Кн. 3, часть 5, гл. 2 Лоскутное одеяло

Под лоскутным одеялом подразумевается как самая жизнь моя, преисполненная случайных событий, так и манера повествования: что припомнится по теме, то и вплетётся в ткань сюжета. Мне ценно собранное из обрывков памяти: впечатлений, образов, чьих-то слов, поступков…  
 И ещё обо  мне  совершенно  верно подмечено, что я  тяну одеяло на себя. А как же иначе?  Я в самой себе – лицо заинтересованное. Это непременное самоуважение субъекта.
В детстве  старенькое и сшитое на руках  лоскутное одеяло прабабушки Татьяны Ивановны Щелкановой произвело неизгладимое впечатление на пятилетнюю меня. Я не предполагала, что эту технику впоследствии назовут «печворк».  Я с восторгом разглядывала полотно, состоящее из треугольников и квадратиков различных расцветок. Особенно умиляли меня  схожие между собой по форме кусочки ткани, выкроенные из старинных вещей,  из ношенной одежды  древних сундуков – цветочки на них пахли прошлым веком. Теперь прабабушкины платья и одеяло звались бы «винтажными», но мне довелось  по наследству носить  кружевные воротнички из глубины века и одно строгое «гимназическое» платье – синее с бархатом. Оно имитировало школьную форму, которой я старательно избегала накануне выпуска. Теперешнее общество «ностальгирует»  по её употреблению в целях  уравниловки  всех со всеми, мечтая замаскировать в одном классе детей  олигархов городского формата  под простых  смертных – верх демократизма. Этот оптический обман стыдливо прикроет разлёт в зарплатах, уладив формальности.   Ношение одного и того же коричневого  платья  в школе без учёта настроения  было испытанием не из лёгких. Мне сразу казалось, что это неэстетично и негигиенично.  Форма  удручала меня  как раз невозможностью выделиться из толпы. Каждая девочка класса по виду сливалась с точно такой же другой.  И становилась просто ученицей. Хотелось идти в обход правил, потому что женское начало требует уникальности. Мне, например,  удалось довольно долго бесконфликтно проходить в школу  с распущенными волосами и  золотыми серьгами  в ушах в старших классах, но однажды ушлая завуч устроила облаву.  Прежде меня как отличницу не трогали, но теперь её пальцы впились в мочки ушей и ломали на мне бесценные сокровища, подаренные бабусей. Я никогда не забуду унижения и беспомощности. Куприн писал «Лёгкое дыхание» про Олечку из Гимназии,  которая вот так же  рано созрела и этим отличалась от сверстниц; там, в 19 веке,  «классные дамы» были такими же сухими и сами собой замученными, лучше сказать,  «засушенными» женщинами, но они в силу воспитания поступали с юными барышнями куда деликатнее.  
А после выпуска лет десять я не могла даже глядеть на любые оттенки коричневого по ассоциации с ненавистным образцом. Тоже мне – эталон стиля – школьное платье! Бабуся, понимая мои настроение и потребности,  в ателье, где когда-то работала,  заказала и оплатила мне одну имитацию формы, вполне современную. И я была счастлива этим фактом.
Парадоксально  то, что с ВИРом впервые я встретилась как раз в форме – нас было четверо, прибывших в Узбекистан из Магнитогорска, и нас всех вырядили на презентацию одинаково – в серые костюмы, похожие  по фактуре на  стандартный набор стюардесс – узкая строгая юбка, обтягивающая бёдра, и пиджак в талию.
