Вот я ишак отвязанный! Что я такое несу?! Чёрт меня за язык потянул! Не надо было это у неё спрашивать. Вопросы у меня вырвались как-то невзначай, сами по себе, я вовсе не собирался задевать эту тему.
- Зачем тебе знать о Рафике, Лёня? До сих пор не можешь мне его простить?
И тут меня прорвало. Я говорил и говорил. Никогда прежде не думал, что могу говорить так много и так долго. О ней, обо мне, о том, что я её любил, а она меня предала. Что ей не на кого пенять, кроме себя. Что и Паша, и Костя – это расплата за грехи. И всё, что тогда натворили брошенные ею Артём с Аликом, ей тоже припомнил.
Тогда она сказала:
- Мои отношения с Пашей и Костей – мои и только мои. Ты не смеешь их касаться. Никто не смеет. Просто вспомни, что от добра добра не ищут. Теперь про Артёма…Ты же никогда не считал себя его настоящим отцом…
А кем, простите, я должен был себя считать, если тогда мне в лоб было сказано: не суйся, он не твой и баста?
- А про Рафика же, если хочешь знать, знай: с ним у меня ничего никогда не было. Дурачок ты, Лёнчик! Это же был элементарный блеф, а ты и не понял. Я решила, если ты будешь меня ревновать, это тебя подстегнёт. Если бы я тогда не придумала закадрить Рафика, чтобы как-то тебя привлечь, ничего бы у нас с тобой не получилось. Ты же был типичный тихушник. Скрытный по натуре и болезненно самолюбивый. К тому же казался мне немного со странностями. Ты до скончания века не обращал бы на меня внимания, как на девушку, или продолжал бы на моих глазах клеиться к другим девчонкам, а меня просто продолжал держать при себе и всё. По привычке, в качестве школьного товарища, а я хотела большего…
- Послушать тебя, так я кругом мерзавец. Что ж ты замуж за меня тогда пошла? За такого мерзавца?
- Ну, зачем ты так, Лёня? Подожди, пожалуйста, не перебивай меня. Дай сказать. Пошла, потому что ты мне предложил. А предложил ты, потому что так уж у тебя получилось. А ведь я любила тебя. По настоящему, Лёня. Я со школы была в тебя влюблена. Я и в институт тот поступила только следом за тобой, хотя у нас с мамой раньше была договорённость, что я пойду в Медицинский. Но я хотела только с тобой. Это же было так очевидно. А ты ничего не замечал. Ни моих взглядов, ничего вообще. Ходил, задрав нос выше некуда. И к тому же всё время прикалывался надо мной. Я не понимала почему, Лёня. Почему я у тебя впала в немилость? Почему ты вдруг стал таким кусачим? Что я тебе такого сделала? Ты и потом, когда мы уже жили вместе, никогда не спрашивал меня, люблю ли я тебя. Потому что тебе это было не важно. Тебе главное, что чувствовал ты, а не что чувствовала я. Знал бы ты, как меня это задевало. И если бы не тот самый случай, нашего с тобой Тёмки тоже никогда бы не было на свете. Вообрази только: не-бы-ло-бы-ни-ког-да! Сначала меня радовало, что моя уловка сработала. Я думала, ты станешь гордиться собой. Как же, такое благородство с твоей стороны! Тебе же всегда нравилось, что я чувствую себя обязанной тебе. Я думала, ты погордишься немного и перестанешь, когда надоест. И тогда я скажу тебе правду. Или сам додумаешься. Он же просто вылитый ты. Если бы ты проявил хоть чуть-чуть сообразительности. Но ты никогда не обладал ни малейшим чутьём на других людей. А потом стало ещё хуже. Я поняла, что тебя такое положение вещей полностью устраивает. Когда ты, если что, как бы ни при чём…
- Подожди! То есть как нашего с тобой?!
Прежде, чем она ответила мне, я ещё успел подумать, что, может, неправильно расслышал или не так её понял.
