Истории мыса Тык - 5 Собаки

            Рядом с человеком всегда живут собаки. А уж в таком месте, как Тык, их не менее двух штук на душу населения. В Виахту собак полно. И все они клубились посреди единственной улицы.  Если их не видно, значит, тетя Зина, заведующая столовой, разбрасывала объедки на заднем дворе. Несмотря на сильные, до 40 градусов, морозы, наибольшую активность проявлял невесть откуда тут взявшийся короткошерстный боксер. Основу стаи составляли лайки всех мастей. Но попадались и широкомордые клокастые уроды: боксер постарался.

            На служебную территорию полигона имели право заходить только две собаки: лохматый Мишка неизвестной породы – любимец Губернатора и изящная легконогая лайка Молекула. В ночные смены на запретную территорию проникал рыжий Барсик – крупный, хорошо утепленный кобель лайковой породы. Барсик как-то задал хорошую трепку Мишке, и когда взбешенный Губернатор пальнул по нему из конфискованного ружья, понял: он здесь персона нон грата. Барсик мог позволить себе ненавидеть Мишку. У него были хозяева: Людмила и Сергей Володины. Когда они обслуживали ночные полеты, а Губернатор отдыхал дома, Барсик просачивался даже на КП полигона.

            Иное дело бесхозная Молекула. Прокормиться она могла только у кухни полигона. Поэтому она терпела все Мишкины издевательства, хотя и была вдвое крупнее его. Обычно Мишка пытался напрыгнуть на нее прямо перед крыльцом. Ему это не удавалось так как Молекула валилась на спину и болтала в воздухе лапами. Мишка кусал ее за шею, бока, лапы, рычал и всячески показывал, кто здесь хозяин. Молекула со всем соглашалась. Видя такую идиллию, Матвей Иванович расслаблялся и обычно кричал:

             – Паша! Дай Молекуле что-нибудь пожрать.

            Слухи о беспринципности Молекулы, очевидно, достигли ушей собачьей общественности, поэтому прогулки по поселковой улице ей дорого обходились. Особенно если ей не удавалось вовремя удрать.

            Когда я впервые руководил полетами, Матвей Иванович зашел на КП в сопровождении Мишки. А я только угостил планшетисток материковыми конфетами. Я люблю собак и кинул Мишке шоколадную конфету. Этот прохвост понюхал и, неодобрительно посмотрев на меня, есть ее не стал.

            – Надо не так, – сказал Матвей Иванович. Он подобрал конфету, осмотрел ее и сказал, – Вот Барсик  сейчас съест. Барсик! Барсик, где Барсик?

            Он положил конфету на пол. Мишка тут же подлетел и съел конфету с такой жадностью, что даже пол зубами поцарапал.

            Когда Губернатор с Мишкой ушли, появился Барсик. И его я угостил конфетой. Он никогда в жизни таких вкуснятин не ел, и я сразу стал его лучшим другом. Он завилял хвостом, тщательно меня обнюхал, подбил мордой снизу мою руку, чтобы я гладил его, и улегся у моих ног.

            Люда Володина, планшетистка, продемонстрировала мне особенность Барсика:

            – Вот вы бросьте горящую сигарету на пол. Посмотрите, что будет.

            Я бросил. Барсик тут же подскочил и когтем передней лапы заскреб по полу, стараясь отделить тлеющий кончик от сигареты. Когда через полчаса я опять бросил окурок на пол, Барсик повторил этот фокус.

             – Он и на улице это делает. Терпеть не может, когда сигарета на земле дымит. Пожарный инспектор какой-то, а не собака.

            Через год я опять прибыл на полигон. Идя по улице Виахту, я чем-то не понравился боксеру, и вся свора с оглушительным лаем кинулась в мою сторону. Я стал озираться в поисках палки. Тут передо мной возник здоровенный рыжий пес. Он стал грудью к подбегающей своре и громко зарычал. Собаки сразу потеряли ко мне всякий интерес и побежали по своим собачьим делам. Только боксер долго не мог успокоиться и басовито бУхал издалека.