Зато на хлопковых полях я трудилась в матроске – футболка выглядела простенько, но провокационно женственно. 
Вскоре  в завершение последовал и вечерний наряд, за которым  нагота – и начало сюжета с ВИРом.
Сегодня я думаю о тогдашней ситуации, что была она самой типичной и заурядной. И мне на руку, что если со мной случится всё-таки окончательное и неизбежное, то всей моей семье дадут за меня пособие «по потери кормильца», сравнимое с моей грошовой зарплатой, а ВИР, который меня не любил  и не любит, не станет так уж страдать. Конечно,  из жизни уходить больно, потому что связи разрывать приходится с живущими.  Это первая половинка айсберга. Мне ещё и страшно персонально, как человеку верующему, но грешному. Неисправимо.
Вот уж не знаю, «глючит» ли по кому-нибудь так же мужчина, как я по теме близости, но это вполне серьёзная аномалия, которая застигает в самых неподобающих местах.  Возможно, это уже стало женским «фэнтези» по жанру, но мне легко представляется  диалог двадцатипятилетней давности, сквозь толщу воды растёкшегося времени мужчина усиленно артикулирует, и я, не слыша ничего, понимаю, откуда взялись вопросы ко мне:
- И как только тебе не было больно? У меня же довольно большая штучка!
Откуда я без опыта знаю, что нужно свести носочки и безвольно подчиниться натиску? Я ничего не отвечаю, у меня нет слов даже по ходу инсценировки в игре обладателя. Я вся внимание и доверие: «Он знает, что делает!» А сегодня я бы рассуждала о природе страсти,  об обезболивании эндорфинами и феромонами. В грубом сексе это работает: счастье нейтрализует боль и страх. А нынешнее моё страдание по человеку не притупляет ничего, кроме его желания пообщаться со мной. Но этого не наблюдается. Он не хочет меня видеть, не хочет говорить со мной, ему не о чем, а я напрасно навязчива. И рассылки этих глав не более, чем вызов – не надо ему от меня совсем ничего. Я всё ещё по инерции, проходя мимо Его Величества,  громыхаю шутовскими своими бубенцами. Но шут во мне не справляется с миссией развлекать и забавлять. Я давно переросла милую юную женщину – простушку, которая умиляла  Светило своим самозабвением и решимостью пойти за ним до конца. Мы давно пришли: каждый к своему финалу. 
Ленту событий накануне своего итога  я прокатываю туда-сюда произвольно. Мой выбор повествования подобен просмотру видеороликов где-нибудь в социальных сетях на бескрайних  просторах интернета.  В файлах памяти что-то лежит до времени, но вот мышкой (той самой  или иной) наводишь курсор на какую-нибудь доминантную историю. Она и открывается, не всегда с готовностью и в подробностях, иногда требуется восстановления документа.  Из-за вируса порой воспоминание недостоверно: искажено изображение, отсутствуют звук и цвет. И я часто внутри себя прибегаю к инверсии – в реальности – то  с хронологией не поспоришь. В памяти же возвращаешься в прошедшие моменты, сколько душе угодно.  Это ничего, что шея вывихнута, а будущего затылком не увидишь. 
Я довольно -  таки рано научилась ставить себя на чужое место – это нехитрый  полезный психологический приёмчик. И не раз мне хотелось поменяться своим «бабьим»  с самим ВИРом, великим и могучим, как Гудвин из «Волшебника Изумрудного города». Получалось под воздействием ультрамодного Коэльо следующее.