- Какой же ты тормоз, Лёнчик! А вот так! Он – твой родной сын. Твой и мой. Я же сказала уже тебе, что с Рафиком у меня ничего и не было. Я всё придумала. Подлым образом сочинила. Вот так! Такая я комедиантка! Ну, ругай меня, кори! Да, я виновата, я выдумала эту глупую ложь, но только, чтобы позлить тебя. Я же не знала, как иначе!.. А потом… Потом я подумала, если признаюсь, что солгала, ты всё равно уже другим по отношению ко мне не станешь. А, может, будет ещё хуже. Уж пусть будет так, как есть. Это был мой секрет. Только мой. Я никому его не сказала, даже Миле, с которой мы в то время были подругами. Я тогда так запуталась, Лёня. И ещё мне всё время казалось, что ты не любишь Тёмку, как надо. Как должен любить отец. И уже не полюбишь никогда. Ты никак не мог простить мне Рафика. Не мог простить Тёмке… Я же видела, как ты на него смотрел, я не слепая. Поэтому во мне возмутилась материнская гордость. Дурочка была, мне ж только двадцать лет было…
Я опешил. Вот уж поистине, если хочешь, чтобы в ложь поверили, она должна быть чудовищной.
- Это правда?! Если – да, то ты понимаешь, что сейчас сказала?!
Я кричал. Мне плевать было, что в соседней комнате Марина и что, может быть, она всё слышит. Пусть думает, что хочет. Хотя у нас толстые стены.
Потом до меня дошло, что кричу я яростным, надсаженным шёпотом.
- Я всё понимаю, Лёня. Я знаю, я сказала никому не нужную правду. Как будто это теперь так важно!.. Я сгубила твои лучшие годы. Прости меня, Лёня! Ах, если б загадать невозможное и вернуть всё на тридцать лет назад! Нет, не на тридцать, а на тридцать пять. Скажи, разве с тобой такого никогда не было? Чтобы всё вновь стало, как в тот день, день нашего с тобой знакомства, первого сентября. Так ясно. Так просто. Так поправимо. Так доступно. Так неизбежно…
Она всё понимает! Ни черта она не понимает!
Арчи заглянул поинтересоваться, что тут у меня происходит. Он шумно втянул носом воздух и, удостоверившись, что я на месте, а посторонних в помещении нет, сконфуженно ретировался.
Но она была здесь. Я слышал её дыхание. Вот она – тут, рядом со мной, притихшая и настороженная.
Потом она заговорила вновь:
- Лёня, раз ты теперь всё знаешь, прошу тебя, помоги Артёму. Твоему сыну, Лёня. Он весь измучился. Так, как он живёт, дальше жить нельзя. Врачи говорят, его может спасти только операция. Ему бы пересадили мою почку, но у нас с ним несовместимость. Такая беда! Значит, вся надежда только на тебя. Ты не думай, мы не нуждаемся. Деньги на операцию есть. Нужна только донорская почка. Твоя, Лёня! И твоё согласие на пересадку. Если бы ты только согласился! Нужно будет, конечно, пройти обследование. Мало ли… Но я буду молить Бога, чтобы всё сложилось хорошо. Ты же ведь здоров, правда? Никогда ничем серьёзным не болел. И спортом занимался… Лёня, приезжай, а! Это теперь так просто. Даже виза не нужна. Я узнавала. Только загранпаспорт. У тебя ведь есть загранпаспорт?
Она произнесла это скороговоркой, на одном дыхании, словно боялась, что не справится. И совсем уж по-ребячьи шёпотом добавила:
- Ты мне нужен, Лёня. У меня больше никого нет, кроме тебя...
[Скрыть]Регистрационный номер 0036026 выдан для произведения:
XIX
Вот я ишак отвязанный! Что я такое несу?! Чёрт меня за язык потянул! Не надо было это у неё спрашивать. Вопросы у меня вырвались как-то невзначай, сами по себе, я вовсе не собирался задевать эту тему.