            В моем защитнике я узнал Барсика. Он прижимал уши, приветливо размахивал хвостом, подбил носом мою ладонь, чтобы я погладил его. А потом, дабы у меня не оставалось никаких сомнений, заскреб когтем передней лапы по земле. Дескать, помнишь, это я – пожарный инспектор!?

            После того, как Барсик защитил меня от своры собак, он стал моим другом. Когда я в одиночестве гулял по берегу моря, он, иногда, сопровождал меня. Но ему больше нравилось гулять по тайге. Там он всегда находил что-то интересное. Пытаясь показать находку и мне, он заливисто лаял и сердился на мою бестолковость. Сколько я ни вглядывался в заросли лиственниц или кедрача, увидеть мне ничего не удавалось.

            Если после завтрака или обеда я шел в поселок, то обязательно прихватывал на камбузе кусок жареной рыбы, косточку или хотя бы хлеб. Я всегда встречал его в поселке, резвящимся в собачьей стае. К сильной зависти окружающих, Барсик получал угощение. Когда темнело, собаки разбегались по домам, где жили их хозяева. Там, звонко лая на прохожих, они отрабатывали свой хлеб, неся караульную службу. Служба выражалась в готовности отдать жизнь за вверенное им имущество, на которое, по правде говоря, никто и никогда не покушался. Нес службу и Барсик. Его честная и цельная натура заставляла серьезно  и ответственно относиться к своим обязанностям.

            Но однажды Барсик попал в сложное двусмысленное положение.

            Мои друзья, Людмила и Сергей Володины, пригласили меня на чай. Мы вышли с территории полигона, когда было уже довольно темно. По улице, освещенной тусклыми лампочками, пересекли почти весь поселок. Подходя ко двору Володиных, я услышал как громко и грозно залаял Барсик. Он, привыкший, что хозяева приходят вдвоем, увидел лишнего человека. И тут в этом третьем лишнем человеке он узнал меня.

            Облаивать друзей не принято. Но и поступиться служебным долгом пес не мог. На секунду он замолчал. А потом мгновенно принял решение. Продолжая лаять, он спрыгнул с крыльца. Метнулся по двору к какой-то щели в заборе. Пролез сквозь нее и рванул к нам.

            Я был озадачен его поведением. Не мог мой друг так подло предать меня.

            Но Барсик, игнорируя хозяев и их команды, подскочил ко мне, лизнул руку, подбил ладонь носом, чтобы я погладил его и поскреб когтем передней лапы землю. Затем развернулся и сквозь ту же щель проник во двор и занял на крыльце сторожевую позицию.

            Оттуда он лаял, пока мы не вошли во двор. Потом кинулся к хозяевам, проявил бурный восторг по поводу их прибытия. Еще несколько раз сурово гавкнул на меня, как бы говоря: «Дружба дружбой, а служба службой».

            Тут Сережа сказал:

           - Барсик, ты что? Это же Саша! А ну, перестань!

Барсик моментально прозрел. Он завилял хвостом, прижал уши, подбивал влажным носом мою руку. Весь его вид говорил: «И как это я так обознался?» 

            Мы пили чай с вареньем из огромных лепестков местного шиповника и обсуждали необычное поведение Барсика.

– Вот зачем, он выскочил на улицу и ластился ко мне? – спросил я, – Ведь потом все равно обгавкал.

– Черт его знает, – пожал плечами Сергей, – поди, разбери, что у собаки в голове.

            Людмила, глубже разбиравшаяся в собачьей психологии, и как женщина, обладающая тонким чутьем, сказала:

– Нет, он хотел вас предупредить, что знает, кто вы и не нанесет вам ущерба. На нас он не посмотрел, вроде не увидел. А потом, когда вошли во двор, сохранил лицо. И службу не нарушил, и вас не напугал.

            Когда мы прощались, Барсик прыгал вокруг и радовался мне. А потом пролез сквозь щель и проводил до самого магазина.