 ОДИННАДЦАТЬ МИНУТ (НЕ КОЭЛЬО)

Не была дерзка уж настолько,
Чтоб "за это" брать с кого деньги.
Про меня подумал, что "нолик",
Про себя-то думала "крестик".

                                                                           2.

А давай махнёмся, не глядя, -
Не хотел быть на моём месте? -
Хоть  бы  кто великий заладил
Разговор предметный о сексе...

                                                                         3.

Сантиментов с меня довольно!
Чей трофей - разбитое сердце?
Вот займись со мною любовью...
В то же время с тобою - сексом...

                                                                          4.

Это я ухожу, кто сзади,
Не оглядываясь, не помня!
Ну, подумаешь, добрый дядя,
Сколь восторженный, столь же томный!

                                                                        5.

Зря напишешь моей подруге.
Там по сути - одно признанье.
Посмеёмся с ней на досуге:
Не любовник, а наказанье!

                                                                         6.   

Так наивен, открыт и робок...
Что уж там... Не дурак хотя бы...
Да не жить ведь мне с ним бок о бок!
Вот ведь сдался ему октябрь!

                                                                        7.
А потом будут наши встречи...
Ты прозрачен, как на ладони...
Забываешь - ничто не вечно?
Кладезь опыта всё бездонней!
                                                                       
                                                                        8.

И зачем сохраняешь верность,
Если знаешь, что не святая?
Не синхронно... Уж так доверься!
... И чего тебе не хватает?!

                                                                       9.

Вот сейчас - технически сложно -
Сообщи, что будет ребёнок!
Будь прямым - со мной это можно...
Что ж, без мамы вырастет львёнок!

                                                                       10.

... И вполне во всём доверяю...
Вот и сам о нём позаботься!
В моих планах... Нет, нереально
Отложить на время работу!

                                                                        11.

Будь осёдлым, не гастролируй,
Ведь никто руки не протянет...
Отпускаю прошлое с миром:
Было плотью - станет костями...

                                                            ----------------------------------

Позвонил сообщить, что двойня...
- Как здоровье? Не утомляют?
Вот и рада, что все довольны!
Не легло на сердце камнями...

Что с другим, так пора быть взрослым!
Не торопимся с ним... , успеем!
И какие ко мне вопросы?
Это были твои затеи!

Нет, не в силах это представить!
Каково мужчиной мне было!
До чего - смертельно - устала!
Слава Богу, выжил любимый!..

28.07.2010
 
Могу подписаться под каждым словом стихотворного текста – подлинная правда, в шкуре ВИРа всего этого выдержать было невозможно.  Инверсия показала мне всю «разницу». Пусть лучше меня цинично «отымеют и бросят», но отказа от детей мне не пройти!
Не так уж и редко я применяю  этот психологический приём «обмена» или перестановки  «мест в слагаемых», не меняющих суммы – итога моей реальности, провальной с ВИРом и торжествующей с мужем. 
Муж терпит поражение всюду в материальном мире: там, где нужно заработать,  он капитулирует в мир  фантазий: «Совсем скоро я получу Нобелевскую премию!» - доверительно каждому встречному-поперечному сообщает мой безумный гений.   Его миссия провалена в социуме, но не в постели.  Там он устраивает любимой жене показательные феерические выступления, удерживая такой ценой пальму первенства в реале. Так где же  и когда «Человек прощает человеку любую боль, которая бывает?» (В. Долина) ВИР подстраховался равнодушием ко мне – нет душевной привязанности, расстаться совсем не больно будет. В этом плюс.  А вот случись, что с ним прежде, как я буду без него? Это так страшно, что я представляю ВИРа бессмертным.  Мой диагноз может враз избавить всех от моих соплей и претензий на внимание. Мне всё больше хочется спать – и это недобрый признак. Сквозь сон тревожат обрывки старой яви. Сквозь сон усмешка ВИРа – многодетная дура – это  так не стильно. Это не ВИР, это мне недавно терапевт сказал: «Во всем мире наличие детей больше двух говорит о самонадеянности и  глупости!» Да будет так! Я глупая блондинка, не по цвету, увы, а по моим маленьким специфическим куриным женским мозгам, которые с возрастом не выросли, а утратились. И мне меньше всего по жизни подходит умный  и равнодушный ВИР, который не счёл мою любовь чем-то ценным для себя.
Зато муж плачет над  промежуточным вердиктом врачей. А мне так хочется его утешить чем-нибудь здравым: «О! Не рыдай мене!  Иди-ка лучше работать!» Несколько кощунственно, но верно по сути. Трезво.
Как-никак полгода живёт за мой счёт и на мои ресурсы. 
Опять я одна в строю.  Муж бессилен, близнецы прогорели на сегодня с бизнесом…  ВИРу хватает своей борьбы за выживание.  И ему не сладко…  Его шарманка: «старый, больной, одинокий»… ВИРтуальный ещё…
Так что самое стабильное – простой русский учитель с болячкой, требующей немедленного радикального вторжения – это привет такой для стимуляции, чтобы успевала крутиться главой семьи, которая одна абсолютно реальна и востребует тебя на все сто процентов  даже блондинкой.