- Зачем тебе знать о Рафике, Лёня? До сих пор не можешь мне его простить?
И тут меня прорвало. Я говорил и говорил. Никогда прежде не думал, что могу говорить так много и так долго. О ней, обо мне, о том, что я её любил, а она меня предала. Что ей не на кого пенять, кроме себя. Что и Паша, и Костя – это расплата за грехи. И всё, что тогда натворили брошенные ею Артём с Аликом, ей тоже припомнил.
Тогда она сказала:
- Мои отношения с Пашей и Костей – мои и только мои. Ты не смеешь их касаться. Никто не смеет. Просто вспомни, что от добра добра не ищут. Теперь про Артёма…Ты же никогда не считал себя его настоящим отцом…
А кем, простите, я должен был себя считать, если тогда мне в лоб было сказано: не суйся, он не твой и баста?
- А про Рафика же, если хочешь знать, знай: с ним у меня ничего никогда не было. Дурачок ты, Лёнчик! Это же был элементарный блеф, а ты и не понял. Я решила, если ты будешь меня ревновать, это тебя подстегнёт. Если бы я тогда не придумала закадрить Рафика, чтобы как-то тебя привлечь, ничего бы у нас с тобой не получилось. Ты же был типичный тихушник. Скрытный по натуре и болезненно самолюбивый. К тому же казался мне немного со странностями. Ты до скончания века не обращал бы на меня внимания, как на девушку, или продолжал бы на моих глазах клеиться к другим девчонкам, а меня просто продолжал держать при себе и всё. По привычке, в качестве школьного товарища, а я хотела большего…
- Послушать тебя, так я кругом мерзавец. Что ж ты замуж за меня тогда пошла? За такого мерзавца?
- Ну, зачем ты так, Лёня? Подожди, пожалуйста, не перебивай меня. Дай сказать. Пошла, потому что ты мне предложил. А предложил ты, потому что так уж у тебя получилось. А ведь я любила тебя. По настоящему, Лёня. Я со школы была в тебя влюблена. Я и в институт тот поступила только следом за тобой, хотя у нас с мамой раньше была договорённость, что я пойду в Медицинский. Но я хотела только с тобой. Это же было так очевидно. А ты ничего не замечал. Ни моих взглядов, ничего вообще. Ходил, задрав нос выше некуда. И к тому же всё время прикалывался надо мной. Я не понимала почему, Лёня. Почему я у тебя впала в немилость? Почему ты вдруг стал таким кусачим? Что я тебе такого сделала? Ты и потом, когда мы уже жили вместе, никогда не спрашивал меня, люблю ли я тебя. Потому что тебе это было не важно. Тебе главное, что чувствовал ты, а не что чувствовала я. Знал бы ты, как меня это задевало. И если бы не тот самый случай, нашего с тобой Тёмки тоже никогда бы не было на свете. Вообрази только: не-бы-ло-бы-ни-ког-да! Сначала меня радовало, что моя уловка сработала. Я думала, ты станешь гордиться собой. Как же, такое благородство с твоей стороны! Тебе же всегда нравилось, что я чувствую себя обязанной тебе. Я думала, ты погордишься немного и перестанешь, когда надоест. И тогда я скажу тебе правду. Или сам додумаешься. Он же просто вылитый ты. Если бы ты проявил хоть чуть-чуть сообразительности. Но ты никогда не обладал ни малейшим чутьём на других людей. А потом стало ещё хуже. Я поняла, что тебя такое положение вещей полностью устраивает. Когда ты, если что, как бы ни при чём…
- Подожди! То есть как нашего с тобой?!
Прежде, чем она ответила мне, я ещё успел подумать, что, может, неправильно расслышал или не так её понял.
