранее в предродовых не наблюдалось.  С трёх до шести закончился первый болевой этап, с шести до девяти  началась стремительная подготовка к рождению    Шурочки.  Мне удавалось страдать беззвучно, бурно и шумно пить воздушный поток из самых глубин  родовых мук, но читать текст канона уже не получалось, слова словно  растворялись от боли, я могла только сосредоточиться на картинках, фиксируясь на красках и цветах, чтобы быть как-то связанной и с этой объективной реальностью. Хотя бы поверхностно.   
Родовое кресло только таковым называлось - это опять была высокая кровать, лампы,  как в операционной,  успокаивали  своим преувеличенным светом - чувствуешь себя под микроскопом, значит, ребёнка точно не забудут - беременной не оставят.   На столе рядом  зашивали роженицу. Врач, руководя процессом, поглядывала на меня - я умела держаться и не доставляла хлопот. Как только там наложили последний шов, народ подошёл ко мне и началось привычное: "Дождись болевой волны - и на ней, как в сёрфинге, вперёд и по счёту пошла: раз-два-три, теперь отдых, ждём предельной боли, не пропусти пика: пошли: раз, два, три, теперь расслабься, никаких движений, всё, как надо - вот оно: Давай, на пределе! И ещё!  Смотри, кто это?"
 - Девочка! Шурочка! Какая красавица!  
- Ты молодец! Приходи ещё! Куда?! Сейчас послед, потом кормить...
Ты гляди, сосёт, умеет! А ты поспи, не бойся, ребёнку места на тебе тоже хватит. В палату через полчаса, если кровотечения не откроется. Но ты же беспроблемная у нас, так ведь. 
Вероятно, со стороны виднее. Вот на пятый раз всё, как положено - без разрывов, швов и осложнений.  Привет, Шурочка, любовь моя!