- Какой же ты тормоз, Лёнчик! А вот так! Он – твой родной сын. Твой и мой. Я же сказала уже тебе, что с Рафиком у меня ничего и не было. Я всё придумала. Подлым образом сочинила. Вот так! Такая я комедиантка! Ну, ругай меня, кори! Да, я виновата, я выдумала эту глупую ложь, но только, чтобы позлить тебя. Я же не знала, как иначе!.. А потом… Потом я подумала, если признаюсь, что солгала, ты всё равно уже другим по отношению ко мне не станешь. А, может, будет ещё хуже. Уж пусть будет так, как есть. Это был мой секрет. Только мой. Я никому его не сказала, даже Миле, с которой мы в то время были подругами. Я тогда так запуталась, Лёня. И ещё мне всё время казалось, что ты не любишь Тёмку, как надо. Как должен любить отец. И уже не полюбишь никогда. Ты никак не мог простить мне Рафика. Не мог простить Тёмке… Я же видела, как ты на него смотрел, я не слепая. Поэтому во мне возмутилась материнская гордость. Дурочка была, мне ж только двадцать лет было…
Я опешил. Вот уж поистине, если хочешь, чтобы в ложь поверили, она должна быть чудовищной.
- Это правда?! Если – да, то ты понимаешь, что сейчас сказала?!
Я кричал. Мне плевать было, что в соседней комнате Марина и что, может быть, она всё слышит. Пусть думает, что хочет. Хотя у нас толстые стены.
Потом до меня дошло, что кричу я яростным, надсаженным шёпотом.
- Я всё понимаю, Лёня. Я знаю, я сказала никому не нужную правду. Как будто это теперь так важно!.. Я сгубила твои лучшие годы. Прости меня, Лёня! Ах, если б загадать невозможное и вернуть всё на тридцать лет назад! Нет, не на тридцать, а на тридцать пять. Скажи, разве с тобой такого никогда не было? Чтобы всё вновь стало, как в тот день, день нашего с тобой знакомства, первого сентября. Так ясно. Так просто. Так поправимо. Так доступно. Так неизбежно…
Она всё понимает! Ни черта она не понимает!
Арчи заглянул поинтересоваться, что тут у меня происходит. Он шумно втянул носом воздух и, удостоверившись, что я на месте, а посторонних в помещении нет, сконфуженно ретировался.
Но она была здесь. Я слышал её дыхание. Вот она – тут, рядом со мной, притихшая и настороженная.
Потом она заговорила вновь:
- Лёня, раз ты теперь всё знаешь, прошу тебя, помоги Артёму. Твоему сыну, Лёня. Он весь измучился. Так, как он живёт, дальше жить нельзя. Врачи говорят, его может спасти только операция. Ему бы пересадили мою почку, но у нас с ним несовместимость. Такая беда! Значит, вся надежда только на тебя. Ты не думай, мы не нуждаемся. Деньги на операцию есть. Нужна только донорская почка. Твоя, Лёня! И твоё согласие на пересадку. Если бы ты только согласился! Нужно будет, конечно, пройти обследование. Мало ли… Но я буду молить Бога, чтобы всё сложилось хорошо. Ты же ведь здоров, правда? Никогда ничем серьёзным не болел. И спортом занимался… Лёня, приезжай, а! Это теперь так просто. Даже виза не нужна. Я узнавала. Только загранпаспорт. У тебя ведь есть загранпаспорт?
Она произнесла это скороговоркой, на одном дыхании, словно боялась, что не справится. И совсем уж по-ребячьи шёпотом добавила:
- Ты мне нужен, Лёня. У меня больше никого нет, кроме тебя...
Как же все глупо...Как теперь Ленчик будет жить с этим? Ему надо решиться на операцию. А Эля....У неё было столько времени. А она так и не смогла унять свою гордыню...А теперь почти поздно.
Светлана, как Вы быстро с моей "Историей" разделались. Спасибо, что прочитали до конца. Что сказать про Лёнчика? Я, даже будучи автором, за него ничего решить не могу. Он - мужчина, вот пусть и думает, как дальше жить. Вот так вот, бросаю его на произвол судьбы в самый ответственный момент.